Fabrizio Paterlini — «Leave»
Ливень нарушил планы всего города, заставив людей попрятаться по теплым домам, пить чай и коротать вечер за книгами. На улицах был слышен только шум капель дождя, разбивающихся о черепичные крыши домов и брусчатку. Изредка тишину нарушал стук копыт и колес — это припоздавшая знать возвращалась в непогоду домой с приемов. Лондон словно спал, укутавшись туманом. Под покровом туч на одной из крыш сидел Рональд Нокс, прижавшись спиной к печной трубе. Должно быть, кто-то в доме развел камин, потому как каменная поверхность была теплой и хоть немного согревала его. Жнец бессмертен, и многое повидал за свою жизнь, но никогда не думал, что можно погибнуть дважды. Леденящее душу недоверие в глазах Саманты и было его смертью. Всегда окруженный коллегами, девушками из баров, знакомыми, он никогда не назвал бы себя одиноким. Но сейчас, покинутый единственной смертной, Рон готов был разбиться об эти ледяные капли дождя, лишь бы не коротать вечность под этим небом без нее. В памяти Нокса еще свежи были воспоминания, как под дождем темнеют ярко-рыжие волосы Сэм, словно гаснут лучи солнца. Солнца, без которого мир, по заверениям ученых, долго не протянет. Он сам подписал смертный приговор своему солнцу, без которого его мир каждую секунду превращался в руины. Совесть выгрызала внутри рваные раны, но все же Рональд решил, что он хочет увидеть Саманту еще раз. Да, возможно это будет последний раз, когда он будет любоваться небесными глазами, но сейчас они были для него спасительным глотком воздуха, лекарством от удушающего комка в горле. Хоть жнец и понимал, что счет пошел на часы, он не особенно торопился. Мокрая одежда вкупе с бесконечным чувством вины сковывала движения, да и мысли о его возможном выдворении не оставляли в покое блондина. До бревенчатого дома, вокруг которого теперь царила отягчающая нутро атмосфера, Нокс добрался к полуночи. Пшеничное поле уже убаюкала ночь, порывистый ветер давно стих, а ливень сменился неприятной изморосью. Терраса освещалась небольшим английским фонарем, что висел рядом с дверью. Неслышно ступив на древесный пол крыльца, Рон подошел ко входу и хотел было постучать, но отчего-то помедлил, как вдруг дверь сама открылась. На пороге стояла Саманта. Он и забыл про ее особенность различать едва слышимые шаги самой смерти. Девушка прислонилась к резному добору, сложив руки на груди. Признаться, поначалу жнец не узнал в ней ее. Едва ли что-то осталось от жизнерадостной улыбчивой девочки с румяными щечками и доверчивым взглядом. Сейчас в обычности распущенные волосы были завязаны голубой лентой в пучок на макушке, щеки казались впалыми, а болезненную бледность ее лица можно было разглядеть даже в темноте. Брюки и корсет она сменила белой льняной блузкой и коричневой юбкой по колено. Сэм смотрела с презрением. Небесная голубизна в растертых до красноты глазах разливалась в немом крике от боли предательства. Как же она хотела ненавидеть его в этот момент, но, вопреки всему, не могла. Молча кивнув в сторону теплого помещения, Ардерне зашла в дом. — Снимай пиджак, — сипло произнесла Сэм, немало удивляя Рональда своим поникшим голосом. Для него это был еще один повод ненавидеть себя. Проследовав на кухню, парень стянул убитую дождем часть делового костюма и повесил ее на спинку стула, отправив вслед за пиджаком и жилетку. Промокшая насквозь белая рубашка облепила тело, отчего Нокс немного смутился, когда Саманта вошла в кухню и тут же потупила взгляд. В ее руках была пара полотенец, одно из которых она оставила покоиться на столе. Подойдя к жнецу, девушка, не поднимая взгляда, взяла его за предплечье и стала утирать капли прошедшего дождя вторым полотенцем с ладоней и запястий. Только сейчас она заметила, что Рон носил часы на правой руке, а не на левой, как это в обычности было принято, и отчего-то уголки ее губ дрогнули. — Саманта, я… — Не надо, — перебила его Ардерне, поднимая взгляд на жнеца и тут же жалея об этом, попадаясь в плен желто-зеленых глаз, поблескивавших в тусклом свете кухонной лампы. Закусив губу, она вернулась к рукам жнеца. — Уильям все мне рассказал. Рональд оторопел. — Спирс был здесь? Сэм кивнула. — Бессмертное зеркало, верно? — после непродолжительной паузы уточнила девушка. Полотенце в ее пальцах замерло, и она снова подняла голову. — Он рассказал мне, с каким воодушевлением ты слушал эту историю. Секунду назад Нокс ненавидел бюрократа, но сейчас с каждым произнесенным словом Саманты он впадал в замешательство. Если Уилл все знает, зачем ему так поступать с ними? Девушка, заметив обеспокоенность в глазах Рона, осторожно поднесла полотенце к его лицу и вытерла упавшую на лоб с пряди светлых волос дождевую каплю, будто бы стараясь привести этим его в чувство.Sleeping at Last — «Turning Page»
