Personal nightmare

612. Честно, будь Джи способен управлять материей, цифры на двери уже загорелись бы, выжигая номер на гладком дереве. Он понимал, что кроме него, никто больше не сможет. Не заставит этого тупого макнэ выйти из комнаты. Вот ведь дьявол двуличный – вчера запросто целоваться лез, а сегодня боится показаться на глаза. Или скончался скоропостижно от страха. Он понимал, что виноват. Что Сынни не заслужил такого отношения. Что парень старается. И как лидер ДжиЁн, честно, так себе. Почему у него не получается побороть эмоции и быть хорошим хёном? Он понимал, что и не получится. Притворяться на сцене, за кулисами, всю свою жизнь? Влезть в шкуру овечки, чтобы она давила, изводила духотой. Сцепить зубы и наступить себе на горло. Улыбаться парню, разговаривать, веселиться вместе. Три ха-ха. ДжиЁн никогда не снимается в дорамах. Не потому что с актёрскими данными у него беда. Просто он не любит прятать себя, выдавать за кого-то другого. Он – Квон ДжиЁн. Либо так, либо никак. Сейчас собственная личность мешает ему сильнее, чем когда-либо. Он разрывается. СынРи притягивает его. Между ними было что-то, чему Джи не мог дать описания, да и не хотел вешать ярлык. Но стоит лишь об этом задуматься, как всё внутри переворачивается. Он – кто? Гей? Смешно. Он, Джи Дрэгон, икона стиля, невыносимый бабник, любит парней? Но ведь влюбляются не в тело, - шепчет настойчиво внутренний голос, и Джи хочется усмехнуться. Влюбляются… А это как? У него нет ни души, ни сердца, так чем ему любить? Лучшие вещи выглядят хорошо только со стороны. Красивые сапоги – неудобные, в ярких костюмах – жарко, в огромных домах – страшно. В лучших песнях о любви – пусто. Именно поэтому ему так удаются душераздирающие строчки и трогательная музыка. Потому что это слепой анализ. Набор заученных нот и фраз. И вот оно, чудо. Никто не любит искренность, на самом деле. Добавь в свои слова хоть каплю правды – ты получишь злость, презрение. Добавь в музыку маленькое, светлое чувство – заклеймят дилетантом. Ему, можно сказать, повезло. Сердце давно разбито, на его месте нет «сосущей дыры», там пустота. Она не болит, не ноет. Она просто там. А в наличии души он всегда был неуверен. Но он… Этот парнишка. Он будил в нём эмоции. Злость, ярость, ненависть, тепло, веселье, радость появлялись только благодаря ему. Он был единственным, пожалуй, к кому Джи испытывал яркие чувства. И его же душил их отсутствием. СынРи гаснет на глазах. ДжиДи прекрасно видит это и, словно посаженный в клетку зверь, мечется сильнее. Что он должен делать? Должен ли вообще? Рассказать макнэ всё, вывалить чувства на его несчастную голову сумбурным водопадом, потому что сам не понимает. Тогда их отношения… Какие ещё отношения? Стук в дверь отдаётся в ушах набатом. Джи не понимает, что делает, пока холодные глаза не встречаются с его собственными. Он просто проходит в номер. Тут холодно. А ещё темно: шторы везде задёрнуты. В неверном тусклом свете из коридора ДжиДи видит только кокон из одеял на кровати. Макнэ бледный, вдруг думает он. Уставший. Сынни возвращается в постель и просто смотрит. А ДжиЁн понятия не имеет, что нужно сказать. Что ребята волнуются? Что нужно спуститься и поесть? Что Джи хочет выстрелить себе в голову только затем, чтобы там больше не было мыслей? – Прости. За вчерашнее. Это тихое лидер скорее чувствует, чем слышит. Он не спрашивает, за что. Он хочет спросить, почему. Опять. Это он избегал, он отдалился, он молчал, он бил, так почему? Почему снова ты извиняешься? Джи присаживается на корточки около кровати, позволяя смотреть на себя сверху вниз. Он не знает, зачем делает это, но берёт холодную, чуть влажную ладонь Сынни в свои длинные пальцы. Рука младшего дёргается, но он не убирает её. Ему как будто всё равно. И почему-то это бесит. ДжиДи цепляется за