Внимание

Сириус Блэк любил лето. В это время в тёмный дом на Гриммо начинало заглядывать солнце, а отец чаще оставался дома, и играл с ним во взрывающиеся шахматы или плюй-камни. На давно облюбованном чердаке можно было сидеть сколько угодно, не боясь замерзнуть, и можно было спокойно выбраться на крышу, не боясь упасть, поскользнувшись на обледелой черепице. И на улицу можно было выходить просто так, не переодеваясь – хоть мать этого и не одобряла, считая, что для каждого случая должна быть отдельная одежда. Сириус её не понимал – на его взгляд, не было никакой разницы между белой рубашкой, которую на него утром натягивал Кричер, и белой рубашкой, которую его требовали надеть перед выходом из дома во двор. Но, Сириус Блэк по-настоящему любил лето не за эти мелочи, нет. Каждое лето, в начале июля, они с отцом ездили в поход, оставляя мать с вечно больным Регулусом дома, и это был настоящий глоток свежего воздуха. Целых две недели в палатке, вдали от серых давящих стен и пыльного неба с низкими облаками. Полмесяца без криков матери и всхлипов брата – только лес, шум деревьев, высокое небо, яркие звезды, которых нет в городе. Птичье пение утром и жаркие дымные костры; жареная на открытом огне еда и долгие прогулки по узким тропам; купание в озере и прыжки в воду с дерева, и охота с отцом на мелкую живность. Две недели жизни. И Сириус каждый год их ждал. Когда ему говорят, что в этом году они едут втроём, и берут с собой наконец окрепшего шестилетнего Регулуса, восьмилетний Сириус чуть не плачет от обиды. Когда мать начинает говорить ему о том, что он должен любить своего младшего брата, и как старший научить того правильно ходить в походы, он смотрит на младшего так, что Регулус пытается незаметно спрятаться за креслом. Когда к разговору подключается отец, говоря, как им будет хорошо втроём и как они все вместе пойдут на то самое любимое озеро Сириуса, мальчик кричит на родителей, топает ногами, и вылетает из гостиной, громко хлопнув дверью. Сириус искренне не понимает, зачем родителям маленький и слабый Регулус, который постоянно болеет, и от которого нет никакой пользы – из-за него все только ругаются. Почему нельзя куда-то его отдать – тем же дяде и тёте, или ещё куда-нибудь, подальше, чтоб не мозолил глаз своей жалобной физиономией. Сириус никогда не любил делиться, и теперь его приводило в бессильную ярость то, что он должен будет провести лучшие две недели в году не с отцом, а ещё и с братом. Делить с маленьким плаксой-Регулусом глубокое небо и яркие звезды, палатку и костры, тропы и подстреленных птиц. И озеро. Сириусу кажется, что он ненавидит этого лупоглазого большеголового ребенка. Лучше бы он продолжал болеть в своей комнате и никогда из неё не выходил. *** Регулус стоит, задрав голову, и смотрит вверх. Над ним – голубая глубина и белая вата в зеленой рамке древесных крон. Он чувствует себя маленьким – по-настоящему маленьким, крошечным, и от этого и страшно, и дух захватывает. Где-то там, бесконечно высоко и далеко над ним шумит ветер – рваные края рамки приходят в движение, а кончики огромных вековых деревьев раскачиваются, и Регулусу почти страшно – ему кажется, что сейчас одна из этих громадин обязательно упадет, и раздавит такого маленького его. Регулус Блэк понятия не имел, что мир может быть настолько огромным – во всех направлениях. Пять лет его вселенная была размером с комнату, за которой в щель между косяком и дверью можно было увидеть коридор. Небом ему был белый потолок, горизонтом – стена, окно – порталом в иную реальность. А здесь – у неба не было дна. Регулуса слегка качает – у него начинает кружиться голова от осознания величины открывшегося пространства, и получает сильный тычок в спину, от Сириуса. За что – он спросить не успевает, отец зовёт их ставить лагерь. И, наблюдая за тем, как на поляне разворачивается гигантский лиловый шатер, какие Регулус видел только в книжках с историями о средневековых рыцарях, ему уже всё равно, за что его там пихнул Сириус. Пускай пинает, толкает, пихает и щипается, если ему хочется. Регулус заворожено смотрит на этот рыцарский сказочный шатёр, в котором будет жить целых две лучших в его короткой жизни недели, зеленую поляну и весь тот дивный мир, что его внезапно окружил. И, видит Мерлин, ему всё равно – жизнь слишком прекрасна сейчас, чтобы обращать внимание на Сириуса. *** Регулус неловкий и слабый. Он плачет, когда сдирает коленки и ему страшно, когда ночью где-то в отдалении кричат дикие звери, хотя отец и сотню раз сказал ему, что они надежно защищены заклинаниями, и никакое животное к ним не подойдет. Сириуса раздражает в брате всё – и как он ведет себя, и как говорит, и как пытается быть полезным, и как перетягивает на себя внимание отца. Когда Сириус подбивает отцовской палочкой утку, Регулус отворачивается и едва не плачет, когда отец начинает потрошить и разделывать её, чтобы приготовить на костре. А потом – сидит весь вечер с зареванным красным лицом, и через силу давится запеченной с яблоками птицей. Регулус