***
Итак, как вы уже поняли, мы договорились провести вечер в Мышином Погребке. А до этого времени мне предстояло прослушать поток из статей и законов, которые без устали щебетала наша преподавательница. Как и мой первый учитель, проводивший курс для начинающих гвардейцев, она была птицей, но только не филином, а скорее напоминающей сороку. Не уверен, что она относилась именно к этому виду димаго, но, во всяком случае, при каждом движении ее хвост забавно подрагивал. Добавлю, что она была относительно молода, энергична и, судя по всему, ужасно любила рисоваться, потому как частенько поправляла волосы, словно бы невзначай демонстрируя шею, броские серьги и серебряную цепочку с кулоном. Я бухнулся рядом с Шеггени Буром, одним из претендентов на звание когтя, молча поздоровался за руку и разложил писчие принадлежности. Вокруг, шелестя листами и обмениваясь приглушенными фразами, потихоньку устраивались другие гвардейцы. При этом они не стремились выбрать место на расстоянии — хвала Прародителям, эта глава моей жизни была позади! Нет, после моих приключений в отстойниках и несостоявшейся драки, они воспринимали меня своим парнем. Со мной вполне дружелюбно общались, просили совета, шутили, смеялись, а также делились мелкими радостями и неприятностями, как собственно, делали и между собой. Не описать словами, как это было приятно! Занятие началось. Сорока ходила взад и вперед, трепеща хвостом и тараторя о правилах ввоза драгоценных камней, нисколько не заботясь о том, слушаем мы ее или нет. Временами она замолкала, чтобы перевести дух. В один из таких моментов ящер Волашик, известный хитрец и всеобщий любимец, невероятно ловко вставил вопрос — какие камни наша учительница предпочитает больше всего. С этого мига урок, по существу, целиком и полностью остановился. Сорока мгновенно бросила читать нам статью, распушила гладкие перышки и с блеском в глазах принялась делиться мыслями по этому поводу. — Топазы прекрасно блестят, особенно на солнце, однако красивее всего с серебром смотрятся агаты, — бродя на возвышении, сорока поигрывала серьгами. — Некоторые вставляют опалы, но ведь опалы — это такая безвкусица… Говорят, на восточном материке уже давным-давно не носят опалы… Будущие когти оживились. Девушки в соседнем ряду обсуждали, что жених некой Муррати-Наррати обещал подарить ей настоящую золотую подвеску, но не раньше, чем та его поцелует, причем не меньше ста раз подряд. Сзади достали маленькую доску для джига. Шеггени Бур побился со мной об заклад, что наша преподавательница весь урок будет говорить о чем угодно, но только не о законах. Он поставил на это пол-куэнью, но я перебил его ставку своей, удвоив цену пари. Услышав об этом, все больше и больше ящеров присоединялись к нашему спору. Казначеем мы назначили Волашика. Со всех сторон к нему потянулись лапы с серебряными чешуйками. — Яшма тоже весьма неплоха, но серебро должно быть обязательно белым, — с жаром доказывала наша учительница, хотя никто с ней даже не спорил. — И чем крупнее яшма, тем лучше… Маленькая просто теряется. Ужасно, просто ужасно, когда камни теряются на фоне металла! У меня есть подруга и она как-то раз надела серьги с крохотной яшмой… Это было ужасно! Я прямо так ей и сказала — прости, милая, не хочу тебя обижать, но это же просто ужасно! Мое настроение, и без того неплохое, начало подниматься. Учительница продолжала трещать о камнях и о серьгах, а я погрузился в приятные мысли о походе в трактир. По моему мнению, абсолютно любой человек имеет право на выходные. В противном случае можно запросто перегореть. Конечно, Ледышка запрещала мне водить дружбу с гвардейцами и уж тем более гулять с ними по разным заведениями, но сказать по-правде, плевать я на это хотел. Даже