***
Фил давно взял за правило: научиться переваривать жизнь такой, какая она есть. Без лишней мишуры. Двадцать лет за плечами, кто-то скажет, что зеленый ещё, но Валера бы поспорил, отстаивая свою правду. Многое пришлось пройти, а когда и с суровым молчанием проглотить — и забыть об этом, желательно навсегда, не передергивая нервы. Они еще понадобятся. Забыть и равнодушие родной матери, о судьбе которой доселе ничего не было известно, и об одиночестве. И холодные стены интерната в Подмосковье стереть их из памяти набело. Но коллекционировать и перечислять свои жизненные барьеры Фил не собирался. Да ну его в баню ваш самоанализ, который рано или поздно доведет до ручки! Нужно быть готовым к любой круговерти, во всеоружии. Благо, кулак отобьет. Именно поэтому Валера не удивился Лизиным новостям о девушке лучшего друга. Кто же мог подумать, кто виноват, и кто же мог нагадать, что Ленка, в которую так рьяно влюбился Белов, загуляет? И какие там были причины, к чертовой бабушке, в которых никто особенно и не желал разбираться? Вариантов с гулькин нос, если уж сам Пчёла, видавший многие компании и водивший самые разнобойные знакомства, изрек многозначное — «манекенщица», советуя забить на это дело. Всё равно Саньку ничего не скажут, пока на службе. И как шокировать пацана в армейке? Пусть себе охраняет государственные рубежи. — И что Саньке-то сообщить теперь, раз пошла такая пьянка? Сашка там с ума сходит. Ждёт же дембель, как Первомай. Писал, что жениться собрался на ней. — А что написать? Так, догадки, возомнили себя судьями. — Не каждый день видишь такое. Блин, я бы тоже подумал! — Вдруг ждет его, плачет ночами, а Витя что-то не так услышал? И я глухомань. — Глухая, мы же как-то ведём диалог? Прямо расследование затеяла, Холмс! — С Холмсом, Фил, меня ещё никто не сравнивал, но ты Ленку вспомни! Мальвина с вечно-опущенными глазами. Удивительно, что мы вообще разговаривали. Особенно на проводах, ты бы знал… — Думаешь, не помню, что это Сашка вас уговаривал общаться? Ещё и платье ей сдарила, щедрый Буратино. — От чистого сердца, — не понимала Лиза упрёков друга, пусть и выслушивала, — если мне не надо, а у неё глаз горел. — Правильно тебя тёть Валя отчитывала за ту тряпку! — Качественная югославская тряпка. Отдала и забыла. — Бабский нюх сразу в оборот возьмет! — Да что ж вы все меня тем платьем попрекаете? Не к лицу мне кислотный цвет! — Перекрасили бы, если не идет. — И тогда бы ни к селу, ни к городу. Ладно, не об этом разговор. — Ясен пень, чего тебя беспокоит, — произнес Филатов, поддерживая Лизку за локоть. Она чуть не слетела с бордюра, по которому упрямо вышагивала, — но Косматому надо сказать про то, что узрели. Он уж точно вызнает, а потом и обмозгуем, как Белому поведать. Так Пчёле и передай, если спорить опять придется. — Главное, чтобы не сейчас спорить, — беседка была не так далека, и Лиза видела темный затылок Космоса, который он почесывал левой ладонью, изображая бурную мыслительную деятельность. Витя, сидевший рядом, подбрасывал свою черную любимую кепку вверх, и, кажется, был совершенно спокоен и беззаботен. — Вам спорить — как с горы катиться! — Валер, подожди… — Павлова решила ухитриться — в нескольких шагах остановила Филатова, и почти бесшумно подкралась к Холмогорову, лишая его возможности, лицезреть картину увядающей природы. Космос разгадывал любимую девушку с первых нот. Такими пальчиками играть на каком-нибудь клавишном монстре, по образцу стоявшего в гостиной Холмогоровых инструмента. Однако музыку Лиза оставила после гибели родителей, не помышляя о возвращении к детскому занятию. После автокатастрофы руки Павловой были закованы в гипсовые повязки, лишая её возможности заниматься чем-либо в принципе, а шрам на тыльной стороне левой ладони служил въедливым напоминанием. Ведь Лиза смотрела на собственные изломанные руки и корила себя за то, что оказалась выжившей. Но раны худо-бедно затягиваются. Космос удостоверился в этом лично. Сам же широко разинул рот от удивления, когда Лиза открыла крышку рояля Юрия Ростиславовича, и быстро прошлась по черно-белым клавишам ловкими пальцами. И Кос, крайне равнодушный к звучанию «коробки с грудой меди», воодушевленно накинулся на Лизу с медвежьими объятиями, прося сыграть ещё, впервые