Все-таки самое трудное — это начало. Харуки Мураками
Каисса
Раньше мы делили все на двоих: вместе таскали рюкзаки, питались, одевались, но теперь вещей стало слишком много для меня одной. Я похоронила Ташу так хорошо, как смогла. Было невероятно мучительно больно своими же руками засыпать ее бездыханное тело землей и смотреть на большой бугор из песка в центре пещеры, но… Наверняка через пару дней яму раскопают эти твари и сгрызут все, что осталось от моего единственного и родного человека. Слезы без остановки текли на протяжении нескольких дней, душа омрачалась плохими мыслями, а мозг взрывался от безысходности, в которой я находилась. Я знала: надолго оставаться тут нельзя, потому что скоро трупный запах распространится по воздуху, проникнет сквозь щели за ограду, что я построила из песка и корней, чтобы преградить выходы из пещеры, и дойдет до носов монстров, которые тут же кинутся наполнить свои животы мертвечиной. Если я останусь тут хотя бы на день, то рискую и сама быть съеденной. Ничто не могло мне помочь, ничто не утешало… Я никогда за всю жизнь не оставалась одна дольше, чем на десять минут; никогда за всю жизнь не задумывалась о смерти, и уж тем более не хоронила родного человека, который вырастил меня и был со мной и по сей день. Сказать, что это было нестерпимо больно и тяжело — ничего не сказать. Мне казалось, что за эти длинные мрачные дни я пролила все слезы, истратила все силы и увяла, как цветы, о которых рассказывала Таша. Незабудки, кувшинки, лилии… Все знания, хранившиеся в моей голове, были переданы мне Ташей. Всё, поголовно всё напоминало о ней. Я вытащила из рюкзака, некогда принадлежавшего ей, остатки еды, одежду на первое время и всего остального понемногу. Выживанию в суровых условиях я была обучена хорошо, так что быстро сумела отставить на задний план эмоции, чтобы не забыть ничего важного. Вещи были собраны. На дорожку я присела прямо на холодный песок, который почему-то в некоторых местах покрылся инеем. Устремив взгляд на бугор, в глубине которого покоилась моя любимая тетя, мое сердце больно екнуло и пропустило удар. Я глубоко вздохнула, накинула на плечи рюкзак и вооружилась колом — пора было двигаться дальше.***
Я понятия не имела, куда иду. Поначалу был страшен каждый шорох в темноте, но потом стало как-то наплевать. Я то не торопясь плелась мимо песчаных холмов, то бегом проносилась по земляным коридорам, которые казались темнее обычного. Пейзаж вокруг был однообразен, как и всегда, но кое-что изменилось: теперь рядом никого не было, кроме моей собственной тени, скользящей чуть поодаль и словно нежелающей вести со мной беседу. В каком-то смысле я ее понимала: будь я тенью, тоже не захотела бы общаться с людьми. В какой-то момент до меня дошло, что я начала бормотать себе под нос. Сначала мне думалось, что это мысленный диалог, но потом я почувствовала движение собственных губ — это я рассуждала, как долго смогу продержаться без еды, если у меня ничего не получится. Я бы так и свихнулась, если бы не сочинение текстов к песням. В голове вертелись причудливые фразы, которые сами по себе складывались в рифмы, а я тут же записывала их в тетрадку, в которую раньше записывала свои стихи Таша. Повторюсь, она была везде: в запахе одежды, в буквах на клетчатых листах, в моих мыслях, воспоминаниях и действиях. Что может почувствовать человек, попавший в недра подземелий из прекрасного светлого мира? Ага, вот и я не знаю, потому что всю жизнь здесь прожила. Я жила тут в темноте вместе с летучими мышами, червяками, пауками и монстрами, у которых на уме был лишь удачный перекус человеческими косточками. Вот как-то так и началась моя самостоятельная жизнь: я старательно избегала чудовищ; старалась не умереть от голода и жажды; каким-то образом умудрялась засыпать по ночам, чтобы хоть немного отдохнуть… В моих планах было стать сильнее, чтобы потом выбраться наверх, потому что я знала: слабачки не пройдут. А еще я хотела встретить людей.***
