***
Это началось много лет назад, когда Хосок еще был подростком. Он проснулся ранним утром и увидел присевшего рядом с ним парня. Призрак? — подумал тогда мальчишка, видя белые как снег волосы, острые скулы и умиротворенную улыбку. Он не смотрел на Хосока и сидел неподвижно на краешке постели, вплоть до конца своего визита. Демон, как позже из чужих рассказов уяснил Хосок, никогда не старел, застряв в юношестве. Его кожа была бледной, почти светилась в тусклом свете фонарей, а глаза черные, словно уголь. Цвет волос демона менялся лишь изредка от черного к белому. Сейчас же, они были красными, почти бордовыми, что до тошноты напоминало Хосоку кровь. В самом начале Хосок был в ужасе. Как только он освобождался от паралича, он начинал громко звать свою мать. Он рассказывал ей все о встречах, о каждых злых взглядах, бросаемых парнем, о каждой жестокой истории, которые шептал ему на ухо демон. Затем, после одного из визитов, мальчишка не решается поделиться со своей мамой подробностями ночи. Потому что демон прикасался к нему. Прикосновения не были чем-то грязным, просто кончики пальцев прослеживающие вены на внутренней стороне его запястий, ладонь, поглаживающая плечи, костяшки пальцев, прикосновения к щекам. На самом деле это было даже приятно, но Хосок был слишком смущен, чтобы признаться своей матери в том, что он млел под чужими прикосновениями. Мать мальчика думала, что ночные кошмары прекратились, но на тот момент у Хосока был такой недостаток сна, что она потащила его к врачу. Тот же прописал ему снотворное, и демон… исчез. Только когда Хосок поступил в университет, он вернулся. У Шина нарушился режим из-за нового окружения, друзей, учебы. Он часто засыпал за столом, используя книги вместо подушек. Однажды, когда ему удалось затащить себя в кровать, он смог поспать лишь пару часов до того, как его гость явился вновь. Демон говорил. Много. У Хосока возникло чувство, что тому было одиноко, судя по тому, как он вел длительные, односторонние разговоры в течение нескольких часов, сидя на хосоковых бедрах, поглаживая его волосы, и щеки, почти нежно. Но рассказываемые им истории были ужасающими. Он говорил о войнах, которые видел много веков назад. Повествовал истории об убийствах, избиениях и насилии, в которых он принимал участие, шепча людям на ухо, пока они не могли более сопротивляться, поддаваясь искушениям демона. В течение многих лет он рассказывал, казалось бы, историю у которой не видно было конца, но одним утром Хосок проснулся, ощущая в своих объятиях свернувшегося рядом парня. Он тихо всхлипывал, а потом, не поднимая головы, сказал: — Ты не можешь обмануть меня, человек. Я знаю, что ты проснулся. Конечно же, Хосок не мог ответить, но ему казалось, что этого и не требовалось. Что-то ему подсказывало, что даже если демон не мог читать его мыслей, то точно сможет ощутить его сочувствие. — Прости меня, Вонхо-я. Прошли сотни лет с тех пор, как я мог чувствовать что-то, помимо гнева или ненависти. Они застали меня врасплох, но к завтрашнему дню я снова возьму все под контроль, — несмотря на содержание его слов, парень жался к чужому телу, будто пытаясь найти успокоение. — Рядом с тобой хорошо, — сбивчиво говорит демон, все еще всхлипывая. — Даже если ты не можешь ответить мне, ты самый теплый и уютный, а еще от тебя приятно пахнет. В то утро было сложно сказать, поднялось ли солнце или нет, потому что все небо заволокло тяжелыми тучами. Хосок провел половину ночи, вслушиваясь в дождь, бьющий тяжелыми каплями в окно, и тихий плач демона. В этот раз, парню показалось, что демон ушел позднее, чем всегда. Перед уходом, как обычно потянувшись за прощальным поцелуем. — Я