***
Я не знаю, смыла ли ванна всю ту похоть, ту грязь с меня, но чувствовала я себя немного лучше. Мокрыми ногами шлепая по мягкому коврику в своей комнате я с удовольствием отмечала, что короткие волосы не только удобны, но и не так плохо смотрятся. Я вяло смотрела помещение: почти ничего не изменилось. Лишь горы пыли, что словно стали уже неотъемлемой частью интерьера этой комнаты. Нет, воспоминания не захлестнули меня. Нет никакой ностальгии. По-крайней мере сейчас. Одно только чувство сожаления. Но о чем? Я скинула мокрое полотенце на дверь ванной, нагишом плюхнувшись на кровать. Взгляд то и дело скользил по телу, по этим… ужасным бирюзовым завиткам. Атмосфера становилась все более и более гнетущей, и я решила, пока не стало ещё хуже - хотя, казалось бы, хуже уже быть не может – переодеться и пойти есть, потому что во мне проснулся зверский аппетит. Нехотя, но я все же поднялась. Когда я заходила, у меня не было желания что-то тут рассматривать, о чем-то думать, но сейчас различные детали то и дело бросались мне в глаза. Я встала напротив прикроватной тумбочки, что до этого была словно в тени. А на ней лежала, такая пыльная, но в былые времена любимая мною книга. Светло-розовая обложка с выгравированными на ней золотыми буквами. «Притяжение звёзд». Сейчас мне все это кажется таким глупым, а от этого чувства недоромантики просто выворачивает. Это та самая книга, что заставила меня думать, словно мне суждено любить и быть любимой, словно меня ждет счастливая жизнь вместе с моим любимым. Наглая ложь. Раздраженно, рукой я сбросила её на пол, а гнев неприятно начал разливаться по телу. С отвращением я подобрала её и начала без остановки вырывать из нее страницы, раздирая их и разбрасывая по полу. Так продолжалось пару минут, а я была в неописуемом ужасе. Давно ли я так быстро раздражаюсь? Или это связано с тем, что я пережила? А, может, когда надежды людей рушатся, гнев – это нормально? Но мое внимание быстро переключилось. С удивлением я заметила, что на стуле, что также оказался рядом с моей кроватью, лежит куча новой одежды. Я не знаю, для меня ли она, кто её взял, но, думаю, что других девушек в этом доме нет, поэтому это – моё. Я аккуратно подошла к тумбе и слегка покопошилась в ней, отчего из нее на пол скользнула какая-то мелкая бумажка. «Люси, я оставил тебе все это. Не спрашивай как, я объясню позже. Надеюсь, что они тебе подойдут. А потом спускайся на кухню, там лежит для тебя письмо и рюкзак со всем необходимым. Прости меня». Не задавай вопросов, не спрашивай как. Я нервно хмыкнула. Типичная для меня ситуация. Но я благодарна ему за то, что он позаботился обо мне. Что за письмо? За что он опять извиняется? Дурак. Тем временем я отрыла свой старый розовый халатик, что от времени чуть побледнел, и свежее белье. Закончив с переодеваниями, я в спешке двинулась на кухню. Прыжками преодолевая лестницу, словно ребёнок, я оказалась уже прямиком у плиты, а мой живот в это время протяжно заныл. Да, я хочу есть, но вот только… В почти необитаемом доме едва ли найдется хоть какая-то еда, тем более спустя семь лет. Я не думаю, что Акнология так уж часто тут появлялся, поэтому даже сейчас не беспокоилась, будучи уверенной, что он сюда не заявится. Хотя мала доля беспокойства все же была. Резкими движениями, выворачивая все доступные мне полки, я с грустью отметила, что, кроме пыли и паучков, еды в доме больше нет. Но тут, наконец, и пришла та ностальгия. Воспоминание, как лет в 14, я прячу под половицами небольшое сокровище «магической еды». Она так называется, потому что не имеет срока годности. Быстро смекнув, куда нужно идти, я, чуть надавив, с легкостью нашла то самое место, выудив оттуда все, что было. А было немного: упаковка растворимого кофе и пачка печенья. Не знаю, о чем я думала, что хотела увидеть, но, тем не менее, я была благодарна самой себе за этот маленький подарок. Этим, конечно, не наешься, но тоже неплохо. Спустя некоторое время приготовлений, я уже сидела за столом и вертела в руках кружку с горячим напитком. Аккуратно макая печенье в кофе, чтобы рязмягчить его, я в очередной раз отметила про себя плюсы такого перекуса. Потому что едой это, все-таки, назвать было тяжело. И тут я пригляделась: рядом с порогом было оставлено письмо. Аккуратный белый прямоугольник. Наверное, то самое, о котором говорил Каин. Я взяла его