в жизни жалея, что отец-академик снова в командировке. — Ну? Баранки гну, чудище? — не видя лица своей златовласки, Кос знал, что она улыбается во все тридцать два зуба. — Не слышу рокот космодрома? — Пчёл, облава, хулиганы зрения лишают! — Космос и сам давно привык к таким проявлениям чувств Лизы. — Кепка, ты чё оглох? Фила, ты туда же? Кидаете на растерзание? — Идите вы оба, попугаи, — Витя надвинул на лоб кепку, — разорались, бля! — Привет тебе от Софы, провожатый, — а Кос совсем расслабился, решив, что приятный полумрак — сплошное удовольствие. — Кос, приём? — Молодца, маленькая, правильно с ним обращаешься, — поддержал Лизу Фил, запрыгивая на скамью рядом с Пчёлой, — а он балдеет, глядите. — Иди уже сюда, налётчица, — Кос дождался, пока девушка войдет в беседку, и по обычаю сядет к нему на колени. — У-у-у-у, легавый! Боюсь, боюсь! — Заболею и умру. Буду являться похмельной белочкой, Космос, — медленно, отчеканивая каждое слово, цедила Павлова, не скрывая, впрочем, озорства, — Пчёл, ты уже составил проект моего завещания? — У Фильки на подписи. Печать осталось поставить. Боксёрскую. — Вы охренели, — Космос обиженно нахмурился, — и ты, Пчёлкина! — Ты колесо поменял, звезда моя? — сказала она нежнее, приникая к гладкой щеке парня носом, и, ощущая, что с ним снова теплее. — Руки же из того места растут, — укрощать этот вулкан экспрессивности и балагурства не так сложно, — зараза… — с теплотой в голосе отозвался Кос, целуя Лизу в бледную щеку, нетронутую слоем пудры и румян. — Я так соскучилась, Кос! — А я-то как, неугомонная! — Так, нервотрёпки, на ветру не целуйтесь — губы треснут! — сходу вразумил Пчёла, застегивая на себе олимпийку. — Кос, что там у тебя за повод? Потоп, землетрясение? Учти, родительское благословение получишь только через меня! — Да, Кос, — Фил надеялся, что он ничего не успел пропустить в жизни друзей, — может быть, вы с Лизой расскажете? — Космос? — Лиза вопросительно выставила на парня свои голубые глаза, но вместо ответа Холмогоров потянулся ладонью за пазуху кожаной куртки, доставая сложенный в три погибели тетрадный листок. Пчёла сразу же схватился за него, не спрашивая, что это, а Фила поразила догадка: — Опана! Белый чё написал? На границе тучи ходят хмуро? — Да уж, хмуро, — ответил Кос, всё ещё продолжая обнимать свою девушку, и от чего-то мысленно радуясь. Он бы никогда не оказался в таком положении, не зная, что происходит с Лизой, и, не имея возможности на нее повлиять. Возможно, это ревность, но он прав. Прав! — Белый, Белый… — кивнул головой Пчёла, передавая письмо обратно Космосу. — Никогда его каракули египетские не разбирал! Читай, давай, сам, раз он в этот раз тебе написал, шифровальщик! — Тема такая, — начал Кос, отдавая письмо Филу, — он там извелся, как вулкан, говорит, что Елисеева упорно молчит. Просит, чтобы справки навел, ёлки зелёные, что я и сделал. По-быстрому. — Не одна Лиза теперь у нас ранняя птаха, — Филатов знал, кто владеет информацией покруче самого Косматого. И теперь сидел на измене. Витя и Лиза одномоментно встретились глазами, молча выбирая, кто первым расскажет все то, чем располагал, — рассказывай, что там дальше? — Надо было, конечно, сразу вам рассказать, но чего-то не подумал, и поперся туда, где Елисеевы жили, — продолжал Космос, затягиваясь сигаретой, — и оказалось, что нет их там. Белого никто и не собирался предупреждать, что переехали. Лиза снова бросила свой укоризненный взгляд на старшего брата. Пчёлкин, смотря куда-то в сторону, напряжённо соображал, не решаясь начать говорить то, о чем Космос не знал. — Как оно? — размеренно протянул Кос, наблюдавший за движениями своей девушки. — Что скажете? Лизок, ведь ты же что-то знала о ней. Чё Саньке-то написать? Я ж пообещал, что всё пучком будет, а тут сюрпризец чёртов! — Мы перестали общаться ещё в октябре, — оборачиваясь, проронила Лиза. — Ну, Витюша, а дело ведь горелое. Я тебе говорила! — Я, что ли, в этом виноват? Рассказывать об этой фре. Я на пиздабола похож? — сдержанностью родичи не страдали. — Ты нормальная? На меня все шишки скатывать? — Иногда язык в задницу не спрячешь, Витя! — Угомонитесь что ли, Пчёл, — безуспешно вмешался в ссору родственников Филатов, — уступи. — Я один здесь ни хрена не въехал? — вопросил