Присутствующий

Тихо угасал сиреневый закат, расплываясь вдоль далёкого горизонта и растворяясь лёгкой дымкой опускающейся на просторы в вечерней мгле. Черно-фиолетовое небо стало зажигаться одинокими, мерцающими звёздами, собирающимися в россыпи созвездий. Вдалеке на фоне неба виднеется деревня, которая спряталась под обрывистым склоном высокого холма. Ни один огонёк не светится в окнах спящих домов. Ночь накрыла все вокруг своим таинственным покровом. На небе плавно двигались тучи. Под сенью леса в эту безлунную ночь царила тьма, на самом краю леса возвышалась древняя одинокая могильная стела, никто, не знал было ли на ней когда-нибудь что-то высечено и когда и зачем её поставили. В деревни знали одно, что она никогда не зарастает, да поговаривали, что около неё раз в шесть — восемь лет видят призрака. Серый шершавый гранит, вечно хранивший молчание, в эту ночь, как и во многие предыдущие стал пристанищем для своего создателя, для того, у кого нет имени и нет жизни, того, что мало чем отличается от покойника, что уже столетья покоится в этой могиле на опушке леса. Город на холме уже давно исчез, но лич продолжал приходить на могилу своего героя, имени которого он не сумел узнать, но всё ещё не терял надежды. Он сидел, прислонившись спиной к холодному граниту и тихо говорил, обращаясь к своему герою, который спас его из лап забвения. — …Понимаешь, — говорил он, — хоть я и помню, кто я, но я теряю ощущение этого мира. Я почти не чувствую ветра и холода. Солнце сушит мою кожу, но даже боль от его касаний лишь отблеск в моём сознании. В один момент мне показалось, что я перестал чувствовать, это так напугало меня, что я нанёс на себя пыточное заклятье. Я никогда не радовался боли так в тот момент, она ножом разрезала моё сознание, но за ней шла радость, что я ещё могу что-то почувствовать. Я повторял это, когда ощущения угасали. В последний раз мне пришлось пережить несколько дней страданий, что б, наконец, в мой мир вернулись краски. Ты, мой герой, вернул мне воспоминания, но кто же научит меня чувствовать жизнь, вновь дарует мне радость наступления нового дня? Кто мне не даст превратиться в призрак заключённый в плоть? — лич опёрся головой на камень стелы, нечто жгучие разливалось по его телу, и он боялся спугнуть это ощущение. — Я говорю с тобой и чувствую, воспоминания нашей встречи обжигают меня, но как только наступит утро, они перестанут так трогать моё сознание. Я бы хотел встретиться с тобой после смерти, но вряд ли я найду её. Я совершил ошибку с выбором филактерии, и я не могу её уничтожить! Как же я жажду смерти! Моя оторванная от тела душа жаждет покоя! О, тот, кто присутствует, тот, кто слышит нас, дай мне умереть! Нет, — лич посмотрел на небо, на яркие звёзды, понимая, что сейчас он расплачивается за исполнение Присутствующим, когда-то желание и, наверное, он колдун желавший защищать деревню должен сполна осознать свою ошибку. — Нет, — повторил он, — я должен сначала заново познать радости этой жизни. Душа, умершая в страданиях не сможет обрести вечный покой, а для меня это важно. Лич поднялся, в этот момент ближайший куст дёрнулся. Мертвец-некромант быстро среагировал, наложив заклятья паралича на площадь чуть большую, чем занимали густые ветки и осторожно подошёл к кусту, ему ни хотелось, что бы кто-то, кто слышал его монолог, рассказал о нём в деревне. Рука ухватила маленькое тело и вытащила его на свет звёзд. Это оказался мальчишка лет одиннадцати. Лич присел около него и не ослабляя своей железной хватки снял заклинание.  — Кто ты и зачем ты сюда пришёл? — спросил он. — Я Дилид сын колдуна, — испуганно ответил мальчик. — Я прошёл посмотреть на призрак, который появляется здесь раз в восемь лет. — Увидел? — равно душно спросил лич. Мальчик неуверенно потряс головой. — Но вы не призрак, — чуть осмелев, ответил он. — Вы же живы. — Нет, в этом ты ошибаешься, ухмыльнулся лич, ему вдруг захотелось посмотреть на реакцию мальчика, когда тот увидит его лицо и ощутит холодное прикосновение рук. Лич снял перчатку и откинул капюшон, перехватил плечо пацана обнажённой рукой. Мальчик вздрогнул от холода, побледнел, смотря в мёртвое лицо и осознал, что тот, кто сидит перед ним не дышит. — Я