и уселась обратно, с нетерпением раскрывая конверт. «Люси, доченька, если ты читаешь это, значит я, скорее всего, уже мертв. Хотя, знаешь, я давно уже умер. Ещё в тот самый день. Поверишь ли ты мне? Твоя мать. Я так скорбел о ней. Люси, я пытался. Пытался уйти в работу, пытался как-то отвлечься, чтобы хотя бы на секунду перестать думать о тебе, о Лейле. Но все это в пустую, ничего не помогало мне, ничего не спасало. Я каждый день представлял, как ты сейчас. Как ты выглядишь, о чем думаешь, что тебе нравится. Временами даже казалось, что я слышу твой озорной топот и звонкий смех. Люси, я сумасшедший? Я никогда не писал писем, никогда. Но ради тебя я готов, готов на это. Знаешь, что я слышал почти каждый день? «Я потрясен этой печальной новостью», «мое сердце разбито, господин, я переживаю вместе с Вами», «какое же это горе». Я устал. Устал от притворства, устал от этих пустых соболезнований. Я всегда верил, всегда ждал, всегда надеялся, что ты жива. Я вставал и засыпал с мыслью о том, что рано или поздно найду, встречу тебя. Я был словно тень. Ведомый лишь инстинктами, я существовал. Но в меня словно вдохнули жизнь, на пару минут, чтобы потом забрать уже без остатка. Когда он пришел, я чуть было не выгнал его. Но что-то как будто родное в нем, в его печальном голосе заставило меня остановиться. Он выглядел очень болезненно, постоянно кашлял, а из глаз непрерывно шли слезы. И не знаю почему, но я поверил. Поверил каждому его слову. Что ты жива, что сейчас ты вместе с Хвостом Феи. Стоит отдать должное Макарову, раз он тебя нашел, да? Люси. Я пишу взахлеб, но совершенно не знаю, что тебе рассказать. Доченька, я так хочу тебя увидеть. Обнять тебя, чтобы ты была рядом. Но мне тепло лишь от того, что ты вспомнишь обо мне, будешь думать обо мне. Люси, я люблю тебя, люблю больше жизни. Ты всегда останешься для меня моей любимой, маленькой девочкой. Прости, что не смог защитить тебя. Прости, что не был рядом. Прости меня, Люси».***
Такая звездная ночь. Ещё никогда я не видела такой полной, большой, яркой луны, как сейчас. Именно на Дайране. Многолетний путь, протоптанный мною, от дверей дома до побережья. Сотни путей, сотни троп. Казалось, я могу безошибочно дойти туда с закрытыми глазами. Вот только какой от этого толк? Привычно захожу вглубь, поглощённая лишь чувством боли. Но уже не физической, а рядом нет этой мрази. Я одна. Как и должно быть. И вот, я лежу в океане, аккуратно придерживаясь водой, откинувшись на спину. Но он больше не согревает меня. Лишь пытается утешить. Из чего он на самом деле? Не из моих ли слез?… Отец. Я все ещё не могу переварить произошедшее. Если бы я не осталась на том острове, если бы Он не атаковал его, то я бы увидела его. Он бы увидел меня. Мы были бы вместе, даже мимолетная встреча вдохнула бы в него жизнь, но, увы. Счастливые концы это, наверное, не для меня. Я не хочу ничего, что связано с жизнью. Совсем. Назовете меня глупой? Пожалуйста. Я растеряла всю свою семью. А людей, к которым я эмоционально привязана раз, два, и обчелся. Я не хочу больше плакать, не хочу улыбаться, не хочу грустить, не хочу злиться. Я лгунья. Говорю так, плача, задыхаясь от грусти и злости. Я не хочу взлетать и падать. Потому что обычно лишь падаю. Я не хочу любить, не хочу ненавидеть, не хочу прощать. Ибо мой удел только ненавидеть. Я не хочу ничего, что связано с жизнью. Я хочу умереть. И я надеюсь, что никакой жизни после смерти не существует, что это всего лишь байки для заблудших людей, для наивных детишек. Каково этого, прожить всю жизнь с надеждой, чтобы потом её растоптали у тебя на глазах? Уж я-то знаю. И хочу ли я повторения? Нет. Никакой души нет. Человек смертен. Жизнь - лишь миг в бесконечности времени, а ваша так называемая «душа» - лишь двадцать один грамм, что вы так легко теряете при смерти. А я потеряла уже сейчас. Это глупость. Чёрствая, гнилая – называйте, как хотите, вот только перед смертью мы все равны. Я не хочу ничего, что связано с жизнью. Я устала надеяться, устала верить, устала страдать. Потому что все это приносит лишь боль. Как же я устала мучиться. Сколько часов мне отмерено? Сколько дней? Имеет ли это смысл, если я могу закончить все это здесь и сейчас? Как давно я живой мертвец? Бомба замедленного действия. Что же случится, если я вдруг умру? Будет ли это меня волновать? Нет. Я мечтаю лишь превратиться в эту воду. Слиться с ней, стать океаном. Из слез ли, или из солёной воды. Это уже не важно. Ничего не имеет смысла. Лишь эти слабо мерцающие звезды так пристально смотрят на меня, наблюдая за моими действиями. Не нужно, я вас лишь разочарую. Я не хочу ничего, что связанно с жизнью. И я делаю выдох, опускаясь на дно.***
