Мы же просто дружим, пока никто не зашел 2

Жизнь устроена сложнее, чем кажется на первый взгляд. Люди - сложные. Чувства - сложные. Отношения - пиздец сложные. Оглядываешься по сторонам - полутемное помещение, с правой стороны бар, с левой - импровизированная сцена. Выдыхаешь. Пьешь воду без газа. Раз, два, три. - А теперь, дорогие друзья и наш уважаемый Борис Николаевич, я хочу позвать на эту скромную сцену скромных ребят с гитарами, барабанами и синтезатором. Встречайте! Би-2! Отходишь в сторону, искрясь улыбкой, даже не фальшивой. Ты рад видеть Шуру и Леву, перекинуться парой слов у курилки, стрельнуть сигарету на вечер. Хоть и обещал жене бросить. Два года назад обещал. Но колечки дыма, выпущенные в светло-серую стену, завораживают. И можно бездумно пялиться на них. И выпускать новые, и новые, и новые. Как тут бросить? Пьешь прохладную воду маленькими глоточками, прочищая горло. В этом месяце слишком много корпоративных вечеринок, где нужна бородатая морда с первого канала. Прям очень нужна. Только твое имя добавляет очки пафоса юбиляру или очередной государственной компании, работающей с черной бухгалтерией. Ты же звезда! Ургант, мать его дери. И всем поебать, что тебе утром вставать на съемки и ехать через весь город то ли пьяным, то ли уставшим. Главное - светануть лицом. Благо тебе не занимать глупого оптимизма. Деньги - это хорошо. А всякие Николаевичи, Михайловичи и Владимировичи... С этим можно свыкнуться. Иногда даже бывают приятные сюрпризы, как встреча с хорошими музыкантами, ведущими, актерами, спортсменами и другими. На кого кошелька хватит. Сложнее, когда хватает только на твою мордашку. Даже не перевести дух, не попялиться бездумно на барную стойку с глотком минералки во рту. - Молодец, Ванечка, - Борис Николаевич дергает тебя за плечо. Оборачиваешься, натаскивая на лицо премилую улыбку за секунду. Профессионализм? Любовь к деньгам? Способ развлечься? - Спасибо за приглашение, - встаешь и жмешь руку. Ты даже не лукавишь. Гости не пристают, организатор адекватный попался, вода вкусная. Ты даже не улавливаешь момент, когда на соседних стульях оказываются запыхавшийся Лева и Шура с сигаретой в зубах. - Короче, идея такая, - слушаешь. На подсознательном уровне, записывая на магнитофон в черепной коробке. Осматриваешь Леву. В комбинезоне, с голой грудью, вспотевший. Провокационно. Не даром Шурик почти все выступление косился на него. Бортник, сука, знает как привлечь внимание. - Мы с Ваней делаем квест, а вы потом играете пару песен для победителей. Чисто как приз. Лева ловит твой взгляд на себе, смотрит в глаза. Стараешься даже не моргать. Война? Или заигрывания? Невольно облизываешь нижнюю губу, вспоминая обстоятельства последней вашей встречи. Интересно, кто-то из них прокручивает у себя в голове те моменты? Или это только у тебя странно-колющее желание повторить? - Ну... нам надо как-то посовещаться, - Шурик давно берет на себя роль переговорщика, когда солист залипает на чем-то. - Вы думайте, мальчишки, но я деньгами не обижу. В твой нагрудный карман опускается 100 долларов, сложенные пополам. Смотришь на Бориса Николаевича, а тот ухмыляется. Нет, все же он противный. - Спасибо, но я не беру почасовую оплату, - шутишь, улыбаешься, хоть и чувствуешь себя проституткой. Очень дорогой и эксклюзивной, но проституткой. - Купишь мальчишкам по коктейльчику, - Борис Николаевич уходит вальяжной походкой, видимо, довольный произведенным впечатлением. Улыбаешься уже искренне. Мальчишкам. Ага. - Держите, мальчишки, - через три минуты ставишь перед музыкантами два стакана с коньяком. Третий оставляешь в руке. Пить на работе - нельзя, после - нужно. Они почти синхронно опрокидывают алкоголь в рот. Не морщатся. Умеют пить эти рок-н-ролльщики, ничего с этим не поделаешь. - Как у тебя дела? - Лева первый решает заговорить. - Как передача? Все в таком же плотном графике снимаете? - Плотнее