вернусь завтра, Вонхо-я. Обещаю, что вернусь нормальным, — прошептал он в чужую шею. В этот раз, возвращая Хосоку возможность двигаться прежде, чем он начинает рассыпаться, и на короткое мгновение Шину удается дотронуться до чужой лодыжки. — Демон? — произнес Хосок в пустоту комнаты, в надежде, что тот вернется. Но Хосок был совсем один. Тем не менее, он задался вопросом, может ли демон слышать его, поэтому продолжил говорить: — Демон, я… Я не знаю твоего имени, извини. Когда ты вернешься, может, скажешь мне свое имя? Тогда я смогу перестать называть тебя «демоном», потому что это кажется… грубым. Так что, да, скажешь мне, как тебя зовут завтра? И… — Хён, ты там в порядке? — зовет того Хёнвон из-за другой стороны двери, прерывая монолог парня. — В порядке, Хёнвон-и. Я встану и сделаю кофе через минуту. — Не нужно, потому что я спать, — ворчит сосед. — Просто встал в туалет и услышал, как ты болтаешь. Еще рано, хён. Постарайся еще немного поспать. — Да, хорошо, я посплю, — он не будет. Конечно же он не будет спать. Это именно то, чего он не может сделать после визита демона, но ему не нужно никуда идти еще несколько часов. Хосок совершенно точно просто пролежит в постели до самого выхода. Но нет, кровать была последним местом, где он хотел бы находиться, проведя часы прикованным к ней. Хосоку физически нужно было подвигаться и растянуть мышцы. Дождь, казалось, наконец, остановился, поэтому парень решает выйти на пробежку.***
Обычным маршрутом Хосока была дорога до парка в нескольких кварталах от его квартиры, а затем обратно домой. Это было удобно, и он мог закончить все менее чем за час, как правило, у него всегда оставалось немного времени, чтобы остановиться в пекарне на обратном пути. На этот раз он пропустил выход из парка, чтобы пробежать еще один круг, а затем еще и еще. К пятому кругу его ноги уже горели, а легкие болели от каждого глубокого вздоха, но мысли теперь чувствовались намного яснее. Он рухнул на скамейку, после нескольких ленивых растяжек. Задыхаясь и вытирая пот со лба подолом футболки, Хосок пробежался по всей информации, что он знал о демоне. 1. Демон делал ужасные, ужасные вещи. Хосок не может вспомнить каждой истории, которыми делился парень все эти годы, но он также не мог вспомнить, чтобы слышал одну и ту же историю дважды. В них было… много отвратительных поступков. 2. Кажется, демон привязался к Хосоку. Злой дух, возможно, не выбрал его лично сам, но он явно чувствуется связь с ним сейчас. 3. Что-то расстроило демона этим утром. Он не говорил о том, из-за чего он себя так вел… он вообще почти не говорил. Было очевидно, что его это беспокоило, но Хосок понятия не имеет, от чего мог плакать демон, что видел столько ужасов за все свое долгое существование на свете. Что было менее ясно так это: способен ли он читать мысли Хосока, и что на самом деле хотел от него демон. Но узнать об этом парень сможет и позже. Хосок вернулся домой пешком, останавливаясь в кофейне за круассанами, как он и планировал, и за кофе тоже, потому что Хёнвон, наверняка, уже проснется к моменту, когда он вернется. Остаток дня Хосок был абсолютно обычным. Он слушал бурчание Хёнвона об отвратном качестве кофе. Сходив на работу, отсидев скучные пары, где единственным вкладом было его присутствие, Хосок, взяв еду на вынос на двоих, вернулся домой. Хёнвона, как всегда, не было, и съел он свою порцию в полнейшем одиночестве, восседая перед телевизором. Хосок готовится ко сну, умывшись и переодевшись в мягкую растянутую футболку, прежде чем залазает под одеяло. Потребовалось некоторое время, чтобы уснуть. Каким бы измученным его тело не было, парень был в предвкушении, но он заставляет себя закрыть глаза и досчитать до двух сотен, когда, наконец, проваливается в беспокойный сон.***