мертвец, я лич. Значение последнего слова мальчишке было не понятно, но в тот момент ему было не до этого. Он воскликнул: — Не убивайте меня! Да, я кое-что подслушал, но я же не думал… — Я тебя не трону, если ты, конечно, не будишь говорить о нашей встречи. А теперь, — лич отпустил руку парня, — ты свободен. Мальчик вскочил и скрылся в кустах. Лич накинул капюшон и поднял перчатку и надел на руку и прислонился к стеле, просидев так в оцепенение до самого рассвета. Первые личи солнца ударили его нестерпимым жаром. Он поднялся и скрылся в тени деревьев, намереваясь посетить деревню. Он шёл по лесу, когда его нагнал тот самый мальчонка. — Господин Лич, вы к нам в деревню идёте? — спросил он, под солнцем человек в большом капюшоне не казался таким страшным. — Нет, я хочу посетить холм, — ответил лич. — Не ходите туда! Там опасно, те, кто туда поднимаются — исчезают, — произнёс мальчик. — Это как? — Их больше никто не видит никогда, — произнёс мальчик и понизив голос продолжил. — Говорят, что видели оживших мертвецов. Лич остановился, внимательно посмотрев тусклыми пожелтевшими глазами на мальчика из-под капюшона, так что тому в этот солнечный день стало немного жутко, и тот невольно вскрикнул: — Да не вру я! Сам видел, как что-то чёрное на холме шастает! — Ты хорошо, знаешь окрестности? — спросил лич, мальчик утвердительно кивнул. — Ты можешь провести меня на холм, так что б в деревни обо мне не узнал. А то я не хочу спугнуть этого некроманта. О никтомантах мальчик тоже слышал впервые, но в его сознание почему-то установилась связь между этим словом и мертвецами на холме. Но кроме этого он так же смекнул, что это способ прославиться. — Я проведу вас, господин, на холм, но поднимусь вместе с вами. — Ты сам говорил, что это опасно, — заметил лич. — Вы же колдун, поэтому мне и не страшно идти с вами, — ответил мальчик. — Хорошо ты поднимешься со мной, но не пойдёшь дальше, — после некоторого раздумья ответил лич. Мальчик согласился, мгновенно повернул с тропинки и сторону. Некоторое время они шли в молчание, а затем Дилид спросил: — А кто похоронен там, под стелой? — Тот, кто спас меня от вечной злобы, ярости и ненависти ко всему живому. Он заставил меня вспомнить кем я был до того как принял на себя вечную муку не жизни и почему я это сделал. — Эта стела здесь была всегда, — не найдя что ответить заметил мальчик. — Я ночь, в которую я установил её, на холме ещё стоял город, а две империи, хоть и пылали в огне, но всё ещё были на пике своего могущества, а города Марода и даже в виде форта ещё не существовала. — Это же было ужасно давно, Чокнутый Дит рассказывал, что столица была основана тысячу лет назад! — С этим он загнул, — ответил лич, где-то далеко, наверное, в его душе возникла и погасла светлая искра, которая тут же отозвалась в сознание болью воспоминаний, лич сжал зубы. Перед глазами на мгновение вспыхнула картина прошлого. — Но я очень долго существую, кажется, я старше самого древнего из демонов. Эта весьма конкретная фраза, которая весьма чётко отсылала бы знающего человека к возрасту в шестнадцать тысячи с половиной лет, на момент моего рассказа, деревенскому мальчишке показалась лишь очередной загадкой. Тем временем они подошли к холму и поднялись по ели заметной тропинке. Лич окинул взглядом пространство и, убеждаясь в том, что развалины церкви хоть и заросли травой, но всё ещё стояли, постепенно погружаясь в землю. Но что-то в этом виде было фальшивым. Колдун остановился, а затем сделал несколько шагов вперёд и встал, казалось, что он стал выше и массивнее, рябь прошла по расставленной иллюзии, оголяя реальность. То, что происходило на холме, не могло не поразить. По центру виднелась небольшая хибара из веток, а под навесом лежали мёртвые тела тут и там виднелись места для различных ритуалов. Руины церкви были почти полностью избавлены от земли, и вокруг неё виднелась огромная яма. Тела зашевелились, но какое-то движение колдуна и мертвецы так и остались лежать. — Хочешь посмотреть, куда делись все кто приходили на холм? — спросил он у обескураженного мальчика. — Нет, — дрожащим голосом ответил он. — Мне больше интересно, зачем кому-то потребовалась церковь, — не обращая внимания на