некуда, - улыбаешься. С Левой легко. С Шурой - сложнее. Хотя от коллег ты слышал обратное. - Может, обсудим предложение Бориса Николаевича? Вы и обсуждаете. Сперва неохотно, потом втягиваетесь. Две новые порции коньяка делают свое дело. Как-то плавно и незаметно перемещаетесь из зала в небольшую комнату персонала, отведенную под гримерку для фронтменов группы. Пьете. Немного. Для задора в глазах. - Будет очень ебануто, чего греха таить, - Шурик со стуком отставляет пустой стакан, смеясь. Обсуждение проекта, на который вы даже не дали еще согласие, увлекло в почти сюрреалистическое плавание. - С вами грех и не утаишь, - повторяешь манипуляцию, ставя стакан на стол. Они переглядываются. Бортник немного нервно дергает плечами. Шурик еле заметно разводит руками. Безмолвное общение? Все же их связь, которая длится годами, здорово сближает. Эти двое практически на ментальном уровне чувствуют друг друга, как-то телепатически читают мысли, смотрят даже не в одном направлении, а в одну жизненную точку. - Мы тут сняли домик на выходные в Питере, отсюда около часа езды на машине. Если хочешь... Шура запинается. Ищет слова или повод свернуть приглашение? Ждешь. Они медлят. Ты медлишь. Пока не понимаешь. Губы Бортника опять где-то на уровне твоего уха. Шепчут с жаром, с неким вызовом. - Поедешь, Вань? Ждут реакцию. Проводишь рукой по его спине. Ткань комбинезона еще мокрая. И такая тонкая, что можно позвонки пересчитать. - Я за рулем! Надоели мне что-то права, - смеешься, отстраняешься. Шурик смотрит почти невидящим взглядом. Лева - понятно, но ему такие интрижки зачем сдались? Вызываете такси. Собираетесь быстро и почти молча. Перед самым выходом оборачиваешься, уловив приятный сигаретный дым. Шурик закурил. Почти на автопилоте подходишь, аккуратно вынимая из губ сигарету, припадаешь своими к фильтру. Затягиваешься. Бумага еще теплая от прикосновений гитариста. Делаешь пару глубоких затяжек и возвращаешь сигарету. Считай, поцеловались. Едете действительно недолго. Перед глазами мелькает яркий Питер, потом его окраины, а следом и редкий лесной массив. Хорошее место. Вокруг только елки, сосны и зайцы. И пару домов на горизонте. Почти безлюдно. До домика идете еще около километра. Тут на удивление тихо. Все же Санкт-Петербург совсем другой, хоть и северная столица. Не то что эта Москва - шумная, суетная, бесполезная. - У нас тут полный набор, чтобы не выходить из дома пару дней, - довольный Бортник кивает на несколько бутылок коньяка и вина. А в углу пять огромных пакетов, видимо, с едой. - Лева, ты идиот! - Шурик спешно скидывает пальто и цепляет пакет пальцами. - Там же мои овощи замороженные, блять. - Ой, да ладно тебе, - солист беспечно машет рукой. Мол, кого вообще ебут твои овощи?! - Я че завтра жрать буду, а? - мужчина оборачивается и смотрит с упреком на вас двоих. Хотя накосячил даже не ты. - Вон, Иван Андреевич, - Лева кивает на тебя, смахивая челку на другую сторону, - что-то приготовит. Не зря же он каждую субботу на первом в фартуке красуется. - А ты смотришь «Смак»? - невольно улыбаешься, тебе и не приходило в голову, что кто-то из твоих случайно-неслучайных партнеров следит за твоими телевизионными проектами. - Тебе слишком идет фартук, - он улыбается слишком широко. Даже неприлично. Настолько неприлично, что даже Шура перестает возмущенно разглядывать яркие пакеты из магазина и смотрит в вашу сторону. Кажется, воздух наэлектризован слишком сильно. Кажется, ты наэлектризован слишком сильно. Открытая бутылка появляется на столе как естественный элемент интерьера. Бортник разливает неспешно, смотря на темную жидкость. Движения у него плавные, тягучие. Как карамель. И смотреть спокойно невозможно, и оторваться невозможно. И вы смотрите. Оба. На подкаченную спину, простую хлопковую футболку, которой он заменил комбинезон в гримерке. И ниже по телу. Даже простые спортивные штаны смотрятся на нем слишком. Лева - человек