Терпеть его не могу!

Мы целуемся и просто наслаждаемся, никуда не торопясь. Бэкхен, расслабленный и возбужденный, теряет бдительность и приходит в себя лишь тогда, когда я опускаюсь на колени вновь и раздвигаю его ноги шире. Уже спокойнее он воспринимает прикосновения к внутренней стороне бедра, не дергается, когда губы мягко касаются промежности. Но вздрагивает, если я вдруг задеваю кончиком языка вход и маленькие яички. Не спешу, наслаждаясь его реакцией. Чувствую, что он дрожит, что до сих пор считает мои действия чем-то "сверх", но упорно сопротивляется своему страху и стыду. Первое уверенное прикосновение к сфинктеру заставляет его едва ли не подпрыгнуть на краю подоконника, но он удерживается и ничего не говорит, когда я закидываю обе его ноги себе на плечи. Немного влажно, еще очень невинно, я обвожу по контуру и не настаиваю. А потом я открываю и для себя, и для него нечто невероятное. Потому что он теряет контроль и совершенно бесстыдно стонет в голос, как только губы обхватывают головку. Закрывает рот рукой, сам испугавшись своей реакции, и смотрит на меня во все глаза. А я улыбаюсь и дразню легким нажатием на уздечку. И Бэкхен, собравшийся было убрать руку, вынужден кусать пальцы. Я видел Бэкхена в разные моменты наслаждения, но то, как он стонет и почти беспомощно сипит сейчас, - нечто до сих пор нами неизведанное. Не знал, что это будет так ярко для него, что чувствительность проявит новые свои стороны. Не рассчитываю превзойти своего омегу в мастерстве, но мои старания не проходят даром. Шустрые движения языка сопровождаются влажным причмокиванием, и Бэкки толкается в мой рот, даже не замечая, как в него проникает первый палец. Давлю на простату и ощупываю подушечкой нежные стенки. Действительно готовился - чистый. Так вот чем ты занимался сегодня. Проникновение второго пальца не проходит незамеченным, и Бэкхен искренне удивляется, вдруг понимая, что уже несколько минут интенсивно насаживается на что-то. А потом, осознав, что происходит и насколько ему от этого хорошо, тихо улыбается и стонет. Трудно описать, насколько благодарным может быть омега за ласку и внимание. Пока я доставляю ему наслаждение, он то и дело копошится пальцами в моих волосах и при первой возможности целует руку, которой я поправляю его положение на краю подоконника. Отрывает ладонь от своей кожи и прикасается губами. На третий палец он уже не реагирует. Просто тонет в ощущениях: мягкий язык на стволе и головке и пальцы, проникающие внутрь и растягивающие стенки. Ему хорошо, и он не скрывает этого. И я прекращаю истязать это тело, когда понимаю, что Бэкхен уже задыхается от переизбытка новых ощущений и эмоций и почти доходит до края. Он дышит часто-часто, сбивчиво, судорожно. Что есть силы вцепляется пальцами в мои волосы и скрещивает щиколотки за головой. Его всего трясет, выгибает волной, пока он из последних сил толкается в мой рот. До синяков сжимаю пальцы на его бедрах, позволяя трахать меня в глотку, как ему хочется. А потом зажимаю головку меж губ и пару раз быстро обсасываю. Секунда, вторая, третья... Бэкхен кончает мне в рот - долго и много. Громко, протяжно стонет, пока все его тело сначала свободно выгибается дугой, а потом обессиленно склоняется надо мной. Звучно глотаю и со смачным чмоком выпускаю его член. Невесомо касаюсь губами нежной кожи на бедре, целую и утыкаюсь лбом в его ногу, улыбаясь, как последний кретин. Мое любимое чудо неспеша разжимает кулачок, теперь с трепетной нежностью перебирая прядки моих волос на затылке. Я поднимаю взгляд. Бэкхен смотрит на меня сверху вниз, а я, завороженный, замираю. Он смущенно улыбается, чуть прикусив нижнюю губу. Уставший, но какие счастливые у него глаза! Омежка