Твоя красота всего лишь форма твоего черепа

Темно. Холодно. Неприятно. Кажется, под ворот что-то попало. Противное ощущение, будто в тебя запустили толстым мокрым слизняком. Из-за соседней двери доносятся неприятные звуки, будто кто-то мучает скрипку, при этом наступая кошке на хвост. Приходится открыть, чтобы прекратить эту вакханалию и акт сношения чертовой какофонии с собственными ушами. Темнота. В лицо дует легкий ветерок, едва ощутимый кожей. Подождите, кожей? Никому не нужен. Глубокий нервный вздох. Сал рефлекторно схватился за горло, просыпаясь после кошмара и сел в кровати, притянув к себе ноги. Один и тот же кошмар, из раза в раз. Фишер не знает, что это, как это работает, но он знает то, что ему это неприятно. Он не помнит, когда впервые его увидел, кажется, очень давно. Видимо до того, как он "погладил собачку". В лицо дует такой-же ветер, но теперь он режет лицо так, будто с него лоскутами сдирают кожу. Поджав порванные губы, Сал кое-как вставляет в глаз протез. Второй начинает отвратительно слезиться из-за ветра, позволяя соленым дорожкам жечь ободранное в мясо лицо. Наскоро нацепив на лицо протез, юноша закрывает окно. Можно вздохнуть более менее спокойно. Луна в окне выхватывает из полумрака фигуру парня, склонившегося над подоконником, полупустую комнату и пустую квартиру. После того, как отец уехал в командировку, засыпать стало сложнее. Кошмары начали сниться все чаще, не давая отдохнуть от того, что ты увидел прошлой ночью. Салли закрыл лицо руками и облокотился на подоконник. Эти сны давно начали выбивать его из колеи, но то, что он увидел сейчас... Парень не знал, какой смысл его мозг вложил в это сновидение, но явно ничего хорошего. Соленые дорожки вновь начинают жечь кожу, но Фишер не может это остановить. Он всхлипывает и поднимает с пола валяющуюся комом одежду, наскоро надевает футболку и штаны и босиком, даже без носков, по холодному полу выходит из квартиры. Пустые коридоры встречают юношу мертвецким спокойствием и тишиной. От этого передергивает все тело. Шлеп-шлеп-шлеп по старому полу. Шлеп-шлеп-шлеп. Кнопка вызова лифта холодная, впрочем, как и всегда. В гробовой тишине звук растворяющихся дверей звучит страшно и неприятно. Пол в лифте холодный, холоднее, чем в квартире и коридоре. Сал ежится и дрожащим пальцем тыкает в кнопку цокольного этажа, параллельно пытаясь запихнуть в отверстие пластиковую карту. Кажется, ворот уже успел намокнуть. Надо бы успокоиться... Третий. Второй. Первый. Цокольный. Никому не нужный урод. После открытия дверей Фишер выходит-вываливается из лифта на холодный кафель и чудом умудряется не упасть, схватившись за стиральную машину. Наверное, единственное, зачем она тут стоит. Ноги и руки дрожат, сложно контролировать свои движения, но даже несмотря на это подросток все-таки распрямляется и на полусогнутых ногах подходит к двери и максимально тихо открывает ее. До боли знакомая квартира. Как же много воспоминаний, связанных с ней. Хорошие и плохие, веселые и грустные, разные. Но все они дороги. Лиза, наверное, спит, так что нужно быть максимально тихим. Сал сглатывает и медленно, почти на цыпочках подходит к двери с большой табличкой "KEEP OUT!" и, уже не церемонясь, просто наваливается на бедную дверь, открывая ее на распашку и падая на пол на и так разодранные колени, уже не парясь о том, что он ударится, возможно сильно. Дверь шандарахается о мольберт, из-за чего тот летит ко всем чертям на пол вместе с пустым холстом. Хорошо, что друг ничего еще не рисовал, а то пришлось бы выкручиваться. Раздается оглушительный "бум". Ларри подскакивает на старом пуфе, отбрасывая в сторону плеер с наушниками и охуевшими глазами-тарелками рассматривая тело, лежащее у него на пороге комнаты. В два часа ночи он ожидал увидеть что угодно, вплоть до Лизы, внезапно вошедшей в комнату, потому что ее разбудила достаточно громкая музыка, но не лучшего друга в откровенно хуевом состоянии, которые раскорячился на полу и обнимает свои колени ногами. — Эй, чувак! Ты чего, с тобой все в порядке? Джонсон оказывается рядом с Салли буквально в секунду, осторожно его поднимает и, придерживая за плечи и пояс, помогает дойти до кровати. Осторожно опустив парня на матрас, Ларри садится рядом с ним по-турецки