Кос, следя за обозленной Лизой, стоящей в углу беседки. — Ты какого фига, Пчёл, на сестру орешь? По ушам давно не получал? — Сейчас сам в бубен получишь! — успел бросить в лицо Косу рассерженный Пчёла. — Кос, остынь, — студентка перебросила золотистые волосы на левый бок, покручивая кончики в ладони, очевидно, подбирая слова, — и меня послушай. Дело в том, что… мы с Витей видели Ленку… На Рижском, месяц назад. — Каким чёртом тебя туда заносило? — от Космоса трудно ждать другой реакции на подобные новости. — Я что тебе говорил, Лиза? — Послушай меня. Месяц не слушал, а я пыталась сказать, — Лиза присела рядом с Филом, инстинктивно чувствуя себя в безопасности. — Короче, не знаю, что Сашке написать. И что с Елисеевой произошло — тоже без понятия, но в компании она сомнительной. — Это я про нее слышал, — продолжил за сестру Витя, — что подалась телка в манекенщицы, а потом — аля-улю… Того… — Какого лешего молчали? — Кос вспыхнул, давая понять, как сильно он ненавидит тайны. — Дятлы долбанные, месяц! Давно бы уже порешили все! — Как бы эта ценная инфа тебе помогла, Кос? Ты о ней Белому писать собрался? Что Ленка по рукам гремит, да? — почему-то первокурсница нисколько не была удивлена реакции Космоса на собственное молчание. — Чтобы он в армии сотворил с собой неладное! — Ага, напишем, что «Санька, по рукам твоя Елисеева покатилась», — пробормотал Пчёла, за что получил от Фила увесистый подзатыльник. — Валер! Между слов рвануло! — Вы сдурели из-за этой шалавы ругаться? — не понимал ситуации Филатов. Космос возвышался над Лизой, как каменная статуя, взыскательно бросая девушке вопросы: — Ты меня слушать когда-нибудь будешь? Черт с ним, с Рижским, или куда вы с Пчёлой мотались. Ты молчать, как рыба перестанешь когда-нибудь? — А ты мне хамить перестань, — Лиза вскочила с места, вставая вплотную к Косу, — орать на меня! — Ты захотела, чтобы я хамить начал? Ты какого хрена-то Пчёлу слушалась? — А я у тебя на коротком поводке? Псинка, принеси кость? — Лиза схватила сумку, доселе спокойно лежавшую на скамейке. — И если нормально выслушать не умеешь, то помогать я тебе не буду! — Ребята! — Филатов попытался разнять внезапно враждующих Лизу и Коса, которые и ругаться-то давно перестали, а тут… — Брэк! Вы-то куда? — Ты как со мной разговариваешь? — споры с Лизой всегда выжимали из сына профессора астрофизики последние соки. — То есть я лох у тебя, внимания не стою? — Да и ты не с торговкой базар ведешь, не у себя на точке, — озлобленно произнесла Лиза, озираясь на Пчёлу, и, поправив на плече сумку, рванула из беседки. — Валера, целую, люблю. Пока! Космос, было, побежал за ней, пытаясь вернуть на место. Не о такой встрече с любимой девушкой он сегодня мечтал, но Лиза вырвалась, и, топнув напоследок ногой, безмолвно удалилась в сторону дома Пчёлкиных, не скрывая испорченного настроения. — Остынет, Косматый, не грузись, — зная сестрицу, заключил Витя, — недели через две, если на глаза не попадаться, как раз успеешь до границы с Афганом пешкодрапом добраться. — Твою мать, — у Космоса закончились здравые аргументы, — и из-за чего? — Я говорил, что фиговое дело из-за этого собачиться, — Фил не удивлен, что молчание Пчёлы и Лизы обернулось против них. — Девчонка хотела, как лучше, чтобы вы там не городили. Но разобраться надо. Точно узнаем, а тогда и Саньку отпишем. — Или не отпишем… — всё сходилось в одном — слухи Пчёлкину не врали. — Что, может по пивку? А то аж в горле сухо! — Не, бойцы, у меня тренировка полпятого, форму так растеряю, — отказался Фил, и Космос поддержал его, — в другой раз. — А мне к старшим, раз уж так, — голова Коса была занята не только мыслью о том, как он найдет общий язык с Лизой. — Пчёл, ты со мной? — А куда я денусь-то?..88-й. Большой брат
6 августа 2020 г. в 00:50
Примечания:
https://vk.com/alexandrine_younger
https://t.me/alexandrine_valerie
Здание института смотрело на Лизу, как гигантская крепость на карлика, но она с любопытством разглядывала огромные корпуса, выстроенные для будущих светил советской юриспруденции. Перед входом красовался огромный плакат с лозунгом — «перестройка, гласность, ускорение, демократия». Именно такими высокими словами пестрили первомайские шествия, митинги и демонстрации — праздники советского студенчества.
