OST: Юрий Визбор — Милая моя
Космос переступил порог дома под покровом ночи. Прямо под ноги вылетел Тутанхамон, мерзко прооравшись на своем марсианском языке. Сгусток шерсти давно не раздражал, но на случай Кос показал коту увесистую фигу. Тезка фараона, вильнув хвостом, ускакал в сторону кухни. Тишина в квартире свидетельствовала о том, Лиза крепко спала. Устала, что видно по милому лицу, на которое Кос мог смотреть часами, не отрываясь. С каждым днем жена всё больше менялась, но исключительно в лучшую сторону. Часто она смешливо смотрела на себя в зеркало, утверждая, что комплекцией больше похожа на бегемота, чем на Лизу Павлову до замужества. Попалась! Лиза вдоль и поперек изучила то, что показывали по телевизору для детей, читала всяких Макаренко и невольно заражала Космоса стремлением познать всё о детях. Лиза не терпела полумер, и к материнству подходила так, будто бы это экзамен. Самый важный. Что верно, но скатать в этот раз у них точно не получится. Без вариантов. Кос заранее предвидел, что Лиза будет любящей матерью, а он лишь сделает всё, чтобы детёныш не знал, что такое раздор между родителями. Космос помнил собственные переживания. Он шкурой чувствовал, что мать с ужасом вспоминает брак и последующий развод, и видел, как отец содрогается от одного упоминания имени «Ада». Никто не думал о Космосе, и, может быть, поэтому… что выросло, то выросло. Вроде бы неплохо устроился, прилично легализовался вместе с теми, с кем хотел идти по жизни, но Юрий Ростиславович до сих пор негодует, вспоминая, как сын безбожно послал институт на три буквы. Что же, скоро будет на кого надеяться. Старик перестанет переживать понапрасну, а логично отдаст всё своё внимание созданию, которое не будет приносить проблем. Но за ним бы угнаться. На любые опасения Лизы, касающиеся её неготовности к рождению целого человека, Кос отшучивался. За неё он не переживал, потому что они с Пчёлой с пелёнок купались в родственной любви. Из-за этого были дружны, как и положено брату и сестре. А Космосу нужно начинать заново, как по кирпичику. Чтобы ни одна гадина через забор не плюнула. Не сказала бы, что он ничего не может дать галчонку, что только является приставкой, печатающей деньги и дарящей подарки по большим праздникам. Кос уже любил своего ребенка, потому что хотел детей от Лизы, чем и объяснялись его искренние порывы. С другими такой картины мира не представлялось. Он не был Космосом Холмогоровым, если бы все у них сложилось иначе. Не был. Космос включает маленький свет, но спящая Лиза и не думала просыпаться. Щекотка пятки даёт действенный результат, и Лиза, оглушительно зевая, приоткрывает одно веко. Космос мог бы придумывать тысячу причин, из-за которых им с Белым пришлось задержаться в «Узбекистане», где Сашка вздумал привечать приехавшего в столицу Фархада во второй раз, но о них его даже не спрашивают. — Не помню, как уснула, а ты ходишь, как шпион, — Лиза не поднимается. Она захватывает космическую ладонь, прислоняя её к своему мятому от подушки лицу. — Софа сдала вас, Пчёлу Фархада встречать заслали. Я знала, что рано не ждать. — Думал, что один приношу тебе ягодки в клювике. Я же у тебя неповторимый. — Самый лучший на планете, но Софка галдит, как ворона. — Иди сюда, зараза, что так мужа встречаешь? Блохастый выбежал и тот, а ты? — Подумал, что пожрать принёс ему в кои-то веки, но нет. Сам иди ко мне, огнедышащий вулкан! — Чего унюхала? Я за рулем, тем более к новым педалям не привык пока. — Когда тебя это останавливало? — Я себя спаивать не позволял. — Я про дым. У меня обостренное обоняние. — Может, тебе мела погрызть принести? — Нет, тебя хватит, ты вкусно пахнешь. — Чёрт дери, счастья полные штаны! Хороша новость, с ума сойти! — Рада радовать, марсианская ты моя голова, — Лиза ругала себя за редкие желания, которые с трудом поддавались рамкам формальной логики, но ничего не могла с собой сделать. — Зато тебе не приходится бегать по ночной Москве за вяленой рыбкой, потому что мне так захотелось. — Выдумщица, побежал бы я за твоей рыбой, куда делся? Из