Исцели мою душу

Город душил. Именно поэтому, наверное, Старки, в том числе и Робб, никогда в нём и не жили. Там, где находился их слишком большой дом, воздух был всегда свеж. Эта свежесть быстро откладывалась в лёгких и становилась их маленькой семейной привычкой — только один человек за всю историю их древнего рода сумел сбежать из родимого поместья и не захотеть вернуться назад. А возможно, просто не смог. Этим человеком, променявшим вечнозелёные хвойные леса, вой волков по ночам и моросящие дожди на городскую суету, оказалась его тётя. Лианна Таргариен, в девичестве Старк, также положила начало вражды меж волками и драконами. И это всё, что её племянник знал о ней. Обычно его обрывали на полуслове, неумолимо сверлили недовольными глазами и так презрительного цокали языком, будто та бедная женщина совершила великий грех и Старые Боги её никогда не простят. Чаще всего это делала Кейтилин. Она и внушала маленькому Роббу, что хуже и грешнее его тёти, была только династия Таргариенов, которые «сплошь безумны и противны в своих предпочтениях». И старший волчонок всегда верил своей матушке, вплоть до момента, пока он не встретил одного из драконов. Вернее, одну. В тот злополучный день солнце палило беспощадно. Оно будто специально мучило людей, что всё торопились и торопились, словно в муравейнике. В его лучах не было привычной ласки, только адский жар и зной, давивший на обитателей города, в который пятнадцатилетний Робб Старк и его отец приехали по какому-то неотложному делу. Широкие улицы, окруженные величественными высотками, полные суеты, тогда казались ещё более оживленными. Столько разношерстных лиц и звуков он не слышал никогда. Совсем недалеко звучит задористый смех, рев машин, множество голосов, сливавшихся в один бесконечный гул. Все куда-то идут, что-то делают. Их глаза горят спешкой, растерянностью, к ушам большинства уже приросли телефоны, а синяки на уставших ликах настолько заметны, что создавалось впечатление, будто эти несчастные работяги не спали всю жизнь. Вся эта картина городской обыденности, в которой он лишь совершенно новый болтик бюрократической машины, затянула Робба слишком сильно. Он и не почувствовал, как в его спину врезалось что-то маленькой, а в следующую секунду под ногами рассыпались бумаги.  — О Боги, простите-простите, — тот взволнованный, мелодичный голосок врезался в его память надолго. Обернувшись, Молодой Волк лишь негодующе уставился на незнакомку, что почти ползала по тротуару, собирая рассыпавшиеся записи в элегантную черную папочку. Её странно платиновые волосы, струившиеся по плечам, настигая лопатки, по-волшебному поблескивали золотом. Открытые майкой с каким-то цветочным принтом, плечи выделялись почти белой кожей и Робб мог поклясться, что если к ней прикоснуться прямо сейчас, то она обязательно будет божественно нежной и мягкой, словно лепестки зимних роз, растущих в саду их семейного поместья.  — Ничего, ничего, — Старк рухнул близ неё и принялся ловить назойливые бумажки, которые так старательно убегали от него и своей хозяйки, подхватываемые ветерком, что образовывался от спешных шагов прохожих. Оставалась лишь последняя, отличавшаяся нежно-розовым цветом. В отличии от других, эта малюсенькая часть собрания макулатуры не старалась исчезнуть, она терпеливо ожидала, пока кто-нибудь из молодых людей поднимет её. И они сделали это. Вместе. Как оказалось, Робб не прогадал — её рука, оказавшаяся в тисках его огромной, на её фоне, ладони, была такой, как он представлял. Мягкой и нежной. Голубой, точно небо, взгляд скользит по бледному лицу незнакомки. Её глаза — аметистовые, так и дышавшие разительным смущением, расширяются. А их хозяйка, не в силах отпустить чужую кисть, медленно поднимается. Робб встает вслед за ней.  — Спасибо… — она нервно сглатывает, завороженно вглядываясь в лицо Молодого Волка. Ее худые плечи как-то дергано вздрагивают. Пока тот, не зная, что сказать, молчал, даже и не пытаясь оторвать свой взор. — Может вы меня отпустите.? И он отпустил, чтобы встретить её снова буквально через час в небольшой кофейне. В маленьком, темном помещении с бежевыми стенами играла тихая, успокаивающая музыка, ветерок от вентиляторов колыхал шоколадные занавески, сквозь которые пробирались лучи солнца, а воздух там был приятно раскален, впитав в себя аромат булочек и кофе. Круглые резные столики со скатертями, красными и клетчатыми, стояли вразнобой. На каждом из них — небольшая вазочка с веточками сирени, а вокруг стулья. Тогда он непривычно уверенно и беспардонно сел напротив загадочной незнакомки. Выудил сиреневые соцветия из их законного места и вплел их в платину влас. И, о Старые Боги, как же красиво они сочетались с аметистовыми глазами в обрамлении из серебристых ресничек и красными от смущения щеками. Далее Старк представился, назвав себя просто «Роббом» и тихонько поинтересовался, как звали «столь удивительную