— Но оно… — Ардерне задержала руку на лице жнеца, — не сработало. Теперь мысли блондина были далеки от причин и мотивов поступков его начальника, ведь Сэм перед ним такая красивая и хрупкая в этих теплых кухонных сумерках. Верно. Зеркало не сработало, ведь она умирает каждую секунду, и Бог смерти чувствует это каждой клеточкой своего тела. Он подносит руку к своей щеке и едва касается пальцами руки девушки. Она только сейчас замечает, как сильно дрожит шинигами. Это… страх? Их глаза давно прикованы друг к другу, но теперь это совсем не смущает, ведь сейчас они ближе, чем когда-либо. В какой-то момент Рональд стремительно сокращает расстояние между ними, накрывая губы Саманты неуверенным поцелуем, который почти сразу перерастает в страсть. Полотенце оказывается отброшенным в сторону, и жнец, подхватывая девушку за бедра, сажает ее на стол. Это она. Ее вкус клубники, ее запах лаванды. Это все еще его Сэм. Пробуя на вкус губы Рона, девушка стремительно расстегивает пуговицы на мокрой рубашке парня. Но как только ее пальцы касаются груди шинигами, он, тяжело дыша, отстраняется. Ардерне в ожидании осматривает его, закусив губу. Боги, как он был красив в ее глазах! Из-под прядей растрепанных волос на нее смотрели горящие малахитово-янтарные глаза. Влага от мокрой рубашки на атлетично сложенном теле Рональда приковывала взгляд к кубикам пресса. — Ты уверена? Саманта неловко и даже как-то виновато пожимает плечами и, будто в мольбе, произносит: «Сегодня мой последний день». Спустя паузу, словно спрашивая разрешения, девушка подносит руку к телу жнеца. Он накрывает ее ладонью и кладет себе на грудь, второй рукой снимая очки и откладывая их в сторону. Сейчас они ему не понадобятся, а на столе для них скоро станет небезопасно. Его сердце давно не бьется, но на душе бушует ураган. Душа у жнеца, спросите Вы? Была ли она у него? До этого момента он не мог дать четкого ответа на этот вопрос. Нокс подходит к Саманте и обнимает ее, прижимаясь всем телом и изучая пальцами выпирающие сквозь тонкую ткань льняной блузы кости на ее хрупкой спине. Его руки скользят по позвоночнику, тыльной стороне шеи, затылку, и нежным движением распускают голубую ленту с головы девушки. Ее теперь уже темно-рыжие волосы волнами спадают на спину и плечи, удивляя Рона своей мягкостью. Он утыкается носом в висок Сэм, шумно вдыхая аромат лаванды. Она же тянется губами к его ключицам, покрывая их поцелуями. Это чувство ее прикосновений навевает воспоминания о ночи, проведенной в Департаменте, и Нокс резко выдыхает, запрокидывая голову. Это его слабое место. Целуя шею жнеца, Ардерне ловко пробирается пальцами под ткань рубашки и скидывает ненужную вещь с плеч Рональда. Освободив руки, блондин в ответ запускает пальцы под блузку, тут же стягивая ее прочь и припадая губами к тонкой шее девушки. У нее гладкая кожа и красивое бледное тело с выпирающими ребрами, и это нравится Рону. От обжигающих кожу прикосновений с губ Сэм срывается едва слышный стон. Но шинигами слышит каждый выдох. Раззадоренный, Нокс медленно склоняется над ней, заставляя лечь на столе. Они оба, иногда забываясь, представляли себе этот момент, но ни за что не думали, что он нагрянет так скоро и при подобном стечении обстоятельств. Стеснение всегда прерывало ход мыслей на самом ответственном моменте, но теперь, когда все позади, стыдно ни за что не было. Наслаждение друг другом — не преступление. За стенами этого дома оставалось столько нерешенных вопросов, но в пределах кухни они становились мизером. Говорят, все мы преданы. Кому-то или кем-то. Но ничего не мешает этим «кому-то» и «кем-то» быть одним человеком.