Вопрос доверия.

Буду рад ПБ. Ваня заметил Кузю еще на пробах, когда тот беспокойно дергая левой ногой и низко склонив голову, сидел на неудобном стуле в коридоре продюсерского центра. У Колесникова даже сердце защемило от одного взгляда на кудряшки, в которые нервничающий парнишка ежесекундно вплетал длинные пальцы. Слишком юный, слишком встревоженный, слишком… Всё слишком. Иван закусил губу задумчиво, потом все же решился и подсел на соседний стул к начинающему актёру. Парень сразу напрягся и смущенно, исподлобья посмотрел на незваного гостя. Ваня постарался улыбнуться как можно дружелюбнее и протянул руку. - Ваня Колесников, тоже вот на пробы пришел. - Кузьма Сапрыкин, – пробормотал парень, неуверенно улыбаясь в ответ и пожимая горячей, чуть влажной ладонью руку Колесникова. – Вы?... - Можно на ты, – быстро перебил Иван мальчишку. Тот вновь улыбнулся, уже чуть более открыто и закончил вопрос. - Ты уже «отмучался»? - Ага, теперь результаты буду ждать. А ты, я смотрю, ждешь своей очереди. На кого пробуешься, если не секрет? - Иван Едешко, – светлая кожа пошла алыми пятнами смущения, но голос звучал с вызовом. – Хотя все говорят, что я слишком молодой, мне же двадцать, а ему было двадцать семь, когда Олимпиада была. А я всё равно пришёл, – Сапрыкин выжидательно смотрел на Колесникова, словно тот тоже должен был выдать фразу о напрасных попытках. - Надеюсь, у тебя всё получится. Я вот Александра Белова хотел бы сыграть, – Ваня вздохнул и краем губ улыбнулся парню. Тот покраснел еще сильнее и уставился взглядом в свои кроссовки. – Так что, если тебе больше повезет, будешь за нас двоих мечту реализовывать. Кудрявый парнишка скосил на него глаза и отрицательно мотнул головой, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут из-за двери показалась приветливая ассистентка и назвала Кузину фамилию. Ваня хлопнул встающего парня по плечу. - Удачи тебе, не дрейфь, всё получится, – Сапрыкин тепло улыбнулся в ответ, кивнул благодарно и, утерев кулаком в лоб, решительно шагнул в кабинет. Иван посидел ещё немного на неудобном стуле. Он не собирался ждать нового знакомого, ведь, откровенно говоря, он вообще не понимал, чего полез к парнишке с болтовней: ровесниками они не были, связывало их только желание попасть в фильм. Но очень уж испуганные глаза были у кудрявого, да и румянец на щеках и растрепанные волосы, имя – всё это настолько напоминало Колесникову Домовёнка Кузю, любимого героя детства, что мужчина просто удержаться не смог, чтобы не постараться стереть с лица паренька паническую гримасу. Наконец, актёр поднялся и пошёл к выходу из центра, теперь оставалось только ждать результатов. Настроение было на удивление замечательное: то ли от пригревающего апрельского солнца, то ли от улыбки кудрявого мальчишки. Колесникова утвердили на роль Александра Белова. Все его поздравляли, а старшая дочка крепко обняла и тихонько прошептала, что всегда знала, что её папочка эту роль получит. Иван был счастлив и на встречу с коллективом, в котором ему предстояло работать над фильмом, шёл в приподнятом настроении, даже волновался немного. Первым, кого он заметил, был счастливо улыбающийся «домовёнок», болтающий с высоким светловолосым парнем, чьего имени Ваня не знал. Заметив Колесникова, Кузя улыбнулся еще ярче, во все тридцать два и замахал рукой, потом спохватился, смущенно кивнул, пряча руку за спину, а губы всё равно поднимались кончиками вверх в широкой улыбке. Но Ваня тоже поднял руку и приветливо помахал в ответ, замешкался лишь на секунду, но затем уверенно пошел в сторону кудрявого и высокого. Всё же Кузя нервничал, не смотря на улыбку. А значит, Ване придется ему помочь. *** Кузя был младше его на тринадцать лет, но это не уменьшало легкости их общения. Сначала Колесников думал, что ему придется присматривать за парнем, вводить в коллектив, везде таскать за собой, чтобы не отстал, не пропустил чего-то важного. Но Сапрыкин сам следовал за ним, как хвостик, доверчиво заглядывая в глаза и внимательно слушая всё, что Ваня говорил. При этом он никогда не испытывал рядом со старшим товарищем никакой скованности. Ивану это нравилось, с кудрявым было весело, он заразительно смеялся и знал кучу всяких интересных и забавных историй. И улыбался тепло и ярко, так, что разбегались от глаз лучики-морщинки, а на щеках появлялись ямочки. Он напоминал маленькое солнышко, круглолицее и светлое, с добрыми, широко распахнутыми голубыми глазами – человек, не ждущий подвоха и доверяющий всем. Но Ваньке больше остальных. Это доверие заставляло сердце Колесникова биться чаще и испытывать легкие уколы вины, когда он звонил Лине. Ваня не знал, испытывает ли