Shalimar. История с привкусом Востока

Я проснулась мгновенно. Сразу после того, как кто-то окатил меня с головы до ног ледяной водой. Успев урвать жадный глоток воздуха, в глаза ударил свет, похожий на яркий прожектор. — Где я? — оглянувшись по сторонам, я попыталась подняться со стула, но встретив препятствие в виде закованных в наручники запястий, мгновенно откинулась назад. Цокот каблуков по бетонному полу прозвучал в моей голове так же ясно, как бы напоминая о прожитых днях в заточении. — Ты дома! Присмотревшись внимательнее, я разглядела лицо Веры, которая облокотившись двумя руками на стол, сверлила меня своим пронизывающим до самых костей взглядом. — Итак, ты посмела сбежать… — барабаня пальцами по столу, светя красным маникюром, она переместила руки, воинственно скрестив их на своей пышной груди. — Неужели ты правда надеялась на то, что у тебя получится? Я молча внимала каждому ее слову, понимая что отвечать мне не требуется. Все итак было слишком очевидно. — Знаешь, за все время существования нашего заведения, тебе единственной удалось добраться до полицейского участка. Двое остальных беглянок были пойманы еще до того как им удалось вырваться наружу. Твоя смелость, Мариса, не может не восхищать. Но смелость ли это или на самом деле глупость? Пожимая плечами, Вера обратилась к собственным мыслям, напрягая зрение. Пусть она не кричала и внешне ничем не выдавала собственной злости, ее хладнокровие и спокойствие заставляли думать меня о скорой расправе. Словно читая мои мысли, Вера затронула больную тему. — Убить тебя было бы слишком просто, ведь ты была права, я не убийца. При этом я достаточно проницательна, чтобы понимать, что это не последняя твоя попытка сбежать из этих стен. Я ведь права? Это было риторическим вопросом. — До твоего появления в «Burlesque» было все спокойно. Девушки, конечно, иногда высказывали свои недовольства, но проведя здесь несколько месяцев, они укрощали свой буйный нрав, а вскоре и вовсе смирялись со своей участью. Но ты другая, Мариса. Ты сеешь в их головах сомнения, ты питаешь их баснями о свободе и доме и они становятся… Вера осеклась подбирая нужные слова. — Неуправляемыми… Мне как ответственной за все, что происходит «Burlesque» это очень не нравится. Мне не нужен хаос в заведении. Когда ты убежала, у меня было время, чтобы подумать. Я думала, что же удержит Марису в этих стенах по ее возвращению? Что заставит ее смириться также как и других девушек? Вера достала пачку сигарет из верхнего ящика своего стола, и подкурила одну из них, чиркая блестящей зажигалкой. — Ты сильная. Тебя невозможно подавить. Тебя сложно сломать, но в то же время ты простой человек. А у каждого простого человека, пусть даже у самого сильного, есть свои слабости. — Так о чем это я? — женщина выпустила облако дыма, смакуя фильтр красными губами. — Слабости… И тогда я задумалась, какие слабости есть у Марисы? Женщина указала на меня сигаретой и продолжила свои умозаключения. — Мариса Андраде определенно любит свою работу, иначе стала бы она рисковать собственной жизнью ради сенсационной статьи? Мариса Андраде определенно любит своих друзей, иначе стала бы она помогать им материально и пускать их пожить в собственную квартиру. Ведь так ты сделала с Надией Родригес и ее чудной дочуркой Алисией после развода подруги? У Марисы Андраде нет любимого мужчины, ее слабость определенно не в них. Нет, — Вера покачала головой, вторя своему очередному предположению. Я сглотнула, понимая к чему клонит эта женщина, ведь те факты, что она называла были очень точными, что означало, что ей известно о моей жизни абсолютно все. — У Марисы Андраде нет родных братьев и сестер… только мать. Одинокая звезда большой сцены Аргентины. Прекрасная и несравненная Соня Рей… — Вера назвала ее имя, словно разогревала зал и приглашала ее выйти на бис. — И тогда я подумала, вот оно… Женщина прищелкнула языком, бычкуя ментоловую сигарету в пепельнице. Мой подбородок дрожал от того, что слезы начали застилать глаза, а я во чтобы то ни стало старалась их удержать. — Бинго! — Вера хлопнула в ладоши и закатилась от смеха, откидывая копну золотистых