«Пусть душит неизвестность, я не сдамся, Что ни сказал бы звездочёт...»
Арса хватает ровно на неделю. Неделю притворства, молчания и заглушки чувств. Но страх, подобно пауку, раскинул свои лапы на всю душу Попова, не давая даже вздохнуть спокойно и без его разрешения. Страх потери, страх перед неизвестностью. Страх того, что этот незнакомец привязывает к себе Арсения, сам того не замечая. А Арс ведётся. Ведётся на этого мальчишку, такого светлого и открытого. С фотографией пришла ещё большая зависимость от этой переписки. Когда он успел стать ведомым? Вроде бы держал себя в руках, старался подбирать слова, сглаживать углы, чтобы не открываться Тишке слишком сильно, но, видимо, не вышло. Чёрт возьми, так надеялся, что обойдётся без этого всего. Арсения даже не спросили, хочет ли он влюбляться, нужно ли ему это? Может, ему это и не надо вовсе? Пытался же отгородиться ото всех, а тут возникает этот пацан, весь из себя такой искренний, не просящий ничего взамен, кроме того, чтобы его выслушали, и пиши пропало. Пиши самими стойкими чернилами его имя на сердце Арса, чтобы не дай бог никто не смыл, чтобы стереть возможно было лишь вырвав кусок самого важного органа. Теперь у Попова на заставке стоит Тишина. Он не может сдержать тёплой улыбки при взгляде на телефон. Но, вместе с этим, где-то в глубине голубых глаз таится спрятанная от самого себя грусть. Грусть от того, что этот парнишка никогда не появится в жизни Арсения, никогда не станет её реальной частью. Никогда они не встретятся, никогда не станут ближе. Лишь переписка. Лишь строчки в чате, которые ничего из себя не представляют, кроме двоичного кода в всемирной паутине. Решение уйти даётся нелегко, но мысли просто сжирают парня, не давая даже существовать нормально. Он спит с этими мыслями, ест, работает. Но во время переписок они особенно ярко дают о себе знать. Они кричат, беспорядочно скачут, не дают сосредоточиться. Не дают даже шанса на то, чтобы смотреть на всё трезвыми глазами. Страх мешает видеть, сковывает сердце железными цепями, вешая на него амбарный замок, заставляет руки дрожать, когда они набирают в ответ очередную шутку. Всё, что ни делается, к лучшему? Как бы не так. Ты сам не соблюдаешь свой же девиз, Арсений, но продолжаешь из раза в раз писать его Тишине. Разве не к лучшему этот парнишка появился в твоей жизни? Разве с ним плохо? Скорее, тебе без него плохо, признайся. Он поднимает твоё настроение, даёт тебе повод для ежедневной улыбки, вон, даже Серёга заметил, что ты поменялся. Но страх, чёрт бы его побрал, всё портит. И он не беспочвенный, будем честны. Потерять двух самых важных людей в своей жизни и спокойно жить дальше получится далеко не у каждого. Да ни у кого не получится. Вот и у Арса не получается, как бы он ни старался. Пустить в своё сердце кого-то он не может, да и не хочет. Он не хочет той боли, которую испытал. Её ещё тогда было достаточно, а новой порции он просто не выдержит. Не выдержит и Арсений, и печень. Да, заливать горе глупо, но лучшего способа человечество пока не нашло. Слова для прощального сообщения приходят не сразу. Они просто категорически не хотят складываться в предложения и иметь какой-либо смысл, как будто понимают, какую боль причиняют тому, кто их пишет. Да, больно. Да, грустно. Но это всё же лучше, чем быть брошенным. Уйти самому, убежать, скрыться - это правильное решение. Он уверен, что Тишке так тоже будет легче. Легче без него. Сообщение из пяти предложений всё-таки оказывается на мониторе, выведенное белым Times New Roman на тёмно-синем фоне. Арсению очень больно смотреть на эти слова, но он успокаивает сам себя, что так он не будет бояться потерять. Он нажимает «Отправить» и захлопывает ноутбук. Вот и всё. ****«И только ты, разбиваешь сердце мне, В этой странной тишине, мы останемся никем...»
