***
Все началось с маленькой неприметной ерунды. Лэнс нашла в торговом центре маску для волос (если быть точным, эту черную жижу ей втюхали), которую она использовала тем же днем без всякой опаски облысеть. Тем же днем она обиделась на Кита, потому что последнюю мысль он озвучил. Но не в этом дело. Маска действительно дала результат, и длинные волосы Лэнс стали гладкими и прямыми, чем она решила непременно поделиться со всеми. С Китом в том числе, хотя, насколько он помнил, час назад она была достаточно обижена, чтобы игнорировать его. Лэнс подкралась к нему сбоку и легко пощекотала кончиками волос линию скулы. Когане отреагировал на это движение тут же, рука, занесенная над пультом управления, дернулась. У Кита была определенная слабость к мягким шелковистым вещам: сказывалось полное отсутствие оных в его жизни до определенного момента. Волосы Лэнс чем-то напоминали мех дикого зверька: холодные и скользкие. Он сам не заметил, как разделил их на пряди и намотал на кулак, пропустил сквозь пальцы и погладил лежащие на ладони несколько прядок. Лэнс смотрела на него так, будто он только что выдал несусветную глупость. — Еще одна кошачья повадка, — пробормотала она, аккуратно выпутывая волосы из пальцев Кита; благо, те легко скользили. — Но спасибо. Пожалуй, твое мнение самое ценное. Надо будет купить еще этой жижи. Кит пожал плечами. Да пускай. Тогда он еще не знал, к чему это приведет. Лэнс будет использовать ее при каждом удобном случае и ходить с шелковистыми волосами каждый день, а Кит до зубного скрежета захочет потереться о них щекой, руками, хоть чем-нибудь. Ему бы выпросить у Аллуры какую-нибудь ворсистую ткань и не трепать себе нервы, но это кажется слишком странным. Слишком. Кит так и не попросил. Лэнс неосознанно продолжала его дразнить. Зачатки их хороших отношений уже на этой стадии выглядели просто «замечательно».***
Волосы были сущей ерундой. Внешность, по сути, сущая ерунда для Кита, но Лэнс успешно добавляет к ней выразительный характер. Она шумная, и яркая, и заметная (попробуй не заметить, когда кто-то так орет), и прилипучая. Но на удивление она многим нравится; и черт бы с ними, но Кит искренне не понимает, почему эта дурочка нравится ему. Иногда она даже пугает: в те моменты, когда Кит лезет на рожон, а МакКлейн цепляется за его плечи неожиданно сильно и не позволяет сдвинуться с места, придумывает какую-нибудь незамысловатую стратегию. Но она действительно звучит лучше, чем грубая драка, и работает, и Кит до нее вряд ли бы догадался. Уважение Кита к Лэнс началось с этого, хотя до отличного стратега ей как до луны. Еще Лэнс умеет налаживать контакт с людьми, в отличие от Когане, которому проще, чтобы их вообще не существовало. На самом деле она с Китом тоже ладит, но слишком влюблена в соревновательный элемент между ними. Почему Лэнс выбрала не Ханка или Пидж, он до сих пор не знает. Кит даже не всегда понимает, что они в чем-то соревнуются, и совсем не понимает, зачем, но Лэнс выглядит такой довольной, когда выигрывает в своих глупых соревнованиях, что он поддается ее правилам. Конечно, проигрывать он не собирается, какой бы глупой ни была игра. Как и поддаваться. Иногда они соревнуются по-настоящему, и драться приходится тоже по-настоящему. Нет, это не из-за острого конфликта, — Киту хватает мозгов держать себя в руках даже при вспышках гнева, — но это случается на тренировках. Кит искренне пытается научить Лэнс рукопашному бою, чтобы она могла хоть как-то постоять за себя и без баярда в руках, и когда никого нет рядом. Лэнс понимает это, прощая и болезненные удары, и синяки по телу, и постоянные проигрыши. Она почти всегда валяется на полу. МакКлейн на несколько сантиметров выше Когане, но этого не хватает, чтобы получить преимущество в росте; в скорости они примерно равны, в силе Лэнс предсказуемо проигрывает (МакКлейн обижается, но что сделает Кит против