вердиктор была мне здесь не указ. Что-что, а моя личная жизнь ее вообще никак не касается! Когда же Волашик внезапно перебил сороку, уточнив, облагается ли яшма дополнительным налогом и та, очнувшись, вернулась к законодательству, мое расположение духа и вовсе добралось до максимальной отметки. Я стал обладателем четырех полновесных куэнью, выиграв спор вместе с двумя другими ящерами, в числе которых совершенно случайно оказался и наш казначей. Настроение у меня было настолько хорошим, что даже Берилл не смогла его пошатнуть, хотя, по-моему она очень старалась. В библиотеку я явился полным энергии и положительного заряда. Как всегда, драконица начала заваливать меня вопросами со всякими подвохами и подковырками, но у меня словно туман перед глазами рассеялся. Я отвечал на все чуть ли не с улыбкой, шутя. Пройденный материал сложился в единую, стройную схему, настолько простую и очевидную, что теперь мне казалось необъяснимым, как я мог в ней путаться раньше. Заблудился, что называется, в трех соснах! Естественно, рассчитывать на нормальную похвалу от Берилл не стоило. Однако на этот раз драконица обошлась без комментариев по поводу моего интеллекта. Она лишь прохладно сказала: — Вы делаете успехи, но ваша радость преждевременна, Павел. Вам предстоит еще много труда. Отдыхайте. Завтра мы с вами начнем разбирать более сложные темы. Невероятно, но на красивом лице драконицы показалось даже нечто похожее на благосклонность. Под этим я имею ввиду, что оно перешло из разряда «высеченное изо льда» в категорию «просто застывшее». По всей видимости, судьба решила, что пока она вдоволь надо мной поиздевалась и дала мне некое подобие белой полосы. Сама ниэр Берилл приказала мне отдыхать? Что же, именно этим я и собирался заняться! Быстро переодевшись в казармах в мою обычную одежду, я автоматически закрепил поверх перевязь с мечом и рожком, после чего торопливо двинулся в город.***
Чтобы добраться до Мышиного Погребка, мне надо было спуститься практически к самому порту, на улицу Пушистых Фасадов. Столь необычное название улица получила благодаря тому, что на ней издавна торговали мехом неких маймаков, образцы которого хозяева вывешивали у входа в свои лавки. Хотя бы одна подобная лавочка имелись там почти в каждом доме, из-за чего, оказавшись на улице, ты словно погружался в океан из мягкого, шелковистого меха. Ноги сами несли меня вниз. Дневная жара постепенно спадала, сменяясь приятным теплом. Круг солнца наполовину скрылся в блестящем золотом море, а город окрасился в оранжево-красные краски. Между домами, галдя и дико вопя, носились ватаги детишек. Простой народ, закончивший труд, степенно чесал языками с соседями. Из окон выглядывали симпатичные горожанки в платочках и чепчиках. Я улыбнулся лисичке-торговке в островерхой соломенной шляпе. В ответ та, притворно смутившись, опустила лицо, не отводя, впрочем, от меня раскосых кокетливых глаз, подведенных густой черной тушью. Проходя мимо нее, я приосанился и расправил плечи, а пройдя, вдруг не выдержал и засмеялся. До чего хорошо! Нет, правда — до чего же мне хорошо! Наконец-то я мог вдохнуть полной грудью! Вдохнуть, не думая о завтрашнем дне, о гадкой драконице, о тренировках и о законах! Меня переполняло чувство свободы, а за спиной словно выросли крылья. Невольно я даже начал напевать себе что-то под нос — что-то крайне веселое и легкомысленное, — а встречаясь взглядом с людьми, кивал им, будто хорошим знакомым. Я оказался на площади, с трех сторон окруженной каналами. До места встречи с друзьями оставалось буквально рукой подать, однако добраться туда напрямую мне помешало небольшое затруднение. Как назло, на нужном мне мостике через канал застряла телега. У телеги суетились несколько хомяков