Сапрыкин похожие чувства, но они могли часами лежать на одной кровати (потому что свободные розетки в комнате находились только у кровати Колесникова), и Иван наблюдал из-под ресниц, как Кузя читает какую-то книгу, чуть хмурясь и беззвучно двигая пухлыми губами. Потом кудрявый переворачивался на спину, немного задевал дремлющего Ваню и, удерживая книгу перед собой на вытянутых руках, замирал, вновь возвращаясь к тексту. Его щека касалась плеча старшего друга, но ни один из них не отодвигался. Кузьма безоговорочно верил друзьям, поэтому иногда становился объектом шуток Егора. Но даже у Климовича не хватало духу всерьез разводить мальчишку. Сапрыкин умел нравиться людям, он умел сосредоточиваться и отдаваться работе, а потом веселиться от души, забывая о своем возрасте и возрасте товарищей, с которыми так сблизился за время съемок. Но с кем бы он не заводил дружбу, он всегда возвращался к Колесникову, садился рядом и наблюдал, как мужчина заучивает реплики, потом забирал листки из чужих пальцев и читал за других героев, помогая Ивану отрабатывать свои сцены. Когда они так вместе репетировали, Сапрыкин всегда смотрел мужчине в глаза, а Ване хотелось потянуться вперед и провести ладонью по разметавшимся на ветру кудряшкам. Ему Кузьма это позволяет. Ваня быстро познакомил его с семьей, и Кузька сразу завоевал расположение дочерей Колесникова. Авдотья смеялась над всеми шутками, а Вера вообще повисла на парне, и тому приходилось таскать ее на руках все время, пока они были вместе. Но мальчишка лучился неподдельным удовольствием и явно наслаждался обществом детей. Когда Ване удалось его выловить без сопровождения, мужчина мягко поинтересовался: - Не устал? А то оккупировали тебя, не прорваться… - Ты что! Всё замечательно, у меня ведь нет младших. Как же тебе везет, Ванька! – «домовёнок» радостно улыбнулся. Колесников улыбнулся в ответ – ну не мог он сдержаться, когда видел полумесяц улыбки на чужом лице – и откинул завивающиеся прядки с взмокшего мальчишеского лба. Кузьма прикрыл глаза, наслаждаясь лаской, и Иван в очередной раз залюбовался парнем. Он был таким юным, милым. Чудесным. И это было паршиво. *** Мама говорила, что Ванька отличался от других в детстве: мальчик предлагал игры, но дети иногда не принимали его, а Колесников, сделав несколько неудачных попыток присоединиться к другим, уходил и спокойно сам себя занимал. Он не боялся одиночества и не боялся быть отвергнутым обществом одногодок, поэтому смело на следующий день пробовал опять поладить с кем-то и никогда не отчаивался, если не получалось. Мама говорила, что это в отца – тот тоже если что-то для себя решал, то шёл наперекор чужим словам и советам, делал то, что считал нужным, не смотря на отношение к этому других. Ваня запомнил этот разговор с мамой на всю жизнь. Да и папа всегда ему говорил, что нужно слушать не только разум, но и сердце, как бы это банально не звучало, и оставаться собой. Честно, Ваню, конечно, сильно задел подслушанный случайно разговор коллег об отце и характеристика «человек со странностями, не от мира сего», но он не особо удивился. Возможно потому, что был похож на папу, ему это было знакомо. Поэтому, когда он понял, к Кузе его тянет невидимыми стальными канатами, заставляя касаться при любом удобном случае, вслушиваться в голос, то никакого ужаса или потрясения он не испытал. Да, кудрявый мальчишка ему сильно нравился, но это были чувства, а Ваня был человеком. Если бы люди могли заранее все просчитывать, решать, в кого влюбляться и к кому быть равнодушными, они перестали бы быть людьми. Но чувства чувствами, а позволить себе потерять голову мужчина не мог. Нет, он не хотел бросать Лину, он любил её, но совсем другой любовью. Он любил своих дочерей и не хотел их разочаровывать. И Кузю разочаровывать он тоже не хотел, не хотел потерять свою квоту на полное доверие со стороны этого парня, ведь он понимал, что не все далеко живут по его правилам и принимают жизнь такой, какая она есть, со странностями, необычными поворотами и внезапными чувствами. Да и возраст парня… Еще совсем мальчишка: не ушла ещё угловатость из тела, наивность из круглого лица и открытость миру. Поэтому Колесников позволял себе только любоваться им, изредка касаясь незаметно и без подтекста. Но Сапрыкин сам прижимался боком к боку, укладывал на его плечо голову или подбородок, клал свою ладонь на его руку, привлекая внимание. Колесников запоминал каждый такой момент, а потом «прогонял» их перед мысленным взором перед сном. Он очень хорошо запомнил, как они стояли на открытой террасе в Грузии, воздух был пьяняще чистым, аж голова кружилась, а горы такими невообразимо