Новый день захватывает Антона в свои лапы, светя солнечными лучами ему прямо в лицо. Парень улыбается с закрытыми глазами, потягиваясь в постели. Сегодня выходной, вся ночь была посвящена переписке с Раем, у которого было ночное дежурство, да и важных дел не намечалось, так что начинающийся день можно было назвать хорошим и посвятить его просмотру какого-нибудь фильма, лёжа в постели. Идеально. Утренний чёрный чай, обязательно с лимоном и сахаром, и он окончательно рад новому дню. На кухне прохладно, на ней хозяйничает ветер из-за открытой форточки. Антон усаживается на шаткую табуретку и закуривает. Лёгкие мгновенно наполняются дымом, голову немного ведёт от первой тяги, и парень улыбается, прикрыв глаза. На часах уже одиннадцать, надо бы проверить чат. Рай уже стопроцентно дома, он обычно возвращается где-то в десять и обязательно пишет Антону перед сном. Но это чуть позже, сначала музыка. Руки тянутся к ноутбуку, оставленному ночью на кухонном столе, открывают экран и перед глазами Антона появляется заставка. Фотография, которой, наверное, тысяча лет уже, на ней он и Дима, в самом родном Воронежском дворе, где они оба жили с родителями. Позов толкает Шаста в бок, тот в свою очередь сложился почти пополам, смеясь. Эта фотка сделана перед их отъездом, буквально за день. Им очень хотелось запомнить тот момент, когда они вырастут окончательно, покинув родной город и родительские квартиры. И вот они, беззаботные, отбросив все дела, связанные с собиранием вещей, побежали, словно дети, на площадку. Они копошились в песочнице, катались с горок и на качелях. Катя тогда до слёз над ними смеялась, а им было хорошо. Особенно Антону. Он открывает программу плеера, находит какой-то лёгкий, ритмичный трек. Нога сама непроизвольно стучит в такт аккордам, и он снова улыбается. Такого хорошего настроения у него не было уже очень давно, так что хочется оторвать от него большую его часть, откусить самый большой кусочек и, не прожёвывая, проглотить. За прошедшую неделю они с Раем совсем не говорили о том, что произошло, будто и не было этой чёртовой фотографии. Не сговариваясь, обходили эту тему стороной, поставив на неё полнейшее табу, ибо Антону было за неё неловко, а Раю... всё равно, наверное. Но про это Шаст старался не думать, чтобы не загоняться, как в прошлый раз. В тот вечер он смог уснуть только в обнимку с початой бутылкой коньяка, оставленной Димой когда-то давно, в вечер знакомства с Раем. Антон и не заметил, как постепенно вещи, которые находились в его квартире, перестали напоминать о его бывшей девушке, и начали о Рае. С этого стула я упал как-то раз, зачитавшись перепиской с Раем. Из этой полулитровой чашки удобно пить, когда переписываешься с Раем, ибо чай долго не заканчивается. А вот в этом красном рабочем поло я был на той фотографии, которую видел Рай. Этот чёртов аноним занял все его мысли, в голове он любую тему мог свести к нему и это смахивало на сумасшествие, если не на одержимость. Антона это, если честно, пугало. Шаст понимал, что чем больше он думал о собеседнике, тем больше он привязывался, но ничего не мог с собой поделать. Только крутил одни и те же картинки перед глазами и медленно, но верно тонул. Тонул в этом райском человеке, не в силах всплыть. А под водой Тоха плавать не умел. Антон вздыхает и отгоняет депрессивные мысли. Не стоит портить день самому себе. Шастун повторно заваривает себе чай, параллельно слегка пританцовывая и подпевая. Ветер на улице усиливается, завывая в открытое окно парня и покрывая его голые руки и спину мурашками, но шатену всё равно. Он снова приземляется на своё нагретое место, намереваясь зайти в Анонимус. Как назло синяя приветственная страница очень медленно загружается, будто не хочет, чтобы на неё заходили сегодня, будто предостерегает его от чего-то. Хотя это бред полный, и парень всё списывал на свою слишком развитую мнительность. Но сайт наконец-то загружен, и Шаст видит, что он был