волос за плечи. — Да, все мы очень любим своим мам. И особенно оберегаем их от переживаний и опасностей. Так поступают все хорошие дети. А ты, Мариса, ты хорошая дочь? В комнате повисла гробовая тишина. — Можешь не отвечать, я знаю правильный ответ. Ты ведь не хочешь, чтобы с твоей мамой случилось что-нибудь плохое? Она итак потеряла единственную дочь. Публика этого просто не переживет. Но чтобы не быть голословной, я хочу показать тебе одно видео. Вера встала рядом со мной, нажав на кнопку пульта, и на телевизоре, что висел прямо напротив, замелькала картинка. А сейчас мы прерываемся на срочный выпуск новостей. Только что поступила информация о месте нахождения журналистки Марисы Андраде, которая пропала двадцатого марта на территории Арабских Эмиратов вблизи города Аль-Айн. Сообщается, что девушка находилась на задании и по проверенным источникам погибла во время взрыва в одном из местных кафе. Ответственность за совершенный теракт взяла на себя преступная организация «Ай-Каиде». В гостиничном номере журналистки была найдена информация о девушках, которые пропадали на территории Аргентины в период с 2015–2017 годов. Сведения о Мии Коллучи, дочери местного предпринимателя Франко Коллучи, похищенной прямо из торгового центра и Виктории Пасс, числившейся пропавшей годом ранее в интересах следствия не разглашаются. По непроверенным источникам обе девушки были похищены с целью занятия проституцией на территории одной из арабских стран, где в последствии и скончались при невыясненных обстоятельствах. Расследование по данному факту продолжается. Редакция нашего канала выражает глубочайшие соболезнования всем родственникам погибших. — Думаю, достаточно. Вера выключила телевизор и встала прямо напротив меня. Я была в шоке, если не сказать большего. Увиденное просто не укладывалось в моей голове. — Что…как это вообще возможно? — Это был выпуск новостей от двадцать шестого марта, спустя неделю как ты перестала выходить на связь с руководством журнала. Через несколько дней была обнародована информация о других погибших девушках, все как ты написала в своей сенсационной статье, оставленной на жестком диске твоего рабочего ноутбука. Для всей Аргентины ты стала народным героем. На твои похороны пришло столько народа, Мариса. Меня поразило то, как Вера говорила об этом с таким восхищением, как-будто ее грязные дела заставляли ее гордиться собой. — Это транслировалось по всем центральным каналам. Франко Коллучи организовал мемориал в вашу честь и теперь каждый житель может прийти и воздать вам должные почести. Слез было уже не остановить. Все было похоже на дурной сон, и мне никак не удавалось проснуться. — Вы все погибли… Вас оплакивают, но не ищут. Дело закрыто и расследование по факту пропажи больше не ведется. — Дрянь, — меня переполняли эмоции. Я попыталась дотянуться до Веры, но все мои попытки оказались тщетны. — Не хочу, чтобы ты считала меня своим врагом, Мариса. Я метнула в нее непонимающий взгляд. Как после всего того, что она сделала с моей жизнью, позволило ей думать о том, чтобы я ее не презирала? — Наверное, ты соскучилась по дому и поэтому я хочу тебе показать еще кое-что. После короткого нажатия на кнопку пульта, на экране появились кадры того, как Соня оплакивает меня на мнимой могиле, возлагая огромный букет красных роз. Мои любимые цветы… На видеопленке было заметно как мама осунулась и постарела лет на десять. В ее глазах не было слез, но ее боль отразилась темными кругами на ее лице. По всей видимости, она уже все выплакала на тот момент времени. Даже представить невозможно как она мучилась после моей потери. Кроме меня у нее была только Пеппа, ее помощница. — Мама, мамочка… Я рыдала без остановки, отчаянно пытаясь дотянуться до экрана, понимая, что это физически невозможно. Вера хладнокровно выключила плазму, и присела за старый обшарпанный стол. — Время подвести итоги. Она сложила руки, сцепив их на рабочей поверхности. Ее тон был спокойным и уверенным, как-будто она делилась фактами из своей прошлой жизни. — Ты мертва, как и все остальные девушки. Попытаетесь сбежать, и все что вас тянет в родные стены, ваши родные, ваши