Salt meets wound

-Работы нужно сдать до следующего понедельника! - кричит мисс Пэт в спину ученикам, на что я только протяжно вздыхаю. Да, сдавать в понедельник, а я даже не взяла список вопросов, которые помогли бы мне. Ладно, я разберусь с этим вечером. Или я могу взять что-нибудь из библиотеки. Да, звучит неплохо. Люди вокруг меня снуют из стороны в сторону, на 80% уверена, что они бегут в кафетерий, чтобы урвать сладкой картошки. Я вижу Билла, который махает мне своей белой крепкой, Рейчел, которая приветливо улыбается, прежде чем выйти во двор, Мэгги, перелистывающую страницу за страницей в TeenVogue. Странно, буквально пару дней назад школа казалась мне местом, где собрались гнилые люди, где все издеваются, а я просто зритель, который не может этому препятствовать. Наверное, это потому, что у меня у самой были проблемы вне школы. Знаете, когда что-то серьёзное происходит, кажется, что и у остальных все хуже некуда. Сейчас все казалось идеальней некуда, будто это не моя школа и совсем не Америка. Я улыбаюсь сама себе и иду дальше, попутно здороваясь с несколькими учениками. В Южном крыле всегда было очень шумно, так что, открыв дверь библиотеки, я на секунду замерла, встретившись с мёртвой тишиной читального зала. Библиотекаря не было сегодня, вторник, мне придется самой искать нужную книгу, это немного трудно, если честно. -История штата Колорадо? – Ирвин усмехается, когда я присаживаюсь рядом с ним, раскрываю книгу и хватаю карандаш. – Это ли не то самое задание мисс Пэт? -Как там поживает Алабама? – широко улыбаюсь. Эштон был в моем классе географии, но что-то не помню, чтобы он вовремя сдавал работы. Тот самый ученик, про которого говорят «он невероятно умен, но невероятно ленив». И невероятно добр, отзывчив и хорош собой, ахах. Беру телефон, чтобы проверить наличие сообщений от брата. Он и еще пара человек из 9 класса, в том числе сестра Эштона, были на какой-то экскурсии сегодня. Коул обещал написать мне, как только они доберутся до места назначения. Ни одного сообщения. Может быть он впечатлился каким-нибудь видом и делает фотографию, чтобы вечером рассказывать, что камера его телефона не передает те краски, ему нужно что-то серьезнее обычного телефона. Уже 11.18. Честно говоря, вместо того, чтобы записывать что-то в свой листочек, я и Эштон перекидывались фразами касательно сладкой картошки, которой для нас не останется сегодня, о братьях и сестрах, о хорошем начале неделе, о всякой ерунде в общем. Я уже подумала, что сегодня точно не сяду за чертов проект, Ирвин сказал, что сегодня последний день какой-то выставки и он собирается идти туда вечером, но у него нет человека, который пойдет с ним. Черт, не знаю, что это за выставка, я точно пойду. На самом деле, в тот момент я пару раз подумала о том, что не слышу гула за дверью, но не придала этому значения. Все, наверное, в кафетерии, сладкая картошка по вторникам вкуснее обычного. На секунду я уловила, как кто-то бежит на каблуках и немного напряглась. Дисциплина запрещает бегать по коридорам. -Всем лечь под столы! – миссис Нильсон вбежала в библиотеку и схватилась за стационарный телефон, который, кажется, до неё никто не использовал. Мы с Эштоном, как и остальные здесь, перекидываемся взглядами, выражающими непонимание и озадаченность. Оглядываемся по сторонам. Никто не лег на пол, никто не спрятался. Все, как и я, смотрели друг на друга тупыми взглядами, а кто-то и вовсе снова продолжил читать. -Всем лечь под столы! – повторяет преподаватель. Она судорожно поправляет провод телефона, настраивая его. Пара человек все-таки медленно залезают под столы, и Эштон дергает меня за руку. -Давай, - полушепотом говорит он и тянет мою руку вниз. Миссис Нильсон действительно психовала и несколько