По следам предательства

      Тихие места, где кроме певчих птичек и травоядных животных нельзя было сыскать ни единой души, встречались почти что на каждом шагу в лесах неизведанной страны, которая в Старом Свете незаслуженно получила репутацию "дикой". Именно так о ней говорили те, кто никогда в жизни не ходил по её плодородной земле, не видел необъятных красот её величественной флоры и фауны, не был знаком с её коренными жителями, и именно из-за этого в принципе не имел никакого права как-либо высказываться о месте, о котором не было ни одной толковой, правдивой в лёгкой голове мысли, способной одним только своим существом стереть все предрассудки, так глубоко засевшие в сознании человека. Другое дело люди, которые прошли и через потери, и через море, и через небывалый труд, и в конечном итоге обрели в этом уголке песчинку давно утерянной надежды. К сожалению, даже она не могла выстоять отвратные слова, гнусные поступки и разочаровывающие события, которые медленно снедали её и сеяли семя неуверенности.       К числу несчастных относилась и юная кровь, чья жизнь, казалось бы, только-только должна была начать свой восход, но вместо объятий жаркого солнца встретила лишь мрак. Несмотря на все невзгоды и неприятности, выпавшие на её долю, Лилиан не привыкла жаловаться. За долгие годы равнодушия к своей персоне она научилась принимать всё, что ей дают свыше, и никого не винить в собственных бедах, пусть даже и хотелось рвать на себе кожу в дичайшем отчаянии. К тому же, рядом с ней находился человек, который не позволял этого сделать. Своим постоянным присутствием он скрашивал её печальное настроение, помогая облегчить чувство утраты теми жестами и словами, которые она хотела бы получить совсем от другого человека. Чтобы никто не мешал ей забыться, Хэйтем увёз девушку в своё поместье, где мог бы полностью окружить заботой и, конечно же, косвенно повлиять на женские мечты. Он делал это осторожно, с осмотрительностью, взвешивая каждое действие и даже слово.       После длительной и тяжело перенесённой дороги Лилиан «отмокала» в бадье. Ей не помешало бы немного расслабиться, но вместо того, чтобы успокоить волнующуюся душу и растерзанное болезнью тело, она просто сидела в воде, прижав ноги к груди и обхватив их руками, и смотрела в одну точку с самого начала купания. В голове периодически мелькали общие слова о любви, несчастье и дальнейшей жизни после всей боли, которую они причинили. Какие-то странные эпизоды витали перед глазами, а всё вокруг казалось сном, страшно похожим на реальность, в котором ты пытаешься найти ответы на волнующие тебя вопросы, но хватаешься лишь за пустоту, падаешь, а затем просыпаешься и в сотый раз задаешь себе один и тот же вопрос. Это могло бы продолжаться бесконечно.       Внезапная теплота обожгла голое плечо и заставила девушку резко обернуться. Сверху вниз на женское лицо уставшим взглядом смотрел приютивший её человек, явно взволнованный безрадостным состоянием подопечной. — Вижу, мне придётся всё делать самому. — не обратив никакого внимания на удивленный блеск в её глазах, Хэйтем опустил руку в воду, которая уже успела порядком остыть. Недовольно хмыкнув, британец подошёл к стеллажу, на котором стояли тазик и кувшин с водой, прикрытые теплыми полотенцами. Проверив температуру жидкости в каждой ёмкости, Хэйтем взял в руки кувшин, поднёс к бадье и постепенно начал выливать в неё всё содержимое сосуда. — Лилиан, я не хочу, чтобы ты ещё раз слегла в постель. Если это случится, последствия могут быть самыми печальными.       Ответа Хэйтем так и не дождался, но чувствовал, как девушка пристально на него смотрела, будто не помнила или не понимала, кто он и что с ней делает. Продолжая наклонять сосуд, он заговорил на менее грустные темы. — Прошу простить мою прямолинейность. Но я не собираюсь вновь рисковать твоим здоровьем.       