Этот прекрасный новый мир

Примечание: иногда и взрослые ведут себя как дети, если у них не так уж и много поводов для радости. Музыка для хорошего настроения. Включите - не пожалеете, очень подходит под текст: Чешский народный танец – весёлая мелодия (4,07 мин) Девчонка смеялась. Она бездумно накручивала кудряшку на палец, развалившись траве, и смотрела в небо. Сегодня огромные, как раздутые сахаристые воздушные замки облака не заслоняли собой бездонной сини. Высокое солнце не обжигало, грело мягко и ласково. Тишь да гладь, да божья благодать. Ветерок легко качал бархатные шарики лагуруса, едва заметно щекотал кожу. Где-то на невероятной высоте, едва различимая, парила крохотная птица. Вероятно, она была огромной, но отсюда ее мог различить лишь очень острый глаз, да и то, полюбоваться ей вряд ли смог бы кто-либо, кроме разве что эльфа – птичка не больше булавочной головки, но девчонка ее видела – над небесной твердью величаво плыл орел. Она проводила его взглядом до самого отрога сверкающих гор, с которых крутым хрустальным потоком, кувыркаясь, катился пенный водопад. И, если спуститься по резкому уклону, попадешь к круглому зеленому озерцу, сверху похожему на бутылочное стеклышко… Она вдыхала теплый воздух, переполненный запахами травы и свежести, дикой ромашки и медового одуванчика, терпкого василька и сладкого алиссума. Бойкие кузнечики радостно стрекотали на все лады, скакали с листка на листок. Осыпались крупные росяные капли, прозрачными бусинами срываясь на землю. Ее матерчатая куртка давно промокла, и низ брюк обзавелся влажной пятнистой каймой, но девчонку это не заботило. Ее вообще не могло сейчас что-либо взволновать – безмятежность растворилась в воздухе вместе с пряными ароматами, и на сердце было так тепло, как бывает лишь в короткие моменты всеобъемлющего счастья. Она блаженно потянулась, и ему подумалось, что она уже успокоилась, и он мог продолжать свою речь: - Может, соизволишь-таки перебраться на попону? – он шутливо ее окликнул, - вся промокла! - Что ты! – небрежно отмахнулась она, не прекращая улыбаться. – Когда еще выдастся на травке понежиться? - Я так и не закончил, - начал вояка, но девчонка вновь, ни с того ни с сего покатилась от хохота, держась за животики: - Уй, не могу! - Подожди ты, я видел сон… - не унимался он. - И за объяснениями рванул в Имладрис, - новый приступ смеха заставил девчонку даже закашляться, - а что, традиции… - она исступленно хлопала ладонью по влажной земле, - держите меня семеро! Он едва сдерживался, чтобы не загоготать вместе с ней, выровняв голос, чуть строго воскликнул: - Нет же, несносная девчонка! Мне приснилось… - Колечко на память, колечко… - заливаясь, напевала девица и все продолжала откашливаться, захлебываясь весельем. - Ты издеваешься, - делано сурово возопил мужчина и сгреб истеричку в охапку, бережно поставил на ноги, велел стоять смирно и успокоиться хоть на минуту. Девчонка обещала, но плечи ее продолжали сотрясаться, и все явственнее пробивались никак не подавляемые смешки. И он не выдержал. Они катались по земле, сминая упругую влажную травяную подстилку, хохоча до одури, до слез из глаз. И не было утешения их буйству, будто небо само провоцировало их. Постепенно они угомонились, улеглись рядом, рассматривая далекие вершины. - Мне снилось это место, я понял, что встречу тебя опять, - с трудом выговорил он, разминая руками сведенные от смеха скулы. Девчонка хитро прищурилась, сплетая пальцы в замок, странно косясь на вояку: - А тебя молнией не шарахнуло, случаем? – она проворно щелкнула его по лбу и с визгом отскочила от его ладони, проехавшись на заду по росяной зелени, но он только и провел по ее кудрявым волосам, а потом не выдержал и взлохматил непослушные вихры: - Ты чего дергаешься? Разве я могу тебя обидеть? – чуть насуплено отозвался он, но тут же на лице его вновь растянулась улыбка от уха до уха. – Я никогда не смогу причинить тебе боль. Девчонка довольно прикрыла глаза: - Я знаю. На ее колено деловито залезла алая бусина с ножками – божья коровка - и вполне себе удобно устроилась в складках ткани. Девчонка пересадила ее на воротник куртки, как ягодку-брошку. В стальных глазах вояки на короткий миг загорелось беспокойство. На белой ладони Странницы явственно выделялся свежий, едва зарубцевавшийся