дети, ваши друзья, они все погибнут. Мы следим за каждым из них. Если не веришь, могу показать видео про каждого. Таковое тоже имеется. Я дам тебе время все обдумать. Посидишь в карцере пару недель, и если будешь хорошо себя вести, вернешься к остальным, а нет- останешься гнить в подвале до конца своих дней. Вера поднялась со стула, и цокая высокими каблуками, прошла к железной двери. — Да, кстати, твое дело рассказывать полученную информацию своим подругам или нет. Она упомянула это так, словно уже заранее знала, что я загнана в угол и перестану наконец с ней бороться. — Но я настоятельно тебе рекомендую, чтобы каждая из них оставила мысли сбежать отсюда. Я знаю ты можешь вложить это в их головы. Все равно вам больше некуда бежать. Вера ушла, оставив меня наедине со своими мыслями. Ее циничный смех, долетающий до моего слуха из коридора, пробрал мое тело до мурашек. Меня охватило полное отчаяние. Безнадежность. Неизбежность. Уныние. Разочарование. Все разом. *** Карцер. Понимание того, что моя жизнь сломана пришло только здесь, среди голых стен, гробового молчания и сырости. Мои глаза полностью отвыкли от солнечного света. Казалось, я забыла родной язык, и все факты из своей биографии. Я стала бесполым существом у которого отняли имя, фамилию и происхождение. В редкие моменты, когда охранники приносили мне еду, я могла чувствовать, что еще жива. Не знаю сколько прошло времени, но единственными мои собеседниками стали подвальные крысы. Раньше я считала их мерзкими, но здесь они казались мне милыми. Я делилась с ними едой, и чтобы окончательно не сойти с ума, разговаривала с ним как с простыми людьми. Иногда даже казалось, что они мне отвечают. Оказывается у нас было много общего, ну кроме того, что они могли покидать карцер, а я нет. Я стала бесправней, чем подвальная крыса, вот такой итог моей жизни. Вера смогла сломить мой характер и полностью подавить волю. Я полностью закрылась в собственном мире, потеряв всякую надежду на спасение, ведь то самое спасение несло необратимые последствия. Моя свобода теперь не выглядела чем-то привлекательным, она стала синонимом слова смерть. Смерть моих близких. Разве это свобода? Даже взгляд мой стал холодным и колючим, я связывала это с потерей индивидуальности, ведь просидев в одиночной камере довольно долго, я полностью отвыкла от людей. У меня притупились все чувства и страхи. На вопрос может ли быть что-то хуже смерти, я без всякого на то сомнения ответила бы утвердительно. Да, может. Потерять себя, потерять веру и стать инертной массой, испытывающей только потребности в еде и сне. Спала я много и по долгу. Иногда целыми сутками. В изоляции я стала тревожной, прислушиваясь к каждому шороху. По шагам могла с легкостью определить кто из охранников принесет мне еду сегодня. Со мной случались резкие перепады настроения, если утром я могла заплакать, то уже к вечеру смеялась как душевнобольная. Контролировать все это было просто невозможно. К концу пребывания своего срока, у меня стали случаться галлюцинации. Кому-то это могло показаться первым признаком помешательства, но только не мне. Я же видела в этом только процесс общения. Когда я попала обратно к девушкам, по началу мне было трудно привыкнуть к такому количеству людей вокруг. Они просто завалили меня своими вопросами, но я на самом деле была рада своему возвращению. Теперь это место я воспринимала как свой дом, а девчонок как семью. Большую дружную семью. — Мариса, — первой меня встретила Мия, которая кинулась мне на шею прямо с порога. В ее глазах промелькнула радость одновременно с разочарованием, ведь мое присутствие здесь означало, что наш план не сработал. — Как ты? — Она убрала мои спутанные волосы с лица и в ее взгляде я прочитала обеспокоенность. Мое лицо стало бледным, а под глазами появились темные круги. Губы были потрескивавшими, а сама кожа шелушилась от отсутствия света и нормального рациона питания. Я выглядела точно смерть, кожа да кости. Она словно навечно поселилась в моем теле, обретя в нем свое пристанище. — Все хорошо, — слабо улыбнувшись, поспешила заверить я. Странно, но как оказалось, улыбаться я еще не разучилась. Это хороший знак.