прав: в правом верхнем углу экрана висит уведомление о новом сообщении. Нетрудно догадаться, от кого оно. Парень нервно кликает на иконку, ему очень хочется прочесть, что же там, и снова ждёт, пока чат загрузится. Ночью они обсуждали отношения. Это не впервые, но вчера они впервые зашли на немного трепетную тему — ориентация. Оказалось, что Рай открытый бисексуал ещё с первого курса университета. Антон искренне был рад этому факту, потому что он вселял некую надежду, хоть чуть-чуть успокаивая тараканов в его голове. Шаст умолчал о своей идентичной ориентации, хотя очень хотелось поддержать Рая и вкинуть ему своеобразный намёк. Он открыл её в одиннадцатом классе, после поездки в летний лагерь. Шаст до сих пор с теплом в душе вспоминал Артёма, паренька, с которым было так классно, что было плевать, какого он пола. Шатен улыбнулся воспоминаниям и глянул на экран — интернет всё также медлил. М-да, нужно, наверное, провайдеру позвонить, а то вай-фай работает сегодня слишком медленно. Такими темпами он фильм дай бог к вечеру скачает, потеряв при этом свой единственный выходной на этой неделе. А единственный он лишь потому, что их директор сошёл с ума, решив, что три продавца в день это мало, нужно четыре, тем самым обеспечив их отдел дополнительными рабочими днями, загрузив график настолько, что у каждого из семи ребят было по шесть рабочих дней. — Нет, ты как издеваешься, собака сутулая! — вслух ругается Антон, и это помогает. Как по щелчку чат загружается, показывая текст, который Рай прислал в 7 утра. Шастун читает текст и замирает. Глаза перестают моргать, а сердце биться. Из рук выпадает чашка с чаем, разбиваясь о пол и заливая все своим содержимым. Прямо как сердце её хозяина. Только сердце упало не из рук, а с Эвереста. Рай, 07:08 «Тишка, прости, всё это заходит слишком далеко. И сейчас, я думаю, что самое время чтобы уйти. Спасибо тебе за всё. И помни: всё, что ни делается - к лучшему. Твой Рай» Чат был закрыт собеседником. Руки парня, не глядя, тянутся к сигаретам. Он поджигает одну и затягивается так, что, кажется, сейчас лёгкие лопнут от количества дыма, но ему плевать. Плевать и на музыку, что играет на всю кухню. Плевать на ветер, гуляющий по помещению, опаляющий кожу холодом. Плевать на осколки кружки, валяющиеся по всему полу, они сейчас очень иронично напоминают Шастуна. Такой же разбитый. Он закрыл чат. Он ушёл. Рай ушёл. Исчез, пока ничего не подозревающий Антон сладко спал, в преддверии нового дня, который теперь точно не будет хорошим. От настроения не остаётся и следа, лишь всепоглощающая печаль. Чувство брошенности, словно его выбросили, как старую игрушку. С ней было весело играть, но все понимали, отбросив сантименты, что он весь износился и пора его выкинуть в мусорный бак, что с ним, в принципе, и сделали. Шастуна разрывало от противоречивых чувств: он хотел плакать от обиды и своей беспомощности, но, вместе с этим, хотелось орать во всю глотку, до хрипоты, на Рая, вложив в крики всю злость на этого чёртового анонима, разрушившего его нервную систему и режим сна. Хотелось сорвать голос, высказывая все те слова, которые не были сказаны, которые сидели в голове занозой, заставляя плоть гноиться, которые поперёк горла стояли комом, из-за него не вдохнуть, не выдохнуть, лишь задыхаться от недостатка воздуха в лёгких. Накричать, а потом броситься в ноги и умолять вернуться. Ибо Шаст это не вывезет. Его жизненные силы закончились ещё месяц назад, на расставании с Алиной, он жил только потому, что Рай позволял забыть обо всём этом. А теперь его нет. И сил тоже нет. Что делать дальше - вопрос, остающийся без ответа. Сигарета, сука такая, заканчивается, и горячий протлевший фильтр обжигает Антону фаланги пальцев. Схватив пачку, которая оказывается пустой, парень глухо рычит, вставая, и хочет пойти в комнату за новой. Но, когда он поднимается, большой осколок