вечными и старыми, что их красота не способна была вместиться в душу одного человека. Они часто выходили туда с Кузьмой, облокачивались на перила или усаживались на деревянный пол, свешивая ноги и молча любовались ярчайшей зеленью растений и травы и белоснежной сединой вершин. Ветер трепал непослушные кудри Сапрыкина, а он просто вглядывался вдаль, думая о чем-то своем, не мешая Колесникову рассматривать и запоминать каждую черточку его лица. А потом юноша вдруг резко поворачивался, губы растягивались в улыбке, и парень укладывал голову на сложенные руки, лукаво глядя на мужчину. - Повезло нам, да? Я рад, что мы тогда познакомились, что оба роли получили, а теперь можем на такую красоту смотреть. Эх, Ванька, я так рад, что мы друзья. Иван сглатывал и слабо улыбался в ответ. Он не мог позволить себе потерять голову, нет, но… Но железным он тоже не был. *** Когда начали заносить вино в честь "экватора" съемок, Ваня подумал, что нужно присматривать за Кузей, который, как бы он не скрывал это, всё же осознавал, что в компании он младший и пытался быть наравне с остальными. Да, он подумал, но только не учёл, что и за собой неплохо бы следить. Климович разошелся не на шутку и вознамеривался выпить всё, что хоть на какую-то часть состояло из алкоголя. И Ваня хмуро вливал в себя бокалы и рюмки, которые ему подносил неугомонный Егорка, наблюдая, как уже шатающийся Кузя, запрокинув голову, хохочет над хохмами не менее пьяного Тратаса, переходящего с русского на литовский и обратно. Сапрыкин стоял, вцепившись литовцу в плечо, чтобы не упасть и прижимался чуть не вплотную лицом к чужому лицу, чтобы понять в этой русско-литовской тарабарщине хоть что-то, хотя сейчас это было бесполезно с его-то уровнем алкоголя в крови, поэтому вообще не ясно было, чего он так веселился. К хмурому Колесникову подсел довольный, раскрасневшийся Егор. Климович трижды заплетающимся языком задал вопрос, и только на третий раз Ваня понял, что от него вообще хотят. Егор интересовался, почему Иван был таким недовольным. Колесников мотнул головой, мол, всё хорошо было бы, если бы ты не дышал перегаром мне в лицо, потом встретился взглядом с Ряполовым, который только закатил глаза, ведь сам еле-еле спровадил заваливающегося на него Климовича с подлокотника своего кресла. К двум часам ночи Ваня Кузьму вообще из вида потерял. Нашел в санузле, спящим на своей руке, закинутой на край ванной. Мужчина к тому времени успел немного протрезветь, поэтому постояв над спящим мальчишкой и подумав немного, набрал номер диспетчерской такси и вызвал машину. Он помог ничего не соображающему парню подняться, ополоснул его лицо холодной водой, хоть немного приводя в себя. Саша Ряполов помог ему дотащить Кузьму до машины. Таксист смотрел на них с ужасом, умоляя удержать содержимое желудков до конца поездки. И если до этого Ваню не тошнило, то после этих слов начало здорово мутить. Сапрыкину было всё равно, он мирно спал, уткнувшись в плечо Колесникова. Иван не хотел вести кудрявого в таком состоянии к родителям, поэтому решил, что сможет оставить парня переночевать в их гостевой спальне. Это была плохая идея, чертовски плохая идея, он понимал это: два пьяных мужика, пытающихся попасть домой в два ночи, где уже спят два ребенка и женщина, которой вставать завтра в шесть – это хреново. Но его слишком уж грела мысль, что всю ночь Кузя будет рядом, всего лишь через стенку, что ему придется стянуть с него куртку и свитер, что он сможет укрыть Сапрыкина одеялом, а завтра приготовит ему самый вкусный кофе и таблетку аспирина. Конечно, он с трудом затащил Кузьму в подъезд. Конечно, он не смог с первого раза попасть в замочную скважину, с четвертого, кстати, тоже, потому что с одной стороны на нем висел Сапрыкин, а с другой стороны… его самого немного вело в сторону. Открыла Лина, недоумевающе смотрящая на мужа и его юного коллегу. Поняв, в чем дело, женщина покачала головой и кивнула в сторону гостевой спальни. Она молча наблюдала, как Ваня бережно укладывает кудрявого на кровать, стаскивает с него куртку и ботинки и накидывает сверху одеяло. Колесников уже повернулся, чтобы пойти в свою спальню, но Лина опять молча помотала головой и ткнула пальцем в кровать, на которой уже спал Кузя. Иван страдальчески возвел руки к небу и умоляюще посмотрел на жену, но та, с трудом сдерживая смех, покачала отрицательно головой и закрыла дверь в комнату, оставляя мужа наедине с сопящим парнем. Мужчина скинул куртку и ботинки, подошел к кровати и замер, рассматривая растянувшегося на спине парня. Он уже успел сбить с себя одеяло и теперь лежал, раскинув руки по обеим сторонам от головы, трогательно приподняв