Вылив последнюю каплю, Кенуэй разогнул спину и выжидающе посмотрел на возлюбленную, от которой хотел услышать хотя бы одно словечко. — У тебя очень уютный дом… — ответ пришёлся совсем не к месту, но он был лучшим утешением, показывающим, что девушка всё-таки не лишилась дара речи. — Спасибо.       Он мягко улыбнулся в ответ, после чего развернулся, убрал кувшин на заслуженное место, обошёл бадью, приблизился к двери, раскрыл её на несколько сантиметров и крикнул что-то, по-видимому, одной из служанок. После он вернул дверь в исходное положение, пододвинул табуретку, забившуюся в угол, ближе к изголовью ванны и уселся рядом с девушкой, всё это время неустанно за ним наблюдавшей. — Тебе нужно расслабиться. Устройся поудобнее, закрой глаза. Это же не так трудно, правда?       Девушка кивнула и попыталась последовать совету Хэйтема. Она отпустила свои лодыжки, плавно погрузила их в воду вместе с руками, а затем опустила и всё тело с такой осторожностью, будто ныряла в кипящее масло, хотя температура воды была недостаточно горячей для лечебных процедур. Даже в жаркую, душную погоду, когда целый день печёт солнце, а на небе не было бы ни облачка, она казалась бы только что растаявшей сосулькой. Когда же уровень воды дошёл Лилиан до лопаток, девушка задрала голову, прислоняясь шеей к кромке бадьи, но тут же почувствовала жёсткость, больно давящую на шейные позвонки. Она резко поднялась, что не могло не привлечь внимание Кенуэя. — Что такое? — Мне неудобно… — проронила она таким голосом, будто ей было неприемлемо произносить подобные слова. — Жёстко у изголовья? — догадался магистр, а после короткого кивка потянулся за ближайшим полотенцем, сложил его в трубочку и подложил под шею Лилиан.       Больше она не дёргалась и спокойно лежала в воде с закрытыми глазами, вслушивалась во всплески воды и тихое дыхание любовника. Последний, желая доставить девушке ещё большее расслабление, стал водить кончиками пальцев по плечам, чёрным волосам, иногда массируя бледную кожу приятными надавливаниями. Должного эффекта, к сожалению, это не произвело, наоборот, Лилиан напряглась ещё больше, предплечья подняла к открытой груди и зарделась пёстрой краской. Будь трижды проклята её верность.       Вскоре дверь раскрылась, и в неё вошла худощавая девушка, нёсшая в руках большой кувшин с горячей водой. Хэйтем быстро поблагодарил служанку за помощь, забрал сосуд и попросил Элизабет (так её звали) приготовить спальни. После ухода девушки Кенуэй снова опустошал сосуд, выливая воду в ванну до тех пор, пока её уровень не поднялся до бледной шеи. Только после он поставил вещицу на пол и снова обратил взгляд к Лилиан. Вернее говоря, к нагому телу, по-своему привлекательному, не смотря на некоторые несоответствия эталонам красоты. Талия недостаточно узкая, плечи, хоть круглые и широкие, лишены должной изящности, зато бёдра пышные, на которые и не грех было заглядеться. Грудь небольших размеров, но такая мягкая на ощупь… Хэйтем нервно сглотнул. — Тебе не обязательно сидеть со мной. — проронила Лилиан сонливым голосом. — Не обязательно. Но я так хочу. — он перевёл взор на её лицо, с которого не продолжали сходить розовые пятна. — Мне всегда казалось, у тебя очень много дел… — голова повернулась в сторону магистра. — Я умею распределять своё время. И сейчас настала пора отдохнуть от моей работы и провести время с тобой. — Хорошо… Как будет угодно.       