слишком. Шура - человек недостаточно. Минимум резкости, обнаженных участков тела, провокационных взглядов. А тянет к нему все равно. Смотришь поверх Левы в левую сторону. Бортник сидит между вами. Даже символично, что ли. Шура тоже перестает смотреть на медленные движения знакомых пальцев. Время как-то сливается, слипается. Перетекает неохотно, лениво, слишком заторможено. Вы смотрите друг другу в глаза тысячу лет. У тебя пересыхает во рту. На уровне подсознания ты понимаешь, что ни разу не целовал Шурика. Даже мимолетно, в щеку, при встрече. Леву - сотню раз, когда вы где-то пересекаетесь. С Левой намного проще. Чмокнул, шутливо стер след от помады и свалил. С Шуриком такое прокатит? - А вы знаете игру «Я никогда не»? - ты почему-то вспоминаешь крайне посредственную игру из универа, где ты пытался споить однокурсницу. А потом ее парня. - Это когда надо пить? - Левчик прокручивает в руках стакан, играясь с жидкостью внутри. - Да, хотите сыграть? - Уверен? Я азартный человек, - Бортник закидывает ногу на ногу и с вызовом смотрит в твои глаза. Потом переводит взгляд на своего любовника. Вы выдыхаете почти одновременно. Шурик расстегивает простую черную кофту, показывая совсем не бунтарскую серую футболку. Ему нечем дышать? - Я согласен на все, - произносишь хрипло, но с усмешкой. В прошлый раз заигрывания Левы крайне быстро перетекли в стоны, а сейчас он медлит. Готовится? Решает потянуть время? Прощупывает почву? - Тогда сядь на мое место, - солист меняется с тобой местами. Хуй пойми зачем. Зато теперь ты чувствуешь тепло, исходящее от гитариста. Он в трех сантиметрах от тебя. - Поехали? - наконец-то у второго фронтмена прорезается голос, он наполняет бокалы почти доверху, чтобы вы смогли задать по шесть или семь вопросов. Хотя ты уверен, что игра остановится на втором. Максимум, третьем. - Я никогда не трахался на полу. Ох, Шурочка, что ж ты так с ходу? Ладно. Посмотрим. Медленно пьешь, замечая краем глаза, что и Бортник делает глоток. - Я никогда не спал с двумя женщинами сразу, - Лева смотрит на тебя. Снова пьешь. Один. Кажется, ты будешь самым пьяным. - Я никогда не носил женское нижнее белье. Лева пьет. Неудивительно. - Я никогда не спал с поклонником, - у Шуры слишком блестят глаза. Ты делаешь глоток. Левчик тоже неспешно отпивает. Кажется, они никогда не присягнут друг другу в верности. Это слишком сложно. Для каждого. - Я никогда не хотел поцеловать Урганта, как сейчас, - у Левы заканчивается фантазия. Ты впервые пропускаешь. Шурик замирает на долю секунды. А потом делает глоток. Ты отставляешь бокал и наклоняешься к Леве, обхватывая его обеими руками за шею. Тянешь к себе, увлекая в поцелуй. Чего мелочиться-то? Его губы моментально разжимаются, пропуская глубже. Он льнет почти всем телом, вжимаясь, призывно. Скользит своим языком по губам, верхним зубам, небу. Дразнится. Сукин сын. Наклоняешься вперед, углубляя поцелуй. Почти захватываешь весь доступный воздух носом, шумно и с некой горечью. Придется прервать поцелуй. Выдыхаешь ему прямо в губы, поглаживая по шее и отстраняясь. Но даже не успеваешь толком отдышаться, когда тебя снова вворачивают в жадный поцелуй. Но уже с другой стороны. Шурик. Шурик? Он целуется с напором, властно, захватывая все пространство в округе и концентрируя внимание только на движении своих губ. Его руки ложатся на затылок, массируя. Шура не любит быть подвластным кому-то, даже в поцелуе. Он совершенно не оставляет шанса отстраниться или перехватить инициативу, только учащенно дышать, почти неуловимо постанывая. Он покусывает губы и язык, аккуратно, но ощутимо. И тебе некуда деть руки, кроме как ему на плечи. Ты с силой сжимаешь их, притягивая его ближе. Такие поцелуи уничтожают изнутри остатки разума. Такие поцелуи сложнее заигрываний Бортника, но слаще. Ты практически умираешь от нехватки воздуха, когда гитарист отстраняется. Проворные руки с другой стороны