испуг маленького спутника произнёс. — Всё ещё хочешь идти за мной или боишься? — Я не трус! — гневно воскликнул мальчик и, пересиливая себя, пошёл за личём. Тот только усмехнулся. Он не знал, зачем он утаскивает за собой эту невинную душу, но сейчас он не хотел оставаться один, боясь своих внутренних демонов. Они спустились в яму по проложенной тропе, которая вела к пролому в стене, там располагался подвал. Большинство помещений было превращено в кладовые, несколько были лабораториями, а в самой большой виднелись следы подготовки к ритуалу. Лич ужаснулся, узнав символы на стенах, он ни хотел, чтобы кто-то, какие бы мотивы у него ни были, повторил его ошибку. Он твёрдо решил, что не даст ритуалы свершиться. Лич прошёл чуть вперёд, а задумчивости разглядывая стены, наконец, найдя что-то, он поднял в земли мел, которым были выполнены надписи и, стерев несколько символов, написал похожие, но от этого значения слов кардинально изменилось. Он обернулся и не нашёл мальчика, это было плохо. Лич огляделся и услышал тихий голос из одного из проходов. Он свернул туда и увидел своего маленького спутника, который держал руку молодой женщины. Она лежала на каменной плите с подстилкой из соломы, а под голову была подложена ткань. Живой мертвец подошёл ближе, расслышав причитания ребёнка. — Это твоя мама? — спросил он, мальчик, оторвавшись зарёванным лицом от её одежды, яростно закивав, лич приложил руку к её лбу и произнёс. — Она мертва. — Но она же дышит! — Она пуста. Лишь тело без души, могу предположить, что умерла от магического воздействия, короткого, но сильного. После её смерти почти мгновенно её тело заставили работать. Кормят, поют, меняют одежду, стригут волосы и ногти, — бегло осмотрев тело, продолжал он. — Но душа упущена, и сделать ничего без жертв нельзя, — равнодушно констатировал он. Слова больно ранило мальчика, он кинулся с кулаками на лича, тот даже не дёрнулся от его ударов, лишь произнёс: — Осторожнее, не сорви охранные заклятья, а то я могу и не вырвать тебя из цепких лап безмозглых мертвецов. Эти слова напугали Дилида и он замер. Улучив этот момент лич спросил: — Что случилось с твоей матерью? — Она исчезла, но моя старшая сестра говорила, что видела, как мама упала дома и что они с отцом ругались, но она после этого легла спать, а утром исчезла, — ответил мальчик. — Я могу поговорить с твоей сестрой? — спросил лич, что-то подметив про себя. — Нет, она пропала. Я в семье остался один, а все мои сёстры исчезли, даже Ми, ей было почти два года… Лич слушая рассказ о семье обошёл помещение, заглянул в соседнее. Там стоял чурбан около рухнувшего каменного блока, на нём лежала потрёпанная книга со следами крови на обложки. Мёртвый колдун положил рядом с ней руку, затем взял и пробегая глазами по страницам вернулся в назад. — …Отец говорил, — продолжал мальчик, — что маму можно вернуть, но я должен ему помочь и тогда он станет сильнее. — Не стоит тебе соглашаться, молодые личи с перепугу и самых близких способны убить, а что ж касается твоего отца, то ему не стоит это делать, он и в живом виде много народу убил. — Нет! Мой отец — хороший! Как вы смеете такое о нём говорить! — Читать умеешь? — спросил лич. — Потому что в руках у меня его записи о ритуалах. Вряд ли кто-то ещё может называть твою мать «любимой женой». — Умею, — независимо ответил Дилид. — Тогда держи, только не рви его и не швыряй, — протягивая книгу, произнёс лич и подошёл к телу женщины, внимательно осматривая её руку. Мальчик начал читать дневник, его охватывал ужас, сначала там говорилось о том, как он начинал практиковать некромантию на умерших соседях, затем он говорил, что научился возвращать тело к жизни, но для движения ему нужна душа. Потом упоминалось, что он обосновался на холме и постарался создать ему зловещую репутацию и туда перестали ходить. Затем шла самая шокирующая запись о том, как он убил Ми, чтобы дать её душу своей любимой, заклятье было успешным, но тело не смогло адаптироваться и отторгло душу. Затем тот же ритуал был проведён и над средней дочерью, но в этот раз душа не приняла тело. После следовала её сестра погодка, но результат был тот же. Тогда колдун понял, что душа должна быть согласна на смерть и