На пару секунд лицо Хэйтема исказилось, причиной чему была сказанная фраза, произнесённая скорее от безысходности, чем от стеснительного согласия. Они провели в туалетной комнате ещё минут двадцать, после чего Хэйтем помог девушке вылезти из бадьи и усадил на пуф перед зеркалом. Она, как по приказу, выпрямила спину, колени прижала друг к другу, взгляд застенчиво опустила вниз, а ладони прижала к животу, как бы закрываясь от любопытствующего взора. Пока девушка строила из себя недотрогу и благочестивую даму, коей Лилиан учили быть с самого рождения, Хэйтем обмакивал полотенце лосьоном со странным, непривычным для неё ароматом. Прислушавшись к запаху, она повернулась к мужчине и удивлённо изогнула неровные брови. — Роза? — Да. — ответил он так, будто не заметил изумления возлюбленной. — Что-то не так? — Мне больше нравится лаванда… — Я знаю. Но мне кажется, что роза подойдёт тебе больше. — Почему ты так решил? — спросила она, когда полотенце полностью было пропитано спиртом. — У розы более приятный и заманчивый аромат, чем у лаванды. К тому же, — Хэйтем подошёл ближе к предмету воздыхания, продолжающего непонимающе смотреть на грандмастера, — он нравится мне больше всего. Поэтому, будь так любезна, повернись ко мне спиной и немного потерпи.       Лилиан опустила голову, какое-то время обдумывая просьбу Хэйтема, скорее похожую на приказ. Постепенно она стала разворачиваться, затем рукой убрала волосы вперёд, чтобы ничто не мешало проводить соответствующую процедуру. Как только она это сделала, Кенуэй тут же приложил полотенце к тонкой шее, натирал сначала её, затем плечи, лопатки, спину. После он с неописуемым удовольствием взял бледную нежную ручку, протёр мягкими движениями, потом другую, и, не оставив ни одного сантиметра без внимания, перешёл к передней части тела. Хэйтем заметил, как дрожь пробежала по распаренной коже, услышал, как томно она ахнула, увидел, как мечтательно закрылись голубые глаза, когда его рука от ключиц медленно опустилась к груди.       Мужчина сглотнул ком, вставший поперёк горла небывалым грузом, медленно опустился к лицу девушки, пока та грезила наяву, и коснулся её сочных губ своими. Она отвечала мягко и так нежно, будто Кенуэй целовал заплутавшее на земле облако, обретшее смертную форму ради одной встречи с ним. Робость, за которой пряталась девушка всё это время, медленно таяла под жаром их тел, маленькими шажками сливающимися в одно целое. Он прикусил нижнюю губу любовницы, провёл по ранке шершавым языком, успокаивая тонюсенькую нитку боли, а затем вновь забылся в страстном поцелуе, доводя и себя, и свою любовь до исступления. Они могли бы ещё долго поглощать друг друга, если бы Лилиан первая не отпустила его губы и в защитном жесте не положила руку на его грудь, уверенно, но в то же время с осторожностью отводя его от себя.       Поборов страстные порывы, Хэйтем всё-таки простил Лилиан её слабость и нежелание. Он смог оторвать руки от груди раскрасневшейся дамы и перейти к животу. В этот раз Хэйтем сделал всё гораздо быстрее, дабы скорее накинуть на девушку какую-нибудь одежду и избежать повторного искушения, которое пришлось бы совсем не к месту. Хоть он и не был против одной жаркой ночи, для девушки, совсем недавно пережившей не только душевные муки, но и телесные, подобная несдержанность может оказать нехорошее воздействие. Как только с туалетом было покончено, Кенуэй подхватил ночную сорочку, лежавшую на столике у двери, помог Лилиан облачиться в белоснежное бельё, прекрасно гармонирующее с порозовевшими щеками. Когда шнуровка сзади была крепко затянута, Хэйтем раскрыл дверь, ведущую в личную спальню девушки, и пропустил её вперёд, после чего задул свечи, стоявшие недалеко от бадьи, и вышел следом.       