брови во сне. Ваня присел рядом, приближая своё лицо к лицу паренька и рассматривая его в тусклом свете фонарей, который пробивался через тюль. Чуть курносый нос, густые брови вразлет, мужественный подбородок с едва заметной ямочкой, густые ресницы – парень обещал совсем скоро превратиться в красавца-мужчину. Иван устал сопротивляться сам себе и осторожно провёл кончиками пальцев по чужой скуле, до волос над ухом, осторожно их поправляя. Потом, закусив губу, дотронулся до вытянутой шеи, отодвинул край поло, проводя по выступающей ключице. Кожа Кузьмы была горячей и гладкой, и Колесников невольно восхитился этой мягкостью. Он понимал, что сейчас лапает спящего, беззащитного друга, который не ждёт от него такого мерзкого предательства, но остановиться уже не мог, алкоголь помогал проявляться всем загнанным по углам желаниям. Рука сама заскользила по ткани поло вниз по груди и прессу. Иван, наблюдавший за своей ладонью на чужом теле, перевел взгляд на лицо Кузи, чтобы ещё раз запечатлеть в памяти раскрасневшиеся щеки, длинные сомкнутые ресницы и приподнятые даже во сне уголки губ. Мужчина вздрогнул, встречаясь взглядом с мутными голубыми глазами. Сапрыкин проснулся, неизвестно в какой момент, но проснулся и теперь лежал, замерев, и наблюдал за Ваней. Но если у Колесникова внутри всё заледенело от ужаса, то мозг, не до конца освободившийся от влияния водки и рома, не мог контролировать и его эмоциональное состояние, и конечности. Прохладная ладонь змеёй заползла под ткань поло, заставляя Кузю вздрогнуть и втянуть живот. Ваня хотел остановиться, хотел всё это закончить, встать и уйти, ночевать на диване в большой комнате, а утром попытаться вымолить прощение, но он не мог. Тело было непослушным и более честным, чем он сам. Поэтому он сидел, тупо глядя в чужие глаза, и тяжело дышал приоткрытым ртом. Когда пальцы задели потвердевший сосок, на секунду замирая на нём, кудрявый охнул, немного выгибаясь. Колесников и сам дернулся, попытался было отскочить, но Кузя перехватил его руку, заставляя ее прижаться обратно к своей груди, и слабо улыбнулся. Господи, он настолько доверял Ване, что даже сейчас сдавался полностью на его милость. Доверял свое тело, свою душу, свое будущее счастье, возможно, потому что было очевидным, чего хотел мужчина, а такое не каждый сможет пережить нормально. Но Кузя слишком привык ему доверять, привык, что Ваня только заботится и вреда не причинит. Колесникову стало дурно. - Это ничего, – болезненно пробормотал Сапрыкин обветренными губами. – Это н-ничего, Ванечка! Всё хорошо, ты можешь делать всё, что хочешь… Честно-честно, только не уходи… Можешь трогать, если хочется… Мужчина вздрогнул от его слов. - Тебе же неприятно, – голос был таким севшим, что больше напоминал карканье. Ваня с трудом давил из себя слова. - Нет-нет, всё отлично, правда отлично, – лихорадочно шептал парнишка, сжимая его руку и преданно заглядывая в глаза. – Если тебе нужно это, то я рад, я счастлив, потому что… Потому что я не смогу быть тебе нужным по-другому, да? Но это ничего, правда, меня и это устроит, мне хватит и этого! Ты можешь делать всё, что тебе хочется. Не уходи, прошу, пожалуйста… Ваня замер от отчаяния в чужом голосе, которое даже дрожащая улыбка не могла скрыть. У Кузи глаза наполнились слезами, а губы прыгали, но он всё равно сжимал руку Колесникова, не давая отстраниться. Сапрыкин отодвинулся на край кровати, безмолвно умоляя лечь рядом. И мужчина лёг. Приходилось прижиматься почти вплотную друг к другу, дышать губы в губы и почти соприкасаться носами. Кузьма отпустил его руку, но Ваня обнял парня за талию, а кудрявый просунул ногу между его икр. Руки парнишки легли на плечи Колесникова, а лоб уткнулся в подбородок, и юноша прерывисто дышал, опаляя шею актёра дыханием. Иван вглядывался в окно, в темное небо, привыкая к Кузиному телу в своих руках. Сердце бешено колотилось, кажется, наполняя стуком всю комнату и сливаясь с не менее частым биением в чужой груди. - Ты теперь меня видеть не захочешь? – тихо и обречённо спрашивает Сапрыкин. - Глупый, я ведь сам к тебе полез, – так же тихо отвечает Ваня. – Я боялся, что это ты меня будешь ненавидеть. Кузя поднял на него глаза, всматриваясь в лицо. Поняв, что мужчина не шутит, парнишка улыбнулся. - Сам ты глупый, я ведь сказал, ты со мной можешь делать всё, что тебе хочется. Я рад просто быть с тобой. Они больше не говорили ничего, просто молча лежали рядом, глядя друг другу в глаза. Кузя уснул первым, непролитые слезы незаметно скатились к переносице из-под прикрытых век, капая на наволочку. Ванька поймал одну слезинку, стирая ее с чужой щеки. Он не заметил, как уснул, обняв