последнюю мысль и усмехается. Его игнорируют несколько минут, и он вне себя от ярости и смятения, а какого тогда приходится малышу? – Я такой придурок, да?.. – Хён, давай забудем. Джи поднимает голову, ему кажется, что он ослышался. – Что? – одними губами спрашивает он. – Давай забудем, – повторяет парень, смотря куда-то в пространство. Весь его вид, его голос, его глаза – такие безэмоциональные, что становится страшно. От солнышка, которым всегда был макнэ, слышать такое дико. Лидеру кажется, что он сейчас заорёт. Всё это так неправильно. СынРи должен был сейчас улыбнуться, потрепать его по волосам, засмеявшись и простив его в одну секунду. Для него это должно было быть так легко, словно вдохнуть поглубже. Так почему он не дышит? – Оставь всё, – продолжает СынРи. – Мы просто не прижились, это нормально. ДжиЁн вздыхает глубоко, голова кружится. Ему кажется, что в комнате вдруг все стены покрылись инеем. Чувство вины давит, не даёт посмотреть в глаза младшему. Он сломал его. Своё маленькое солнышко, греющее одним своим присутствием. Оно просто замёрзло в его руках, превратилось в глыбу льда. Джи перехватывает оба запястья парня и сжимает, тянет на себя, заставляя Сынни сесть на пол, на его колени. Тот даже не сопротивляется, хотя по глазам на секунду становится заметно, что ему не хочется. Лидер дёргает одеяло следом, укрывает парня в своих руках. Почему-то согреть его кажется очень важным. Наверное, Квон просто пьян, нужно было следить, что Топ наливал за ужином. – Мы приживёмся, – обещает он, крепче сжимая Ли в объятиях. – Мы подружимся. Сынри впервые за вечер смотрит на него, и Джи старается выглядеть максимально уверенным, честным. Пусть сейчас он не уверен, что получится, пусть он сам не знает, чего от себя ждать, но он постарается. – Тогда почему ты игнорировал меня? – в голосе звучит затаённая обида. А ДжиДи радуется этой маленькой эмоции в его словах. Радость смешивается с виной и стыдом, ведь младший так легко поверил ему, дал второй шанс. – Я не знаю. – Лидер виновато отпускает глаза и чувствует, что малышу этот ответ не нравится. Но он просто не готов. Вывалить всё это сейчас нельзя. Хрупкое перемирие между ними так легко сломать. Сынни ёрзает в его руках, он вмиг поникает, сдувается, словно из шарика выпустили воздух. Джи обеспокоенно следит за его лицом, а младший зевает. – Я устал, – признаётся он виновато. – И кушать хочу. ДжиЁн смеётся негромко и подхватывает протестующего парня на руки. Укладывает его на постель и поправляет одеяло, герметично упаковывая макнэ. Прямо из его номера он звонит администратору отеля, заказывая поздний ужин, а затем устраивается с ногами в глубоком кресле. Оттуда он наблюдает, как Сынни ест после целого дня голодовки. Младший настороженно поглядывает в его сторону, но от еды не отвлекается. ДжиЁну казалось, что он думает спросить о чём-то, но не решается, а сам он не хочет ни о чём говорить. С сонным малышом неожиданно уютно и лениво, хочется просто прикрыть глаза и ни о чём не думать. – Хочешь, останусь с тобой на ночь? Он не знает, зачем предлагает это. Слова сами срываются с языка. Квон знает, что это поспешно, после огромного срока молчания и холодной войны между ними. Но внутри всё равно чуть-чуть надеется на положительный ответ. СынРи трёт кулаками глаза сонно и качает головой. – Спать хочу, хён. Прости. Вот только в его голосе нет сожаления. Скорее, затаённый страх, что хён будет настаивать. Но Джи не собирается давить, он просто треплет Ли по волосам и идёт к двери. Он понимает, что они в самом начале пути, доверия ещё нет и забыть легко такое отношение у макнэ не выйдет. – Всё будет хорошо, – оборачивается он от двери, улыбается. Но Сынни не видит. Он лежит, с головой завернувшись в одеяло. Слушает, как за хёном закрывается дверь. И не верит ему ни на секунду.