раз ругалась себе под нос, телефон был уже достаточно стар, чтобы работать хорошо, я лишь сжимаю в руке свой собственный, наблюдаю за учительницей из-под стола, как маленький ребенок. Я понимаю, что она пытается дозвониться в полицию. Ну, куда еще можно так судорожно звонить? -Что происходит? – шепчу я, поворачивая голову в сторону Ирвина. Тот пожимает плечами, точно также как и я выглядывает из-за угла. Нильсон начинает говорить что-то о стрельбе в школе, только тогда я замечаю, что её рука немного кровоточит. Все очевидно, но никто из нас, кажется, не особо осознавал, что происходит на самом деле. Элла расслаблено сидит под столом, оперевшись на Нила; Линси и Шерил разговаривают о чем-то шепотом, и это не похоже на что-то пугающее, будто они обсуждают мальчиков прямо сейчас. -Калум говорит, кто-то из старшеклассников стрелял на улице, - бормочет Эштон. Венка на его шее вздулась, он заметно напрягся, а мой подбородок начал дрожать от волнения. -Он в порядке? – мне не хочется думать о том, что наши друзья, как и мы сейчас, прячутся где-нибудь под столами или в шкафах. -Да, он и еще пара человек сейчас на стоянке, они пытаются дозвониться в полицию, линии перегружены, - я неосознанно выдыхаю, немного расслабляюсь и вытаскиваю телефон из кармана кофты. Смотрю на время. 11.29. Я слышу первый выстрел или что-то вроде того, как кричит какая-то девочка и как ее крик прерывается. Резко. Мои глаза округлились, дыхание начало замирать время от времени, Эштон хватает меня за руку, когда мы слышим второй, третий, четвертые залпы. Кто-то смеялся, кто-то кричал, что есть мочи, я не могла понять: кто-то пытается разыграть нас или стреляет по ученикам? Когда я хотела спросить у Эштона, что нам теперь делать и что теперь будет, дверь библиотеки отворилась, а затем я слышала выстрелы. Элла больше не была такой расслабленой, девочки замолчали и обняли друг друга, кто-то пытался заползти как можно дальше, миссис Нильсон, которая до этого висела на телефоне с диспетчером, замолкла. Я задерживала дыхание, мне казалось, я дышу слишком громко. Я хочу забыть 20 апреля. Я хочу забыть о том, что произошло в этот день. Я любила тишину, но не такую. Я видела, как пара человек закрыла рот рукой, когда двое ходили и стреляли по столам и компьютерам. Я не знала, что делать, когда один из них крикнул «всем встать». Стоило ли подняться? Может быть, если бы я встала, они отпустили кого-нибудь, но когда я немного дернулась, Эштон крепко сжал мою руку и осторожно потянул на себя. Я чувствовала себя в какой-никакой безопасности, когда рука Ирвина легла на мое плечо и прижала к себе. Мы оба понимали, что эти парни не ограничатся одной стрельбой по цветам и компьютерам и книжкам. Я думала только о том, что, если это мой последний день, может мне стоит написать своим родителям сообщение? Я хочу сказать им, что люблю их и все такое. Эштон немного прикрыл мое лицо своей рубашкой, я не видела того, что происходило справа от меня, да и вообще, я повернула голову так, чтобы вовсе зарыться в темноту как можно дальше. Я слышала выстрелы, но не хотела этого видеть. Все вздрогнули, когда после выстрела, кто-то протяжно вздохнул, чуть застонав, и лужа крови стремительно растеклась по ковру. Кого-то убили или ранили, я не знала, просто как можно быстрее начала набирать сообщение, никто не увидел бы, как светил мой телефон. Потом я решила – раз уж это последний день, его нужно встретить с достоинством. В моем понимании это было смотреть на все это и осознавать, что, скорее всего, это ждет и меня. Несколько человек были застрелены прямо на моих глазах, мимо нас с Эштоном несколько раз проходили, мы прижимались друг к другу как два котенка. Я видела, как Фрею убили, даже не взглянув на неё. Кто-то из