крепко «домовёнка» одной рукой, а второй прижав его голову к своему плечу. Лина, пришедшая утром в комнату, чтобы разбудить мужа и гостя, замерла в дверях. Женщина смотрела на прижавшихся друг к другу мужчин, на руку мужа с вплетенными в чужие кудри пальцами, на юношу, вцепившегося в плечо Ивана даже во сне так, словно боялся, что тот исчезнет. Лина была далеко неглупой женщиной, она еще в первую встречу почувствовала, что между её любимым человеком и этим парнем что-то происходит. А теперь всё встало на свои места. Она опустила голову, стараясь сдержать слезы, вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Она знала, что Колесников её любит, но она также видела, что этот кудрявый парень ему нужен. Она понимала это, но не знала, что может с этим сделать. *** Ваня и Кузя не обсуждали больше то, что между ними случилось, но их касания стали носить более интимный характер. Сапрыкин иногда невольно чуть дольше задерживал взгляд на чужом лице, а Иван прижимал его к себе чуть ближе, чем просто друга. Может, это кто-то и замечал, но оба настолько погрузились в свои ощущения, что не думали об этом. Первый раз Кузя сам поцеловал Ваню после съемок матча, где должна была проявиться болезнь Александра Белова. Они возвращались в раздевалку, чтобы сменить реквизитную форму на свою одежду, когда Сапрыкин схватил его за руку, затаскивая в какое-то техническое помещение и захлопывая за собой дверь. Кудрявый резко прижал его к стене и впился пухлыми губами в его губы, слишком сильно надавливая, с каким-то безумным отчаянием. Парень сжимал края его майки и бестолково тыкался губами то в щеки, то в шею, то опять в губы. Иван схватил его за плечи и чуть отстранил от себя, тяжело дыша и усмехаясь: - Кузька, ты чего? - Ты слишком хорошо играешь! – пробормотал парень с непонятной горечью в голосе, прижимаясь к нему снова. – Я просто подумал… Я представил, если бы это правда было тогда, если бы ты взаправду так упал, а потом случилось бы это… Вань, это так страшно! Ты был, правда, как неживой! И у меня все эти мысли в голове… У меня прям внутри всё сжалось, когда я представил, что с тобой… - Поцелуй меня ещё, – попросил Колесников, вплетая пальцы во влажные кудряшки на затылке. – Поцелуй и больше никогда о таком не думай, понятно? Никуда я от тебя не денусь. Кузьма замотал головой согласно и опять ткнулся в его губы своими, задыхаясь и не зная, куда деть руки. Мужчина осторожно взялся двумя пальцами за подбородок молодого актёра, перехватывая инициативу, и ласково чмокнул искусанные пухлые губы. Следующий поцелуй был чуть дольше и глубже, Кузя застонал и обхватил его руками за шею. А Ваня не мог оторваться от чужого соблазнительного рта. *** Ване с каждым разом всё меньше и меньше хватало их коротких встреч. Ему нужно было больше ласк и прикосновений, больше Кузьмы. Но съемки занимали всё время, даже на сон не хватало, и Колесников каждый раз обещал себе, что как только всё закончится, он увезет Сапрыкина на неделю куда-нибудь, может, опять в горы, чтобы проводить с ним всё свое время, каждую секунду, целовать, когда захочется и не выпускать его ладони из своей. Кудрявый парнишка тоже неохотно отпускал его, когда приходило время прощаться, и иногда просто закидывал сообщениями. Но Ване это нравилось, это грело душу, если они не могли быть рядом. А ещё у Кузьки была какая-то болезненная увлеченность фотками. Он их столько наснимал, пока они были вместе, что компромата там бы набралось на десять таких Кузь и Иванов. Время пролетело быстро, и проект был закончен. Колесников надеялся на положительную оценку зрителей, но никогда бы не подумал, что люди настолько их полюбят. Конечно, Кузька покорил многих, не говоря уже о Тратасе и Зайцеве, те так вообще от поклонниц отбиться не могли. Их стали приглашать на различные мероприятия, на радио- и телеинтервью, даже принято было решение организовать тур по городам России. Но про работу было нельзя забывать, и Ванька с головой окунулся в новые проекты. Кузя тоже продолжал играть в своем театре, в Москве, но он больше времени отдавал продвижению их фильма. Из-за съемок Колесникову пришлось уехать в Подмосковье, Сапрыкин ужасно огорчился из-за этого, а про неделю вместе пришлось вообще забыть. Они не виделись, наверное, дня четыре, только созванивались, и Ванька никак не ожидал, что когда откроет дверь съемной квартиры после долгого звонка, то увидит там раскрасневшегося с мороза «домовёнка». Тот, солнечно улыбаясь, стоял перед ним, поправляя лямки рюкзака. - Ты извини, что я так без приглашения… – начал было парень, но мужчина втащил его в квартиру, запер дверь и крепко прижал к груди. Кузя рассмеялся, обнимая