Пока Лилиан, из-за усталости решившая пренебречь вечерней молитвой, забиралась на кровать и устраивалась на ней поудобнее, Кенуэй закрывал окна, занавешивал их шторами и избавлялся от других мелочей, которые могли бы потревожить сон возлюбленной. Когда с этим было покончено, он вернулся к девушке, успевшую улечься на бок, крепко обнять подушку руками и укрыться одеялом до плеч. Беззлобно ухмыльнувшись, мужчина подошёл к краю кровати, наклонился и поцеловал Лилиан в макушку. — Доброй ночи… Выздоравливай скорее. — рука коснулась скулы, прочертила линию до выделяющегося подбородка и только после этого оторвалась от желаемой плоти. Магистр отступил и собирался затушить последнюю свечку в комнате. — Хэйтем?… — внезапное обращение заставило его обернуться. — Зачем ты это делаешь? — Что именно? — он по-деловому убрал руки за спину и пристально уставился на девушку. — Почему ты так сильно заботишься обо мне? Тебе же всё это чуждо…       Хэйтем не ответил. Он смотрел на бледные руки возлюбленной, стискивающие подушку, наконец-то порозовевшие губы, слегка приоткрытые, посмотрел на тусклые, лишенные былого блеска глаза, и сам задался тем же вопросом: почему он так о ней заботится? Почему именно она вытащила из закованного ларца те чувства, которые никогда больше не должны были увидеть дневной свет? Что в ней было такого, чего не было у других? Чем она привлекла внимание Великого Магистра, который имел репутацию рассудительного, но холодного лидера? Сложные вопросы. Ещё сложнее найти на них ответ. Но, пожалуй, Хэйтем мог. Да, мечтательно-грустная Лилиан совсем не похожа на Дзио со своим твёрдым и волевым характером. Но она была также несчастна и одинока, как и он сам. Брошенная всеми, она предана и ищет лучшей доли на этом проклятом свете. Девушке хочется дать лучшее, потому что Хэйтем знает, каково быть на её месте, и не желает, чтобы такое маленькое и невинное существо страдало так же, как и он когда-то. — Потому что я тебя понимаю. — заключил он, приведя все обдуманные выше слова к более лаконичному ответу. — К тому же, я хочу показать и доказать тебе, что могу быть лучше, чем… — Чем Шэй?       Кенуэй сделал паузу, нервно сглотнул, услышав имя, в последнее время пробуждающее в нём еле заметное раздражение, перемежающееся с обидой и ревностью. Хэйтем надеялся, что здесь, вдали от океана, ордена, она сможет забыть о предмете воздыхания, так долго мучившего её неподкупное сердце, но, видно, это окажется не так просто, как ему казалось на первый взгляд. — Чем ты думаешь обо мне. — покачал он головой и сделал шаг к кровати. — Хватит мечтать о нём. Ты сделаешь себе только больнее. — Я не могу. Ты прекрасно знаешь это. — её слова сопровождались продолжительным вздохом. — Глупости. Время лечит всё. — заявил магистр, сам прошедший через подобные испытания. — Оно помогает смириться, но не забыть. — Лилиан, — остановил её Хэйтем, решив разложить всю ситуацию по полочкам, — Шэй человек целеустремленный. Он знает, чего хочет и идёт к своей цели, несмотря ни на что. Он прямым текстом сказал тебе, что влюблен в другую, и, насколько я понял из твоего рассказа, достаточно сильно. Если бы он вдруг поменял своё мнение, то наверняка бы захотел с тобой встретиться. Как видишь, этого не произошло.       Сделав небольшую паузу, Кенуэй перевёл дыхание, возможно для того, чтобы не раскраснеться от произносимой лжи, присел на край кровати, опустил предплечья на колени, став сверлить взглядом пол. Собравшись с мыслями, мужчина поднял голову, издал тяжёлый вздох и после этого продолжил. — Я понимаю, ты ожидала другого. Но не всегда в жизни мы получаем то, что хотим. Поэтому нам остаётся только принять то, что нам дают. — он выпрямил спину, повернулся к девушке, которая всё это время внимательно его слушала, зацепил взглядом её ладони. Взяв одну из них, он наклонился и прильнул к ручке губами, вдыхая терпкий аромат роз. Впервые за долгое время руки были похожи не на острые ледышки, царапающие душу, а на мягкий шёлк, долгое время пролежавший на ярком солнце и вобравший в себя всю его теплоту. Совсем как у матери, когда она гладила его по голове и целовала на ночь, изгоняя всех чудищ, способных помешать сну девятилетнего ребёнка. Погрузившись в воспоминания, Хэйтем не хотел отрываться от счастливого кусочка прошлого, по которому он, как бы не отрицал этого факта, очень скучал.       