Знак того. что я не сошла с ума. Девушки стали по очереди меня обнимать, а я даже не могла поднять рук, чтобы обнять их в ответ. Не было сил. Я чувствовала что свое полное фиаско, обманув все их ожидания. Я подвела не только себя, но и своих подруг по-несчастью. В карцере было достаточно времени для самокопания. Я часто вспоминала ту ночь во время побега, и что было бы, если бы я поступила по другому и не пошла в тот полицейский участок. — Что произошло? Тебе удалось позвать на помощь? Сол одной из первых задала вопрос, который интересовал всех присутствующих в комнате. — Сколько меня не было? Я молча перемещала взгляд на каждую из девушек, остановившись в конечном итоге на Мие. — Месяц, — тихо произнесла она, понимая что все это время не прошло для меня бесследно. — Месяц… — повторила я тихо и побрела на свою кровать. После того, как я немного пришла в себя, пол ночи рассказывала о том, что произошло после того, как мне удалось покинуть «Burlesque». В карцере у меня было полно времени, чтобы сочинить правдоподобную историю о том, как меня поймали практически сразу после того, как мне удалось сбежать. Об одиночном заточении я все же упомянула, но вдаваться в подробности об ужасах пережитых в карцере, не стала. Про видео, которые показала мне Вера я предпочла смолчать. Не хотела, чтобы девочки испытали схожие чувства обреченности, зная что надежды на спасение больше нет. Их вера помогала справляться с трудностями этой жизни, лиши я их последней капли надежды, они бы все стали живыми трупами, каким я теперь считала себя. — Мы ведь попытаемся еще раз? — закончив свой рассказ, Фейли задала вопрос, услышать который я боялась больше всего. Остальные тоже заметно оживились, в предвкушении моего скорого ответа. Молчание затянулось и стала давить тяжким грузом на мои плечи. — Конечно. Слабо улыбнувшись, я отвернулась, чтобы не выдать свою ложь эмоциями на лице. — Обязательно попытаемся. Радостная Фейлиситас вытащила фотографию сына из-под подушки и принялась ее исцеловывать. Я едва не заплакала от этой душераздирающей картины, но заметив взгляд Мии, похожий на сканер, через силы заставила себя снова улыбнуться. — С тобой точно все хорошо? — Да, теперь, когда я снова с вами, — сжав ее руку, мой голос сорвался, переходя в тихий шепот. Я безвольно упала на ее грудь, сотрясаясь от рыданий. Впервые за месяц, я чувствовала, что была не одна. Мне впервые стало тепло. Тепло не только физически, но и душевно. *** После того, как я вышла из карцера жизнь пошла своим чередом. В сложившихся обстоятельствах можно было даже подумать, что все налаживалось. Однажды Вера вызвала меня к себе на разговор. Меня терзали сомнения, я даже испытывала некий страх. По пути я копалась в себе, обдумывая что я сделала не так. Перед глазами стояла картинка полуподвального помещения с сырыми бетонными стенами, в котором я провела целый месяц, равносильно тому что я оставила в нем половину своей жизни. — Присаживайся, Мариса. Вера указала мне на стул и убрала какие-то папки с документами в верхний ящик своего стола. Молча выполнив ее просьбу, я опустила глаза в пол и сцепила пальцы в замок. — Вижу, что твое проживание в карцере сделали из тебя воспитанную молодую особу. Это не может меня не радовать. Знаю, ты стараешься не показать своей ненависти ко мне, — на этих словах я посмотрела на канцелярский нож, который лежал на столе среди прочих вещей. Словив мой быстрый взгляд, Вера отправила нож для бумаги обратно в ящик. — Я хочу, чтобы между нами больше не было недопонимания и хочу предложить тебе взаимовыгодные партнерские отношения. — Сомневаюсь, что у меня получится. — Не руби на корню. Вижу, что ты не рассказала остальным про те видео, что я тебе показывала. Я рада, что ты принимаешь верные решения. — У меня не было другого выбора. — Выбор есть всегда, но сейчас не об этом. Перейдем к делам. Я планирую расширить сферу своей деятельности и заняться эскорт услугами вне стен этого заведения. — То есть? — попросила уточнить я, смутно понимая о чем идет речь. — Не просто секс-услуги, а сопровождать мужчин на торжественные мероприятия. Хочу