длинный и тонкий шрам. Новый. Поверх прежних. Он провел по нему пальцем, будто пытался жестом его стереть, убрать неприятную отметину. Он-то знал, что оставляет такие следы. Он насторожился, чуть нервно сглотнул: - Как там? И не нужно было спрашивать больше. Захочет – расскажет сама, только девица – та еще партизанка. Если что не клеится – молчок, да и редко она приходит тогда, а когда все солнечно, она и без того цветет, только вот эти страшные отметины… Она и не понимает, что они ложатся не только на ее руки. Она улыбалась беззаботно и светло, и его тревоги постепенно таяли от ее веселья. - Всяко, - девица неопределенно повела плечом, натягивая рукав куртки до пальцев. – Расскажи лучше, что нового случилось. Год прошел как-никак. - Да много чего, - ему не хотелось разбазаривать такой славный день на перечисление собственных передряг. – Сама бы поехала, да поглядела, или ты нуждаешься в особом приглашении? - А есть повод пригласить? - И не намекай! – почти серьезно отозвался вояка. – Я уже давно отрекся от плотских страстей, - не выдержал, прыснул. Девчонка снова заливисто засмеялась. Сколько же в ней задора! И представить трудно, что ее когда-либо охватывал полог печали. Он помнит всего один момент, темный, безнадежный: бездыханное тело в мутной грязной воде, пустые бессмысленные глаза, алые руки, сплошь изрезанные... Нет. Все прошло. Отныне все хорошо. Лучше и быть не может. Она - радуется. А ведь она бывает иной: жесткой и сильной, невероятно упрямой, даже безжалостной… Воин тряхнул темно-медной головой: лучше сохранить ее в памяти такой – веселой и легкой, яркой крылатостью. Никогда не угадаешь, вернется ли она еще из своих далей. Все реже видит он те сны, все реже искры-молнии теперь зовут его в дорогу. - Я не нашел ни одной женщины по имени Хоста, - вдруг выдал он задумчиво, - никогда не заносило такую в Белую Крепость, никто о ней не слышал. Лицо ее никак не изменилось, все так же жизнерадостно сверкали ее глаза: - Да, так и должно быть. На гранях множество острых петель, очень острых… Это ее выбор. Она утверждает, что счастлива. И он бы поверил ей, он хотел бы ей верить, если бы не эти тонкие шрамы. Он сердцем учуял надвигающуюся тень. Колючий обжигающий холодок, только что пронесшийся в ее душе, никак не коснулся ее улыбки, но он-то не мог не ощутить! Как она научилась держать себя! Иной и не заметил бы. В следующий миг она навечно искоренит это морозное дыхание. Она разрушала и не такие грани своей и чужой памяти, научившись стирать все беды уже в их истоках. Непосильная задача для таких узких плеч, для непостижимого отважного огонька, одиноко мерцающего средь вечной тьмы. И никто не ведал, как она к этому пришла, какой ценой ей достается каждый ее шаг, чего стоит очистить новую плоскость безмерного пространства. Она никогда не говорила об этом, но он не мог не знать. Всякий раз она уходит все дальше и дальше, и как трудно ей стало возвращаться. Он видел ее шаги, ее обнаженное стремление, ее руки… Чтобы разбить надвигающуюся невидимую плотную завесу нечаянной горечи, он полез в котомку, достал оттуда огромное красное яблоко и бросил девчонке. Она неловко взмахнула руками, не поймала – тугой мячик плотно засел точно меж ее коленей. - Ну вот, - разочарованно протянула она, - и это - хваленые королевские манеры! – она чуть обиженно надула губы и шумно засопела. В ответ в нее полетело еще одно яблоко, крупнее прежнего. Он не рассчитал – сочный плод стукнул ей точно по макушке. Девчонка в притворных судорогах упала в траву. Он кинулся извиняться, и в следующую секунду она со смехом неуклюже пыталась повалить его на землю, будто хрупкая девица могла справиться с могучим воином! Он поддавался, падал, темная медь его волос мешалась с ее русыми кудрями, с буйной шелковой травой; безвольно отступались тонкие ладони от колючей щетины, сжимались твердой хваткой сильные пальцы на стройном стане… В его посветлевших серых глазах, безмерно добрых, отливающих теперь не сталью, но благородным серебром, сияли янтарные звезды. Звезды чужого мира. - Оставайся… - просил он с надеждой: - Оставайся навсегда. Девчонка смеялась… ------------------------------------------------------------------------------------ Собственно, на сем спешу откланяться, надеюсь, что не слишком вас всех утомила.