дома, нахер, выгонишь, а я же здесь хозяин. Как ты бы без меня? — Никак! Обними меня… — Скучала? — Ага, вязала крестиком, шила носочки. Домострой в чистом виде! Ты же это любишь? — Всё, куковать будем вместе, раз спать не хочешь, — Кос не обратил внимания на то, что дорогой костюм помнётся из-за того, что он плюхнулся в нём на кровать, и позволяет Лизе обнять себя крепче, придвигаясь ближе. — Наши тебе привет передали. Пчёла сказал, что от него самый большой и жирный, от всего сердца и печени. — От старых штиблет, — забавно получать приветы от того, с кем жила на одной территории, каждое утро намывая за ним посуду. — Виделись вчера. — Фил завещал, чтобы домой шёл, своих кукол сторожил. Он там по городу развозит пьяные тела, — вечный спор о мальчике и девочке не покидает список излюбленных тем для обсуждения Холмогоровых и их друзей. — Скажет тоже, блин, кукол. Сговор долбанный, я вас накрыл! — Большой брат никогда не ошибается, — Лиза продолжает стоять на своём, — а ты должен занять очередь за пупсами. И бантики выглаживать, как стрелки на брюках. — А я… — в глубине души Космос давно сдался уговорам жены, но ему нравилось, как Лиза смехотворно хмурит точёные брови, думая, что ему действительно есть разница, сына или дочь они ждут. — А я, значит, промазал с прогнозами? — Ты был на удивление точен, как ювелир! — Знай наших, но на фиг коры мочить по мою душу? — Солнце, подшутил надо мной ты, и она уже отзывается на имя. Зову её — Арюша, а она балет свой устраивает. Знак согласия. — Не прикалывался, чтоб ты знала. Впервые в жизни. — Нет, я просто так тут хожу утиным шагом и кудахтаю временами. Сначала в помещении появляется живот, а потом меня разглядеть можно. — Ой, Лизка, это беда! — желая унять возмущения голубоглазой, Космос проходится губами по нежному лицу и щёлкает её по носу, из-за чего Лиза смеётся заливисто и непринужденно. — Покажи мне, где лобное место, алмазная? — Клянись, чтобы я поверила в чистосердечное, — Лиза знала, что Кос продолжит её дразнить до самого роддома. — Прости, жена, что вместо Арьки ждал Павлика. Или Костика, главное, чтоб не Ваньку-дурака, а то с отчеством пролёт! — Ваня — голова баранья? Ёпт твою… — предположение Космосу не вкусу, а Лиза стала смеяться ещё громче. — Ржёшь опять? Не наш случай! — Вот, Космодром, поэтому не буди лихо… — Нет, талдычу ж тебе о том, что мне подвезло! Белый, бля, теперь переживает, что я его кружку отниму. Этот придурок на ней надпись «папа» надраконил, прикинь? — Да слеплю я тебе такую чашку, самолично, отстань от друга. А если мы с Олькой что-то не знаем, и он реально стал папкой, то это проблема. — Не, пальму первенства отобрать не позволю, хрен, — распластавшись на кровати, как морская звезда, Космос обхватывает большой живот жены ладонью, и склоняется к нему, желая почувствовать признак новой жизни. — Эй, атаманша, приём! Как делища? Чё матери опять не даем продохнуть? Вот те на, Лизк, не спит! Слышу ногу… — Удивительное взаимопонимание, сразу на связь вышла, — тонкие пальцы Лизы нарушают ровный пробор на голове Коса, и теперь она совсем не хочет спать, наслаждаясь минутами, которые они проводят вместе. Внимательно следя за лицом любимого мужчины в свете ночника, Холмогорова замечает, что он трогательно улыбается, и эта улыбка дорогого стоит. Никто, кроме Лизы, не увидит такого Космоса, и это навсегда останется только между ними. — Вертится, как малёк в аквариуме, — Кос тихо посмеивается, представляя, как малыш выглядит и сердито хмурит маленькое личико. — Дерётся! Скучно там. Хорошо хоть, что кормят. — Зайка, бей папу! Так ему… — Чему ты учишь моего ребёнка? — Жизни с тобой под одной крышей, лет на восемнадцать точно пригодится. — Не семейка, а преступная группировка! — Сейчас очень смешно было… — А кто меня жалеть-то будет, неугомонная? — С твоими генами, Холмогоров, сложно ожидать пятерки по поведению! — Началось в колхозе утро! — Оно и не заканчивалось. — Мне и в потёмках с тобой по кайфу… — Я говорила, что мне всегда нравилось, как ты в признаёшься в любви?!.. В комнате