— Что это? Глаза Хосока резко распахиваются. Он переместился с одной половины кровати, на которой заснул, на другую, демон же лежал рядом на боку, подпирая щеку кулаком. Подушка закрывала один глаз, но тем не менее он мог видеть достаточно, чтобы знать, что демон читал записку, оставленную Хосоком перед сном. — «Как тебя зовут?» хмм… правда хочешь узнать? — мурлычет себе под нос демон. — Ох, — наигранно удивленно выдыхает тот, читая другой вопрос. — Ты хочешь, чтобы я дал тебе возможность говорить? Хосок моргнул утверждающе, а демон лишь приблизился к нему теснее. Их носы почти соприкасались, и это произошло так быстро, что Шин бы вздрогнул, если бы… если бы мог двигаться. — Прошу меня простить, Вонхо-я. Кажется, я не могу выполнить ни одну из твоих просьб этой ночью. Понимаешь, я не могу сказать тебе своего имени, потому что ты можешь использовать это против меня. Вызвать меня куда-то или заманить, чтобы уничтожить. Мне нравится жить слишком сильно, чтобы позволить какому-то мальчишке убить меня. Но ты можешь называть меня Минмином, если хочешь, — его глаза приобретают форму полумесяцев, когда он широко улыбается. Ни тени от тех неприятных ухмылок, к которым уже успел привыкнуть Хосок. Улыбка заставила выглядеть демона моложе и намного более человечным. — Что касается речи, — вздыхает Минмин. — Ты можешь начать кричать. Я знаю, что твой сосед по комнате очень крепко спит, но если бы он тебя услышал… это плохо кончилось бы для всех нас. Возможно, мне придется убить его или тебя, или вас обоих, и хотя я не против убийств, мне бы не хотелось причинять боль тебе или кому-то, кто тебе дорог, — демон прикасается к чужому лицу с такой нежностью, что пускает мурашки вниз по шее и рукам. — Так что нет, ты не можешь говорить. Но это было забавно! Ты должен чаще оставлять мне записки. Мне нравится говорить о чем-то более личном.***
Это была хорошая система — записки, и Минмин, казалось, жаждал ответить на все, что мог. Хосок узнал многое о нем, как через его ответы, так и через отказы. Парню еще так и не позволили говорить и двигаться, но, если он просил Минмина прикоснуться к нему определенным образом (или куда лучше не лезть), демон почти всегда соглашался. Минмин все еще продолжал рассказывать ему истории, но они редко освещали ту темную грязь, которая раньше была неизменной аккомпаниаторшей его рассказов. Теперь все его слова были о красоте мира, которую он видел за две тысячи лет: рассветы на горных вершинах, первый снег, цветение вишни весной… Демон, по-видимому, провел целый год, наблюдая за меняющимся садом. То, как он описывал это, напомнило Хосоку о ускоренных видеороликах с прорастающими семенами, которые показывал их учитель по биологии в средней школе, за исключением того, что Минмин смотрел на это в реальном времени. Когда Хосок оставил записку с вопросом, был ли Минмин когда-либо влюблен, демон свернулся рядом с парнем и со вздохом сказал: — Однажды. Но я не думаю, что он любил меня в ответ. Это заставило Хосока грустно думать, что демон так и не чувствовал себя любимым, о чем и написал в своей записке следующей ночью. — Ох, Вонхо-я, спасибо, что беспокоишься обо мне, но я не тот тип, что часто влюбляется, — отвечает Минмин с горечью. — Зло во мне перевешивает добро. Злу трудно любить. В ту ночь демон удовлетворил просьбу Хосока, давая возможность освободить только губы. Остальная часть его тела оставалась неподвижной, включая голосовые связки, но когда Минмин опустил голову, чтобы поцеловать его, будучи уверенным, что Хосок теперь сможет ответить. Его губы двигались