Тени на её коже

      Закат застаёт их в крошечной деревушке, из тех, где время будто остановилось, где ленятся даже стрелки часов. Пахнет свежескошенной травой, а порывистый ветер приносит запах морских волн. Очертания садящегося на горизонте солнца размыты плотным слоем облаков, и Роуз смеётся: ну все, Доктор, попался. До ТАРДИС день пути, а ночь так близка, что уже не прячется в тенях. Ей нравится поддразнивать его, а он всегда ведётся – вот и теперь, стоило только предложить остаться здесь на недельку, попить парного молока, искупаться в наверняка тёплом-тёплом море, как Доктор затараторил, перечисляя все возможные планеты, где море лучше, молоко вкуснее, и все они – протяни лишь руку, дёрни вот этот и вон тот переключатель. И всё же переключатели и волшебство безграничной вселенной, где время и пространство сплетаются в карту, остались где-то там, в ТАРДИС, а до неё день пути. Так что ночевать им здесь, среди крохотных лачуг, обмазанных глиной, и хорошо, если достанется набитый сеном мешок.       Роуз знает, что будет дальше: Доктор, наверняка, предложит ей завернуться в плащ, а сам отойдёт в сторону и будет смотреть в небо, что-то разыскивая там – что он ищет? Он не говорит. Что-то недостижимое даже при помощи самой прекрасной и восхитительной машины времени? Роуз не раз ловила этот взгляд: отчаянный, растерянный, яростный, но он не говорит, никогда не говорит и не отвечает.       Похоже он смотрел и на Сару Джейн, и Роуз невольно задумывается, скольких ещё людей он коснулся. Он, конечно же, не отвечает. Никогда не отвечает. Роуз понимает, почему: пусть ей всего двадцать, но она уже знает, что даже машина времени не способна вернуть порой близких. Не их тени ли ищет он в ночном небе?       Роуз не знает, что делать, зато знает, что одной её улыбки хватает, чтобы хотя бы на миг отвлечь его, и она улыбается. Да и невозможно не улыбаться: они в сарае, в самом обыкновенном сарае, где пахнет прелым сеном и шерстью, и оба они чужие здесь, что она, в розовой футболке с Микки-Маусом и джинсах, что он, в кедах и полосатом костюме.       Сквозь узкие окна внутрь пробиваются серебристые лучи: взошли три луны и соперничают за право разогнать ночные тени. Роуз устраивается поудобнее на разостланном плаще, вдыхает запах: как будто дымом и ветром он пахнет, молниями и дождём. Отзвуками странствий, но только их странствий. Яблочной травой пахнет. Металлом.       Она просыпается среди ночи: то ли луны будят, то ли незнакомые шорохи, но не открывает глаз. Лишь едва-едва смотрит сквозь ресницы: Доктор рядом, и будто в задумчивости рисует что-то пальцем по её руке. Не сразу, но Роуз догадывается: это тени. Он осторожно проводит пальцами по освещённым участкам кожи, старательно избегая теней, а потом свет меняется – то ли облака, то ли таково движение лун здесь, и он начинает всё заново. Не сразу, но Роуз замечает и то, что глаза его закрыты. Это немного пугает, заставляет вспомнить, что рядом с ней не человек вовсе. Но страх мгновенно отступает: имеет ли это значение?       Узорчатые тени темнеют, расплываются, поглощают её целиком, оставляя лишь на груди светлое пятно. Доктор открывает глаза, убирает руку. Роуз старательно жмурится, изображая крепкий сон.       Одна из лун вновь разгоняет тьму, но Доктор лишь укутывает Роуз тщательнее в плащ, легко целует в лоб и отходит к окну. Роуз видит лишь его силуэт, но она знает: он снова смотрит на звёзды тем отчаянным взглядом, словно о чем-то молит вселенную.       Роуз тоже молится: чтобы вселенная ему ответила.