видеть своих девочек образованными, чтобы сумели поддержать любую беседу в высшем обществе. Так сказать, эскорт высшего класса. Слышала когда-нибудь о куртизанках? — Разумеется, но все еще не понимаю, при чем здесь я? — Мне нужны гарантии того, что ни одна из девушек не посмеет сбежать. Вера оторвала взгляд от своей руки на столе и посмотрела мне прямо в глаза. — Убеди их. — Ты просишь о невозможном. Я не могу отвечать за всех. — Ты себя недооцениваешь, Мариса. Представь, что вы сможете время от времени покидать это место, бывать в дорогих ресторанах, посещать светские мероприятия. Иметь дорогие подарки и одежду. Изменится условия вашего пребывания. Разумеется, это прерогатива не для всех девушек, живущих здесь. Речь только об избранных. — Я не буду спать с клиентами. — Не все мужчины хотят от девушек только секса, Мариса. Некоторые желают исключительного отношения к себе. Дома их ждут жены, вечно ноющие о проблемах, дети, вышедшие из-под контроля, любовницы, с неунимающимися просьбами о дорогих подарках… Подумай об этом… Я уже встала со своего стула, когда поняла, что могу попытаться выдвинуть свои личные требования. — Я попробую уговорить их, если не буду обслуживать клиентов в «Burlesque». Вера оторвалась от заполнения каких-то бумаг и посмотрела на меня с полуулыбкой. — А ты быстро схватываешь! Я бизнесмен, и мне нужно получать деньги. Ваше содержание требует вложений и затрат. — Не смеши, то чем ты нас кормишь без труда можно назвать помоями, а все тряпки, что мы носим — дешевая китайская подделка. — Тем не менее, ты должна зарабатывать и приносить мне прибыль. — Я могла бы танцевать на сцене. — Ты несколько переоцениваешь свои возможности, Мариса. То что ты вытворяла с Сол не назовешь танцами. Публика не будет все время вестись на ваши лесбийские уловки. — Я могла бы научиться. Попрошу Сол меня поднатаскать. Вера зависла в ожидании, щелкая шариковой ручкой в воздухе. — Мне нужно подумать об этом… А теперь иди и принимайся за уборку. Я вышла за дверь понимая, что шансы принять мое предложение практически равны нулю. Хватая швабру и тряпку для пола, я направилась в центральный зал «Burlesque», где заметила Сол, оттачивающую свою новую программу на сцене. Ей единственной было позволено проводить время на первом этаже, для того чтобы совершенствовать свои навыки на шесте. Она была своеобразной звездой этого заведения. На ее танцы со стриптизом публика всегда смотрела с огромным желанием. Под музыку «You push me» Мадонны Сол репетировала свой выход в красном нижнем белье. Зрелище было что надо. Нужно было отдать должное этой блондинке, то что она вытворяла на шесте превосходило все мыслимые и немыслимые ожидания. Каждое движение ее тела, каждый мускул заставляли останавливать дыхание и замирать от дикого восторга. Ее фигура и яркая внешность были созданы для того, чтобы пленить мужской пол своей красотой. — Наверное, ты стала бы очень развратной медсестрой, — я не удержалась от своего комментария в ее адрес, вспоминая ее слова о том, что раньше Сол училась на медицинском. Запрыгнув на край сцены, я свесила ноги и отставила ведро со шваброй в сторону. Мой взгляд упал на тело Сол, которое было влажным от пота. Девушка накинула полотенце на шею и глотнула простой воды из бутылки. Освобождаясь от изящных босоножек на высоченном каблуке, она выключила музыку и устроилась рядом со мной. — Почему ты так и не закончила? — Потому что нужны были деньги на обучение, — Сол вскинула плечами, и ее светлые волосы свесились на одну сторону. Она была красивой. Нет, каждая девушка здесь имела свои неповторимые черты, но в Сол красота выдавала породистость и благородство. — А родители, они тебе не помогали? Девушка замолчала, принимаясь вглядываться в одну точку на полу. — Моя мать умерла, когда мне было семь, а отец никогда не хотел моего появления. Он бросил ее еще во время беременности. — Сожалею… Мне вдруг стало стыдно за свое любопытство и уж тем более за наши конфликты и драку. — Не нужно, — Сол гордо вскинула подбородок, и на ее лице застыла неестественная улыбка. — Моя мать не заслужила звание называться настоящей матерью, она