и, вздохнув, кладет руку на его плечо. У Сала часто бывают кошмары, он знает, друг говорит ему об этом, но металлист впервые видит лучшего друга в таком откровенно отвратительном виде. Он не хочет выпытывать, что да как случилось, он хочет дать Салу то, что ему нужно — защиту и заботу. До уха подростка не сразу дошли тихие всхлипы. По правде сказать, заметил он их только тогда, когда Фишер уже рыдал на всю комнату, как раненная гиена. У него ломался голос, поэтому эти завывания выглядели достаточно жутко. Вздохнув, юноша придвинулся ближе и тихо, мягко спросил: — Опять кошмар? Кивок. — Расскажешь? Отрицательное мотание головой. — Как хочешь, бро. Тебе что-то нужно? Вновь кивок. — Что? Боже, меня тошнит. — Ты когда-нибудь задумывался о том, что мы все одинаковые? — голос Салли звучал приглушенно и сорвано. — Никто из нас не отличается от других. Мы просто мешки с костями, обтянутые мышцами и кожей... Одинаковыми мышцами и одинаковой кожей. Среди нас нет тех, кто отличался бы. Но мы все равно считаем, что все люди разные... Мы даже можем различать красоту и...уродство. Нас привлекает то, что не должно. Привлекают те детали, что красиво сделаны, но сделаны без души. Хотя по сути твоя красота это всего лишь форма твоего черепа, так что чего-то красивого тут вообще нет. Нет. Нет и никогда не было. Не будет. Из-за того, как мы выглядим, люди решают, как с нами общаться. Люди смотрят на то, как мы выглядим. Но знаешь, после того, как наша жизнь круто поворачивается в какую-то неожиданную сторону, приходится подстраиваться под эти повороты. Не все могут. Многие ломаются. Я не хочу ломаться, чувак... Я не хочу. Я не хочу остаться здесь в таком виде. Не хочу... Салли сжал руку друга до побеления костяшек и всхлипнул. На протяжение всей этой пространной речи голос парня неестественно скакал то вверх, то вниз, будто он в какой-то момент разучился нормально разговаривать. Ларри нахмурил густые брови и успокаивающе провел большим пальцем по тонким фалангам чужих пальцев. Он чувствовал всю боль Фишера, но никак не мог ему помочь. Мог лишь выслушать и молча обнять, как обычно. Обнять и крепко поцеловать в лоб, поглаживая его по плечу. Иногда парню казалось, что Салли это маленький котенок, которому просто не повезло в жизни, из-за чего он получил сильнейшие травмы на всю свою жизнь. И этого котенка хотелось защищать. Приподняв парня за плечи, Джонсон крепко прижимает его к себе, осторожно помогая тому пересесть на чужие колени, чтобы было меньше дискомфорта. Ларри до сих пор чувствует, как Сал дрожит, как пытается успокоиться. Но на самом деле, выходит у него это до жути хуево, так что остается только ждать. Именно так все это выглядит без любви. — Наша красота всего лишь форма нашего черепа, он такой же, как у других. Наверное, приятно смотреть на него, иметь, понимать, что он является твоим, но...но любить в нем по прежнему нечего. Ларри чувствует, как друг цепляется за его спину, будто за спасательный круг в бесконечном океане боли. Он понимает, что тот чувствует, но помочь не может. Он знает, что если начнет говорить, будет только хуже. Поэтому он осторожно отстраняет Фишера от своих плеч, все еще приобнимая за пояс. Ларри одной рукой осторожно, будто боясь повредить, расстегивает ремешки на затылке друга и аккуратно снимает протез. Он уже видел это лицо. Это не самое страшное, что он видел в своей жизни. Многочисленные рубцы, шрамы, кожа, отслаивающаяся от мяса, кое-где последнее в чистом виде. Сал поджимает губы и осторожно вытирает шершавыми пальцами слезы. Ему не хочется, чтобы кто-либо его видел в таком виде, но он знает, что Ларри ничего не скажет по этому поводу. И он благодарен ему. Все те детали, что красиво сделаны, но сделаны без души. Металлист спокойно улыбается и мягко накрывает губы Сала своими. Он чувствует, как слезы все еще льются по его щекам, наверняка ему больно, поэтому он осторожно, так, чтобы не причинить боли, вытирает мокрую соленую дорожку с красной от рубцов и иногда кровоточащих ранок щеки. Он надеется, что Фишеру будет хоть немного лучше, когда это закончится. Когда утром он выйдет отсюда, как ни в чем не бывало, спокойный и улыбающийся под протезом. Ларри всегда знал, когда он улыбается. Именно так все это выглядит из-за любви.