Это случилось на второй месяц моего существования в пустой темноте: я убегала от монстра, таща в руках охапку сухих кореньев, которые пригодились бы вечером для розжига костра, поэтому не могла бросить их и дать отпор чудищу. Оно лязгало зубами, кричало, надрывая связки, и махало руками в воздухе, словно пытаясь отогнать мух, что слетелись на мерзкий запах затхлости и смерди. Я не могла бросить корни и бежать быстрее — без костра ночью было невероятно холодно, поэтому я продолжала нестись дальше, надеясь, что это исчадие ада отвалит от меня наконец. Я уже давно поняла, что этот мерзкий запах, исходящий от чудовищ — сера. Ага, демоны из Преисподней, скажете вы. Монстры, постоянно торчащие в жерле вулканов, скажу я. Просто монстры, которых, кажется, стало больше, чем людей. Я бежала сломя голову, в надежде смыться отсюда поскорее. Я была так сосредоточена на движении своих ног, что даже не заметила, как свернула не в ту сторону, поскольку прямо передо мной возник тупик. Я обреченно взвыла, понимая, что без боя назад дороги нет. Монстр несся по направлению ко мне, вихляя из стороны в сторону, будто бы мучился от переломов обеих ног. Наверняка у него в голове уже возникла картинка, как он кладет на коленки салфетку, берет вилку с ножом и начинает отрезать от меня по кусочку. Я осела на пол, рассыпала корни и закрыла глаза. Страх клокотал внутри с бешеной силой. На зверином уровне я хотела до последнего бороться за свою жизнь, даже если он откусит кусок моей руки, но… В этом не было никакого смысла — я так давно бродила по подземельям одинокая и никому ненужная, что напрочь утратила всякое желание жить. Я приготовилась к тому, что в самом начале, когда он будет кусать меня, отдирая куски кожи, мне будет очень больно. Я приготовилась к тому, что буду умирать и чувствовать, как он ест меня. Я приготовилась к тому, что перед смертью испытаю такую боль, которую никогда ранее не испытывала. Я была почти готова к тому, чтобы подпустить его к себе, плюнуть на все остальное и просто потерпеть, а затем… встретить темноту. Или свет. Или что там еще бывает после смерти? Я была почти… Мои мысли начали путаться, когда монстр вбежал в пещеру, где я забилась в угол. Руки дрожали, слезы текли по щекам. Я уже начала отправлять мысленные послания Таше о том, что скоро мы встретимся, но… Что-то помешало. «Прости, Таш. Я обещала, что буду сильной, но не смогла. Не вини меня в том, что пришла раньше времени, просто… я поняла, что не могу так, — то ли бормотала, то ли думала я, крепко зажмурившись. — Надеюсь, теперь мы всегда будем вместе. Познакомишь меня с моими мамой и папой? Я и их хочу встретить. Мы поболтаем, поужинаем вместе и будем счастливой семьей, да?» Я понимала, что сейчас лучше всего думать о хорошем, но при этом осознавала то, что монстр уже рядом, и потому хорошие мысли не лезли в голову. С закрытыми глазами я представляла, как он медленно наклоняется, скалит зубы, обдает мое лицо теплым протухшим дыханием, а потом… А потом я осознала, что ничего не происходит. Неужели я умерла, не успев даже почувствовать это?.. Противоречивые думы тут же наполнили мою голову, а в теле возникло дискомфортное чувство, что он просто хочет растянуть этот миг победы надо мной; миг победы над человеком. Как бы ни было страшно, я вспомнила момент, когда мы с Ташей убегали от монстров в тот роковой для нее день. Кто-то из толпы цапнул ее за ногу, а она даже не успела этого заметить — так она не хотела отрывать от меня взгляда, чтобы со мной ничего не случилось. Я вспомнила тот день, вспомнила выражение ее лица, полное страха за меня и надежды на то, что мы спасемся… Я поняла, как отважно она приняла свою смерть, какие помыслы были у нее в голове и что ни на секунду она не задумалась о том, чтобы взвыть в эгоистичной истерике… Тут мне стало стыдно, что я зажмурилась перед лицом смерти. Мои поджилки затряслись, а кровь застыла в венах. Я открыла сначала один глаз, потом второй и почувствовала, что моя спина до сих пор прижата к холодной стене, вокруг все так же темно, а монстр валяется