тех парней, я до сих пор не могла увидеть кто именно, потому, что боялась лишний раз дернуться, просто сунул свой пистолет под стол и выстрелил. Я плакала в объятиях Эштона, в полной тишине, тряслась и думала, что готова поверить в Бога, если бы это спасло мою жизнь. Это назовут самой кровавой бойней в школе. Это длилось меньше десяти минут, но 12 человек были убиты. Когда они, наконец, ушли, никто не решался выйти еще пять минут. Кто-то еле слышно хрипел от боли, Эштон заставил меня уткнуться в его грудь и прижал к себе сильнее, когда я была готова визжать от страха при виде Фреи . Я видела, как кто-то несколько раз стрелял в неё, перед уходом. В коридорах было невыносимо тихо, когда мы вышли. Мы, несколько человек, держась все вместе за руку. Было 12.08, когда мы все побежали к главному выходу, когда солнечный свет ударил нам в лицо, а копы подбежали к нам и увели куда-то в сторону, когда я увидела на парковке своих родителей. Вечером, когда на часах было 20.32, мне позвонил Эштон. Он до трех ночи рассказывал мне, что все еще не может перестать видеть лица тех учеников, слышать те хрипы и думать об этом вообще. Мы оба не могли заснуть этой и следующей ночью. Мы провели обе ночи вместе, родители, что удивительно, позволили нам побыть вместе все это время. Школа обязала всех учеников посетить психолога, особенно тех, кто был в библиотеке. Нас было не так уж и много. 5 человек, кто вышел из библиотеки и побежал. Я была у психолога вместе с Эштоном. Говорил в основном он. Рассказывал, как все было на самом деле, в кого, как он думает, стреляли первым, что мы делали все это время, были ли все, кто был там, сплочены в команде. Он сказал: «Я, эм, пошел в библиотеку, потому что знал, что Т/И пойдет туда». Первые минуты мне было приятно, я даже улыбнулась, а потом почему-то стала считать, что, если бы не я, он был бы со своими друзьями, ему не пришлось бы сидеть под столом и видеть все это. Эштон сказал, что в этом нет моей вины. По крайней мере, он сказал, у меня был человек, который мог вытереть мои слезы. Я должна рассказать о том, что произошло тем днем. Знаете, об этом можно найти в Интернете. Массовое убийство в школе Колумбайн. Об этом есть статья в Википедии. Это началось в 11.18. Первой, кого убили в тот день, была Рейчел Скотт. Та самая Рейчел, которая мне улыбалась в тот день, Рейчел, которая мечтала дарить добро всем и каждому. Она часто говорила о Боге, и иногда это выглядело немного странно и смешно, но слушать её было приятно, она помогала мне пару раз, просто поговорив со мной. Они спросили её: «Эй, Скотт, где же твой Иисус сейчас, а?». Думаю, она осталась верна своей религии до конца. Через пару лет я прочла кое-что из её дневника, кое-что, что ее сестра выложила в Интернет. Не только я читала это. Миллионы людей перечитывали это несколько раз, столько же раз плакали, как и я. Это невыносимо больно. В 11.29 началась стрельба в библиотеке. Я хотела бы забыть об этом и не вспоминать больше никогда, хотела бы не видеть того, что произошло с теми людьми, не знать об этом и быть своим братом, который только читает об этом из каких-то газет и статей. Но кое-что я не хотела бы забывать. Это абсурд, но я влюбилась в парня, который прижимал меня к себе все то время, пока остальные бегали друг от друга по разным углам. Я помню, как заботливо он убирал волосы с моего лица, когда мы, наконец, выбрались из этого ада. Он держал меня за руку, когда мы вошли в школу спустя две недели. Он еще несколько раз оставался со мной на ночь, потому что мне было страшно оставаться одной в темноте. В 12.08 Эрик Харрис и Дилан Клиболд покончили с собой в кафетерии. 30 июня в 14.09 у меня и Эштона началась своя история. И о такой, поверьте на слово, пишут только книжки.