его в ответ. – Значит, не обижаешься, да? - Я соскучился, как же я по тебе соскучился, чудовище ты кудрявое, – пробормотал Ваня, утыкаясь в чужую макушку. Они провели вместе неделю, Ваня уходил на съемки, а Кузя гулял по городу, занимался своими делами, а вечером встречал любимого человека горячим поцелуем и не менее горячим ужином. На хоккейный матч они тоже ехали вместе, и там уже должны были встретиться с Сашей Ряполовым и Егором. Кузьма задумчиво смотрел в окно, он весь день был какой-то слишком тихий. Колесников незаметно положил свою ладонь поверх его и сжал длинные пальцы. Сапрыкин сразу обернулся и внимательно посмотрел на мужчину, потом положил голову ему на плечо, пользуясь тем, что выехали они ещё затемно и в машине был полумрак, а сонный дядька за рулем полностью сосредоточился на дороге. Кузя потерся щекой о его плечо и прошептал: - Ну почему ты с нами в турне не едешь? - Ты же знаешь, у меня сейчас съемки. Я бы с радостью, но работа есть работа. - Да знаю-знаю, просто… – Сапрыкин вздохнул. – Мне тебя будет ужасно не хватать, а это столько времени займет. Вдруг… Вдруг я вернусь, а я тебе уже не нужен. - Дурак ты, – Колесников нахмурил брови и отвернулся к окну. - Не обижайся, Вань, пожалуйста, это просто мой самый большой страх, – парень переплел их пальцы. – Я же тебя люблю. Мужчина резко обернулся к нему, всматриваясь в честные голубые глаза, в которых, и правда, было столько любви, что у Ивана всё внутри свело судорогой приятной. Они не говорили друг другу ничего такого, Ваня был уверен, что и без слов им обоим всё ясно, но, может, он ошибался насчёт своего «домовёнка»? Кузя грустно улыбнулся и чуть сильнее сжал его пальцы. Иван выдохнул и наклонившись к уху молодого актёра прошептал: - Я тебя тоже люблю. - Ты не обязан этого говорить, – вдруг ответил мальчишка. Колесников нахмурился. Не в такси такие разговоры нужно вести, но объясниться с кудрявым нужно было сейчас. Вообще-то, это нужно было сделать ещё тогда, после пьянки, когда Кузька нёс какую-то чепуху, лежа на узкой кровати в его гостевой комнате, а рука Ивана была под свитером мальчишки. - Кузь, скажи-ка, что ты тогда имел в виду, помнишь, когда ночевал у меня в первый раз? И эта твоя фраза, что я тебе не обязан признаваться в любви. Я, кажется, не догоняю что-то. Сапрыкин виновато опустил глаза, закусил губу и задумался на мгновение, потом неразборчиво прошептал: - Ну я ведь понимаю, что ты меня так не любишь, как я тебя. Что ты мой друг и, может, тебе меня просто жалко, поэтому ты… Поэтому ты позволяешь мне быть рядом… - Дурачок ты, маленький и глупенький, – с нежностью произнес Ваня. – Я же к тебе первый полез, вспомни. - Может, ты понял, что я к тебе испытываю! Я ещё думал, может, я тебе тоже нравлюсь, но только как…хм… как сексуальный партнер, но ты ничего не требовал, и я понял, что это не так! Вань, я ведь понимаю, что ты просто добрый и не хочешь меня отталкивать и обижать… – Кузьма с отчаянием взмахнул рукой. - Господи, что у тебя только в голове происходит, – простонал Колесников. – Разве ты не понимаешь, как я тебя люблю? Разве не видишь, что ты мне нужен? - Правда любишь? – взволнованно переспросил парень. - Всем сердцем, – искренне ответил Иван. На матче они вели себя как придурки. И если для кого-то из знакомых их отношения были тайной, то, наверное, теперь всё стало очевидным: Ваня хватал Кузю за руки, притискивал к себе, а Кузька лез обниматься и всю дорогу не сводил с него счастливого взгляда. *** На «Чартову дюжину» Ваня попасть не смог из-за съемок. Домой он пришёл поздно, выжатый как лимон и сразу лёг спать, даже на кучу сообщений Сапрыкина ответить не смог. Но стоило ему провалиться в сон, как на тумбе застрекотал телефон. Мужчина даже порадовался, что опять улёгся в гостевой, чтобы Лину не будить. Он прижал трубку к уху, не глядя на номер, и на него сразу обрушился поток звуков. - Колесников? – проорал в трубку Ряполов, перекрикивая шум. – Ты слушаешь? - Да, Саш, что случилось? - Кузя напился в дым, адрес квартиры своей называть отказывался, сказал, мама убьет, а теперь завернулся в штору и спит. Ты прости, что разбудил, я просто правда не знаю, что делать, просто тут еще… – послышался неясный шум на заднем плане и Саша рявкнул. – Климович, отвали хоть на пять минут, умоляю! - Что у вас там происходит? – поинтересовался Ваня, уже поднимаясь и нашаривая джинсы. - Я никогда не думал, что люди, с которыми я настолько сдружился на съемках, могут так шустро надираться и менять облик с нормального на скотский, – с искренним огорчением произнес Ряполов, снова неразборчиво огрызаясь на Егора и возвращаясь к разговору с Ваней.