sweet (hate) blood

      Помещение пахнет сыростью, прошедшим с пару часов назад дождём и еле уловимым трупным разложением. Скосив взгляд в сторону, можно увидеть гниющий не первые сутки труп не то кошки, не то мелкой собаки, изрядно поеденной облепившими тело мухами и, может, частично родными этой твари сородичами. Гадать по этому поводу Фелид совсем не хочет. Не за этим он пришёл сюда.       А зачем он, собственно говоря, вообще сюда пришёл?       Фелид скользит глазами по разбитому стеклу под ногами и осколкам некогда стойких стен. Мусор, кости, просачивающиеся растения — они мешались и путались меж собой, и аристократ подавляет в себе желание втоптать белоснежный цветок подошвой в пол. Пусть пока что живёт, решает он, а сам привлекается движением со стороны.       Алый взор резким скачком переходит на стоящий в паре шагов от него силуэт. Тёмный в устоявшемся ночном полумраке, движущийся плавно, подобно хищному зверю. Фелид ненавидит эту походку, от которой не может оторвать всего своего внимания. Будь у него сердце, оно бы непременно забилось в два раза, если не во все три, быстрее, заставляя грудную клетку заходиться тягучей болью. Но вместо этого он лишь крепко стискивает челюсть, хмурится и смотрит на белоснежный цветок, раздавленный чужой ногой.       — Ты снова здесь, — роняет голос со стороны, и тело аристократа невольно пробирает дрожь. Он хочет кричать, проклинать: себя, стоящего напротив, разодрать его глотку, изничтожить. Но вместо этого он поднимает наполненный гневом взгляд вверх и встречается с довольной ухмылкой. Для Сайто это — просто очередная игра. И от подобного становится только противнее.       Отвечать Фелид не собирается. Разговаривать здесь не за чем. Не о чем. Потому что как бы Седьмому не хотелось отговориться, придумать тысячу и одну причину того, почему он здесь, факты, указывающие, почему его здесь быть не должно, к великому сожалению побеждают в этом неравном сражении. Только вот он не разворачивается, не уходит. Ждёт, как покорный щенок, когда хозяин приласкает его.       Только вот Сайто не торопится. Стоит напротив, разглядывает бледную кожу, подрагивающие в полумраке губы, по которым Фелид то и дело проводит языком, смачивая, пытаясь успокоить себя. Не помогает.       Вампиры давно мертвы, и сердце их не бьётся. Вампиры давно мертвы, и чувств они не могут испытывать. Только почему-то именно сейчас Седьмого пробирает сладкой дрожью, когда такая же холодная ладонь ложится на его худую щёку.       Грубые пальцы проходят по скуле, оглаживают, зарываются в волосах. Фелиду хочется приластиться, прикрыть глаза, утробным урчанием наполнить помещение, но вместо этого он прикусывает нижнюю губу и ткань плаща в руках сжимает с такой силой, что костяшки белеют. Сайто на это лишь сильнее растягивает губы в улыбке, чуть щурится, серебристые пряди меж пальцев пропускает. Наслаждается столь прекрасным зрелищем.       Длинные волосы опадают на плечи, чёрная лента с золотистой каймой падает куда-то под ноги. Прикосновения к голове, плавные и медленные, сводят всё тело, изводя своего хозяина, невольно прикрывающего глаза. Если бы Фелид дышал, с губ бы его сорвался протяжный выдох, но вместо этого он хмурится, скалится, выставляя на всеобщее обозрение острые клыки, и смотрит на Сайто злыми глазами. А тот тянет за пряди, сжимает их на затылке, оттягивает голову назад. Чтобы в глаза смотрел.       — Ты всегда приходишь. Как послушный мальчик?       — Я не слушаюсь тебя.       — Тогда почему ты здесь? О, неужели, ты сам этого хочешь?       На это Седьмой не отвечает. Продолжает скалиться, чужую руку сжимает, оставляя на ней быстрозаживающие раны от когтей. Для Сайто это — как пустой звук, Фелид знает, но не сдаётся. Не хочет сдаваться, не может сдаться в момент того, когда пал уже так низко.       Свободная ладонь Сайто проходит по ткани белоснежной рубашки, цепляя застёжки, пробираясь к мёртвой коже. Фелид отводит взгляд, смотрит на чужую грудь: такую же холодную, бездвижную, как и у него. Мимолётные касания самых кончиков пальцев оставляют горящие ожоги, такие непривычные и дикие, но такие родные и желанные.       Фелид желает Сайто. Всей своей ненавистью, всеми своими несуществующими чувствами.       — Почему ты здесь, Фелид? — он тянет его имя, дразнит.       Только вот Фелид не отвечает. Жмурится, когда острые когти проходят по бледной коже живота, вспарывая её, заставляя полоскам крови литься из тотчас заживающих ран вниз, пачкая одежды и чужие пальцы. Тонкие брови Седьмого искривляются, когда он смотрит на блеск в глазах напротив. Азарт.       — Ну же, скажи мне, — испачканная в вампирской крови рука ложится на лицо, марая его, обжигая несвойственным теплом.       Лицо Сайто слишком близко, его глаза смотрят прямо в душу, и слова невольно застревают в глотке. Фелиду хочет сглотнуть, да только во рту сухо, противно, будто кошки скребутся.       — Почему ты здесь? — продолжает Сайто, обводя очертания тонких губ большим пальцем.       — Ты, — роняет Фелид осипшим голосом. Почти заходится в кашле, почти падает на колени от собственной слабости и отвращения к себе же.       Сухие губы приоткрываются, Фелид цепляется за пальцы передними зубами в немой мольбе. И бледная рука не противится — идёт навстречу, толкаясь в рот, касаясь языка и кончиков клыков. Фелид издаёт не то стон, не то скулёж, отражённый в чёрных глазах напротив ярким огнями, прежде чем подцепить кожу и проткнуть её тонкими концами, пробуя чужую кровь на вкус.       Сладкую, желанную, долгожданную. Разрывающую его изнутри, убивающую всё естество Седьмого, но приятно обжигающую ротовую полость.       Фелид обводит длинные пальцы языком, проталкивает в рот стекающую кровь вместе с собственной слюной. Он чувствует, как лицо его краснеет, буквально горит, а всё тело наливается приятной истомой. Которую он, будучи мёртвым, чувствовать не должен.       Сайто это знает, Фелид это знает. Но каждый идёт навстречу друг к другу, одаривая взглядами: ненавистным и насмешливым. Игра для каждого, отражённый на её дне ярким пламенем потребности друг в друге.       И единственное, о чём может думать Фелид, это только: “ещё, больше, ещё!”, когда испачканные в собственной слюне пальцы ложатся на щёку, проводя мокрую дорожку до шее и оголяя часть ключицы — будто бы ненароком.       — Из-за тебя, — говорит Фелид, кажется, ещё более тихо. Чтобы, нахмурившись, вложить весь яд собственных чувств в шипящий шепот. — Это всё из-за тебя!       Ответ всегда один, но вызывающий новую улыбку со стороны Сайто. Он смотрит на аристократа перед собой внимательно, а потом, наклоняясь, оставляет не то поцелуй, не то лишь мимолётное касание на чужих губах, опаляя их невероятно горячим:       — Хороший мальчик.