керамической, его когда-то любимой, подаренной Алей, кружки впивается глубоко в кожу стопы. Шастун стонет от сильной боли, пронзившей тело и снова садится на табурет, закидывая повреждённую ногу на вторую. Антон сдавленно охает от страха - рана сильно кровоточит, мгновенно заливая штанину домашних шорт и пол. Кое-как встав, опираясь на стол, парень на одной ноге допрыгивает до санузла, садится на бортик ванной, закидывая внутрь ноги и включает воду. Жидкость мгновенно окрашивается в розовый, и шатен шипит от боли. Наблюдая за тем, как его, разбавленная водою, кровь стекает в водосток, Шаст мог думать лишь о том, как он жалок. Всё у тебя из рук валится, жалкий-прежалкий мальчишка. Мало того, что больно было морально, ты теперь сделал себе больно физически. Сейчас бы заплакать по закону жанра, может, полегчало бы, но глаза сухие, словно в них по килограмму песка в каждом. Остается только жмуриться, пытаясь терпеть, пытаясь не кричать от всего происходящего. Парень с трудом останавливает кровь, заматывает порез полотенцем, и снова, прыгая, направляется в комнату, чтобы забрать ту злосчастную новую пачку сигарет и покурить нормально, потому что в никотине он сейчас нуждался больше, чем в кислороде. Нервы были максимально взвинчены, глаза лихорадочно ищут так необходимый сейчас наркотик, лежащий, как оказалось, на подоконнике на балконе. Чёрт с ней, с кухней, он здесь покурит. Антон жил в старой, ещё, как ему казалось, Сталинской, девятиэтажке, поэтому неудивительно, что его балкон был не застеклён. Небо, пока парень сидел в ванной и пытался прервать кровотечение, затянулось серыми тучами, скрыв за собой утреннее солнце. В прогнозе вроде бы не было дождя, но сегодня, как оказалось, всё может быть, поэтому Шаст искренне ждал ненастья, чтобы картина маслом «Неудачник Антон Шастун» была дорисована. Сигареты не помогали. Сколько он выкурил: две, три, пять? А пёс его знает. Он даже не знает, сколько просидел на продавленном балконном кресле, глядя в одну точку и пытаясь стойко выдерживать всю душевную боль. Получалось из ряда вон плохо, поэтому он бросает тщетные попытки и злится сам на себя. Сжатый кулак бьётся о кирпичную стену дома, разбивая костяшки на тонких пальцах. К чёрту Рая. Ещё удар - к чёрту Алину. Третий - к чёрту чувства. Четвёртый и последний - к чёрту тебя, Шастун. Ты сам довёл себя до этого. Правильно Позов тебя называет «Кусок меланхоличного дерьма», ведь ты и есть такой. В голове всплывают флешбеки того вечера, и парень протяжно стонет от отчаяния. После драки кулаками не машут, нужно разгребать последствия. Снова собирать себя по кускам, восставать из пепла. Но так сложно, да и не хочется вовсе. Хочется лишь поплакать, как пятилетка, в подушку, и забыть как страшный сон. В детстве было проще. Там были родители, которые успокоят и решат все твои проблемы. А если тебе двадцать семь, и твоя единственная проблема - разбитое сердце, то тогда что? Что делать? К кому идти? Шастун уже месяц с этой проблемой ходил к Раю. А теперь он сам стал этой проблемой. Как иронично, мать вашу. Болезнь, убивающая тебя, и есть панацея. Жизнь, бессердечная ты сука. Рай стал для него настолько близким, что его уход — нож в спину, пуля в висок, остановка сердца. Это как кусок от тебя оторвать. Вырезать из твоей, и так маленькой душонки всё, что там оставалось, выкинув оболочку. Даже чёрной дыры не осталось, абсолютное пугающее ничто. Шасту страшно. Он не знает, что делать дальше, не знает, как жить без этого всего. Без этих сообщений, которых он ждал, словно у моря погоды. Казалось бы, месяц переписки, а вон как привязался. Как ребёнок. А как было по-другому? Он обрёл всё самое важное - понимание, доверие, близость, пусть и на словах. Пусть виртуально, но сердце не обманешь. Но, видимо, только Антону всё это было нужно. Раю лишь душу излить надо было, а тут Шастун подвернулся, готовый на всё, только