физиологии?), зато выигрывает в гибкости. В первый раз, когда Когане был проигравшим, она использовала именно это преимущество: Кит не думал, что при такой позиции возможно дотянуться до его ноги, но МакКлейн каким-то образом умудрилась и сделала подсечку. Правда, потеряла равновесие и не смогла отцепиться от Кита, и в конце концов свалилась сверху. От идеального поперечного шпагата ее отделяло только тело Кита, плашмя упавшего на спину. Одна ее нога была за его головой, касаясь лодыжкой щеки, вторая тесно прижималась вдоль его ноги. Если бы Кита спросили, почему это приводит его в иррациональный восторг, он бы и сейчас не смог ответить. Потому что понятия не имеет, но до сих пор все подобные лэнсовы выкрутасы с собственным телом — удар ниже пояса. — Ты видел? — кричит она и еще умудряется нагнуться так, чтобы обхватить его лицо ладонями. Нет, пропустил, конечно же, а на полу валяется, потому что поскользнулся на луже. Он не успевает озвучить эту мысль, когда Лэнс целует его в губы: слишком крепко, чтобы это выглядело как нормальный поцелуй, но достаточно, чтобы это стало похоже на встречу давно не видевшихся друзей. Кто угодно бы сказал, что это не проявление симпатии; если же брать во внимание, что это делала Лэнс, ситуация вообще превращается в секундное проявление благодарности и не более. Впрочем, Кит до сих пор молча считает это не-самым-удачным-первым-поцелуем. Но. Это был поцелуй, ясно?***
Вообще, поцелуев Лэнс было много. Больше, чем самообладание Кита могло позволить. Людей же, которым они перепадали, было больше, чем дохрена, и спасибо, что все это время поцелуи приходились в щеку. Чаще всего это были Пидж и Аллура. Настолько часто, что при попытке определить ориентацию Лэнс мозг Кита выдавал сбой системы. На втором месте был Ханк, и всякий раз Кит просто подыхал от ревности и пугал Ханка слишком тяжелым взглядом. Для МакКлейн Ханк был своим в доску, и мысль о том, что там могло бы быть что-то большее, доводит Кита до зубного скрежета. Был еще Коран, и если кто-то думает, что здесь Когане реагировал чуточку спокойнее, то он ошибается. Широ же бесил его намеренно. Черный паладин наверняка что-то знал и еще больше любил отпускать ну очень тонкие шутки на эту тему. Например, целовать Лэнс в ответ, когда Кит стоит в двух шагах, или стрелять вопросительным взглядом в его сторону, или вообще с трудом сдерживать смех, глядя на готового убивать Кита. Может, внешне это и не так заметно, но Широ знает его достаточно хорошо, чтобы угадывать внутреннее состояние по глазам и нахмуренным бровям. Но Кит в этом списке тоже был, хоть и самым последним. С одной стороны, это немного расстраивало; но если брать во внимание то, что от совершенно детского чмока в щеку или висок у него спирало дыхание или, что еще хуже, вставало, то не так уж это и плохо. Если быть честным, там немало помогала собственная фантазия, запах Лэнс вперемешку с медовым гелем для душа и тепло ее кожи. Но это лишь мелочи, а Лэнс совершенно неинтересно, как на это реагирует кто-либо, кроме нее самой.***
Лэнс вообще сама себе на уме и слушает, пускай и редко, только Широ как предмет своего уважения-обожания. Кит не раз упрашивал Широгане, как единственного, кто худо-бедно мог бы на нее воздействовать, сделать хоть что-нибудь, толкнуть очередную отцовскую речь об опасности сквозняков при таких-то открытых ногах или что-то типа того. Широ искренне удивлялся: — Зачем? Тебе ведь нравится. И такая простая истина разбивала все его заранее заготовленные аргументы. Кит время от времени пытается достучаться сам, но подозревает, его намеки работают плохо. Общение с людьми работает плохо. Все, чего он добился: обиженная Лэнс, плохое настроение и излишняя взвинченность. Замкнутое пространство в космосе — плохо, особенно если ты заперт с человеком, который тебе нравится, а ты даже сделать с этим ничего не можешь. Один раз Лэнс цедит