с толстощекими, красными лицами. Пыхтя и сопя, они освобождали ее от мешков, чтобы потом приподнять и насадить на ось слетевшее колесо. Небольшая группа зевак наперебой давала советы, посмеивалась и предлагала хомякам подсобить, но те лишь громче пыхтели и сердито отмахивались. Конечно, я мог обойти затор и по другому мосту. Но тогда мне бы пришлось сделать немаленький крюк, поскольку каналы и улочки Теффена сплетались в настоящий лабиринт, в котором шаг в неверную сторону иногда удлинял дорогу чуть ли не втрое. В итоге, я решил подождать, особенно с учетом того, что хомяки работали достаточно споро и должны были скоро закончить. Отступив от моста, я навалился на парапет и принялся с любопытством водить головой по сторонам. Мой взгляд остановился на возбужденной толпе подростков неподалеку, собравшейся возле какой-то необычной конструкции. Выглядела она как дощатая стенка, к которой под углом, словно подпорки, были грубо прибиты два толстых столба, соединенные внизу перекладиной. По центру конструкции находилась наклонная веревочная лестница, один конец которой крепился к вершине стены, а второй — к перекладине снизу. Очевидно, это был какой-то аттракцион, предположил я и не ошибся. — Эй, кто из вас ловкий, мальцы? — блестя золотым зубом, с насмешкой выкрикивал димаго-шакал, вертевшийся рядом с постройкой. Он был низкорослым, но жилистым, с затертым платком, небрежно повязанным вокруг шеи, и в выцветшем желтом халате. — Кто не боится испытать свои силы? Вам надо всего лишь добраться до средней ступеньки и не перевернуться, пока не истечет весь песок! Награда — два серебряных! Целых две монеты из серебра! Говоря это, он потрясал песочными часами и, ухмыляясь, оглядывал лица подростков. По всей видимости, шакал был из не местных, поскольку он не тянул слова, как теффенцы, а скорее выплевывал, причем выплевывал с довольно противным акцентом — сухим, шипящим и харкающим, как будто наждаком по стене тер. — Кто же? Кто этот славный храбрец? Из подростков вышел юный, широкоплечий бычок. — Я залезу, — сказал он, набычившись. — О, у нас есть претендент! — сказал шакал, весело скалясь. — Десять медяков за попытку. Давай, полезай! Я принялся заинтересованно наблюдать, получится у бычка или нет, но только тот поставил копыто на вторую ступеньку, как лесенка вдруг крутанулась и подросток сорвался на землю. — Ничего, — с деланным сочувствием сказал шакал, поправляя лесенку. — Тут нужно просто слегка наловчиться. Кто еще? Два серебряных за сущую мелочь! Надо всего лишь залезть на среднюю ступеньку и не перевернуться, пока не истечет песок! У кого есть сноровка? У кого есть достаточно ловкости? Кто из вас хочет проверить себя? Аттракцион пользовался большой популярностью. Вслед за бычком попытали счастья еще несколько парнишек и даже одна девушка, но безуспешно. До средней ступеньки никто еще не добрался. Я кинул взгляд на мостик. Хомяки, смахивая пот со лба, благополучно установили колесо и теперь взваливали на телегу последние мешки. Мне надо было идти на встречу с друзьями, однако в этот момент шакал громко сказал «неплохо! неплохо! У тебя есть все шансы!» и я снова поглядел на конструкцию. На лесенке, приподняв ногу и балансируя, стоял юный ящер, высокий и тощий как жердь. До середины ему оставалось всего ничего. — Глядите, как это просто! — надрывался шакал. — Обычный парнишка, а почти выиграл два серебряных! Отличные деньги за этот жалкий пустяк, вы согласны? Ящер осторожно опустил лапу и сжал когти. Ненадежная лестница принялась вилять у него под ступней. На секунду мне показалось, что сейчас она крутанется, но худой паренек поставил вторую лапу на следующую ступеньку и ловким толчком погасил колебания. В толпе подростков, затаившей