История Нильса и Мартина, который не гусь

В коридоре грохнуло, звякнуло, выматерилось. Пожилой полноватый господин выглянул из кухоньки, обтирая руки о фартук с веселыми гусями в соломенных шляпах. «Ну вот, как обычно, не в духе, как обычно, сейчас что-то полетит в стену…» Он привычно убирал подальше особо хрупкие предметы, идя навстречу длинному и худому мужчине, который от дверей простер к нему руки и взвинченно возопил: — И что, как ты думаешь, мне было сказано? — «Дорогой господин Хольгерссон, мы не можем это напечатать в связи с последними изменениями политики в отношении изображения интимных взаимодействий между…». Возьми, — с этими словами мужчина в фартуке всунул в руки «дорогому господину Хольгерссону» деревянный башмак, в каких раньше ходили крестьяне, и какие теперь ошалевшие туристы тащат домой в качестве сувениров, кашпо или пепельниц. — Что это? — Тебе же надо хоть что-нибудь разбить. Пусть это будет старый одинокий башмак. — Почему это он одинокий? У него была пара… а, да… но я был немного не в себе. — Ничего, главное — тебе стало легче. — Да ты издеваешься… Да он издевается! — сообщил высокий своему отражению в зеркальной створке шкафа, полного неровно сложенных кип бумаги, перьев, чернильниц, карандашей и непонятного мусора, явно имеющего отношение к творческой — и, возможно, литературной — деятельности. Объяснять ничего не нужно, все уже знакомо, но Нильсу надо выговориться, и Мартин садится и начинает слушать. — Мне сто лет! Мне больше ста! А они со мной как с мальчишкой!.. Ну, мальчишка и есть, улыбается про себя Мартин. — Я им говорю: так и было! По деревенским меркам я уже совсем взрослый был. Еще чуть-чуть — и уже б в городе работал или батрачил на соседа. А так — шлялся, по хозяйству помогал… а потом появился ты — как гуси полетели, так и пришел. Я тебя сразу заметил, но не подходил, ты такой странный был, незнакомый. Разговаривали о тебе люди, обсуждали всяко. А потом подошел. Ты рассказывал много. Мне же просто интересно было!.. Ну да, думает Мартин. Хвостом за мной бегал, приставал с расспросами, достал страшно, аж отлупить хотелось. Но не рискнул, мало ли, выгонят еще, а зимовать где-то надо было. Зима тогда была ранняя, но не теплая. Почти как сейчас — те же пушистые хлопья снега на ветках поутру, та же холодная синева неба… как его глазищи… теперь уже в очках. — И они мне, главное, тычут мультфильмом русским — мол, там-то мальчик маленький. Я им объясняю: при чем тут я, при чем тут реальная история? А они мне — андерэйдж и секс с малолеткой! Прямо вот «Ахтунг, пидорасы!» и «Форбидден навсегда»… Ну, не такой уж он и малолетка был, думает Мартин, пытаясь поймать мечущегося Нильса за руку. Всего-то года на три-четыре младше меня самого, когда мы сбежали, тогда все раньше взрослели. Зажатый, конечно, стеснительный по-своему. Я ж его сколько раз к девчонкам сплавлял — румяные такие сисястые телки, хех. На все готовые. Сам бы мял, но они все на Нильса смотрели. Он же был вихрастый, длинноногий и… крупноватый, хех. В мультфильме он мелкий такой, щуплый. Но на хозяйстве в деревне не больно-то схуднешь, да и хозяйки все как одна кашеварили с утра до вечера, кормя работников от пуза. Вот и Ульда старалась. Думала, для себя меня откармливала, а «братца» моего — для дочки своей, Сельмы, будущей учительницы. Братьями сами назвались, ну не отец и сын же — разница-то хоть лет двенадцать должна бы быть. Кроме того, братьям одну постель стелили, вот мальчишка и поспешил себя родством определить. Хозяйка все посмеивалась, мол, обучи младшего-то как полагается… Обучил, что ж… Мартин удовлетворенно вздохнул. — Да ты не слушаешь! Вот я кому сейчас рассказываю?! — Я слушаю. — И о чем я… — Ты отнес книгу «Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона и Мартина Трумпе в Лапландию вслед за дикими гусями» для публикации, ее отдали на экспертизу, аудиторы узрели запрещенный контент и зарезали, несмотря на рейтинг. Ты психанул… — Я не психовал! Я! Никогда! Не! Психую!!!.. Где