Вокруг кружили студенты ученого вида, чуть ли не роняя библиотечные книги и стопки разных бумажек. Жизнь кипела во всех своих проявлениях. Но Лизу, одиноко сидящую на скамейке, снова терзали вопросы неизвестности. Отчего-то именно сегодня к ней пришла осенняя хандра. Совсем не «очей очарование», как это было у Пушкина, а просто старение цветущей летней природы.
Такой ли жизни хотел для неё папа? Чтобы сидела по пять часов в институте, утруждая себя изучением юридических дисциплин? Ответов на вопросы не было, и Лиза довольствовалась тишиной. С этой молчаливой подругой они всегда друг друга понимали. Перед глазами живо вставали картины восьмилетней давности. Всё осязаемо, только протяни ладонь. Павлова не забыла ни единого слова из рассказов отца и его высокой веры в то, чем он занимался. Кидался с головой в любое начинание, разбирался до крайностей, до самых маломальских тонкостей. «С пути не сбить» — так отзывались об Алексее Владимировиче почти все, кто работал с ним и кто его знал. И всё-таки сбили. За непримиримость к несправедливости судья заплатил очень высокую цену.
Чёртов месяц март! Извечно скользкий и обманчивый. Лиза помнила всё. Никогда не старалась забыть события дня, разломавшего её на мелкие осколки, как и родителей, от которых остались лишь альбомы с фотографиями. И те алмазные серьги, которые были свадебным подарком отца для матери. Столетнюю реликвию носила прабабка ещё прабабка Лизы. Не то княжна, не то графиня, ставшая женой красного командира; из тех, кто в голодные годы гражданской войны распугивал народ железной поступью и черным кожаным плащом. Драгоценности будоражили умы магическим сиянием, которое неизменно шло к голубым глазам Лизы.
Мистическая вещь. Но не о серьгах старых речь.
История жизни отца, пустившего по этапу воровскую гниль, вопреки распоряжениям сверху, должна была навсегда отвадить Лизу от единой мысли о юридическом ВУЗе, но другого пути для себя она не видела. Тем более её безоговорочно поддержали Космос и ребята, считающие, что хоть кто-то из них должен получить высшее образование. И эти люди заявляли, что диплом — пустая трата времени, не стоящая ни нервов, ни сил. Но не в случае с Лизой, для которой должны открываться новые горизонты, а жизнь не должна быть омрачена теми мыслями, из-за которых Пчёла и Кос ушли с головой в рэкет. Это слово неприятно резало слух, но бежать от правды Павлова не привыкла.
— Сестрёнка! — знакомый молодцеватый голос заставил обернуться.
Лиза увидела, как сзади к ней приближается Валера, счастливо купающийся в свободном времени и попрощавшийся со спортивной ротой раз и навсегда. Новенький спортивный костюм черного цвета сидел на Филе как влитой. Как говорил Кос: всё лучше, чем военка. Но к чёрту размышления о серьезном. Сейчас она просто обрадована встрече с большим братом, с которым действительно чувствовала себя маленькой смешной сестрёнкой.
— Малая, нос выше, — боксер заражал Лизу приподнятым расположением духа. Аура у человека светлая.
— Большой брат! — Лиза помахала парню рукой, и он плюхнулся на скамейку рядом, положив ногу на ногу.