– Перед Алжаном Мусурбековичем стыдно. Что мне с Кузькой-то делать? - Ничего не делай, сможешь меня подождать? Я через полчаса буду. - Давай, тогда Тратаса я скину на Зайцева. Плевать, что он пытается слинять, и что они в одинаковой кондиции, – с облегчением отозвался Саша. Когда Колесников наконец добрался до клуба, где происходила вся вакханалия, его взору представилась живописная картина: Ряполов сидел на парапете перед входом, на его правом плече покоился Сапрыкин, всё ещё замотанный в шторы, а слева сидел возбужденно-нетрезвый Егор, который то начинал петь, то хватал измученного Александра за плечо и что-то горячо ему втирал. Когда Саша заметил Ивана, он с неподдельной радостью подскочил так, что Климович еле успел подхватить потерявшего опору Кузьму. - Слава Богу, ты тут! Я думал, я их всех убью, честное слово! – Сашка улыбнулся и пожал мужчине руку. – Штору мы у него так и не смогли отобрать, как видишь. - Завтра вернём, – Ваня тоже улыбнулся и подошёл к Сапрыкину, осторожно подхватывая его за талию и помогая подняться. Парнишка сонно приоткрыл глаза и расплылся в довольной улыбке. - Ванечка за мной приехал, он меня не бросит, – доверительно сообщил кудрявый Климовичу, который серьезно покачал головой в ответ, соглашаясь, мол, повезло тебе. Колесников тяжело вздохнул и повернулся к Ряполову, спрашивая: - Ты сам-то тут справишься? - Надеюсь, что да. В любом случае, выбора у меня нет, – Саша бросил взгляд на Климовича, откинувшего голову на перила и мычащего что-то себе под нос. - Тогда мы поехали. Они распрощались, Кузьма был сгружен в машину и путь домой начался. Глядя на проносившиеся мимо окон огоньки фонарей, Ваня размышлял о том, что было бы, если бы он пошёл на мероприятие. Но по прошлому опыту получалось, что было бы все так же: шторы на Кузе, море алкоголя и такси в два ночи к дому Колесникова. Состояние дежавю не отпускало Ивана на протяжении всего пути к квартире, только в этот раз дверь открыл он сам, и Лины не было рядом, пока он относил Сапрыкина в спальню и раздевал его. Уже накрывая парня одеялом, Ваня с нежностью провёл по чужим прядкам пальцами и поцеловал парнишку в переносицу, отчего тот застонал во сне, нахмурился и пробормотал что-то, несколько раз повторив «Ванечка». Колесников усмехнулся, испытывая прилив безграничной любви, и повернулся к двери, замечая силуэт Лины в темном проеме. Он молча вышел за ней из комнаты, притворив дверь, и покорно пошёл на кухню. Жена поставила чайник и достала две кружки, пока мужчина садился за стол. Пока чайник вскипал, она тоже села напротив и прямо посмотрела на него. - Когда у вас это началось? – спросила она спокойно. - С первой встречи, кажется, – Иван отвечал честно, Лине он никогда не врал. - Ты его любишь? – она склонила голову набок, задумчиво его рассматривая. - Люблю. - Сильнее, чем меня? - Иначе, – он опустил взгляд, рассматривая свои ладони. – Ты мой самый близкий друг, ты важная часть моей жизни и всегда ею будешь. Ты – моя семья. Я никогда не оставлю тебя, наших девочек. Никогда, ты же знаешь. - Знаю и верю, – она вздохнула. – Если я – часть жизни, то кто же тогда он? - Он моё солнце, мой свет, – Ваня поднял глаза на женщину, которая так долго была рядом. Он не думал, что она поймёт его, но надеялся. И она, как всегда, не разочаровала его. Может, потому что они научились чувствовать друг друга за столько времени. – Прости, Лин. Херовый из меня муж получился. Но я без него не смогу, правда. Они помолчали. Чайник кипел, но никто из них не обращал на это внимания. Колесников рассматривал женщину, в которую когда-то влюбился, с которой было связано множество самых ярких и счастливых событий его жизни, он смотрел на женщину, которая подарила ему двух прекрасных дочерей и была преданным другом и советчиком. Он понимал, что поступает отвратительно, что он не заслуживает её, не заслуживает их любви: любви Лины, дочек, Кузьмы. Он боялся, что потеряет её, правда боялся. Потому что она действительно была неотъемлемой частью его жизни. Но с Сапрыкиным всё было иначе, без него, казалось, в воздухе не хватает кислорода, а мир становится тусклым, сжимаясь и давя. Жена потерла лицо ладонями и тихо спросила: - Ты сможешь пока не разводиться со мной? Чтобы для девочек это не было ударом. Ваня кивнул, чувствуя, как душу затапливает чувство вины и отвращения к себе. - А ты сможешь меня когда-нибудь простить? – прохрипел он, до боли сжимая кулаки. - Уже простила, еще тогда, когда застала вас спящими в обнимку, – Лина усмехнулась и покачала головой. – Мы же всегда всё друг другу прощаем. - Почему, Лин? - Потому что, ты правильно сказал, мы – семья, не важно, остаёмся ли мы мужем и