тапок?! — деревянный башмак, наконец, летит в стену, крякает и разваливается вдоль пополам. — Вот! Всегда из-за тебя так! Мартин поймал Нильса за указующий палец и притянул к себе. — Ну почему ты не хочешь написать сказку на «детский рейтинг»? Хотя да, Сельма ее уже написала… — Мстительная толстожопая сука! — убежденно заключает Нильс. — Сначала растрепала всем, что у меня маленький… а у меня не маленький, правда?.. Вот смотри… — Смотрю, смотрю. Совсем не маленький, да, — улыбается Мартин. — Тебе.? — …конечно, нравится, — ну вот, вроде его отпускает. Нильс завозился, пытаясь вывернуться из объятий — стоя, он почти на голову выше Мартина, им не очень-то и удобно, и потому он еще брюзжит. — Сказку… Посмотри, что «они», — ох, лучше б плюнул, — сделали с Маугли… Было же все нормально, обычно: ну, сбежали два парня из деревни, ну, стали жить вместе… Нет, «эти» сказали, нельзя. И понеслось… Сначала… — о-о-о, это может быть надолго… — Сначала Багир стал леопардом, круто, да? Типа, не зоофилия. Потом пошли нестыковки: чего это мужик мужика ревнует, хотя и леопарда? И Багир стал бабой. Вот ты хотел бы стать бабой? Мартин всей позой выразил несогласие. — Мало тебе, что меня гусем изобразили? — Ну… сука же, говорю. А тут вот, представь: все вокруг весело ебутся, — Мартин подобных оборотов не одобрял, но не возразил: главное, дать выговориться, а потом уж как-нибудь… — И твой, заметь, мужик тоже ебется (но как баба), и только ты одиноко дрочишь своего удава под баобабом, а рядом дряхлый хер в медвежьей шкуре вещает, что таков Закон джунглей… Ну, если он таким языком и тексты пишет, понятно, почему его заворачивают с публикацией… Мальчишка, до сих пор мальчишка — даже хихикает тоненько и шкодно. Мда, сентиментальность — признак старости. Но мы-то еще ого-го, ого… го… о… куда ты… ну, кто б сомневался: «Я попсиховал, утешьте меня…». — И вот что несправедливо… О, только не по-новой! — Значит, мультяшному Нильсу с гусем из дома сбежать — это можно, а двум вполне взрослым здоровым парням — нельзя. Где логика? — Один несовершеннолетний, они всегда к этому цеплялись, — Мартин тянет Нильса за руку к креслу. — Ну и что? А «возраст согласия»? Я вообще-то согласен был… И ничего не боялся! — Нильс горделиво глядит на Мартина сверху вниз. Мартин хмыкает и, не разжимая губ, шепчет: «Даже мышей…» О-о-о, на это стоит посмотреть: паника, смущение, досада и, наконец, Нильс хохочет и хлопает себя по коленкам. — Нет, ну ты помнишь, какие мы дураки были? Я не думал, что мышей может быть так много и они такие… бр-р-р! А как мы от них по первому льду убегали, помнишь? И чуть не утонули. И я там потерял любимую губную гармошку. И мы, два идиота, ныряли за ней, пока какой-то бородатый коротышка не разорался и не прогнал нас с берега. До сих пор жалею — я ее так любил… А вот и драматические нотки. — Зато нас с тобой показали прямо героями, — утешает Мартин. — В мультике. И тебе нарисовали дудочку. Нильс ворчит что-то про лишние дырочки и несоответствие гуся натуральному размеру. — Пожалуйста, помолчи! — взмолился Мартин. — Иначе и этот вариант не пропустят… — Они извращают реал! — Нильс хмыкает и хитро поглядывает на встревоженного Мартина. — Как можно молчать, если они в мультфильме показывают — мою! — дудочку почему-то мышам! Я что, эксгибиционист? — он гротескно распахивает полы воображаемого пальто и выписывает бедрами восьмерку. — Ты вредный мальчишка, — Мартин уже в открытую смеется, устраиваясь на скрипящем старом двухместном кресле. — А ты… — невнятное бормотание, шорохи. Свет. Занавес. Ах, простите, это не занавес. Это колышутся прозрачные одежды Аудиторов. Они надзирают за реальностью. У них нет чувств и эмоций. Для них лучший фанмир — мир канона, который никто не извращает, не переписывает и — не читает. — Мы считаем, — невнятно шелестят они, — лучше, если авторы будут заняты друг другом, чем писать и выкладывать то, что мы — в свете последних результатов законотворчества — откровенно завернем… Но Нильс и Мартин их уже не слышат.