— Привет, цвет студенчества! Ну и рожи у вас тут вокруг, куда не глянь…
— Привет, спортсмен. Не ожидала, что ты приедешь, но мысленно сигаю от счастья, — Фил дружески приобнял Лизу за плечи, и от большого и сильного Валерки стало так приятно и тепло, как детстве, когда перед сном её обнимал папа. — Честное пионерское.
— Больше, чем собственному летающему чудовищу? Да ну тебя, Пчёлка!
— Чего ты, большой брат?
— Ладно, дай пять. Рассказывай, почему на холоде одна сидишь?
— Скукота…
— В институте дождаться было нельзя? Кос с Пчёлой не обрадуются, если будешь как Дед Мороз с красным носом на две недели.
— Не-ат, Валер, они сами виноваты. Точнее, Кос. На этот раз я даже не знаю, где оно летает, моя пропажа. Два часа уже, а говорил — полвторого, чтобы как штык внизу.
— Машина у него в непонятках, шутница. А я тебя давно не видел, чего бы ни встретить сестрицу, пока он там колеса меняет? Айда в беседку сейчас, там все и свидимся. Пчёла-то живой после фестиваля за мой дембель?
— Три дня дома ночевал и не бухтит по мою душу, — со смехом припомнила Лиза, но в данный момент её беспокоило отсутствие Космоса. — Черный драндулет когда-нибудь выведет меня из себя! Ладно, фигня. Лучше расскажи, как жизнь молодая?
— Не моложе твоей, чему там меняться? — Филатов говорит о себе неохотно. — Нефиг делать, а надо ж мастера получить.
— Дерусь… просто потому, что я дерусь, друг мой? — фраза знаменитого Портоса из романа Дюма, которым Лиза зачитывалась в классе в восьмом, неизменно шла Филатову.
— Инструктор по спорту, — уточнил Фил, также спокойно улыбаясь, скрывая за улыбкой едва скользящее разочарование. — Всё лучше, чем ничего.
— Может, зря не пошел к армейцам? Подумаешь, порядки строгие. Все с чего-то начинают, — Лизу до сих пор удивляла резкая смена решения Филатова — тренироваться при родном спортивном интернате. О старом-новом занятии Фила ребята узнали после его демобилизации, и Космос сразу рассудил: «какого хрена ловить в боксе», когда есть доступная возможность выбиться в люди другим путем? Но от участия в делах Пчёлы и Коса Валера решительно отказался. Или хотя бы просил не поднимать этой темы до дембеля Белого.
— Всё, что не делается — всё к лучшему. Какая разница, бокс все равно не брошу. Ринг, сама понимаешь, вещь необходимая. Как Санёк с его вулканами. В каждом, блин, письме…
— Нравятся мне ваши с Сашкой мысли, тот в письмах Косу строчит про Горный.
— В поисках золотой жилы, геолог. Клево придумал. Нет, цель в жизни намечена, все лучше, чем…
— Чем золотые цепи? Кто же отрицает? Но в эти дела я не лезу.
— И куда мне до этого, если только вместе с Белым, раз потянется. Считай, весной дембельнется, командир.
— Полкан, — заключила Павлова. — Хорошо, что ты пришел, Валер.
— Поднимайся, а Космос с ума там сойдёт, пока дождется!
— Но ты обещаешь выслушать мою историю? — Лиза изящно приподняла темную бровь, давая понять Филатову, что собственные нежданные переживания, она, как и обычно, выскажет ему. — И ты — могила, большой брат?
— Можно подумать, Лиз, что у Фила-то есть выбор! Хулиганы доморощенные на свиданки зовут? Да уж, не зря приперся! А то Космосила-то давно кулаками махал? Или мне кому сотрясуху организовать, чтоб неповадно стало?
— Не волнуйся, дело меня не касается, но… одновременно и касается…
— По лицу твоему ясно, что учудила опять, сюрпризец!
— Валер, ничего особенного, лишние сомнения.
— Вот это меня и настораживает, всё-таки, пчелиная кровь.
— Не отрицаю, Теофило!
Друзья направились по направлению к метрополитену, по привычке обгоняя друг друга и соревнуясь в частоте шагов. Легконогая Лиза уступала спутнику в быстроте движений, да и к тому же постоянно переминалась на хождение по бордюрам, удерживая равновесие под частые смешки Фила. Время шло неумолимо, но в детских привычках Павлова не менялась.