едко: «Знаешь, мне всегда казалось, у меня красивые ноги, но ты опускаешь мою самооценку ниже плинтуса», и Кит даже ответить не успевает, что это вовсе не так и ноги у Лэнс потрясающе длинные и подтянутые, просто он искренне задолбался бороться со своим либидо и еще чуточку возмущен, что Лэнс реагирует на него ровно никак. Не то чтобы у него были шикарные ноги (они даже бритвы не видели ни разу в жизни), или красивые волосы и прическа, или телосложение как у Такаши Широгане, извечного кумира Лэнс, но можно было бы постараться найти хоть что-нибудь, когда ты клеишься ко всем подряд. Хотя, сказать это вслух он бы вряд ли осмелился, но даже промямлить хоть что-нибудь не получилось. Поздним вечером он ловит ее на смотровой площадке, задумчиво рассматривающую светящиеся звезды за огромным окном. Присаживается рядом. — У тебя красивые ноги. — Утешаешь меня? — со смешком выдыхает МакКлейн. — Нет, я правда так думаю. Он не знает, кто ее научил делать так, или Лэнс сама до этого додумалась, или это наглая провокация, чтобы выжать из Кита все терпение: в тот вечер ему перепал тот вид объятий, когда ты мирно лежишь щекой на чужой груди (и почти не дышишь при этом), пока другой человек облокачивается на твою макушку. Всегда бы так.***
У Лэнс, должно быть, в медицинской карточке в графе «психолог» синими чернилами вписано: синдром дефицита внимания с гиперактивностью, потому что ее жажду быть в центре внимания и получать тактильные ощущения от вообще всего Кит до сих пор не может объяснить как-то иначе. Помимо прочего, у Лэнс отсутствовала совесть и присутствовало любопытство. Ей ничего не мешало догнать Кита в коридоре и запрыгнуть на него с ногами, чтобы Кит пошатнулся и едва устоял на ногах. Сначала такое поведение выбивало из колеи, а потом он привык. Подхватывал девушку под коленки и тащил на своей спине до места, куда нужно было ему самому. К концу короткой прогулки у него всегда уставала спина. Это было не самым худшим явлением, потому что Лэнс могла выкинуть самый гадкий свой прием: щекотку. Кит был уверен, что она выучила его торс вдоль и поперек, чувствительно проходясь пальцами по ребрам, пока он тщетно пытался увернуться от нее и не взвизгнуть. Впрочем, в этом они были квиты, потому что МакКлейн боялась щекотки тоже.***
Среди многих воспоминаний о Лэнс Кит крайне бережно хранит то, в котором они вместе участвовали в одном задании. Если быть точным, участвовали трое Клинков, среди которых Кит, и Красный на тот момент паладин. У них не было времени на лишние разговоры и эмоции, ведь миссия — превыше всего, но глядя на кабину пилота, ровно никак не изменившуюся с тех пор, как он сидел в кресле пилота, и непривычно молчаливую Лэнс, Кит понимает, что успел соскучиться. В животе ворочается неприятный холодный комочек чего-то там, сожаления или грусти, и Кит усилием воли заставляет себя сосредоточиться. На этой планете с трудом можно найти сушу, большая часть планеты — вода по самую грудь, и это действительно рискованно, потому что где-то глубина куда больше, а где-то всего по лодыжку. Они вымокают до нитки и мерзнут до дрожи и уже в кабинке Красного сдергивают промокшую одежду, не желающую отлипать от тела. Кит настолько занят этим действом, — одежда, и без того обтягивающая, слезает слишком плохо с голого человеческого тела, прилипая (галра с их короткой шерстью все-таки полегче, особенно исходя из того, что они уже были переодеты, пока Кит боролся со своей же левой ногой), — что не сразу замечает, что у Лэнс, вообще-то, сменной одежды с собой нет. Его сокомандники качают головой: совсем непредусмотрительно, для такой «мокрой» планеты взять с собой сухую теплую одежду было бы очевидным действием, но Кит… У Кита короткое замыкание и синий экран смерти, совсем как в земных компьютерах. Лэнс — ничего не стесняется, ладно, этот этап он уже прошел, понял и принял (самую малость). Но, черт