ощутимо жарко. Сделав над собой усилие, Лиза скидывает с ног махровую простынь, и, отодвинув тяжелую руку Космоса, неспешно встает, чтобы распахнуть окно настежь. Летняя прохлада действует ободряюще, остужая горячую голову, и легкий ветерок колышет светлые пряди, раскиданные по плечам девушки. Голубые зрачки, смотря сквозь темноту, изучают ночной город, знакомый с детства, но одновременно такой неизведанный и таинственный. Лиза помнит, что многого не знает. Сначала она представляла свою жизнь по рассказам отца и матери, слепо преданным интересам государства и собственным идеалам о долге и семье, а когда привычный мир был внезапно обрушен отказавшими тормозами «Волги» во всем положилась на себя и на тех, кто оставался с нею рядом. Со временем в душе непоколебимо лишь то, что бьётся между ней и Космосом. Особенно теперь, когда немыслимое Лизой пару лет назад, стало её настоящим. Какими они будут родителями? Какими глазами дочь посмотрит на них через пять лет, десять или пятнадцать?.. Дочка! Можно подумать, что всё случилось в момент, когда окружающих беспокоят иные сценарии, но они её очень ждали. Лиза не понимала, каким чутьём объяснялось то, в чём она почти убедила мужа, но замены быть не может. Поэтому так уверенно говорит Космосу о том, что их ждёт очень завидная доля родителей девочки, которая осязаема и близка. Сны декабря не врали… — Не уходи от меня далеко, Лизк! — голубоглазая ощущает теплую мужскую кожу спиной, и с наслаждением облокачивается на грудь мужчины, будто бы стремясь в него врасти. Любит и зависима. Нет, не стыдно. — Будет у нас и утро, и вечер. Ты что, моя? — На месте не сидится, — нет ничего приятнее, чем любимые губы, с лаской касающиеся шеи и плеч, и Лиза охотно поддаётся искушению. Она снова спряталась, а он трепетный и чуткий. Он её любит. — На самом деле, Кос, мне очень хорошо. Очень! Все живут переживаниями, куда-то бегут, а мне дышать хочется. И дышу… — Сладкая моя, я вообще не могу видеть, как ты отворачиваешься, — и терпеть не может, когда она оставляет его одного. Бежит за ней, как заколдованный. — Будто обиделась… — Я помню, Кос, что должна смотреть только на тебя! — С видом девушки красы невиданной, с глазами-тормозами, которую я обожаю! — Сейчас замурлычу, как кошка. — А я, Павлова, тебя обожаю конкретно… — Давно я не была Павловой у тебя. — Я эту ситуацию исправил… — По мне видно! — Потому что линии на ладони одинаково пляшут. — У них выбора нет. — И не надо… Космос и Лиза непоколебимо верят в правильность происходящего. Можно было бы прокричать о любви на весь мир, с треском разрезая тишину спальни, но об их вечном чувстве уже всё сказано. Завтра Холмогоровых неизбежно поглотит суета дня, заботы и быт, но важно стоять, обнявшись, смотря на ночную Москву, навсегда их соединившую. Они никогда не бросались словами зря…***
Космос прибавляет громкость новехонького музыкального центра, чтобы стены квартиры тряслись в ритм звучания импортной аппаратуры. У них дома опять собралась компания в составе шести человек, а выходные давно не выдавались столь праздничными. Лето было слишком жарким, чтобы прогуливаться по бульварам и паркам, а квартира Холмогоровых позволяла гостеприимно вместить весь шалман под свою крышу. Поэтому дом потерял свой покой до глубокой ночи. — Чего, пенсионеры? — тембр холмогоровского голоса, казалось, может достать до невиданных морских глубин. — Как мыши в хлеву не сидим, булками двигаем! Космосила сказал песни орать и водку пить, поэтому слушать мою команду! Лизок, скажи? — Генерал фигни не посоветует, — Лиза и рада бы последовать зову мужа, но вместо этого перекатывается со стула на кресло, нутром чувствуя тяжесть приближающегося вечера, — а вы музыку заказывайте, ребят, музыку! Теликом сыты не будем. — Эй, диск-жокей, только давай не про желтые тюльпаны, — почти слезно просит Фил, которому попса набила оскомину, — а то сейчас некоторых понесёт, как тогда под «Синих лебедей» на нашей свадьбе. Витюша и Софушка, не слышу ваших аханий! Это вы тогда всех достали, нажрались, как свиньи. — Косыч, — пришла