– Грей, ты как? – рука в звенящих доспехах тяжело опустилась мне на плечо. Я едва расслышал её сквозь шум, царивший вокруг. Семь лет. Что для вас значит столько времени? Что можно успеть за него? Повзрослеть, найти семью? Жениться? А для меня это лишь забвение, длинной в пару часов. Было не по себе, но не только от этого. Смотря на вымученные, морщинистые лица тех, кто остался – становится нестерпимо больно. Как же вы страдали. Что вы пережили. – Все в порядке, – устало отмахиваюсь от Скарлетт, которая, видно, заподозрила, что я ей вру. Её лицо смягчилось, а сама она села рядом со мной, медленно потягивая какой-то коктейль. – Тоже думаешь о ней? – я медленно перебирал пальцы, раздумывая, что же ей ответить. Да, естественно, я думаю о ней. Почему мы не нашли её? Где она сейчас? – Проблема не только в том, что я о ней думаю, – я заметил, как лицо волшебницы, почему-то, покрылось легким румянцем, а где-то издали послышалось Грей-сама. – Вот, – оттянул рубашку, показывая Эрзе маленькую метку в виде полумесяца, на концах которого было что-то типа песочных часов, что расположилась прямо на моей шее, около ключицы, – у меня не было такой раны, это она оставила. – Что? – её лицо вытянулось от удивления, а сама она подперла голову руками, глубоко задумавшись. – Ты говорил об этом кому-нибудь, может, Леви знает, что это? – Я не знаю, – я стал пробегать глазами по старенькому, полуразрушенному от нападений зданию гильдии, ища МакГарден, но рядом её не оказалось и я бросил эту затею. – Эрза, я вижу видения. В этот же момент она взяла меня за руку и мы вышли из гильдии, но под бухаловкой, которая там происходит, нас просто не заметили, из-за чего нам удалось беспрепятственно выйти. Уже была ночь, а звездное небо ярко сияло над нами, золотисто переливаясь. А я все шёл за Титаней, что уходила вглубь Магнолии, в парк. Мы остановились уже напротив фонтана, сев на одинокую лавочку. Поздняя ночь – вокруг не было никого, лишь пение цикад и шум воды. – Она тогда назвала мое имя, хотя мы виделись впервые, –она перевоплотилась с доспех на более удобную одежду – тёмные штаны и бордовый свитер – и закинула ногу на ногу, нервно её качая. – И я словно почувствовала что-то, что-то очень странное. – Эрза, я… Я вижу её. Словно везде, где мы были, появляется она. Я словно знаю её, помню о ней. Я видел её в Райской Башне, она была в этом воспоминании, и не только, я помню, как она словно появилась в первый день у нас в гильдии, но этого просто не может быть, – под конец мой голос перешел на хрип, – я сошел с ума? – руки потянулись к кулону в форме креста, который я начал прокручивать в руках, чтобы отвлечься. Что мне делать? Метка на шее начала неприятно покалывать и слабо светиться белым светом, и от неожиданности я немного шикнул, чем вызвал ещё одну волну негодования и удивления от моей собеседницы. – Нужно подумать над этим, посоветоваться с кем-нибудь, – она шумно выдохнула, откидываясь на спинку лавки. – А пока оставим все как есть, это не главная проблема. Время утекает сквозь наши пальцы, как песок, ты понимаешь это? Нам нужно наверстать упущенное, всеми возможными способами. Ещё с пару минут мы молча сидели там, нам не нужно было слов. Мы в команде со Скарлетт не первый год. И мы оба скупы на эмоции. Научились понимать друг друга так, в тишине. Наши чувства говорили за нас. Она была растеряна, она тоже думает о Люси, но она не видит того, что является мне. Мне нужно найти ее, но так ли это? Может, это лишь какой-то побочный эффект Сферы Феи, который сказался только на мне? Слишком много совпадений.***