в нескольких метрах с простреленной башкой. Моя челюсть непроизвольно отвисла. — Эй. Мой взгляд заметался по сторонам, в голове воцарился хаос. Я же была готова! Какого черта?! Какого черта?! Какого… — Эй, ты. Все кругом было мутно-серым, а в голове так шумело, что я не сразу поняла, что в центре пещеры стоят люди. Настоящие люди, представляете?! Целых… Раз, два, три, четыре… Пять человек. Целых пять! Все были вооружены пистолетами, на их спинах висели рюкзаки, а куртки были бело-зелеными. Я открыла рот, не в силах даже вздохнуть. Они целились дулами пушек куда-то в стену и не двигались, пялясь на меня. — Она живая, — сказала девушка, что стояла с самого края, почти у выхода из тупика. — Видимых повреждений нет. — Ага, только, по-моему, она — дикий котенок, — констатировал еще один мужчина с густой бородой и черными, нависшими на глаза, бровями. Я прижалась к стене, вытаращила на них глаза и напряглась — вдруг придется драться. — Кто ты такая? — задала вопрос темнокожая женщина без оружия, но с самым большим рюкзаком. Я промолчала, чуть не прикусив язык от неожиданности. — Эй, милая, мы не причиним тебе вреда. — Она сделала пару маленьких шажков ко мне, а я попятилась. Темнокожая поджала губы. — Ты пугаешь ее, Имани. — Смуглый парень предостерегающе сжал плечо женщины, но та не отреагировала, продолжая смотреть на меня, выражая полное сочувствие. Она напомнила мне Ташу, потому что та точно также глядела на меня, когда я падала и царапала ладошки. — Позволь мне подойти поближе, детка, — мягко произнесла Имани. Она медленно выставила передо мной руки, показывая, что безоружна. — Я только посмотрю, не ранена ли ты. Я словно потеряла дар речи, но потом, нахмурившись, вздернула подбородок и устремила взгляд в ее темно-карие глаза. — Я не ранена. Вся группа ахнула, слегка отпрянув назад. Наверное, их испугало то, что четырнадцатилетняя девочка умеет говорить. Имани коротко улыбнулась. — Это хорошо. Это очень хорошо, потому что если бы ты была ранена, нам бы пришлось оказывать тебе срочную помощь, чтобы не было инфекции, — сообщила она, тихонько опускаясь на колени передо мной. — Има, — мужчина, который до этого не сказал ни слова, предостерегающе окликнул ее. У него было широкое открытое лицо, на голове не было шапки, как у всех остальных, а вьющиеся светлые волосы спадали прямо на лоб. — Тебе не стоит… — Не надо, Макс, я пытаюсь найти общий язык, — быстро ответила темнокожая. Мускулы на моем лице свело — я старалась не показывать им того, как боюсь. — Действительно хорошо, ведь теперь вам не нужно утруждать себя, — тихо процедила я, все еще продолжая защищаться. Имани на мгновение опешила, но быстро смягчилась в лице. Наши с ней глаза уже несколько секунд смотрели друг в друга. — Я не это хотела сказать. Я имела в виду то, что хорошо, что ты не инфицирована, поскольку оставаться здоровой очень важно. — Она вытащила из-за пазухи флягу с водой и протянула мне. — Попей. Ты наверняка хочешь пить. Я недоверчиво посмотрела на черную флягу с блестящей окантовкой, а потом приняла ее, начав жадно хлебать приятную на вкус воду. Сделав первый глоток, мне показалось, что до этого в горле будто бы была недельная засуха. Имани сказала, что хочет забрать меня с собой в безопасное место, где меня больше никто не тронет. Она рассказала о том, что осталось еще много людей и что почти все они прячутся в их убежище. Когда я поняла, что им можно довериться, то согласилась. Имани помогла мне подняться, а мужчина с густыми бровями, заметив, что я вся дрожу, стянул с себя куртку и накинул мне на плечи, чтобы я согрелась. И мы двинулись в путь. Я молчала, не зная, куда мы идем и когда будем на месте; молчала, боясь, что скажу что-то не то; молчала, чтобы присмотреться к ним и понять, стоит ли и дальше доверять этим незнакомцам. Куртка была тяжелой, скользкой снаружи и мягкой внутри. Когда она висела у меня на плечах, мне казалось, что спина немного прогнулась от ее веса, но только сейчас я поняла, как сильно замерзла и оголодала.