очередь Софки отстаивать своё право, — Космосина, братец родимый! Давай про них, про желтые, а мы с Пчёлкиным Валере докажем, где раки зимуют. Чисто отыграться! Как дочь профессора сына профессора прошу… — Я, твою ж налево, тут чемпион по танцам-шманцам! — охотно поддерживая Софку, заставившую его покинуть лоджию, едва загорелся огонек сигареты, Пчёла сам понимает, что его рыжую морду не спрашивали. — Вашу бабушку! Тюльпаны, пионы… — Будет вам клумба, Вить… — Врубай уже, Холмогоров! — А мы с Томкой подпоём. — Ага, чтобы жизнь медом не казалась! — Куда им, и так в улье всю дорогу кантуются… — На то они и пчёлы… И пока Фил и Тома пытались аккуратно открыть разноцветную коробку с тортом из ресторана «Прага», то две пчелы сходили с ума по-своему. Друг по другу. — То есть, Пчёлкин, ты по серьёзке думаешь, что меня перетанцуешь? — Софокл, дочка ты бесячая, когда бы я тебя обманывал? — Список твоих косяков показать, Робинзон? — Не пали контору, женщина. — Правильно мыслишь, слишком много свидетелей, так и поверят!.. Софка была идейным вдохновителем внеочередного праздника. Это она вспомнила о знаменательной дате в их с Лизой биографии. Ровно три года назад, сдавая вступительные испытания в институте, они познакомились. С тех пор события в ближнем кругу произошли эпохальные. Кто-то женился, кто сменил статус своей… деятельности (Софа не лезла в эти дебри), а кто-то просто нашёл друг друга, не понимая, как им хватило мозгов целый год не обращать внимания на то, что друзья из них, как из Космоса балерина. Больше Витя и Софа не ошибались, но продолжали подкидывать всем информационный повод для шуток. — Не, братва, вы гляньте, как понесло, вроде не всё выпили! — еле уместившись на подлокотнике своего кресла, которое вероломно захватила Лиза, Кос пытается привести двух пчёл к порядку. — Кто тут коронованный танцор-диско теперь, кто? Выделывается он своей задницей, выебывается на все триста шестьдесят, смотрите! Пчёла, блять, ты покусился на мою войну! Вот не был бы кто-то кенгурятиной, мы б щас вам так щи утёрли, гады! И танцами, и шманцами, и обниманцами. — Китайскую вазу мне не снесите, — Лиза обмахивается старым выпуском «Комсомолки», удобно облокотившись на мягкую спинку мебели. — И, Софка, такие телодвижения доводят до того, к чему пришла я, держи ухо востро. Это как подруга говорю, а не как сестра Вити. Как приедет Фархад опять, мы тебя ему сосватаем, а Космос сторгуется! — Нахер такие путы, сестрица? Фара на косматых Лизок западает, проверено учёным народом, — Пчёла держал оборону, несмотря на то, что пытался подражать более изящным движениям Софы. — Это он на тебе, Лизка, в прошлый раз чуть не женился, звездой востока обзывал, а потом узнал, что там сразу космическую ораву на содержание надо брать. — Пчёл, я дама замужняя и глубоко беременная, не вышел у вас с Санькой каламбур века, — упомянутый Лизой Белый, выбирая между сабантуем, организованным Софой и концертом для оркестра со скрипкой… Выбрал второе, и не сказать, что Голикова роняла слезы. Встречи с женой Саши не красили её настроения, которое и так не раз испытывали на прочность. — Пришлось бы вашему Фаре на разведенке с прицепами жениться, а Кос со мной бы потащился. Мы по-другому не умеем. — Ебанная шуточка над Космосом Юрьевичем, — такого Холмогоров никогда не забывает, если уж дело касается его жены. — Я вам в следующий раз, курвы с котелком, поприкалываюсь! На пиздюлях все летать будете, отвечаю. — А Софке Генераловне у азиатов медом не мазали, — Лиза не раз грозилась Софе, что если они с Пчёлой будут планомерно выводить друг друга из орбит, то кого-то из них она точно отправит по определенному адресу, — и малиной тоже! — Хорош, беременным и впечатлительным слова не давали. Выкуси, Кос! — дрыгаясь под «Желтые тюльпаны», выбранные Софкой для энергичного танца, Пчёла показывает родственнику средний палец, продолжая подпевать Наташе Королевой, полудетский голос которой раздавался прямиком из аппаратуры. — Желтые тюльпаны-ы-ы-ы, что-то про разлуку-у-у… Кто-то запоздалы-ы-ы-ый! И