резко расправляются с пуговицами рубашки. Слишком быстро для кокетства. Кажется, вы играете уже по-крупному. Рубашка летит на пол, вместе с ней приземляется футболка Левы. Шура не готов ждать, он снова вербует тебя, притягивая за затылок. Ты даже не успеваешь сдавленно выдохнуть, когда ощущаешь на себе две пары рук - одни гладят по спине и плечам, чуть царапая кожу. Другие властно располагаются на затылке, притягивая до невообразимого близко. А потом случается это. Лева почти падает на колени между вами, почти синхронно расстегивает ремни. Твой щелкает, у Шуры - звенит цепью. Рука солиста проникает под ткань и начинает оглаживать член. Ты получаешь стон в самые губы, видимо, Левчик все делает синхронно. Жадно ловишь почти невзрачный стон, проходясь языком по чужому языку. Торопливые руки уже стаскивают с тебя штаны. С карманов сыплется какая-то мелочь, когда они оказываются на полу. Следом черед гитариста, его брюки цвета хаки падают почти беззвучно. Отследить спортивные штаны ты и вовсе не способен. Вы все еще не можете прервать поцелуй. То ли от невозможности смотреть на полуголого Бортника около колен, то ли от шанса задохнуться без стонов друг друга в самые губы. Теплые пальцы касаются члена, сжимая и оглаживая. Ты получаешь почти протяжный стон в губы, отвечаешь тем же. В какую-то минуту ты не осознаешь - кружится ли это голова или комната вокруг. На твоем члене смыкаются горячие влажные губы. Быстрые движения и слишком шершавый язык скользят всюду, тебе приходится запустить пальцы в волосы солиста, чтобы иметь призрачную связь с реальностью. Он ласкает член так, словно от этого зависит его жизнь - горячо, с полной отдачей, доходя до самого паха. - Сссука, - почти жалобно врывается в твой рот с придыханием. Ты прижимаешься телом плотнее к мужчине, чтобы понимать что с ним происходит. Левчик яростно ласкает его пальцами. С таким бешеным энтузиазмом, что скоро нужно будет обсыпаться песком. Иначе полыхнет, замкнет контакты. И все к хуям взорвется. Когда ты почти перестаешь ощущать свое тело, кроме двух точек - искусанных губ и члена, Бортник отклоняется в правую сторону. Теперь его рука перемещается на твой член, а губы, очевидно ласкают Шурика. Тебе хочется посмотреть. То ли от любопытства, то ли для подтверждения реальности происходящего. Мозг уже не переваривает информацию и ощущения, не считывает события. Отрываешься от Шурика, практически падая на диванчик. Тебе просто необходимо увидеть хоть что-то. В какие-то моменты кажется, что ты ослеп и оглох. В ушах стучат миллионы барабанщиков. Лева действительно услужливо сидит на полу, поджав под себя ноги и с упоением насаживается ртом на член Шурика. Зрелище не для слабонервных - от такого можно умереть сразу. От разрыва сердца или мозга. Гитарист почти рычит, не в состоянии разжать зубы. Его связывает и окольцовывает возбуждение. - Давай трахнем его? Ты не просто не узнаешь свой голос, ты и на руки свои смотришь отвлеченно. А они сейчас проводят по щеке Шурика. Как вообще хватает сил связывать слова в предложения? Бортник останавливается. Твой член просто горит от его рваных и резких движений, а второй фронтмен, кажется, рычит уже по инерции. - У кого есть презервативы в брюках? Я за смазкой не пойду. - У меня, - хрипло киваешь на свои штаны. Ты их не носишь на каждый корпоратив. Но сегодня решил захватить. Он шарит по карманам, вы успеваете отдышаться. Шурик даже приоткрывает глаза, смотря сквозь тебя замыленным взглядом. Мог бы и не поднимать веки. Все равно нихуя не видит. - Блять, Лева, - выдыхаешь с задержкой в вечность. Но тебе простительно. Ты почти умер. - Найди уже хоть что-то или я тебе въебу. - А еще ведущий на первом канале! Какие грязные выражения, Иван Андреевич. Ага, зато он прямо образец воспитанности. Пример для подражания. Эталон. Эталон доведения до неосознанного и неосязаемого состояния. И этот эталон находит. Два презерватива. Ты