Внезапно он услышал шелест. Открыв глаза, Кенуэй увидел перед собой милое лицо с жалостливыми голубыми глазами, которые не позволяли от них отвернуться. Они поглощали его, заставляли утопать в своей синеве и навеки остаться на дне, откуда он мог бы лицезреть свет ночных звёзд… Она видела его чувства, читала прошлое в его глазах… И подалась вперёд. Её щека прижалась к мужской груди, руки крепко обхватили талию, а ноги подтянулись к телу. Кенуэй замешкался и держал руки на весу какое-то время, будто к нему подскочил грязный незнакомый ребёнок и с того ни с сего обнял его. Когда же он благосклонно принял внезапный жест, то последовал её примеру: оплёл руками согнутую спину, зарылся тонкими пальцами в густые волосы и сильнее прижал к себе ночного мотылька, так редко притягивающегося к его крохотному пламени. — Спасибо… — прошептала она, потеревшись скулой о его рубашку. — За старания… — Не нужно. — ответил Хэйтем, ещё немного пробыв в безмятежном состоянии, а затем отпустил свою возлюбленную. — Ложись спать. Тебе нужно выспаться. — девушка кивнула, на удивление быстро улеглась обратно и повернулась к двери, но прежде чем задуть последний огонёк в комнате, Хэйтем вспомнил об одной детали, которая могла бы показаться интересной Лилиан. — Ты, кстати, не хочешь взять себе кого-нибудь в ученики? У меня есть один человек на примете, и я думаю, что он поможет тебе скрасить пребывание здесь. — Не знаю… — неуверенно ответила девушка. — Может быть, когда поправлюсь. — Иначе и не будет. — уверил Кенуэй, задувая свечку. — Но об этом после. Сейчас же я желаю тебе хороших сновидений. — Благодарю. — совсем тихо ответила она, сильнее прижимая щёку к подушке.       Когда Кенуэй покинул гостевую комнату, у него тут же начали мелькать мысли о сегодняшнем вечере, который явно зацепил заржавевшую шестеренку в душе Лилиан. Зайдя в свою спальню, Хэйтем кинул быстрый взгляд в сторону окна и вспомнил, что при такой же полной луне сердце впервые пробудилось от ледяного сна, а в его душе проросли первые семена любви, пробившиеся через каменную почву. Странно тогда всё вышло. Ведь в самом начале он был готов чуть ли не убить её…

***

      Одно из худших испытаний для человека — это заставлять его смотреть на дверь, через которую он не может выйти, и это не потому, что его заперли одного в помещении с давящими стенами. Всё дело в том, что он сам заставлял себя сидеть над одинаковыми бумагами с разными почерками и текстами, хоть и хотелось выйти за дверь и наконец-то оставить позади эту никчёмную работёнку. Глаза дико болели от просмотра мелких, убористых буковок, которые начинали сливаться в единый шар чёрного цвета. Читающий пытался преодолеть себя и прогнать цветные мушки, мешающие его занятию, но чем больше он сидел со сгорбленной спиной, тем сильнее организм отказывался воспринимать поданную информацию. В конце концов магистр тамплиеров не выдержал и решил сделать перерыв. Свежий воздух обязательно расставит все мысли по нужным полочкам и поможет работоспособности подняться с колен и продержаться хотя бы ещё один часик.       Минув длинные коридоры с небольшими дверями, Хэйтем вышел на балкон, плавно перерастающий в осмотрительную площадку. Он уже хотел подойти к её краю, положить мозолистые ладони на перила и вздохнуть приятный запах моря, как тут же застыл возле колонны, увидев женскую фигуру, вставшую именно в ту позу, о которой только что думал магистр. Она совсем не замечала ночного гостя, или, может, делала вид, что не замечала, но наверняка можно было сказать только одно: ей было грустно. Она всматривалась в движение волн, похожее на первый танец новобрачных, шептала под нос заветное желание и до потери сознания верила, что рано или поздно оно сбудется. — Решили проветриться? — внезапно услышав чей-то голос, она вздрогнула и осторожно повернула голову назад. Увидев медленно приближающегося магистра, она молча кивнула, одновременно и приветствуя его, и отвечая на вопрос. — А Вы?