возьми, стоять в одном нижнем белье, которое даже не парное и уж тем более не сексуальное, перед двумя взрослыми галрийцами и одним мужчиной. — Красный, — глупо констатирует Кит, потому что, ну… это его цвет! — Ага, — легко соглашается девушка. — У меня и синие такие есть. Ни у кого не найдется лишней одежды? — спрашивает МакКлейн и неловко чешет затылок, переступая с ноги на ногу. Ни у кого, но Кит делится с ней своей футболкой (о, да ему очень хочется поделиться вообще чем угодно, лишь бы ее одеть как положено), которая оказывается слишком коротка, чтобы закрыть кусок торчащей красной ткани. Его футболка тут же намокает полукружьями на груди, и Лэнс тихо ворчит, что не может снять лифчик, — и то только потому, что его некуда повесить. У галра хороший слух, и Кит видит, как дрожат их плечи от смеха, пока он собирает свое разбитое самообладание по кусочкам и пытается понять, не замерзнет ли он без верха. Лэнс идет черный цвет. Или его футболки, или и то, и другое. Это нужно запомнить.***
У него даже язык болит и щеки. Его друзья переживают, он знает, но вытаскивать из него буквально все новости безостановочно — слишком. Единственное, где Кит мог отдохнуть — ужин, на котором ему, опять же, пришлось работать ртом, чтобы прожевать, и ванна, которую он с наслаждением принял только что. На базе Клинков Марморы с водоснабжением все не так уж здорово и вода холоднее. Тем не менее ему нужно возвращаться, и Кит планирует это сделать уже сегодня. Он оборачивает вокруг бедер короткое полотенце, которое, кажется, для лица; оно едва достает до середины бедра. Как лэнсовы юбки, ха-ха. Раньше он приносил сюда свое, но теперь его дом в другом месте, и полотенца Кит с собой, конечно, не взял. Они расстроятся такому скорому отлету, — кафель на полу, кстати, такой же холодный, — но у него нет времени. Кит открывает дверь душевой и, заметив впереди движение, рефлекторно принимает стойку, пока не опознает… Лэнс, точно, прямо перед собой с большим теплым полотенцем и глупыми синими тапочками. Хотя тапочки были бы очень кстати. — Уже уходишь? — спрашивает она, заинтересованно склонив голову на бок. Кит не знает, как ей удается эта фишка: читать его мысли по «сложному лицу», — как она говорит, — но чаще всего она определяет его намерения безошибочно. Наверное, потому что Кит вполне себе предсказуем, особенно для людей, которые с ним давно общаются. На ее лице — почти обида, хотя именно Лэнс болтала с ним больше всех, перебивая принцессу и норовясь получить за это в лоб широким алтеанским жестом, и даже умудрилась дернуть молнию на его костюме. Как будто пыталась за один раз насытиться перепалками с ним на долгие дни вперед. — Галра не будут ждать, пока я отдохну. — Да, но… Клинок Марморы может подождать, — Лэнс топчется на месте, не решаясь отдать полотенце, и Когане приходится брать его из чужих рук самостоятельно. Лэнс ловит его предплечье, стоит Киту только протянуть руку к махровой ткани, переворачивает руку ладонью вверх и тянет к своему лицу. — Я скучаю, Кит… — она трется щекой об открытую ладонь, и Киту, привыкшему носить перчатки или костюм, совершенно непривычно ощущать человеческое тепло в таком месте. Если припомнить, пару раз в порыве искренних светлых эмоций Лэнс терлась щекой об его макушку, предварительно запрыгнув на него с руками-ногами (один раз Кит не ожидал такого и рухнул вместе с ней же), но еще никогда — о руки. — Я… Он не умеет грамотно общаться с людьми, особенно с противоположным полом, — никогда не умел, — поэтому просто притягивает Лэнс к себе и крепко обнимает, игнорируя возмущенные речи про то, что он мокрый и холодный. МакКлейн, вздыхая, накидывает на его плечи полотенце, приподнимая мокрые волосы, чтобы не холодили кожу. Так они и стоят: у Кита мерзнут мокрые руки и ноги, ведь он по-прежнему стоит на полу босым, — МакКлейн подпихивает к нему тапочки, и приходится обуться, — но