быстро устает и не может идти так же долго, как они с отцом. Приходится делать привалы каждые два часа, если не чаще, либо отец несёт младшего на руках. Регулус лёгкий и мужчине не трудно, но Сириусу всё больше и больше хочется привязать брата к какому-нибудь дереву и оставить так. Может, получится забрать его на обратном пути, а пока они с отцом будут отсутствовать, мелкие зверушки и птицы, которых ему так жалко есть, особенно когда их приносит старший брат, позаботятся о нём, и не дадут умереть с голоду. Мысль о том, чтобы случайно потерять Регулуса в лесу всё чаще мелькает в голове Сириуса. Жаль, что мать будет ругаться, а отец расстроится, если это всё-таки случится. *** Жить в большом мире с высоким небом и нескончаемыми тропами тяжело, но Регулус старается. Порой ему очень хочется вернуться обратно, в комнату на Гриммо, но он молчит, и идёт по очередной полузаросшей тропе, и уворачивается от еловых лап и веток, которые Сириус специально держит так, чтобы потом отпустить в нужный момент прямо Регулусу в лицо. На шестой день они доходят до озера, о котором так любил рассказывать Сириус, и на которое так давно хотелось посмотреть и Регулусу. Оно оказалось небольшим, частично заросшим камышами, и скорее было большим прудом, чем озером. На берегу, нависая над водоёмом, росло дерево с раскидистыми ветвями, и частично затопленными выпирающими из земли корнями. Они стоят на возвышении – и, в нескольких десятках метров по пологому спуску, начиналась песчаная кромка маленького пляжа. Отец отходит в сторону, чтобы поставить палатку, оставляя братьев вдвоём на берегу. Регулус подходит к воде и смотрит вниз. К нему подходит Сириус – сегодня на удивление мирный. Настолько, что он тихо радуется, что старший брат, наконец, признал право Регулуса тоже ходить в походы, и вообще находиться рядом с ним и отцом. - А плавать – это трудно? – спрашивает Регулус, смотря на голубоватую воду внизу. - Нет – просто двигаешь руками и ногами, и вода расступается сама, - Сириус странно дергает руками в воздухе, и Регулус смеется, за что получает дружелюбный братский тычок под рёбра. - Это странно выглядит. Ты уверен, что плавают именно так? - Естественно – как только поставим лагерь, сам тебе покажу. И тебя плавать научу. - Правда? - Конечно! Буду учить так же, как и меня папа. - А как папа учил тебя плавать? - Вот так, - с этими словами, Сириус с силой толкнул Регулуса вперед, и тот с криком полетел в воду. *** Регулус барахтается и идёт на дно, пуская пузыри. Сириус, первые мгновения ощущавший злую радость, запаниковал – по спине пробежал колючий колодок. Быстро прыгнув в воду – ещё до того, как к озеру подбежал отец, он смог ухватить под водой бестолково бьющего руками и ногами младшего брата, и потащил его к берегу. Когда Сириус вытащил Регулуса на песок, тот тряся от страха и холода, и надсадно кашлял, выплевывая воду. Отец унёс младшего сына в палатку – переодеваться и пить перцовые зелья, оставив старшего на берегу, пообещав, что «они поговорят об этом». Когда отец заканчивает с Регулусом, и оставляет его лежать под тёплым одеялом, он впервые в жизни по-настоящему ругает Сириуса, и впервые отвешивает сыну хорошую затрещину – чтобы тот наверняка запомнил, что нельзя шутки ради подвергать брата опасности, которая может убить его. А утром Регулуса мучает жар, несмотря на перцовое зелье и сухую одежду – и они возвращаются в Лондон на неделю раньше, чем планировалось. Отец – злой, Сириус –расстроенный, Регулус – с диким жаром. *** Мир опять вращается вокруг кровати Регулуса. Мать носится по дому с какими-то зельями и давая больше противоречивых указаний чем обычно в конец запутавшемуся домовику. Отец не разговаривает с Сириусом, и отправляется в Мунго – за целителем. Будь воля Сириуса, он бы теперь тоже с собой не разговаривал. И запер бы себя в своей комнате под домашним арестом, и оставил бы без ужина – как мать обычно делала, желая его наказать. Но, на него сейчас просто не обращали внимания – даже не ругались. И Сириусу, едва ли не впервые в жизни, не обидно из-за того, что всё внимание принадлежит Регулусу, а не ему. Мать запретила ему подходить к брату, но Сириус тайком высовывается из своей комнаты, и когда женщина выходит и оставляет дверь младшего приоткрытой, тихо выходит в коридор. Он аккуратно заглядывает, смотрит на лежащего в кровати Регулуса – тот кажется ещё меньше, чем есть на самом деле. Лицо у него такого же цвета, как и подушка, а из под одеяла выглядывает только голова. Внутри у Сириуса что-то ёкает и сжимается – к горлу подкатывает ком, а глаза начинает щипать. Он чувствует, как краснеют уши, и стискивает зубы, судорожно сглатывая. Он хочет подойти к кровати Регулуса, извиниться, и тоже начать крутиться вокруг, как и весь остальной мир, лишь бы не чувствовать это дикое чувство вины и стыда. Сзади раздается громкий оклик матери, и Сириус отскакивает от двери. Женщина раздраженно дает ему подзатыльник и отправляет к себе. Скоро придут отец с целителем. Регулусу нужны помощь и покой.