будьте рядом. И собеседник был, но только до момента, пока ему было выгодно. Ведь он даже не написал причину, почему он ушёл. — Тишка, прости, всё это заходит слишком далеко, — зло шепчет Антон, передразнивая анонима. — Что, блять?! Что это за хуйня такая?! Более тупую отмазку придумать не мог, придурок? — уже обессилено произносит парень, закуривая снова. Голый торс шатена уже продрог слишком сильно, но ему было настолько плевать, насколько это было возможно. В голове лишь те строчки. Шаста будто пронзает током от своей догадки: а вдруг Рай чувствует то же, что и Антон, просто он испугался? На парня вдруг снова наваливается всепоглощающая тоска, снова это беспомощность. Твою мать. Он никогда не узнает причины ухода Рая. Но самого Рая точно не забудет.***
— Тох, ты опять обедаешь энергетиком? — слышит парень голос Илюхи, который буквально выбежал на улицу, кутаясь на ходу в корпоративную дублёнку. Макару она была впору, в отличии от Оксаны, к примеру. — Да, а что такое? — вскидывает бровь Шастун, выдавливая из себя улыбку. Он уже привык её изображать за эти пятнадцать дней. Пятнадцать дней назад Рай ушёл. И с ним ушли сон, еда и искренность парня. — Ну, вообще, это вредно, Тох, — пожимает плечами Макаров и закуривает свой золотой мальборо. Внимательно скользит взглядом по коллеге, который вышел на этот мороз в одной рабочей толстовке и сейчас ёжился от холода, но упорно продолжал стоять и потягивать холодный Адреналин Раш из банки. Под глазами синяки уже даже не фиолетовые, а чёрные, как будто Антон не спал нормально уже год, как минимум. Щёки впали так, что ещё отчётливее были видны скулы. Как говорила когда-то давно Ирэн Адлер: «Какие скулы, с ума можно сойти. Стоит прикоснуться, и порежешь палец». Какие порезы? О скулы его коллеги можно было себе палец отрезать к чертям. Что-то тут нечисто... Неспроста всё это. — Слушай, Шаст, — несмело начинает Илья. — У тебя всё хорошо? Ну, знаешь, со здоровьем? «Нет, нихуя не нормально!» — буквально кричит внутренний голос Антона, но вслух он произносит лишь дежурное: — Всё отлично, Макар, ты чего? Я лучше всех вообще! — фальшиво ухмыляется Шастун и делает глоток энергетика. Последний раз он ел три дня назад. А до этого не ел ещё четыре. Последний раз он высыпался пятнадцать дней назад. Последний раз искренне улыбался три недели назад. Ещё постоянные боли в сердце и пояснице, и температура 37,2. Всё отлично, конечно. — Ну, не знаю, Тох. Выглядишь ты не очень. Не только я это заметил. Поз тоже очень беспокоится за тебя, — вздыхает старший продавец и смотрит в глаза напротив, которые, казалось, потеряли свой яркий зелёный цвет. — Не знаю, что у тебя там случилось, но я бы на твоём месте рассказал хотя бы Димке. Я-то ладно, но вот он имеет право знать, что с тобой происходит, — парень выкидывает окурок и направляется к служебному входу в магазин. Илья захлопнул за собой дверь и был таков. Шастун сдавленно рычит. Он прав. На тысячу процентов прав. Но было одно но. Жирное такое «но». Дима не поймёт его. Его друг вряд ли сталкивался с такой ситуацией, с какой столкнулся Шаст. Это и останавливало его от того, чтобы поделиться всем с его лучшим другом, практически братом. Страх не быть понятым. Так просто и глупо. Парня буквально ломало в первые дни. Он загибался, кусая подушку, чтобы не закричать от боли. Но не подавал виду на работе. Лишь в тёмной комнате, сидя на кровати, поджав длинные ноги и обняв их руками, он позволял эмоциям поглощать его целиком. Он буквально каждый вечер рассыпался в пепел, сгорая в собственной тоске. А с утра собирал себя заново, по крупинке создавая образ эмоционально стабильного человека. Поговорить с кем-то хотелось нещадно, так же, как и вскрыть себе вены любым острым предметом, который попадется под руку. Совпадение или нет — сказать сложно, но именно в этот момент на улицу выбегает Катя, сжимая сторублевую