Лэнс в его объятиях теплая, ее хватка — крепкая, не позволяющая отстраниться. МакКлейн массирует пальцами чувствительную ямочку на затылке, и Кит совсем теряет бдительность от такой нехитрой ласки. Это так странно: час назад его называли маллетом, а сейчас стискивают в объятиях. Лэнс — само непостоянство. — Мне даже некого бесить, — жалуется она. — И уже не так весело. Все жалеют меня в спарринге. Никто не бегает со мной наперегонки. Не жалуется на волосы в жиже. Мне даже оскорблять некого! — Какой кошмар, — притворно соглашается Когане. — Разве тебя там кто-то бесит? — предпринимает очередную попытку Лэнс, тонко намекая, мол: эй, Кит, а здесь есть я. — Не скучно? — Ты как раз и бесишь. И шорты твои короткие, и платья с сиськами наружу, и флирт неуместный, и отвратительные навыки пилотирования. Но больше всего бесит то, что я обо всем этом знаю и ничего не могу сделать, ибо не рядом. Надеюсь, ты еще не всех мужиков вселенной переклеила? — ревниво добавляет Кит. Лэнс колеблется каких-то пару секунд. — Один остался. Она закидывает руки на шею и силком притягивает ближе, слишком сосредоточенная взглядом на его губах. Кит интуитивно догадывается, что от него хотят: едва ли человеческих эмоций и симпатии, или что там бывает в мелодраматических фильмах; но вполне очевидно: ответа на короткий собственнический жест, который подарил бы ей иллюзию, что Кит достаточно близко и никуда не денется. Лэнс всегда была немного жадной девочкой, а Кит достаточно глуп и влюблен, чтобы податься ей навстречу. И плевать, что он всего лишь очередной номер из длинного списка всех лэнсовых коротких влюбленностей; плевать, что у нее и в мыслях не было любить его так же; плевать, что для Лэнс это даже значить ничего не будет и она всего лишь пытается таким способом заглушить тоску по нему. Сейчас ее губы на его губах кажутся такими правильными и приятными, что Киту плевать на все. — Ну почему у тебя всегда так, — разочарованно выдыхает Кит, утыкаясь носом в мягкую щеку, смазывая поцелуй. — Минутные желания. Лэнс будто пожимает плечами, имея в виду: ну вот такой у меня характер, что я могу с ним сделать. Она выворачивается, вскинув подбородок, ловит его алеющее ухо губами. Кусается. Шепчет: — Просто перестань думать. Звучит довольно просто, выполняется — не очень. Перестать думать о чем? О том, что его используют? Или о том, что ему делать дальше; после того, как он вернется к Клинкам и еще черт знает сколько времени не будет ее видеть? Насколько хорошо у него получится делать вид, будто все в порядке? Что изменится после этого? Однако все, что Кит говорит, это довольно банальная констатация факта: — Ванна — не лучшее место, — и жесткие койки личных комнат — тоже, но они хотя бы напоминают кровати и находятся в горизонтали, и в помещении не пахнет сыростью, нет сильной влаги и клубов пара. И вообще, разве не должно быть шелковых простыней и прочей романтичной ерунды? Когане думал, для Лэнс это важно (она бывает слишком романтична для человека, застрявшего посреди бескрайнего космоса в одной затяжной войне), но как оказалось, она слишком нетерпелива. — Кииит, — притворно хнычет МакКлейн и дергает его за длинные волосы на затылке, заставляя умолкнуть и вскинуть голову. — Просто. Заткнись. И позволь мне. Кит не очень уверен в том, кто из них сверху. Вроде бы он тесно прижимает Лэнс к холодной стене, расставив руки по обе стороны от ее головы, а вроде бы: Кит не очень-то в этом хорош и как минимум проигрывает в опыте, а Лэнс кусает его в адамово яблоко, и Когане неожиданно для себя низко стонет; скользит влажными ладошками по бокам, вызывая больше щекотки, чем удовольствия, цепляется за узкую талию. Кит судорожно думает, что ему сейчас делать и куда деть непослушные руки, и Лэнс охотно пользуется замешательством, закидывая ногу на его талию и быстро меняя их местами. Кит шипит, когда поясница соприкасается с