придурко-о-о-ва-а-а-тый, космический упырь, космический упы-ы-ы-ырь… — Помнят твои руки-и-и-и-и-и, строгие цветы, стро-о-о-о-гие цветы-ы-ы-ы-ы! Слова не путай, бедствие пчелиное! — Голикова охотно подхватывает любую волну, которую запускает Пчёла, заодно зазывая танцевать Филатову, которой не противопоказано делать резкие движения. — Томка, не сиди на попе ровно, раз Филька сегодня накаскадерился… — Ничё подробного, салажата, — с полной уверенностью заявляет Фил, которому порядком надоела песня про тюльпаны в радарах. — Хоть русский в присядку вам спляшу. На пару с Косычем! Готовься, Пчёл, третьим будешь… — Раз муж решил в танцы, то и я к подруге подтянусь! Ну, Валерка, не спаивай ты меня… — в искристых зрачках Тамары плещутся азарт и веселье. Она охотно поддерживает любой повод, по которому норовят собраться подруги, и сегодняшний день исключением не стал. Но Фил останавливает её, подливая в фужер шампанского. — И включите вы что-нибудь западное… Сабрину, хотя бы знать не будем, подо что с ума сходим! — Пчелиные махинации с песнями — на совести этих укуренных, им так пляшется! — Блин, камера крякнулась, не заснимем, уржёмся же потом! — Не хочу любоваться на скачущую жопу Пчёлы, мне его по жизни хватает! — Все мы любим Витю! — И Витя любит нас… Танцы Пчёлы и Софы напоминали движения двух обезьян, которых обдало зарядом тока, но им и того оказалось мало. Либо они перепили колодезной «Столичной», либо решили вспомнить, как куражились, изображая лучших друзей, но впервые за несколько месяцев на их разговоры не складывались во взаимные упрёки. Не то, чтобы тишина между этой парочкой пугала, но никто не спешил будить заснувшее лихо. И поэтому, отказавшись от идеи сходить с ума совместно с бесами-пчёлами, Космос и Фил ратовали за то, что Софа перетанцует свою пьяную половину. Лиза и Тома, решившие навернуть второй кусок «Птичьего молока» подряд, по инерции махали Пчелкину чайными ложками, не обращая внимания на его энергичный танец. — Еханный бабай, устал! Софа, седаун плиз, а то, блять, на бровях домой полетим, — когда «Желтые тюльпаны» сменились «Золотыми куполами», и Космос сбавил обороты звуковых волн, Витя взмолился о перерыве, потянув себя к дивану, на котором его сиротливо дожидалась старая гитара. Понимая, что минут тридцать, как минимум, он не сможет скакать перед Софой, как балерун, Пчёла решил лениво перебирать струны, по памяти восстанавливая полузабытое. — Красота! Щас Витя Пчёлкин напомнит вам, граждане, что есть нетленка! — А мы думали, что никогда этого не дождёмся! — Космос вспоминает об обязанностях хозяина дома, и, показывая Филу на пустые рюмки, решает исправить свою оплошность. — Пчёл, запевала, погоди ты шестиструнную мучать, давайте лучше тост! — За нас красивых, — предположила Лиза, вернувшись к столу, заставленному закусками и сладостями, — безбашенных и неугомонных! — За милых дам, — за всех ответил Пчёла, — двух чудных и Томку! Будем пить до ночи, с ночи до утра, до синих человечков… — Витя, ты мне девчонок не обижай, я за них горой встану, — Филатова вступается за подруг, беря на себя роль старшей, — но который раз за нас пить собрались, мальчики? — Поддерживаю, рюмаха лишней не станет, — Фил резво наполняет рюмки, — и, Пчёл, виновницы праздника — это святое! — Научим мы этого жука родину любить, — Кос предусмотрительно наполняет рюмку жены «Колокольчиком», памятуя о том, что яблочный сок вызывает на лице Лизы гримасу боли, — но раз собрались честной компанией, что стало редким, но метким явлением… — Космос, раскачивайся быстрее, всем интересно! — Ага, бля, трубы-то опять горят. — Синим пламенем! — Вот чего, народ! Пока Пчёлкин к гитаре подкатывает, то я вам скажу так, — вставая во главе стола, Кос, не изобретая велосипеда, решается повторить друзьям свои неизменные положения, — а вы послушайте! Тётю Софку надо похвалить за то, что она нас всех от спячки подняла. А то сидели, контрактами обложившись, дела решая, умные все долбодятлы такие, а кто-то скучал, ножки свесив… — Чтобы вы делали без Софки Генераловны? — Голикова