хочешь ускорить процесс, но Бортник сегодня выступает за сборную по синхронному минету. Его губы медленно раскатывают презерватив сначала на твоем члене, потом на члене Шурика. Вы следите за его податливым приоткрывающимся ртом, как за волшебной зимней сказкой. Все слишком нереально. Вам хватает пары секунд, чтобы переброситься взглядами. Гитарист приподнимается, ты тоже пытаешься встать. До конца ни один из вас не представляет, как это сделать. - Вань, ты снизу тогда, - Шурик что-то прикидывает в уме. Ложишься на диван, моментально притягивая к себе солиста за запястье. Он не сопротивляется абсолютно, упирается на руки, нависая над тобой. Его глаза буравят твои, а грудная клетка тяжело вздымается. Так он кажется еще меньше и каким-то почти неосязаемым. Ты даже подумываешь, что вы его раздерете на части. Оглаживаешь губы большим пальцем, они покраснели и припухли. Чувственно. Пытаешься разработать пальцами, аккуратно проталкивая руку между вами, когда он самостоятельно насаживается на твой член. Пиздец. Пиздец. Пиздец. Чувствуешь, насколько он запредельно-горячий изнутри, словно полыхает. И обжигает твою кожу, вырываясь пламенем наружу. Он двигается сам, сперва медленно, а потом наращивая темп. Его движения не хаотичны, но разнообразны. Он то с силой зажимает тебя ногами, то почти полностью укладывается на грудь и толкается назад, то приподнимается на руках и усаживается на бедра. Ты не понимаешь даже кто кого трахает - ты его или он тебя. Ощупываешь все его тело, не задерживаясь на одном участке долго. Пальцы жжет. Руки дрожат. Проходишься по спине, животу, бедрам, члену. Он дергается каждый раз, когда пальцы меняют геолокацию. Нужно привыкнуть. Ты не можешь работать по алгоритму. Тебе нужно сжимать, надавливать, расцарапывать кожу, мимолетно касаться пальцами, пощипывать, ласкать. Тебе нужно все. Когда ты почти осознаешь, что перемещаешься по телу раз в две секунды и на Бортнике не осталось неисследованных точек, он почти ложится на тебя. Твои руки на ягодицах, поэтому ощущаешь пальцами прикосновение другой кожи. На руки тут же ложатся другие. Невероятно холодные. Они сдавливают твои, чуть сдвигают и сжимают рывком. Лева кричит. Вы замираете втроем, Шурик, почти вошедший до конца и ты, почти не дышащий. Лева с силой упирается лбом в твою грудную клетку. И дышит. Часто. Ты начинаешь поглаживать бедра и спину. Холодные пальцы присоединяются, проходятся по позвоночнику, затылку, плечам. Шурик наклоняется, вызывая у зажатого солиста сдавленный хрип и стон у тебя. Его член слишком явно трется о твой. Почти на интуитивном уровне понимаешь, что гитарист целует спину Бортника, ты в свою очередь оставляешь невесомые поцелуи на лбу. До губ не достаешь. - Если я порвусь, то в больницу меня повезете оба, - Левчик вырывает слова с хрипом. А потом насаживается сам. До конца. Вы почти не дышите. Первым делает движение Шура, продвигаясь вперед на сантиметр. Ты толкаешься еще глубже, стимулируя одним толчком обоих партнеров. Они стонут почти в унисон. Хоть вы стараетесь найти общий ритм, получается хуево. То дергается Лева, то Шура двигается под иным углом, почти вдавливась в тебя. Ты первое время в той необъяснимой вакханалии прислушиваешься, но оба музыканта стонут в голос. И ты стонешь. Вместе с ними. Или с задержкой. Не разберешь. Ты кончаешь первым, сдавливая плечи Бортника и почти отрываясь бедрами от дивана. Шура еще пару раз вколачивается в тело любовника. Рычит. Лева почти рефлекторно подается назад. Чувствуешь, как Шурик изливается внутрь, а Бортник тебе на живот. Горячо. Вязко. У гитариста откуда-то находятся силы уйти. Видимо, это его привычка. Вы все еще лежите на диване. Ты - снизу, солист на тебе, содрогаясь всем телом. - Что приготовишь на завтрак? - почти одними губами шепчет в район твоего плеча Лева. - Яичница подойдет? - Заебись, - кричит из другой комнаты Шурик. Вы смеетесь. Из последних сил.