холодным кафелем, — благо, на его плечах все еще заботливо накинутое полотенце, — и теряется. — Разве так… — разве его должны прижимать к стенке? — Ну пожааалуйста, Кит, — голос у нее точь-в-точь такой, словно она просит поддаться. Такое иногда бывало в спарринге, если Лэнс слишком надоедало проигрывать. Иногда Кит уступал. Сейчас он, в целом, делает то же самое. Лэнс целует его плечи, царапает отросшими ногтями кожу, и Кит искренне не понимает эту фиксацию: плечи у него узкие, почти не мужские, мощными мышцами он похвастаться тоже не может. Лэнс тщательно выцеловывает дорожку от уха до ключицы, прежде чем вскинуть на него потяжелевший взгляд и спросить: — Ты не очень хорошо это ощущаешь, да? Кит понятия не имеет, что он должен чувствовать, кроме ритмично шумящей в ушах крови и скрытого одним полотенцем стояка, словно ему шестнадцать и это его первый секс. — А так? — подсказывает Лэнс и царапает ноготками грудь и горошины сосков, и это движение отдает мурашками и щекоткой по всему телу, оседая где-то в низу живота. — Не знаю… Я… не знаю. Это приятно? — Ты спрашиваешь? — Да?.. То есть… Лэнс прыскает и следующим движением перехватывает его руки, похолодевшие от соприкосновения со стеной, которую Кит успешно подпирал все это время. Она уверенно направляет его ладони от своего плоского живота — выше. Темная кожа скользит под пальцами, и Лэнс смотрит на него заинтересованно, считывая любую реакцию, только Кит слишком залипает на созерцании обнаженной кожи, чтобы заметить это. Он не справляется с застежкой лифчика, и это так смешно, учитывая тот факт, что как лучший пилот Гарнизона он видел механизмы гораздо сложнее этого, требующие больше физических сил и тонкости. Крючки не поддаются, один цепляется за другой; руки Кита подрагивают, Кит психует. Смех Лэнс, возможно, обижает в какой-то степени, но следом она самостоятельно выпутывается из бело-синей футболки с длинными рукавами, — так действительно легче, — и расстегивает лифчик, легко скидывая тонкие ажурные лямки с плеч. Кит вскользь цепляется взглядом за сексуальное темно-синее белье с намеком на настоящий шелк, парный комплект. Оу. Вообще-то, он на самом деле хочет рассмотреть его лучше, любоваться Лэнс в этом белье, но. Кит ничего не успевает: ни посмотреть, ни дотронуться, ни хотя бы осознать свое положение в должной степени: Лэнс прижимается к нему крепко, целует умело — так, чтобы в мозгах у Кита снова немного закоротило. Когда МакКлейн успевает вытащить уголок полотенца, Когане вовсе не замечает, да и как ткань слетает с узких бедер — тоже; просто в какой-то момент Лэнс обхватывает его ладонью, понимая, как крепко у него стоит, — и вскидывает очень нахальный взгляд, сопровождаемый красноречиво выгнутой бровью, — и Кит захлебывается воздухом. — Подожди-подожди! Не так быстро. — Ого, горячая голова Кит просит меня остановиться, — удивляется Лэнс и очень выразительно приподнимает другую бровь. Кит, наверное, никогда не привыкнет к такой богатой и живой мимике. Она все же останавливается, но от этого не становится легче: если раньше Лэнс отвлекалась на поцелуи и смотрела ему в глаза, — она не закрывает их, когда целуется, — то сейчас Кит готов сгореть от того, с каким интересом, склонив голову набок, она его… Оценивает? — Что? — сухо выдавливает он, чтобы хоть как-то перетянуть ее внимание. — Ну не картина Ван Гога, — привычно отшучивается Лэнс и пожимает плечами. — И предсказуемо. Для полугалра ты вполне себе… Человек. Кит клацает зубами. Интересно, что же она ожидала увидеть от полугалра, который всегда выглядит точь-в-точь как человек? Выдвижные тентакли? — Я даже в твоих интонациях слышу, как ты оскорблен. Все нормально, маллет, я не пыталась тебя обидеть. Так даже проще. Кит все равно мстительно кусает за нижнюю губу, — но, чувствуя, что Лэнс не особо стремится соперничать с ним сейчас, а покорно приоткрывает влажный рот, сбавляет