навстречу, и демон пропустил удивленный вздох, прежде чем целует настойчивее. После этого Хосок начал замечать, что некоторые части тела способны двигаться время от времени. Его пальцы могут сжать чужое запястье, его голова может повернуться в сторону, чтобы увидеть Минмина, а не только темный потолок, и его губы… почти всегда его губы были свободны, давая произносить тихие слова на выдохе, и целовать, когда демон был достаточно близко. — Почему я? — шепчет в темноту Хосок одним утром, когда демон уже собирается раствориться. Длинные худые пальцы прослеживают линию челюсти парня, а черные глаза блестят сильнее обычного. — Ты хороший и добрый. Я чувствую доброту, исходящую от тебя, — он держит руки перед собой, на груди Хосока, словно греясь о тепло костра. — В мире столько боли. Преисподняя заполнена одной лишь болью, но ты… ты заботливый и оптимистичный, несмотря на все, что знаешь, все, что видишь, и все, что я тебе говорю. У меня нет души, но я могу кормить себя твоей добротой, — от этих слов Хосоку вновь кажется, что Минмин может читать его мысли. Хриплый смех звучит в тишине комнаты подобно колокольному звону, и демон, наклонившись к уху Хосока, шепчет: — Не все демоны питаются злом, и я никогда не возьму от тебя ничего, что ты не готов отдать. Так почему же ты, Вонхо-я? — он все еще говорил, когда начал рассыпаться, исчезая немного дольше, чем обычно. — Может, у меня и нет души, но у меня есть сердце. И мое сердце желает тебя.***
— Ты давно не стучал в мою дверь с утра пораньше. Демон больше не приходит? — Хосок не понимает о чем говорит Хёнвон, потому что прошло много месяцев с тех пор, как он впервые упомянул о Минмине. Он перестал говорить о ночных визитах примерно в то время, когда узнал прозвище демона, и даже сейчас он не хотел делиться о демоне с Хёнвоном. Он чувствовал себя собственником, желая сохранить Минмина только для себя, поэтому он пожал плечами и попытался сменить тему. — Я купил твое любимое мороженое. Давай съедим его после ужина? — предлагает Хосок. — С тобой что-то происходит, — хмурится Че. — Даже не думай, что я забуду об этом разговоре из-за чертового мороженого. — Так ты не будешь мороженое? — переспрашивает Хосок, как можно более невинно. Хёнвон смотрит на него пристально, прежде чем вздохнуть. — Конечно, я хочу мороженое, но я также хочу знать, что с тобой происходит. — Со мной все нормально, просто… — он пытается придумать ложь, что будет звучать правдоподобно. — Знаешь, в последнее время я стал больше отдыхать, — отдыхать, конечно, но не спать. Впрочем, недостаток сна был очевиден, по размерам мешков под его глазами. Дело в том, что он не чувствовал усталости после того, как испарялся Минмин. Мешки под глазами были подобно боли в мышцах после интенсивных тренировок — напоминанием о том, что происходило в темноте его комнаты, пока остальной мир все еще спал. — Значит, демон тебя больше не беспокоит? Хосок задумывается на мгновение, прежде чем отвечает правдиво: — Нет, никаких проблем с демоном. С неуверенным взглядом и кивком, Хёнвон больше не поднимает разговоры о демонах, решив, что мороженое, на самом деле, важнее, чем-то, что происходило с Хосоком.***