– Привет, пап. Я опустилась на корточки напротив большого мраморного надгробия, аккуратно положив рядом большой букет белых ликорисов. Чуть протерев его рукавом водолазки, я смогла увидеть выгравированную фотографию отца… Даже так, сквозь минерал, я вижу эту боль и усталость в его глазах. Чего мне стоило добраться сюда? Каблуки въедались в грязь от только прошедшего дождя, а ледяной ветер, казалось, добирался до самых костей. Я встала, аккуратно поправив темные штаны, ибо от таких движений они немного съехали. Нет, я не ухожу. У меня есть ещё букет. – Привет, мам. Таким же движением я расчищаю и её фотографию. Такая красивая, лёгкая, счастливая. Мне так тяжело. Я пробралась на семейное кладбище около особняка Хартфилиев, словно какой-то вор. Но я просто не могла зайти туда в открытую. Я не имею на это право. – Как вам, в этой холодной и сырой земле? Я закрыла лицо руками, готовясь вот-вот разрыдаться. Чтобы я не говорила, как бы не пыталась казаться чёрствой, я не могу быть такой здесь. Рядом с ними. А вокруг лишь опавшие, пожелтевшие, ломкие листья. Осень. Все умирает, также, как и я. – Я так скучаю. Вымученная улыбка вникуда. Что бы они сказали, видя меня сейчас? Гордятся ли они своей дочерью? Отнюдь. Кем я стала? Убийцей? Монстром? – Знаете… У меня сейчас все очень сложно. Я не знаю, что делать. Я с трудом живу. Вместо голоса лишь какой-то надрывный хрип. Бледными пальцами я слегка зарываюсь в эту сырую землю, словно пытаясь каким-то образом почувствовать их. Это так глупо. Это так больно. Почва плотно заседает под ногтями, а руки, ещё не зажившие, немного саднят. – Но я люблю вас. Очень сильно люблю. Уже не скрываю слез. Расстроились бы вы, видя меня здесь, в слезах, такую разбитую? Что мне делать? Я аккуратно провожу рукой по заколке слева на моих волосах. Аккуратный, синий, переливающийся полумесяц, которым я подколола прядь волос, чтобы она не лезла в лицо. Подарок отца, что был в том письме. Кончиками пальцев я словно чувствую тепло, исходящее от нее. Теперь у меня есть что-то, что будет согревать меня, что-то от моей семьи. От людей, которые меня любят. По-крайней мере любили. Каким человеком я должна была бы стать? Примерной дочерью родителей-аристократов, гордостью рода? Выйти замуж за принца, которого я буду любить всю жизнь, с которым обрету новую семью? Нянчить детишек и мило гулять в саду, проводить время за вышивкой? Все это кажется абсурднее и абсурднее. Что мне нужно было сказать им? И нужно ли было? Ведь они меня не услышат. А если бы вдруг и смогли, то, и правда, что? Что меня пытал обезумевший дракон? Что я ничтожество? Нет. Они не хотели бы этого. Я верю, я знаю, что они желали, желают мне счастья. Но вот достойна ли я его? – Кто здесь? – мой крик, смешанный с рыком. Кто посмел заявиться сюда сейчас? Я резко оборачиваюсь и встаю, без промедлений доставая из груди меч. Порыв ветра ударяет мне в лицо, но от нахлынувшего гнева я ничего не вижу, но отчетливо чувствую звериные инстинкты. – Лю…си… Мое имя едва доносится до моего сознания, сквозь жёлтую пелену я смогла различить три фигуры в плащах. И я уже продумывала, кому из них я первому разорву глотку, как в моей голове все сильнее и сильнее звучал назойливый голос. – Люси, хватит, прошу тебя! – вопли Каина как всегда отрезвляли, – они не желают тебе зла, я чувствую! Но какая-то демоническая, по-настоящему зверина часть внутри меня все не утихала. Ветер все усиливался, развивая одежду и волосы, но как будто ещё и слегка ударял меня холодными порывами. Запах… Он смешивался с запахом сырости, гниющих листьев, но я чётко чувствовала его. И один из них был очень и очень знаком мне, от неё просто несло животным страхом, таким липким, таким едким. Это все подпитывало меня, отчего я лишь сильнее и сильнее обезумевала. И я уже отодвигала ногу назад, готовясь к прыжку, как боковым зрением напоролась на фотографию матери. Нет. Не здесь. Я просто не могу сражаться здесь. Словно я чувствую, что они наблюдают за мной. Титаническими усилиями, но я все же успокоилась. С опаской, но я уверенно, с поднятой головой продвигалась к ним. Грациозно? Отнюдь. Я всего лишь раненный зверь, которого загнали в угол собственных страданий. Ничего не изменилось – Люси Хартфилия, – парень, произнесший это снимает капюшон. Он стоял чуть вперед тех двоих, отчего я сразу подумала, что он, наверное, главный среди них. Но его лицо мне никого не напоминало, я не знала его. Голубые волосы, а правый глаз рассекает красный узор. Тоже меченый, как и я. Забавно. А за ним мне открылись и две его спутницы. Первую я тоже не знала, я видела её впервые. Но вот вторая… Она повзрослела, но это все те же розовые волосы, те же напуганные глаза. – Нам нужна твоя помощь, – он подошел ближе ко мне, встав напротив, и протянул мне руку. А это уже интересно.