обороты, — и вспоминает, наконец, зачем ему руки и как ими пользоваться. Грудь Лэнс мягкая и упругая, и навскидку Когане определяет второй размер. Не то чтобы он был в этом хорош, скорее всего, даже плох: его мало интересовало, нравятся ли девушкам его прикосновения: самому Киту женская грудь нравилась, и этого было достаточно. Но с Лэнс все немного иначе, и она прекрасно угадывает его намерения и откровенное незнание того, что сейчас нужно сделать. — Смотри и учись. Кто тебе еще расскажет, если не я, — что ж, это звучало немного хвастливо и, да, очень похоже на их обычные соревнования, когда Лэнс точно знала, что преимущество за ней. Она показывает все на правой груди: слегка сжимает, обводит большим пальцем ореол, трет между пальцев напрягшийся от холода и возбуждения сосок, и когда Кит вторит движениям с непрерывной мыслью о том, как сильно он хотел бы посмотреть на ласкающую себя Лэнс (и желательно в нормальных условиях при нормальных обстоятельствах), тихо стонет: — Да, вот так. Пальцы у Когане мозолистые, ощущения от них совсем другие, Лэнс признает это сразу и словесно делится ощущениями, ничуть не стесняясь в выражениях, и Кит с позором обнаруживает, что способен краснеть еще больше. Это скорее похоже на изучение друг друга. Лэнс никто не упустит возможность поинтересоваться, как устроены пришельцы, даже если они только наполовину пришельцы. Когда-то она сама так сказала в попытках оправдаться, какого черта нужно было косячить, попытаясь соблазнить что-то, похожее на ходячее фурри. С короткими ненавистными джинсовыми шортами Кит справляется сам: в них всего-то две пуговицы. Лэнс только вертит бедрами, помогая ткани спасть ниже, и хорошо, что Кит этого не видел и потому смог благополучно пережить. — Присядь, — командует она, а позже, видимо, опасаясь, что Кит как всегда поймет все не так и вздумает реально сесть, добавляет: — Согни ноги в коленях. Лэнс дергает его за талию на себя, заставляя отодвинуть поясницу от стены — теперь Кит облокачивается одними лопатками и затылком. Закидывает ногу, согнутую в колене, куда-то под его руку, опираясь коленкой о стену, и прижимается. Когане невольно подхватывает ее ногу рукой, огладив внутреннюю сторону бедра. Кит чувствует грудью, пахом и бедром почти идеальный шпагат, видит: судорожно напрягшиеся мышцы бедра Лэнс, перенесшей весь вес на одну ногу, закушенную от усердия губу и прилипшую ко лбу темную челку, которую она смахивает одним движением. Шелковая ткань дразнит чувствительный член, и Лэнс приподнимается и опускается на одной ноге и крутит бедрами, создавая волнообразные движения, от которых Когане судорожно цепляется свободной рукой за ее талию в попытке не то остановить, не то вдавить сильнее, чтобы ощутить еще больше приятного трения. Тем не менее, это не самая удобная поза, и у Кита ноет поясница и предательски дрожат мышцы бедра, поэтому он подхватывает не ожидавшую этого Лэнс под ягодицы и снова меняет их местами. — Даже не думай!.. — прерывисто и недовольно предупреждает она, когда Когане натягивает резинку трусов в остром желании избавиться от бесполезной ткани как можно скорее. — Они знаешь сколько стоят? Кит рычит недовольно, но все же оставляет белье в покое, всего лишь отодвигая его в сторону и проскальзывая двумя пальцами между нежных складок. Лэнс влажная, сжимает вокруг его руки бедра, мешая движению, когда он проходится холодными пальцами первый раз, но потом, жалобно всхлипнув, раздвигает колени, подпуская ближе. Кит вжимается в нее всем телом, оставляя влажный след предсемени на животе, кладет руку на поясницу, чтобы удержать крутящуюся на его пальцах Лэнс на месте, и скользит пальцами снова. Лэнс изощряется в таком положении снять с себя последний элемент белья, который остается лежать где-то на полу у ног вместе с другой одеждой, напоминающей бесформенную кучу, чтобы тут же закинуть на Когане правую