… — робко спросила она, когда Хэйтем поравнялся и с любопытством стал наблюдать за ней. — Хочу отвлечься от работы. — спокойно поделился он, обращая взгляд к горизонту. Чтобы занять голову не мыслями о делах в ордене, а чем-нибудь отдаленном и не муторном, Кенуэй решил развлечь себя и свою собеседницу небольшим разговором. — Сегодня на удивление приятная погода. — Да, приятная. — вторила она как-то безучастно. — Помогает настроиться на размышления. — На размышления? Позволите узнать, какие именно? — Лилиан совсем не заметила лёгкую насмешку в его голосе, и потому нисколько не оскорбилась. — Вы любили когда-нибудь? — сначала её слова воспринялись как очередная неуместная фраза, являющаяся следствием витания в облаках, но, посмотрев в сапфировые глаза, грандмастер ясно понял, что она говорила вполне серьёзно и, судя по печально изогнутым бровям, измученно. — Любил… — на удивление откровенно ответил мужчина, почувствовав, что маленький человечек перед ним никому и никогда ничего не расскажет, чтобы он не услышал. — А сейчас? Любите? — неловкие вопросы порой могут пробить на ледяной пот ещё больше, чем вид полуразрушенной виселицы. — Я не знаю. — не выдержав пристальный взгляд, ответил Кенуэй. — А вот я люблю… Любила и, наверное, буду любить.       Ресницы Лилиан опустились, и она повернулась к перилам спиной, положила ладони на плечи и крепко в них вцепилась. Подул холодный ветер, заставивший девушку сжаться и стать ещё меньше, чем она была до этого. Слегка приоткрытые губы дрогнули, случайно зародив в глубине души магистра странную искорку жалости и интереса. — Значит, Вы влюблены? — спросил он. — Влюблена… Нет. Это слишком мягко сказано. — с тяжёлым вздохом ответила Лилиан. — У влюбленности слишком короткий срок. Она приходит и уходит незаметно, быстро, так, что на следующей день ты не помнишь, о ком так томно вздыхал… А у меня не так. У меня более несчастный случай. Когда любишь втайне. — Обычно это плохо заканчивается. — заметил Хэйтем, убрав руки за спину. — Почему бы Вам не сказать правду? — Потому что он не вспоминает обо мне. Не уверена даже, что он вообще обо мне помнит. — Почему же Вы по-прежнему остаётесь ему верны? Вы ведь не обязаны это делать. — Кенуэй говорил так, как рассуждал сам, и как он, собственно, вёл себя сам после расставания. — Потому что не смогла отвлечься на кого-то другого… Не могу так поступить. — Кто же обязан такой честью? — немного поразился магистр, услышав такие слова из уст разведчицы. — Вы его знаете. — не дав Хэйтему и пары секунд на раздумья, Лилиан тут же произнесла имя избранника. — Шэй Кормак.       Привыкший к собственному великолепию, восприняв стеснительный тон девушки как попытку скрыть свою восторженность при его виде, Хэйтем до последнего слова считал, что говорят именно о нём. Похоже, красота ночных звёзд и сильное переутомление, сметающие его сосредоточенность и открывающие путь редко приходящей мечтательности, совсем задурманили его голову, ибо сама мысль о таком исходе событий казалась странной. Ему не нужны были серьёзные отношения, как ему самому казалось, но было бы куда приятнее знать, что рядом с тобой есть влюбленная дурочка, которой в любой момент можно воспользоваться. Но имя другого разбило в вдребезги все его ожидания и догадки, что заставляло поверить в непростой характер подопечной. Кстати о догадках… — Вот