— Твой сосед — угроза, — Хосок обнаружил, что его брови были полностью подвижны, когда он нахмурился на слова демона. — Знаешь, что он лег спать в зале? Не волнуйся. Он спит, и он не услышал бы меня, даже если бы не спал, но что ты именно ему сказал, что он начал шпионить за тобой? Хосок хотел пожать плечами, но они так и остались лежать расслабленно и неподвижно. Вместо этого он вопросительно приподнял брови. — Не вини меня, Вонхо-я. Ты тот, кто вел себя странно, когда он спрашивал обо мне, и да, я видел это, — обвинил того Минмин, тыкая пальцем в центр груди Хосока. Его голова задумчиво наклонилась в бок, прежде чем он продолжает. — Тем не менее, мне интересно. Почему ты ему не рассказал? Сдавленный выдох разносится по комнате, перед тем, как за ним следует более глубокий вздох, когда губы Хосока наконец движутся, чтобы произнести простой ответ: — Ты мой. — Твой? С каких пор? — Когда ты плакал. Ты пришел ко мне за утешением, когда плакал. Тело Минмина словно застывает поверх Хосока и леденеет. Было похоже будто он прижался к айсбергу. Прежде чем Хосок осознает, что происходит, холод исчезает. К сожалению, как и демон.***
Он не вернулся следующей ночью, и ночью после, и к третьей ночи, Хосок уже начинал бредить от недостатка сна. Хосок пытался. Каждую ночь он пытался уснуть. Он досчитывал до тысячи, включал асмр-видео, пил теплое молоко и горячий чай по ночам, полностью отказался от кофе. Занятия спортом перед сном и чтение — ничего не помогало. Если ему доводилось спать, то только несколько минут и не в своей уютной постели под мягким одеялком. Это происходило за столом на работе или посреди встреч, в вагоне метро по пути домой в окружении незнакомцев. Серьезный разговор наступил во время ужина с Хёнвоном, который начинал волноваться все сильнее с каждым днем, потому что, по его словам «Хосок, ты выглядишь как чертов зомби». Хосок и чувствовал себя как зомби. Он натыкался на все углы в квартире, потому что не мог сосредоточиться на том, куда шел. Он едва мог вести разговор, не скатываясь в какой-то сон о том, что спит на облаке, парящем высоко над городом. Все, чего хотел Хосок это одну ночь. Разве это много? После недели в таком режиме, Хосок отчаялся. Той ночью он лежал в постели, не шевелясь. Он не двигался, даже когда нос начал чесаться. Он сопротивлялся желанию дотянуться и почесать, или поморщить нос, пока зуд не исчезнет, и вместо этого представляет, что Минмин был рядом, держа его в заложниках в собственной постели. Уличный свет приглушенно освещал комнату. Свет от фонаря сквозь окно кидает на стену жуткую тень какой-то статуэтки. Часы показывают четыре утра, и Хосок не выдерживает, выдергивая подушку из-под головы, и закрыв лицо, кричит в нее, пока его легкие не пустеют, а плечи не начинают дрожать от тихих всхлипов. — Я не должен приходить, если ты не спишь, — голос Минмина звучит приглушенно из-под подушки. — Но ты не спал три дня, Хосок. Хосок внутренне закатил глаза, но обнаружил, что на самом деле они не двигались. Как и его руки, все еще сжимающие подушку. Три дня? парень буквально кипит от злости. Не три дня. СЕМЬ МАТЬ ЕГО ГРЕБАННЫХ ДНЕЙ! Громкий рык вырывается из горла Хосока, и он понял, что каким-то образом его ярость пробила заклинание демона. Он позволил своему гневу окутать себя, отрывая подушку от своего лица и бросая ее в стену. Минмин сидел у подножия кровати, но от пугающего поведения парня с неестественной быстротой съеживается в углу комнаты у двери. — Что? — громко спрашивает Хосок. — Боишься меня? Ты демон. Ты не можешь бояться такого слабого человека, как я. Тебе почти две тысячи лет! Ты видел войны и подталкивал хороших людей к невообразимым поступкам, но ты боишься меня? — парень усмехается, качая головой. — Ты не спал, — повторяет демон, голосом сильно отличающимся от его обычной самоуверенности. — Да, не спал. Я не спал больше недели, и чья это вина? Где ты был? Почему ты вообще ушел? Почему ты не возвращался? Я… я был… — Хосок вновь давится всхлипом, когда гнев растворяется и оставляет его мысли пустыми. — Прости, но ты не спал. Я пытался вернуться, я же говорил, что не должен приходить, если ты не спишь. Это