Присутствующий

— Что для вас значит жизнь? Как это — жить? — это был неожиданный вопрос в темноте. — Странный вопрос, — ответил Хейвуд, стараясь собраться с мыслями, полностью уснуть и не слышать столь отвлекающий шум воды и бряцанье тарелок на кухне, над которой располагалась его лаборатория. — Постарайтесь ответить мне, — мягко потребовал Присутствующий. — Жить — это значит ощущать окружающий мир: радость нового дня, восход и закат солнца, бег босиком по траве, запах яблок, весенний ветер, ослепительный снег, звук капающей росы с дерева, чувство собственного сердцебиения, холоднеющий туман с реки. Жизнь — это наслаждение каждым мигом, каждым вздохом, каждой минутой сегодняшнего дня, мелкие радости и несчастья, теплота приятного разговора, мягкая постель, вкусный ужин, интересная книга. Жить невероятно интересно, ведь каждый день ты узнаешь что-то новое, — даже в моём возрасте, — старик улыбнулся. — Жизнь она разная, но она главное, что есть у любого человека со всеми радостями и горем, с любовью и ненавистью. Именно такую жизнь люблю, в которой не скучно, есть что вспомнить, в которой оставлен и собственный след, даже если и конец скоро придёт — меня все равно до некоторых пор будут помнить. Ответа на это рассуждение не последовало, однако перед глазами возник храм, но не совсем в привычном облике. Он выглядел жилым, что ли, тут и там виднелась деятельность людей, не было осыпей и пыли, все светильники были зажжены и создавали какой-то волшебный эффект. Неподалёку от алтаря стояли двое, один пожилой человек в свободных одеждах, а второй человек средних лет в простой крестьянской одежде. Первый что-то говорил, молодой его слушал, как-то странно заведя руки за спину. Внезапно он совершил резкое движение, вонзил нечто острое в живот старику, а затем торопливым шагом покинул храм. Присутствующий возник практически на уступе алтаря, не в обычном своём обличье «тюремного заключённого», сегодня он был похож на опустившегося нищего, который только что вылез из сточной канавы, в которой спал. Он некое время смотрел на тело, а затем пояснил: — Его звали Вилард. Он был тем, кто смог молитвою возродить меня к действиям, дал понять, что я ещё кому-то нужен в Мире. Этот вампир возродил этот храм, смог собрать вокруг себя людей и вампиров, которые стали приходить в этот храм, я не знаю, что точно они говорили, но это всё больше уверяло меня в том, что я не то чудовище, которым меня считали тогда люди. Своими молитвами они возвращали меня в лучшие моменты моей жизни, выводили меня из грустного и тревожного забытья. Их изначально было немного, но потом к ним стали тянуться другие люди, и в конце моих прихожан было с полтысячи. Вилард возродил мой культ, неся его благодарно и ничего у меня, не прося, но я знал какого его заветное желание. Он в тайне хотел стать человеком, нет, он не ненавидел ни своё тело, ни свою расу и не был перерождённым вампиром, напротив он был рождён, как и его родители. Проходили столетия, и он уже в открытую молил меня сделать его человеком, но я не отвечал на его мольбы, я боялся повторить свои ошибки, я боялся собственного существа. Тогда он начал голодать, видимо решив, что он сможет казаться человеком. Скажу честно, мне было приятно смотреть на то, что он делает, смотреть, как он издевается над своим телом, как он дёргаться, как начинает смотреть на людей, а потом, когда он падал в голодный обморок, гадать успеют ли его спасти. Когда он приходил в себя он ругал своего спасителя и залечивал ему его рану. Это повторялось раз за разом, но в один момент мне это надоело. В один момент его голодные молитвы привели меня в ярость. На самом деле он был лишь поводом, я злился в большей степени на себя и в меньшей на своего создателя. Меня переполняла злость, чувства затмили мой разум и я явился ему в своём телесном облике, вот так, — Присутствующий взмахнул руками. — Я вошёл в храм и, подойдя к нему и спросил: «Как это — жить? Что такое жизнь для тебя?». Он смутился, оглядел меня, но всё же ответил: «Жизнь — это борьба разума и плоти. Я вампир, но я не хочу пить кровь, я не хочу причинять вред и боль людям. Я борюсь постоянно со своими желаниями. Смысл моей жизни — это тайная надежда на исполнение моей заветного желания. Жизнь — это служба Присутствующему, только в ней я вижу себя». Я видел в нём надежду и радость, когда он говорил обо мне. Моя злость от этого только возросла и сотворила с ним злую шутку, я изменил его суть так, что она стала душой, но душой почти пустой. Он стал ещё более несчастным человеком, чем был вампиром. Он потерял вкус жизни, он благодарил, но возненавидел меня, хотя понимал, что сам виноват в своём желании. Искренняя благоговейная любовь ко мне, ненависть, отсутствие радости от жизни, ощущения того, что он жив, постепенно лишили его рассудка. Он говорил, что постоянно видит меня, он ходил и разговаривал, говоря, будто со мной, но я с ним не говорил. Он почти не спал и ел только каши. Люди не знали, что с ним произошло и сначала верили. Как не верить девятисотлетнему вампиру, который всегда служил мне? Но затем они начали замечать его помешательство, а затем и то, что он не пьёт кровь и уже очень долго. Многие начинали бояться его, и вот, один из людей пришёл к нему с серебряным клинком и вонзил его в живот. Виноват ли я в том, что с ним случилось? Я не знаю. Но мне любопытно, почему он ответил именно это про жизнь? Я спрашивал многих, но все отвечали по-разному. Теперь же я хочу узнать ответ на этот вопрос сам и прошу у вас помощи. — Какой же? — не понял Хейвуд. — Вы узнаете об этом этим утром, — загадочно ответил «тот, кто присутствует».