переселение, но самая старшая из дочерей, что-то заподозрила и явилась на холм, где попала в руки живых мертвецов и видела отца за мерзким колдовством. Он запер её и начал уговаривать, но она противилась, тогда колдун сломил её дух при помощи боли и унижения. Дилид стоял бледный, словно полотно и сам не заметил, как у него подкосились ноги и он упал, из глаз катились слёзы. Лич осторожно забрал книгу из рук мальчика и положил её на место, затем поднял его на руки и вынес на свежий воздух, решив, что с него на сегодня хватит. Мертвец сел на траву и тихо произнёс: — Твой отец убийца. Он виновен в смерти сестёр и скорее всего твоей матери. Реакция на слова не заставила себя ждать, мальчик вздрогнул и бурно зарыдал. Все его надежды на то, что сёстры живы были уничтожены, а отец оказался ужасным человеком, казалось, что мир расколот. В этот момент он услышал тихий спокойный голос, который говорил, что-то спокойное, поддерживающе, холодные руки тихо гладили мальчика по голове. Слёзы перестали катиться из глаз, но мир на место не вернулся. Дилид заглянул под капюшон лич сидел недвижимо, его пожелтевшие глаза смотрели в одну точку. Видимо почувствовав, что мальчик зашевелился он обратил на того внимание. — Отец должен заплатить за их сметь! — твёрдо произнёс Дилид, его глаза пылали. — Заплатит, этой ночью или следующей. Но всё же я должен с ним поговорить. Отчасти я понимаю, почему он это сделал. Он любит твою мать и не винит себя в её смерти. Я тоже совершал необдуманные поступки, вот только я заперся от всех и углубился в исследования, которые привели меня к могиле, он же захотел её вернуть. Только такое не по силам человеку-некроманту, почти не возможно, даже если душа захочет перерождения. Такие ритуалы созданы демонами и для демонов. Лучше бы он додумался бы до призыва. Я знаю тебя это не утишает, но я тебя не оставлю, хочешь ты этого или нет, но одиночество самое худшее для тебя, что может с тобой случиться. Теперь иди, поешь, чай с вечера ничего не ел. — Я не… — Тебе не нужно быть здесь. У тебя же есть тот, кому ты доверяешь? — Да, — тихо произнёс мальчик. — Иди к этому человеку, расскажи ему о своём горе, но заклинаю тебя, не подходи к отцу, не говори с ним, а уж тем более ничего не делай. Пускай то, что кто-то проник в его тайну, будет сюрпризом. Мальчик поднялся с травы и зашагал вниз по холму. Вечерело. Лич спустился в подвал церкви и внимательнее осмотрел его, зашёл в комнату, где видел травы и, выбрав одну истолок и кинул в настой, что настаивался в темноте в специальной магической защите. Колдун, облюбовавший подвал, пришёл, как только стемнело. Его охранные заклятья не были задеты, и всё было как обычно, он спустился в свою лабораторию и проверил настой, процедил его и перелил в бутылочку, затем положил в карман и поспешил к своей любимой, прильнул к её руке. — Ну, разве самому не противно, — услышал он спокойных голос. Он вскинул голову и увидел фигуру в плаще, которая сидела в углу и вертела в руках его записную книгу. — Кто ты? — прорычал колдун. — Как ты попал сюда. — Я не имею имени и рода. Просто вошёл, твои трупы были не против, — ответил колдун. — Хорошо, что ты их хотя бы похоронил своих дочерей, но что ж в тебе происходит, если ты так издевался над своей старшенькой? — Какое тебе до этого дело! — вскочил колдун, огибая каменную плиту и готовясь к атаке. — Я пришёл поговорить с тобой, а не драться, — не изменяя тона, произнёс гость и, разворачиваясь что-то прошептал, ноги у колдуна подогнулись и он упал. — Вот так, посиди. Если вздумаешь глупить, то придаться тебе причинить некоторые неудобства. — Кто ты?! — злобно процедил колдун. Гость дотронулся до стены, зажигая синее пламя и снимая капюшон. Колдун с восхищением посмотрел на своего собеседника. Уловив это лич усмехнулся: — Что нравиться? Вот тебе не добиться подобного, сгниёшь, а через сотню другую лет придётся искать разрушения тела от чужих рук, чтобы переехать. А вообще оно того не стоит, если ты конечно не эксперт по бальзамированию и уходом за трупами. Ну, воскресишь ты её, думаешь, ты её будешь нужен мёртвый, худой и воняющий, с лицом черепом и без губ. А ещё если решишься бальзамироваться, не всякий состав подходит, любая