опасно… из-за этого. Слишком легко бороться с параличом, когда ты бодрствуешь, — Минмин поднимается с пола, осторожно возвращаясь к кровати. — Почему ты не спал? — Потому что, я скучал по тебе, — Хосок услышал небольшой вздох и скрип матраса, когда демон присаживается рядом с ним. — С чего тебе скучать по мне? — неверяще смеется тот. — Я и есть ночной кошмар наяву. — Ты не кошмар, — качает головой Шин. — В половине случаев, я убеждал себя, что ты даже не настоящий, а просто плод моего воображения. В другой половине, я уверен, что ты реален, потому что моя фантазия не может придумать ничего настолько совершенного. Минмин подбирается ближе к Хосоку, полностью забравшись к нему на колени, когда он, наконец, говорит: — Но я… я ужасен, Хосок. Я действительно плохой, я же… — Демон. Я знаю. Но… ты мой демон, — руки Хосока забираются тому под рубашку, чувствуя гладкую кожу под пальцами впервые. Он не был таким же теплым, как человек, но он все еще ощущал себя до необычности живым, с тяжелым сердцебиением и мелко дрожащими от волнения пальцами. — Ты не делал мне ничего плохого, в течение многих лет. Знаешь, я не глупец. В ту ночь ты, и, прошу, не убегай, когда я говорю это, — он сжал чужое запястье, чтобы заставить оставаться на месте. — Когда ты плакал, я понял, что ты больше, чем просто какое-то холодное, жестокое существо из преисподнии. Ты способен любить и сочувствовать, как и любой другой человек, и ты открылся, показал мне ту часть себя и я… мне понравилось. Ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты остался. Пожалуйста, не уходи больше. — Куда я могу уйти? — спрашивает демон, прикасаясь к подбородку Хосока, встречаясь черными глазами с теплыми карими. — Нет других людей, как ты, Хосок. Нет никого. Поверь, я искал. Я никуда не уйду, я буду приходить каждую ночь, пока ты этого хочешь, — Минмин мягко нажимает на кожу под глазами Хосока, и тихо смеется. — Ты выглядишь, будто побывал в аду, поверь. Я там живу. — Спасибо, мне приятно. Но это все по твоей вине, если что, — жалуется Шин, и по привычке остается полностью неподвижным, пока демон пристально рассматривал его лицо. — Ну, каков диагноз, док? Я смогу завалить тебя сейчас? — К сожалению нет. Выписываю вам здоровый полноценный сон до полного выздоровления. — Какой кошмар. Разрешено ли мне принимать посетителей? — с надеждой спрашивает Хосок. — Зависит от того, каких посетителей. Я слышал демоны — замечательные лекари. Знаешь таких? Хосок усмехается: — Я знаю парочку. Демон ударил парня в грудь, затем опрокинул его сонное тело на спину, и удобно лег рядом. Веки Хосока сразу опускаются, не в силах выдерживать этой тяжести. — Минмин? — бормочет он, проводя рукой по простыням в поисках демона. — Вообще-то… меня зовут Минхёк, — Хосок вскидывает брови, но глаз так и не открывает. — Просто… ты должен знать, что если произнесешь мое имя, мое настоящее имя, то вызовешь меня. Мне придется появиться независимо от времени или места. Так что будь осторожен, когда говоришь обо мне. — Оке-ей, осторожно. Я понял. — И Хосок, ты можешь, ну знаешь, двигаться. Всегда. Я… ты не домашнее животное, чтобы держать тебя на поводке. Ты свободен, и я доверяю тебе. — Хорошо, но не сейчас. Не могу двигаться. Слишком устал, — Минхёк ложится рядом, укладывая голову на плечо Хосоку. — Хей, Минхёк-и, — уже совсем неразборчиво говорит парень, так как губы отказываются двигаться. — Расскажи мне историю. — Какую? — Твою, — отвечает Хосок, лениво дергая плечом, которое использовали в качестве подушки. — Ох, хорошо, — с легкой улыбкой соглашается Минхёк, и вслушиваясь в слова, Хосок начинает проваливать в сон. — Я пришел в этот мир, в 30 год эры…