Передоз по почте

Под конец второй недели скучного игнора Даня уже заебался, а Юлик, видимо, и не собирался прощать теперь уже никакого не «лучшего соседа». Были ли обидно? Да. Онешко это волновало? Нет. Юлик приходил уставший, измученный после работы и университета, в котором стал появляться гораздо чаще, закрывался у себя и не выходил до того момента, как сам Даня не закрывался у себя. Тогда выходил, мелко перекусывал и возвращался, даже не заглядывая к сожителю — а это раздражало больше всего. Теперь не было никаких сонных студентов под боком, тех же вкусных завтраков с ужинами, не было и заботливого парниши Юлика. Только холод, отчуждённость и настроение конченной истерички. Ермаков перекатывался с одной стороны свой кровати на другую, пытаясь не думать об Онешко, при этом размышляя над прощением. Нет, извиняться то он извинялся. Скомкано, конечно, и сухо, но как умел так и делал. Тогда Юлик только кивнул и ушел. Опять, блять, закрылся у себя на семь замков, не обращая внимания ни на стук, ни на более пламенные извинения. А ещё Ра, кажется, любил больше Ермакова, ибо, когда он приходил из офиса, единственный, кто был рад его видеть — это лысый кошак. Ластился, мурлыкал и провожал в комнату, потом, конечно, Юлик смотрел на него недовольно, но его быстро отпускало, когда кот начинал пылко любит его так же, как и Даню при встрече. Почему такое отношение? Потому что кот был не только Юлика, он был их котом, которого они выбирали вместе, вместе впервые купали и покупали всё необходимое. И теперь, стоя напротив только переступившей порог Женей с Ра на руках, Даня умиротворённо улыбался, поглаживая кожу кота. — Всё ещё в контрах? — спросила редактор, разуваясь. — Сейчас увидим, — ответил Даня, — привет, Юлик, как дела? — спросил он у мимо проходящего соседа, который пытался ретироваться в комнату и остаться незамеченным, но, видимо, у Ермакова глаза на затылке или чуйка к местоположению студента, так ловко уходящего от разговора уже две недели. Даня обернулся, смотря расслабленно, с котом на руках, и раздражало это не меньше всей глупости ситуации, поэтому, не сдержавшись, Онешко показал фак и продолжил путь к себе. — Кажется, да. Женя смотрела на всё происходящее, будто находясь в цирке, удивляясь, как эти двое смогли связаться вообще. В несколько шагов преодолев расстояние коридора к комнате друга, она без стука туда вошла и уже через пять секунд оттуда был слышен лишь дикий вопль Юлика, а из-за двери показалась Евгения, таща Онешко за скрученное в трубочку ухо. Не успел Даня опомниться, как его так же схватили за левое и быстрой походкой повели на кухню. Небрежными движениями рук она уронила их на два стула, а сама прошла чуть дальше, вглубь кухни, чтобы включить чайник. Обернулась к ним обратно: — Чего смотрим? Миритесь, дети мои, — девушка красноречиво на них посмотрела, — пока вы не помиритесь — отсюда никто не выйдет. — С чего вдруг? — отважился спросить Юлик, прикрывая раскрасневшееся ухо, явно недовольный ситуацией. Даня, который сидел спиной к Жене, в притворном страхе посмотрел парню в глаза и покачал головой, мол «не строй из себя бессмертного». — Вы — мои друзья, моя обязанность вас помирить. И скажи, что я — плохая подруга, получишь… — Думаю, он понял, Дженни, — усмехнуля Даня, неловко проводя пальцем по узору стола. Он выглядел как провинившийся во всех грехах Данечка, при этом пытающийся задобрить виноватым личиком, блестящим от румянца. Но, к сожалению, ему двадцать пять, у него двухнедельная щетина и глупо причёсанные волосы грязного сиреневого оттенка, но взгляд, да, взгляд виноватый. Юлик смотрел на весь этот видок соседа и отчаянно пытался найти в этом человеке хоть каплю того, что ему не нравилось. Отвергал непрошенные мысли, спрашивая самого себя «А что тебе, собственно, не нравится? Живёшь в его квартире, к тебе не домогаются, в рабы не записали. Ну готовишь, ну убираешь по случаю, ну спас один раз от передозировки, с кем не бывает?» — в голову будто влез тот же самый Ермаков, которому, по сути, плевать на всё и всех, а Онешко соглашался, кивая про себя на каждое утверждение. Только вот последний пунктик как раз таки и подпортил некую домашнюю идиллию, выбил Юлика из колеи. Возможно, именно этот случай так повлиял на него: не привык. Хотя нет, он и не хотел к такому привыкать. Онешко снова взвесил все «за» и «против», ломаясь от одного к другому, посмотрел на соседа, который не отрывал от того взгляда щенячьих глаз, и кивнул: — Хорошо, — одно слово, а у двоих людей в радиусе метра аж выдох одновременно произошел, — но есть одно условие, — Даня опять напрягся, а Жене было по-барабану: её роль была исполнена. — И ты знаешь какое. Ермаков мысленно воскликнул от радости, уже придумываю, кому бы всучить нехилую партию отборной травы… Онешко оставалось вымученно улыбнуться и, наконец, выхватить из рук Дани Ра, чтоб спокойнее было, а то бациллов идиотизма ещё подхватит…