женой. Я слишком много времени на тебя потратила, чтобы столько лет выкинуть из жизни, – женщина тихо засмеялась. Ваня перегнулся через стол и взял её маленькие, так не похожие на Кузины, ладони в свои, несильно пожимая. - Я тебя люблю, – прошептал он, улыбаясь. - Знаю, – повторила она. Кузю пришлось сдвигать опять на край кровати, но он не сопротивлялся, просто сразу забросил на Ванино плечо руку и прижался поближе. Колесников и сам не знал зачем ложиться спать, ведь ему всё равно придется вставать через два часа и будить этого начинающего алконавта. *** В силу возраста на Сапрыкине не особо сказывались пьяные похождения и бессонные ночи, он просто выглядел заторможенным немного и был чуть-чуть раздражен. Пришлось заезжать за его вещами домой и сразу ехать в аэропорт, где их встретили отменно помятый Климович и источающий не прикрытое ехидство Ряполов. Кузьма оставил на них свой чемодан, и они с Ваней медленно пошли бродить по пустынному зданию аэропорта. Оба молчали, Колесников поглядывал на хмурящегося Кузьму, но ничего не говорил. Он знал, что парнишке не хочется расставаться, и на фоне общего состояния сейчас он злился, что придется не видеться так долго. Зайдя в совсем уж пустующий угол, где не было магазинчиков, автоматов с едой и питьем, а только огромное стеклянное окно с видом на взлетную полосу и всего четыре сидения, Ваня толкнул несильно Сапрыкина плечом. - Ты какой-то слишком молчаливый. - Дуюсь на тебя, – буркнул кудрявый. - За то, что я тебя вчера пьяного из клуба забрал? – подколол его Ванька, ласково улыбаясь. Кузьма виновато взглянул на него. - Нет, за это я тебе очень благодарен. А вот, что не едешь с нами… За это я злюсь. - Я смогу приехать в некоторые города, там как раз перерыв между съемками будет. - Но мне этого мало, – честно произнес Кузя, рассматривая самолёты за окном. - Мне тоже. Но ты ведь и в Москву потом заедешь. А ещё через пару дней вообще будешь дома. - Да я понимаю! – Кузьма опустил голову и спрятал лицо в ладонях, потом отнял их и посмотрел Ване в глаза. – Но ты остаешься тут, с любимой женой, чудесными детьми и работой, которая тебе по душе. А я просто как… Как эпизод: то появляюсь, то исчезаю. И ещё столько времени! Может, ты поймешь, что я тебе не нужен, может, я потом не найду в твоей жизни места для себя... - Замолчи, – строго произнес Колесников, и кудрявый парнишка испуганно посмотрел на него. – Ты не эпизод, ты и есть моя жизнь. Да у меня тоже сердце разрывается, как подумаю, что ты уезжаешь так далеко и так надолго! Думаешь, мне очень этого хочется? Я бы прямо сейчас в этот самолёт запрыгнул, если бы мог и не отходил бы от тебя ни на шаг! Я уже скучать начинаю, понимаешь?! Но я знаю, что ты вернёшься ко мне, и я буду ждать тебя. Сколько бы не длилась разлука, я всё равно буду тебя ждать. Кузя смотрит ему в глаза, а потом приподнимается и быстро целует его в губы, краснея. Они ещё полчаса сидят в пустынном крыле, прижимаясь друг к другу бедрами и незаметно держась за руки. Кузя болтает ногой и рассматривает Ваню исподтишка. - У тебя день рождения будет почти сразу, как мы из тура вернёмся. Офигеть. целых тридцать пять лет! - Ага, совсем старый буду, – Колесников поворачивается к нему и усмехается, видя, как Сапрыкин закатывает глаза. – Придёшь? - Спрашиваешь! Конечно, даже если ты меня метлой гнать будешь, – Кузька смеётся заливисто и упирается подбородком ему в плечо. - Дурак, – ласково шепчет Иван. - Я тебя люблю. - Я тебя тоже. *** Ваня стоит за пластмассовым ограждением и смотрит, как Кузя неловко закидывает чемодан на ленту конвейера. Очереди на их рейс почти нет, и Колесников может наблюдать за своим «домовёнком» без особых проблем. Рядом с Сапрыкиным стоят Саша и Егор. Ваня знает, что они будут за пареньком присматривать, но на душе всё равно кошки скребутся, а чувства тоски с каждой секундой становится всё сильнее. Кудрявый получает билет и радостно машет им Ваньке, улыбаясь во все тридцать два. Мужчина поднимает руку в ответ и любуется своим солнечным мальчиком, который не перестает махать ему рукой и спиной идет к эскалатору, чтобы не потерять ни секунды перед долгим расставанием. Когда юноша скрывается из виду, Ваня запихивает немного дрожащие руки в карманы и идёт к выходу. Болезненное чувство нехватки родного человека рядом заставляет его сгорбиться. Иван прикрывает глаза и вдруг улыбается. Да, Кузьма уезжает, а он остается. Да, они будут находиться более, чем тысяче километров друг от друга, они будут ложиться спать в разных кроватях и просыпаться в разных городах. Но Кузя обязательно вернётся, а Ваня обязательно будет ждать его на вокзале. Это просто вопрос доверия.