ошибка ведёт к параличу. Тело вещь хрупкая. Оно тебе надо? Колдун промолчал, он был немного обескуражен таким разговором. — Оставь её, молодую и красивую в своей памяти, обрушь подвал и забудь. У тебя ещё есть тот, кому ты можешь посветить себя, не потеряй его. — Да что ты понимаешь! — воскликнул колдун. — Очень многое. Не думай, что я ни кого не потерял и что от хорошей жизни расстался с жизнью. Если бы я мог что-то изменить в прошлом, то я этого бы не сделал бы. Ритуал отнимает слишком много и это не возместить призраком могущества, которое он сулит. Колдун поднялся на руках и презрительно посмотрел на лича. — Тебе виднее. Если хочешь — делай. Можешь даже меня связать, я не буду тебе мешать — так же равнодушно произнёс лич. — Не бойся я её не трону. Клянусь. Мертвец отпустил заклятье, а человек подозрительно смотря на него, наложил на него паралич. Он не мог медлить или всё придётся начинать сначала, и месяцы изнурительной работы пропадут. Колдун вытащил из запазухи свиток и сверил символы. Вроде всё было хорошо, затем он сел в центре круга и начал читать заклятье, положив перед собой золотой медальон. Затем в нужный момент заклятья, когда сознание покинули всякие сомнения, он выпил яд. В этот момент горло и грудь пронзила боль, она быстро растеклась по телу, казалось, что его разрезают на части, приступы рвоты заставили повернуться на бок, а боль сжимала его мышцы. Затем пришли судороги, казалось, что он горел. В его муки разорвала холодная рука, которая сняла боль, но тело было по-прежнему сжато, ему почти не удавалось сделать вдох. Лич сел рядом с ним и положил голову колдуна на свои колени и заглянул в его помутневшие от недавней боли глаза. — Прости, но я пытался тебя отговорить, но ты меня не послушал. Да, ты правильно думаешь, что так не должно быть. Одна травка в настой и для надёжности брешь в ловушке, вот там, — лич указал на исправленные символы, я превратил «восстань» в набор символов. Не удивляйся, но поздняя нара мой родной язык. Я понимаю каждое слово, начертанное на этих стенах. Ты хочешь, наверное, что бы я спас тебя, но твоё заклятье оказалось крепче, чем я думал. Теперь же ты умрёшь и этого не избежать, умрёшь и не воскреснешь, но я позабочусь о том, что б твоя душа не осталась в этом мире и с миром его покинула. С твоей смертью, заклятье, что поддерживает её тело, рухнет, если ты хочешь, то я похороню вас вместе. И я не брошу твою могилу, ибо я понимаю тебя. О твоём мальчике я позабочусь, дам образование и прослежу, что б его не коснулась уродливая рука некромантии, — произнёс лич, затем провёл рукой по голове колдуна, убирая растрепавшиеся волосы с лица. — Засыпай, колдун, без боли и страдания, но осознавая, то, сколько жизней ты загубил. Лич снова копал яму, но в этот раз для погребального костра. Двоя, чьи руки он соединил, казались прекрасными и юными, муж и жена мёртвые, но такие кажется беззаботные. Мертвец соорудил погребальный костёр, собрал цветы и положил их в изголовье и в ноги, затем поджёг дерево и ушёл как можно дальше. Его обряд над телом отличался от привычного, но эффективен. После него лич нашёл камень и начал вытачивать стелу, осторожно и торжественно, чтобы придать ей особенный рельеф. Ночь окутывала холм тьмой, которую рассеивал погребальный костёр. Стела была готова, и мёртвый могильщик перетащил её на место. Над прогоревшей ямой стоял Дилид, его лицо было бледным, он был недвижим. Лич осторожно начал сбрасывать землю, заканчивая погребальный обряд. Из глаз мальчика полились слёзы. Яма наполнялась землёй, а ветер разносил заунывные слова на наре, наконец, яма сравнялась с землёй и лич замолчал. Становясь на край могилы по другую сторону от мальчика, который беззвучно плакал, внезапно он упал на колени, сжимая в руках траву и буквально задыхаясь. Лич подошёл к нему и опустился рядом, молча положив руку на плечо. Так они просидели почти до рассвета, слёзы иссякли, осталось лишь оцепенение, а затем мальчик уснул, опустив голову на колени лича. Сознание мертвеца колыхалось от нахлынувших на него эмоций, малыш, что пережил за день так много, словно приблизил душу лича к телу и собрал её воедино в комок сочувствия и вины перед этим маленьким существом.