как? — чёрные брови нахмурились, добродушный вид в мгновение ока превратился в суровость, с какой встречают изменника при королевском дворе, а из серо-голубых глаз лилась шипучая лава. — Теперь я вижу, какие обстоятельства заставили Вас прибежать в орден! Вы лгали с самого начала! — Вы же сказали, что любили. — невозмутимо заметила она, не пятясь назад с дрожащими коленками, как многие поступили бы на её месте, а поддавшись вперёд и гордо подняв голову. — Причём здесь это?! — вспылил Хэйтем. — Тогда Вы должны понимать, на что готов пойти человек ради любви. Разве Вы никогда не испытывали этого чувства? Они долго мерили друг друга взглядами. Серые грозовые тучи постепенно рассыпались под влиянием убаюкивающего шелеста голубого океана. Одинокое создание, которое никто не воспринимал всерьёз, смогло расплавить железные стены защиты, за которыми Хэйтем долгое время прятал свои чувства, однажды оставившие глубокую рану на его сердце. А теперь из души вырвались болезненные воспоминания, вновь и вновь бьющие по тонкой стенке самоконтроля. Раздался глубокий вздох, и Хэйтем, смирившись с выплеснувшимися эмоциями, поднял глаза к звёздному небу. — У нас всё плохо вышло… Мы любили друг друга, но в один день она посчитала, что я её обманул. — А Вы обманули?… — Я недосказал. Но мне казалось это не важным, потому что в конечном итоге всё вышло так, как мы хотели. А она не дала мне объясниться, и в результате предпочла забыть обо мне. — голова опустилась вниз, и Хэйтем попытался вернуть себе былую холодность, но тут же наткнулся на ласковый и тёплый тон собеседницы. — Значит, Вы должны понимать, почему мне пришлось так поступить… — Она встала почти вплотную, смотрела на него снизу вверх молящими глазами. — Да, ваши каноны мало что для меня значат, но, тем не менее, я честно исполняла свои обязанности всё это время. Позвольте мне остаться в ордене, магистр Кенуэй…       Она не позволяла отвести от себя взгляд. Чёрные локоны, выбившиеся из причёски, обрамляли милое личико, заставляя острые скулы выпирать ещё сильнее. Голубые глаза, плавно переходящие в зелёные оттенки, смотрели преданно, жалостливо, как маленький котёнок смотрит на хозяина и просит не выгонять на улицу. Губы сильно поджались, скрывая за собой бегущие по всему телу мурашки. Вглядевшись в бледное лицо, Хэйтем долго боролся с чувством долга и чувством жалости, но в конце концов ему ничего не оставалось делать, кроме как отступить и согласиться на её просьбу. — Если Вы по-прежнему хорошо будете выполнять свои поручения… — со стороны девушки послышался облегчённый вздох, и она улыбнулась самой милой улыбкой, какую только могла показать. — Благодарю Вас, сэр. Я этого не забуду! — честно пообещала она, обрадовавшись его словам.       После этого разговора Лилиан вмиг забыла обо всех своих печалях на некоторое время, а с её плеч будто бы упал не просто камень, а гигантский валун с постоянно подхихивающей физиономией. В это же время магистр провожал девушку взглядом, а когда последняя скрылась за скрипучей дверью, обратил взгляд к безграничному океану, где виднелись очертания припозднившихся парусников. Хэйтем почувствовал щемящую тяжесть на сердце, и долго не мог поверить в то, что она была вызвана простым разговором… А может быть и не таким уж простым. Этой разведчице удалось зацепить струны души, которые должны были молчать целую вечность, но, не последовав обету безмолвия, они тихо зазвучали. Кенуэй вновь обернулся к двери, в которую ушла Лилиан. Чем она его зацепила, и почему именно сейчас — Хэйтем никак не мог понять, но точно знал, что причина странной тяжести скрывалась именно в ней. Впрочем, это вполне могло быть сиюминутным недоразумением, и очень скоро всё вернётся на свои места. Знал бы тогда Хэйтем, как глубоко он ошибался…