купюру и направляясь к кофейному автомату, у которого и стоял Антон. Решение поделиться с Позовой приходит неожиданно, но от чего-то кажется настолько правильным, что противиться ему даже не хочется. — Подпираешь, чтобы не упал? — смеётся Катя, кивая на позу, в которой стоял Шаст. — Есть такое, — усмехается парень, и сразу же стушёвывается. — Слушай, Катюх, мне с тобой поговорить нужно... Даже не так... Мне тебе душу надо излить... — Так, меня это пугает, — девушка поднимает на него испуганные глаза. — Просто Димка не поймёт, а ты девушка, ещё и, к тому же, меня давно знаешь... — Так, не тяни давай! — вскидывает руки Катя. — Нет, это точно не здесь рассказывать. Ты сегодня до скольки работаешь? — Ну, вообще до восьми, но могу пораньше отпроситься, думаю Алёнка и Окс справятся вдвоём. — Я до семи, так что давай после работы ко мне заедем? А то не хочу чужих ушей. — Да, как скажешь. Главное Димку предупреди. — Ясное дело, — слегка улыбается Шастун. Получается вымучено, но девушка никак это не комментирует. — Тогда зайдёшь за мной как переоденешься, ага? — кивает Катя и забирает свой стаканчик с горячим шоколадом из автомата. Антон кивает в ответ, разворачивается и направляется в магазин, чтобы до конца отработать смену. Перед тем, как приехать к Шасту, Позова настаивает на том, чтобы они зашли в магазин. Девушка крутиться около стеллажа с вином, сетуя: — Нет, я уверена что у тебя там лютая дичь, там без вина не разберёшься! Антон лишь издавал сдавленные смешки в кулак, но ничего не говорил в ответ. По сути, она была права. Так же были захвачены шоколад, виноград и пиво для Шастуна. На кассе была куплена ещё и пачка жёлтого гламура единички, для всё той же Кати. — Чтобы успокоиться после твоей дичи, — пожимает плечами блондинка. Придя домой, они, по традиции, расположились на кухне. Позова развалилась на стуле около стены и ждала, пока Антон откроет её белое полусладкое. Когда вино налито в бокал, виноград помыт и выложен на тарелку рядом с поломанной плиткой горького шоколада, Катя, делая глоток, торжественно произносит: — Ну что, я готова. — В общем, начнём с самого начала. Я болен и поэтому бесплоден, — произносит Антон, глядя на подругу. Карие глаза девушки расширяются, но она молчит, ожидая продолжения. Видимо отличительная черта всех Позовых - молчать в нужные моменты. — И с Алиной я расстался из-за её беременности от другого парня, а не из-за какой-то бытовой хуйни. — А я знала! Твою мать, знала! — взрывается Катя. — А ты молчал как партизан, засранец! А Дима знал? — Да. — Вы там вдвоём что, совсем обалдели?! Я, между прочим, вас близкими людьми считала, одного я даже мужем называю, а вы молчите о такой ситуации... — поджимает губы девушка. — Кать, про мою болезнь знают всего лишь три человека - мама, папа и Диман, — вздыхает парень, но тут же осекается. — Точнее четыре... — Так, а кто четвёртый? — осторожно спрашивает Позова. — В общем, его зовут Рай. Стоп, не так. Его ник - Рай. А как на самом деле его зовут я не знаю. Мы познакомились в Анонимусе, — Антон понимает, что ей не нужно объяснять про чат, Оксана стопроцентно ей весь мозг проела рассказами о нём. — И, в общем, я сам не заметил, как влюбился в него... Две недели назад он закрыл чат по непонятным мне причинам... — Шастун замолкает, глядя в пол, и слышит шорохи со стороны подруги. Подняв глаза он видит как Катя прикуривает свою тонкую сигаретку. По правую руку стоит пустой бокал. — Я была права, взяв вино, но его нужно больше, чем одна бутылка... Да тут ящик нужен! — произносит Катя и снова затягивается, опустив взгляд на стол. — Антош, а кто ещё знает об этом всём? — О Рае? — уточняет парень. — О нём самом. — Только ты, — шепчет шатен, и у Позовой в груди рождается неимоверная жалость к этому парнишке. Вроде такой светлый, добрый, а вон сколько дерьма ему жизнь подкидывает. Судьба бьёт поддых всех без