дыхание, раздались хлопки. Ящер справился и теперь находился на середине. — Засекайте время! — произнес паренек ровным, сосредоточенным тоном. Шакал, словно только-только очухался, медленно перевернул часы. По узкому горлышку заструились песчинки. Можно было предположить, что самое сложное уже позади, но судя по лицу ящера, удерживать равновесие было не менее трудно, чем забраться наверх. Все взгляды были прикованы к тому, как паренек напряженно сохраняет устойчивость, поводя хвостом и корпусом, когда лесенка под его лапами начинала тревожно покачиваться. А песчинки падали, падали, падали одна за другой.... Шакал ощутимо забеспокоился. — Эге, смотри не сорвись! А то вон как ножки трясутся! Того и гляди навернешься. Давай-ка я тебе помогу! Он положил парню лапу на поясницу, как будто поддерживая, но судя по тому, как ящер пытался отогнать шакала хвостом, такая помощь ему только мешала. — Уберите руку, — попросил паренек сквозь сжатые зубы. Шакал словно этого только и ждал. — Как хочешь, братец, — пожав плечами, весело отозвался он и развернулся. А разворачиваясь, зацепился за лесенку кончиком локтя, после чего легонечко дернул. Это было слабое, практически неуловимое движение. Скорее всего, никто кроме меня его даже не видел. Но вся навесная конструкция была такой неустойчивой, что даже его оказалось достаточно, чтобы перевернуть лесенку и сбросить не успевшего отреагировать ящера. Шакал одобрительно похлопал его по плечу и, усмехаясь, обратился к подросткам: — Глядите! Парнишка почти победил! Почти, но с кем не бывает? Пускай не расстраивается, его попытка тоже достойна награды. Правда не полной, а утешительной, — с этими словами он покопался в халате и протянул ящеру горсть медяков. Паренек не принял денег. Он стоял, едва не плача от обиды и несправедливости. — Это нечестно! — воскликнул он. — Вы сами толкнули лесенку. Я видел! Отдавайте мне два серебряных, я победил! — Толкнул? Лесенку? — изумился шакал. Усмешка на его губах одеревенела, превратившись в оскал. — Чего ты несешь, тхе верхатош? Я ничего не толкал. Ты в чем меня обвиняешь, сопляк? Он сжал ладонь с медяками и ссыпал их обратно в халат. — Хотел тебя подбодрить, а ты вот как, значит, со мной. Никаких денег ты не получишь! Правила ясные — если удержался на лесенке, тогда победил. А если не удержался — гуляй себе на здоровье. Однако ящер не уходил, продолжая упорно доказывать, что тот все же дернул за лесенку. Шакал негромко присвистнул. Это был какой-то условный сигнал. Из-за дощатой стенки моментально вывернул высоченный мордоворот — гиена с закатанными до локтей рукавами, заплывшими глазками и волосатыми, пятнистыми лапами. С ленивой уверенностью протиснувшись через подростков, он оттеснил паренька от шакала. — Слыхал, что тебе сказано? Гуляй, пока чего не случилось, — пробасил димаго-гиена. Это было настолько грязно и несправедливо, что я просто не мог устоять в стороне. Оторвавшись от парапета, я подступил к мошенникам и потребовал: — Отдайте ему деньги. Я все видел, парень выиграл. Шакал покосился на меня одним глазом, а гиена надвинулась сбоку. Шумно дыша, здоровяк обдав мою щеку протухшим, гнилостным запахом, идущим из пасти. — С какой это стати? — поинтересовался шакал. — Ты еще кто такой? Я извлек на свет амулет-обелиск. — Кандидат в Стражу, Павел Чарнотцкий, — отчеканил я, однако на хозяина аттракциона и его помощника это не произвело впечатления. — Кандидат? В стражу? — хохотнул шакал. — У вас что, в стражу еще не сразу берут? Он вдруг резко приблизил ко мне лицо и тихо, но угрожающе проговорил: — Слушай, ты, лысая скотина. Убирайся-ка подобру-поздорову. У нас тут все честно, по правилам, — и, отвернувшись, на ходу приказал гиене: — Сворачиваемся. На сегодня достаточно. Такой