ногу, давая больше пространства для действий. — Может быть, ты скинешь с плеч свое полотенце? — смеется она, а следом жалобно стонет и вцепляется пальцами в его волосы, когда Кит проникает пальцами внутрь. Влажная горячая плоть сжимается вокруг двух пальцев, и Киту приходится на какое-то время остановиться, чтобы вернуть себе самообладание по крупицам. У него с собой нет резинки, да и у Лэнс, кажется, тоже, иначе она сказала бы сразу, поэтому… ну, да, получается, сунуть куда-нибудь ноющий от возбуждения член не получится, и… Лэнс насаживается на его пальцы сама, разгоряченная и нетерпеливая, — Кит вздрагивает. — У меня в комнате… есть много всего… интересного… знаешь, — говорит она, прерываясь на стоны, всхлипы и резкие движения вниз, для которых приходится выдыхать и сокращать мышцы живота. Кит улавливает ее ритм и на одном из таких толчков вбивается пальцами внутрь, чтобы она почувствовала его особенно сильно, отчего Лэнс громко вскрикивает и бормочет что-то на испанском, а гладкие мышцы сжимают пальцы. У Кита рука блестит от ее влаги по самое запястье, а член, тесно зажатый между их телами, недвусмысленно трется о живот. Кит взглядом умоляет ее сделать хоть что-нибудь, и Лэнс, сыто улыбаясь, немного отодвигается и опускает вниз руку. Ласкает его одними пальцами: от лобка с порослью жестких волос до бордовой головки, и когда Кит почти на грани от таких нехитрых движений и с трудом выдерживает ритм ее тела, явно отставая и сбиваясь, — она останавливается. С влажным звуком соскальзывает с его пальцев. — Ты же не думаешь, что мне хватит твоих пальцев? — мурлычет она, и Кит почти задыхается от возмущения, ибо для девушки, которая заявляет что-то подобное, кто-то слишком бесстыдно тек. — У меня в комнате есть резинка, а то, знаешь, вдруг склонность к дурным прическам передается половым путем? — Ч-что? — И желание делать минет появляется к утру. Завтрашнего дня, например. Как у любительницы болтать без остановки у меня, должно быть, очень сильная мышца языка. Так ты, кажется, сказал? Она показательно смотрит через свое плечо, задумчиво покусывая губу, но умудряется мимолетно огладить Кита по внутренней стороне бедра и торсу, старательно избегая пах, в котором все болит и скручивает от возбуждения. — Ты… манипулируешь мной, — чтобы он остался хотя бы на ночь подольше. Ей, собственно, плевать, что думает насчет этого сам Кит: она хочет. Этого ей достаточно. Лэнс слабо улыбается, тянется всем корпусом к нему, чтобы легко поцеловать в уголок губ и погладить рукой по голове, как маленького слепого щенка: — И ты поддаешься. Она сдергивает полотенце с его плеч, чтобы укрыться в нем самой от шеи и до коленок, — полотенце большое, позволяет это сделать, — подхватывает лежащую в одной куче одежду и, не оборачиваясь, выходит за дверь. Оставляет его одного: обнаженного с этой холодной влагой ванной комнаты, взвинченного от возбуждения, с покусанными в кровь губами и ноющим членом; потерянного от такой чисто лэнсовой, гадкой и хитрой выходки. У Лэнс не блистательные стратегии, вовсе нет: они простые, короткие и без излюбленной Китом драки, но: они работают, и Кит до них никогда не догадывается — и потому ему так просто стать в них однажды жертвой. Киту хватает одной минуты, чтобы снять с крючков свою куртку, футболку и штаны, нелепо повязать короткое полотенце, которое ему милосердно оставили, на бедра, прикрывая стояк одеждой. Когане надеется, Коран снизойдет до понимания, если увидит на камерах в коридорах полуголого Кита, — уже не члена команды даже, — безошибочно идущего к комнате Лэнс МакКлейн. Он поддается в ее очередном глупом соревновании с примерным названием «сможет ли Лэнс удержать Кита рядом с собой столько, сколько захочет». Дает немаленькую трещину в своем защитном барьере от людей, которые могут сделать ему больно, сдается с белым флагом в руках, признает свое поражение. Проигрывает.