родила меня в шестнадцать и совсем мной не занималась. Знаешь, как она говорила мне, перед тем как пойти на очередное свидание. Ты испортила мне всю жизнь, маленькая дрянь. А потом она брала меня за подбородок и долго вглядывалась мне в глаза и добавляла, ты так на него похожа. Она уходила в дверь, и тогда я бежала ко окну, чтобы посмотреть как она садится в машину к очередной любви всей ее жизни. До сих пор помню как она махала мне рукой, чванливо жуя жвачку, одновременно поднимая стеклоподъемник. Я шла в свою комнату и ждала ее до самой ночи. Бывало она возвращалась пьяной и побитой. Это было самое лучшее ее состояние, потому что алкоголь всегда делал ее очень доброй. Тогда она гладила меня по волосам, пока я мазала ее синяки кремом, и приговаривала, ты единственная кто заботится обо мне. Предаваясь воспоминаниям из детства, Сол осеклась, приказывая себе не заплакать. После долгого молчания она продолжила свой печальный рассказ. — Когда она умерла, я не пролила не одной слезинки на ее похоронах и все из-за того, что мне больше не придется терпеть ее парня-бездельника, вечно торчащего у нас дома. Я ненавидела его, но мать я ненавидела еще больше, ведь из-за нее он постоянно жил с нами. У него всегда мерзко пахло изо рта сигаретами, смешанными с запахом вчерашнего перегара… — Он обижал тебя? — Он говорил что любил меня, а те кто любят не могут причинить боль. И я ему верила. Эти слова заставили меня задуматься и содрогнуться. Трудно представить каково ей пришлось в этой жизни. Мое сердце целиком и полностью охватило сострадание, но я хотела дослушать ее историю, понимая, что ей было нужно кому-то выговориться. — А что было с тобой после смерти матери? — Началось мое странствие по приемным семьям. Одна, другая, третья. Они словно забирали щенка из приюта, и как-только щенок вел себя не так как им было угодно, мамочка и папочка отдавали щенка обратно. Я положила руку на плечо Сол, но она лишь скинула ее. — Только вот не нужно меня жалеть. Такая жизнь сделала меня той, какой я являюсь сейчас. Меня ничто не может сломать. Знаешь, как мама называла меня в детстве? «Таракан». Я долго не могла научиться ходить, и ползала до полутора лет. Сколько со мной всего случалась. Я падала с лестницы, разбивала голову, ломала руку, упав с детского стула. Все тело в порезах и шрамах. Она говорила я живее всех живых, поэтому и «таракан». Все умрут, а я останусь, — прошептала Сол, но я четко услышала ее слова. — А как же ты решила поступать в медицинский? — Не знаю, члены моей последней приемной семьи были потомственными медиками, вот и я решила пойти по их стопам. Хотела, чтобы они мной гордились и еще больше полюбили меня. Своим поступком я пыталась доказать им, что они выбрали меня не зря, что как- будто я действительно их родная дочь. — И они тоже отказались от тебя? — Нет, нет. Они погибли. Несчастный случай. Автомобильная авария. Девушка печально вздохнула, вспоминая о тяжелой потере. — И тогда я все бросила, потому что некому было больше ничего доказывать. Я поняла, что моя любовь убивает. Всех кого я когда-либо любила — умерли. — А где ты научилась танцевать? Сол взбодрилась, мгновенно переключаясь с грустных эмоций на веселые. Разговоры о танцах заставляли ее светиться счастьем. — За это спасибо маме под номер четыре. Нэнси Пиколт штат Юта. Она была американкой и преподавала балет в местной школе искусств. Она научила меня всем азам. Осанка прямо, — Сол выпрямилась, — ноги в третьей позиции, подбородок вверх, — ее лицо устремилось вверх. — Ты научишь меня? — Так ты за этим здесь, думала что просто хочешь поболтать. — Так научишь или нет? Выдав долю сомнения на своем лице, Сол заглянула мне прямо в глаза. — Пару месяцев и ты будешь в форме. — У меня есть только четыре дня до пятницы. — Можно попробовать… Но за это я хочу услышать правду. — Правду? — я сдвинула брови на переносице. — Какую? — Что на самом деле случилось, когда ты оказалась на воле? Ты вернулась другой… Я попыталась не измениться в лице, но не вышло. Перед глазами заиграли картинки тюремной камеры и охранника, склонившегося над моим лицом… Меня охватил страх, я онемела…