девушку». И она ответила, растерянно улыбаясь, от чего её лицо сделалось ещё более живым и красивым:  — Дейенерис. Но лучше зови меня Дени. В тот день он и не узнал, с кем познакомился. Но все равно ненавязчиво взял у Дени номерок и позвонил ей уже тем же вечером, приглашая её на очередной концерт какой-то неважной группы. Лишь бы увидеть её очаровательный румянец ещё один разочек. Правду о загадочной Дени он узнал через месяц, до этого участив поездки в город настолько, что мать начала что-то подозревать, щуря такие же, как у него, голубые глаза. Знойный август в тот момент уже уступил место солнечному сентябрю, а после излишне дождливому октябрю. Выцвевшие от лучей палящего солнца листья наконец нашли оправдание своему желтому цвету. Дни становились всё короче и короче. Тучи — привычные городские обитатели — приносили круглосуточные ливни. А прохладные капли бились о пыльный асфальт слишком громко, принося раздражение офисному планктону, что всё куда-то торопился. Они встретились в той самой кофейне, которая стала их любимым местом. Официантки, что давно начали узнавать закадычную парочку, всё время подтрунивали над ними, хихикали, когда брали неменяющийся заказ, заставляя пятнадцатилетних молодых людей неумолимо краснеть. На их излюбленном столике возле окна, скрытым за темными занавесками, привычно расположились два шоколадных круассана и чашечки пряного каппучино, что так странно горчило. В уголках улыбающихся губ Дейенерис тогда так забавно скопился шоколад. Она размахивала этой несчастной булочкой излишне активно, тихонечко хихикая и рассуждая на тему выпечки. Её лицо, с одной стороны освещенное желтоватым уютным светом от ламп, а с другой — холодным, дождливым белым, делавшим нежную кожу ещё более бледной, точно светилось непонятной радостью, а брови, такие же белые и платиновые, то сводились к переносице её прямого носа, то изображали домик.  — А тебе не кажется, что для тебя немножечко опасно даже булочки печь? — Молодой Волк улыбается, откидываясь на мягкую спинку стула. Как выяснилось, это маленькое беловласое чудо было ужасно неуклюжим. Дени могла упасть даже на ровном месте. Её колени были вечно увенчаны болезненными ссадинами, а также везде: на изящных руках, на плоском животе, на узких бедрах — были синяки, так подозрительно обновлявшиеся почти каждую неделю. Даже слишком подозрительно.  — Я дракон! А драконы преодолевают все ненастья чрезвычайно легко! — с усмешкой отвечала она, пока Робб лишь рассеянно вглядывался в столь самоуверенное лицо. О, Старый боги, как же странно было ему в этот момент. Земля будто ушла из-под ног, а в голове зазвучал голос матери. А может он понял всё неправильно? Может это просто образное выражение? Пожалуйста, пусть она говорит несерьёзно. Пожалуйста.  — Дракон..? Ты ведь не родственница мэра? — его голос звучал слишком умоляющи. Дени, ради богов, не смотри же ты так. Давай, разубеди его. Скажи же своё громогласное нет. Это ведь легко, просто «Нет». Нет, нет, нет, нет, нет.  — Нет, — он почти облегченно выдохнул, как вдруг. — Я его дочь, — что-то в голубом взгляде Робба Старка ломается. Он, точно ошпаренный вскакивает и направляется к выходу, оставляя ошарашенную Дейенерис наедине с шоком, недоумением и слезами, что скапливаются в аметистах слишком быстро. Что же она сделала не так? Капли дождя неумолимо впечатываются в одежду Молодого Волка, однако он этого не замечает. Всё, что ему нужно, это сбежать. Сбежать от Дени и её происхождения, сбежать от голоса матери в голове, приказывавшем разорвать с той все связи и сбежать от влюбленности в эту удивительную представительницу рода Таргариенов. Он не звонил и не писал ей больше недели. И эта неделя стала для него маленьким адом. Назойливые волчьи родственники всё лезли к нему с расспросами. В зеркале, вместо прежнего одно из самых популярных парней школы, стоял какой-то худощавый волчонок с красноватыми ледяными глазами и непричесанными рыжими волосами. Такой потерянный и ослабевший, от бессилия перед обстоятельствами и её доверчивым лицом. В конце концов он не выдержал. Плюнул на слова Кейтилин, взял телефон и набрал заветный номер. Бесконечные гудки резали слух, но он всё-таки вытерпел эту довольно длинную пытку и прибыл в шок. Такого одновременно радостного и одновременно несчастного голоса он не слышал никогда. Дени почти плакала, молила прощения, даже не понимая в чем провинилась и, затаив дыхание слушала Молодого Волка, что всеми силами пытался её успокоить. При встрече она набросилась на него с объятьями и долго всхлипывала в его широкое плечо, пока он перебирал её серебряные пряди и шептал на ухо сбивчивые признания. Он признался ей в том, как он скучал, в том, как трудно ему далась эта неделя и в том, кто его родители и как они ненавидят её семью. Тогда они решили, что будут скрываться и в бесконечной игре в прятки не заметили, как прошло несколько лет.