наглости я попросту не ожидал. Не сдержав негодования, я шагнул вслед за шакалом и схватил его за рукав. — Отдавай парню деньги или я сейчас позову гвардию. Согласно статье номер девять городского кодекса Теффена, такие споры решаются на месте офицером в ранге когтя. Вместо ответа, со стороны гиены на меня обрушилась крепкая оплеуха. В голове зазвенело, площадь на миг закружилась перед глазами. Отпустив шакала, я повернулся к мордовороду — только для того, чтобы увидеть, как он снова отводит лапу, замахиваясь. Тело ответило раньше, чем я успел о чем-то подумать. Ноги, корпус, плечо — именно так, как меня учила бросать камень драконица. Рука выстрелила навстречу гиене, врезавшись кулаком в челюсть. Костяшки и кисть пронзила острая боль, но голова здоровяка резко мотнулась назад, а потом он как подкошенный рухнул на спину. — Тша кхош! — прошипел шакал. — Бир варархал! На его морде было удивление вперемешку со злобой. В следующий миг он хлестко ударил меня по лицу, процарапав щеку когтями. Отступив, я со всей силы пнул его по колену. Шакал коротко тявкнул и с перекошенной пастью припал на одну ногу. — Именем Договора, вы арестованы! — воскликнул я первое что пришло мне на ум. Не знаю, на что я рассчитывал. На то что шакал с гиеной сдадутся и добровольно отправятся в Зеленую Крепость? Черта с два они собирались сдаваться! Здоровяк-гиена поднялся и жутко вращая глазами, вытащил из-за пазухи нож. Шакал, наполовину спрятавшись у него за спиной и впившись в меня взглядом, горящим от ненависти, сорвал с пояса короткий тесак. — Прирежу падаль, рррвах шабаган! — повторял он глухим полушепотом. Мир сузился до фигур противников. Рядом кто-то тоненько взвизгнул. Кто-то закричал: «гвардия! гвардия!», а я поразительно хладнокровно вынул из ножен клинок и, направив его острие на врагов, непослушным языком произнес: — Только попробуйте сунуться, твари. Лапы вам отрублю. Конечно, я не умел толком обращаться с оружием, но враги то об этом не знали! Меч из зуба вечноголодного показался им достаточно весомым аргументом. Гиена с шакалом, вытянув лапы с ножами, только грязно ругались на непонятном наречии, но не решались пойти в наступление. А, вокруг, закипая, как море перед грозой, уже начинали гудеть горожане, привлеченные шумом. — Гвардия! Гвардия! С ножами дерутся! — продолжал визжать звонкий девичий голос. — Что тут творится? — На вала аинго напали! Они парнишке не захотели отдавать выигрыш, тот за него заступился, а они нападают! Бандиты! — Бегите в трактир! Несите кочерги, палки, ухваты — да все что угодно! Сейчас головы им разобьем! — Да где же эти гвардейцы?! Гневный адреналин бил через край. Я не спускал с противников взгляда, забыв о том, что человеку иногда все-таки надо моргать. Меч приятно оттягивал руку, по щеке стекала горячая, липкая струйка. Я чувствовал ярость, окрыляющую, жгучую ярость и больше всего мне хотелось, чтобы эти подонки и жулики получили за все по заслугам. Не опуская клинка, я сделал шаг вперед. Гиена с шакалом быстро переглянулись и начали пятиться. — Чего ты, братец-аинго! — протявкал шакал, пряча за спину тесак. В его голосе промелькнули просительные, жалкие нотки. — Чуть что, так сразу за меч! Прости, мы чуточку погорячились. Ты — нам, мы — тебе, вот мы и расквитались, правильно, брат? — Правильно, правильно, брат, расквитались, — потирая челюсть, подхватил басом гиена. — Ты нам, мы тебе. Я сделал еще шаг вперед. Толпа смыкалась вокруг шакала с гиеной, постепенно отрезая им путь к отступлению. Мелькнули тяжелые палки и кочерги. Горожане были настроены крайне серьезно. Осознав это, мои враги прекратили пятиться, развернулись и резво ринулись к ближайшему мостику. Не долго думая, я с горожанами бросился за ними в погоню.