никогда не обижалась на то, что друзья считали её особой отвязной, которая никогда не будет отличаться лишней усидчивостью. — Сдохли бы от жары! — Софа, не дурачься! — Космик, прости нас, мы все одно большое внимание. — Это было первое, что я хотел сказать, — Холмогоров заходил вокруг друзей, и остановишь возле Лизы, продолжил говорить, положив свою ладонь на её плечико. — Второе! Хрен его знает, когда мы так круто пофестивалим. Некоторые, мать твою, отпочковаться решили временно. У нас с Лизкой причина очевидная, ну и вы, братва, всегда найдете любой повод не видеть задолбавшие морды… — Сократ сдох, — выразился Пчёла, подбирая аккорды песни, которую его учили играть в незапамятные годы, — или нажрался и белочку ловит! Короче, Косматый, пропал в тебе философ! — Погоди, Пчёла, сиди баррэ репетируй, готовься! — Холмогоров не теряет боевого настроя. — Поэтому сегодня пьем за то, чтобы, как ни как, но вместе держаться! Как это было и будет всегда. Неважно, когда ещё так соберёмся, какими будем! Главное, что дружным составом, а остальное приложится… — Ни убавить, ни прибавить! — Золотые слова, брат! — Грех за такое не чокнуться… — Говорила же, что за молодых и красивых!.. — Без башки и неугомонных! — Где ещё такие найдутся… Когда рюмки и прочая посуда опущены на стол, Пчёла крадёт свою минуту внимания, которой грозился друзьям целый день. Он редко брал в руки гитару, лишь по праздничным случаям, но с детства разучил аккорды песни, от которой у Лизы на глазах наворачивались слёзы. Потому что нестираемый визборский мотив был мелодией далекого детства, песней дорогих родителей и знаком времени, когда деревья казались большими. Когда всё было по-другому. Светло и без фальши… — Чтобы вы толк знали в морской романтике, как говорит мой старший товарищ, ну и не сидели, как пни, то я вам про вечное спою. — Ой, Пчёла, заголосил! И кто тут из нас теперь философ хренов? — Короче, конкретно для сестрицы и Софы, и вам всем, родные, в частности… — Мы сейчас зарыдаем, ты не нагнетай, а то Лизка родит раньше, не дай Бог!.. — Все по уму будет! Слушайте, когда такое будет… Витя, по-турецки расположившись на освободившемся кресле, приготовился пропеть первые строчки. — Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены. Тих и печален ручей у янтарной сосны… Софа замечает, что все расселись парами, слабо подпевая гитарным переливам и чистому голосу Пчёлы. Она считает это своей оплошностью, и поворачивается на стуле, чтобы смотреть на Витю, думая исключительно о том, что навсегда хотела бы остаться в этом моменте, чувствуя свою безмятежность. Он будет петь также — для неё, а она будет сдерживать слёзы, зная, что он не лжёт. Они всегда будут близки, сколько бы ни прошло лет, как бы не делило их расстояние и отчуждение… А Пчёлкин продолжал распеваться, не жалея связок, с боем проходясь по худым струнам:Крылья сложили палатки, их кончен полёт. Крылья расправил искатель разлук самолёт. И потихонечку пятится трап от крыла, Вот уж действительно пропасть меж нами легла…
И когда голос Пчёлы в несвойственной ему манере выводит «милая моя», Софка уверена, что он обращается к ней. Привычно подмигивает, бодрый и шебутной, несмотря на грустные фразы и минорные ноты. И если когда-то Лиза плакала из-за того, что эту песню пел её незабытый отец, то Софа готова разразиться плачем потому, что знает — увидеть такого Пчёлкина могут единицы. И если теперь Лиза не плачет, а смотрит в синие глаза своей галактики, то и Софка сдержится. Да и стихи обнадеживали…Не утешайте меня, мне слова не нужны. Мне б отыскать тот ручей у янтарной сосны. Вдруг там меж сосен краснеет кусочек огня, А у огня ожидают, представьте, меня…
Закончив на третьем куплете, Пчёла, не собираясь повторять припев, играет крайний аккорд, резвый и мажорный. Друзья хлопают ему, голося о том, что талант не пропадёт и не пропьётся, а он старается запомнить момент, созвучный с тем, за что решил произнести свой тост Космос. Но в мыслях Вити, запутанных и сложных, бьётся лишь одна истина… Такое не повторяется. Но ничего не жаль…