разбора, — Тох, расскажи о нём, пожалуйста. Тебе нужно с кем-то поделиться. Я, может, и помочь смогу, а если нет, так хоть послушаю. И у Шастуна словно срывают клапан. Он говорит и говорит, прерываясь лишь на затяжки сигаретой. Он рассказывает про их разговоры, про фотографию. Антон открывает Кате душу, как когда-то открывал её своему собеседнику, выстукивая по клавишам свои переживания. Он делится с подругой самым сокровенным, не утаивая ничего, а та сидит и действительно слушает. Когда повествование доходит до наших дней, Шаст честно говорит подруге о том, что не ел уже три дня и о его постоянных болях в области сердца. — Так, вот это мне уже не нравится! Это не нормально, Тош, — мгновенно становится серьёзной Катя. — Ты не думал, что это возможно из-за болезни? — Думал, но как-то не обращал внимание, не до этого было, — пожимает плечами парень. — Не до этого было?! Ты обалдел?! Так, всё, я берусь за твоё здоровье! Любовь любовью, но здоровье у тебя одно, — возмущается девушка и лезет в карман за телефоном. — Ты чего? — удивляется Шаст. — Хочу Окс набрать. Её парень, вроде, врач, в какой-то клинике классной работает, может, поможет чем... — сбивчиво тараторит Позова, ища номер подруги в списке контактов. Девушка, найдя нужного абонента и начав вызов, прикладывает телефон к уху. Через минуту гудки прерывает весёлый голос Фроловой: — Торговая Точка номер девятнадцать, кредитный специалист Оксана, добрый вечер! — Привет, разговаривать можешь? — смеётся в трубку блондинка. Она всегда так здоровалась, если звонил личный телефон, а у неё сидел клиент. — Да, слушаю вас. — Слушай, у тебя же Серёга в клинике работает, да? — У вас верная информация, — спокойно отвечает девушка и слышит сдавленный смешок собеседницы. — В общем, у нашего Шастунишки некоторые проблемы со здоровьем, поможем? — Мне нужно уточнить эту информацию, но я почти полностью уверена, что ответ будет положительным. Я свяжусь с нашим начальством и дам вам обратную связь. — Окс, ты, блин, лучшая! Я валяюсь от твоей невозмутимости! — уже в голос смеётся Катя. — Спасибо за понимание. — Так, короче, как позвонишь Серёже, обязательно перезвони! — Да, конечно. Всего доброго, хорошего вечера вам и вашим коллегам. — От Антона тебе тоже привет. Давай, до связи, — произносит блондинка и заканчивает разговор. Она смотрит на Антона, который весело улыбался. Ну хоть выглядеть стал получше после своей исповеди. Вон, глазки уже поярче, улыбается не так вымучено, почти искренне. — У вас всегда так? — удивляется Шастун. — Ага. Она там с клиентом просто. Но ты же нас знаешь - мы и на работе найдём способ, чтобы не работать, — подмигивает девушка. — Это точно. Долив себе остатки вина из бутылки в бокал, она, наклонившись, ставит пустую тару на пол и замечает под столом осколок кружки, испачканный в крови. Берет его в руки и выпрямляется. — Тох, это что? — она протягивает находку другу. — А, это я кружку разбил, а потом наступил на осколок. Всю квартиру, блин, кровью залил в тот день, — отмахивается Антон и в голове проскакивает отголосок тупой боли. В тот злополучный день Рай исчез. Вот чёрт, он никогда не научится вспоминать об этом спокойно. Всегда будет больно. Всегда будет грустно, будет этот металлический привкус потери, крутящийся на языке. От раздумий его прерывает звонок Катиного телефона. — О, это Окс! — она принимает входящий. — Квартира Антона Шастуна, кредитный специалист Екатерина, слушаю вас. — Ага, и тебе. Короче, Серёга сможет помочь, но есть одно но, — девушка прерывается, чтобы затянуться. — К себе он забрать Антона не сможет, пациентов у него много, но нашего Шастунишку примет другой доктор. Его записали на среду, я уточнила у Димы, у Антона выходной. — Это отлично! К кому его записали? — К главврачу, Серёгин хороший друг, отличный специалист для своих лет. Я его тоже знаю, классный, весёлый парень. Зовут Арсений Попов.