светится. Переводит дыхание и еще чуть подрагивает, но находит в себе силы распрямиться и откинуться назад. Слышу, как он улыбается на выдохе и даже, кажется, про себя смеется. И я не знаю, кто из нас счастливее сейчас. Потому что меня, клетка за клеткой, обволакивает тихое, теплое, уютное счастье. Мне не хочется прыгать под потолок, хочется замереть в том положении, что есть сейчас. Обнимать его, прижимать к себе, срастись с этим существом. Чмокаю в бедро еще раз и медленно поднимаюсь на ноги. Притягиваю к себе. Бэкхен утыкается лбом мне в ключицы, все еще переводя дух. - Хорошо? - вкрадчиво интересуюсь я. - Да, - выдыхает Бэкки. - Я рад. Стою так пару минут, обнимаю свое солнышко и как блаженный вслушиваюсь в его дыхание. Никого, никогда и никого не найдется для меня дороже, чем он. Теперь я понимаю, что моя любовь действительно растет каждый день. Полтора месяца назад я был уверен, что дышу им. Но сегодня каждый вдох глубже. Сегодня я как никогда близок к осознанию того, насколько погряз в этих чувствах и сколь многое готов сделать для своего сокровища. Отрываюсь от своих мыслей, когда изящные пальцы касаются щеки, словно просят вынырнуть из забытья. Бэкхен кидает краткий взгляд на кровать и смотрит мне в глаза. Еще не совсем восстановил дыхание, и челка прилипает к мокрому лбу. Мое сердце дает сбой. - Чанни... - тихим шепотом зовет омегка. Сглатываю, прекрасно понимая, к чему он клонит. Теперь и сам оцениваю свою постель и возвращаюсь взглядом к нему, сжимая любимые бедра. Бэкхен решительно на меня смотрит и стягивает последний элемент одежды - майка приземляется у замерзшего стекла. Пальчики подцепляют мою футболку и тянут вверх, следом раскрывается замок ширинки. Я притягиваю его к себе, заставляя обхватить ногами, и задаю только один вопрос. - Ты веришь мне? Бэкхен безоговорочно соглашается, кивая головой. - Тогда все будет хорошо, - говорю я, а Бэкхен слабо улыбается. - Так же хорошо? - Лучше. Обнимает за шею и дарит легкий поцелуй. Я подхватываю его с подоконника и несу на кровать. Тихо опускаю любимое свое чудо на простыни и под пристальным его взглядом раздеваюсь. Во взгляде омеги - до одури волнующее восхищение. Мы видели тела друг друга десятки раз, но каждый раз, хотя бы на пару секунд, замираем, словно тихо завидуя себе самим. Бэкхен укладывается головой на подушку и довольно улыбается, стоит матрасу прогнуться под моим весом - дождался. Я ложусь на него мучительно медленно, смакуя каждый новый сантиметр соприкосновения с его кожей. Бэкхен, затаив дыхание и раскрыв губы, ждет поцелуя. Вытягивает шею навстречу и с мольбой в глазах смотрит на меня. Иди ко мне, мое солнышко. Поцелуй за поцелуем он сдается в мою власть, и когда пальцы вновь аккуратно проникают в отверстие сфинктера, почти сходит с ума. Мечется подо мной и до треска тянет в стороны тонкую ткань простыни, распластавшись на постели и прогибаясь в спине. Ему так хорошо, и мне приятно знать, что это неописуемое наслаждение доставляю ему я. Рука скользит по стволу в такт движениям пальцев. И пока Бэкхен, подкидывая бедра, толкается в мой кулак, я трахаю его пальцами, доводя до второго оргазма. Омега кончает с протяжным стоном, расслабленно опадает и краем давно вытянутой из-под матраса простыни вытирает взмокший лоб и мою руку. Целую его нежно, позволяя медленно прийти в себя. Небольшая передышка, где у Бэкхена от счастья светится кожа, а я лежу сверху и боюсь спугнуть сияние этих маленьких звездочек. - Чего мне ждать? - шепотом спрашивает Бэкхен, перебирая мои волосы. - Точно не боли. Вспомни клуб. - Было немного больно, но я был пьян, - извиняющимся тоном произносит омега. Чертыхаюсь. - Не молчи никогда, слышишь? - прижимая ладонь к его щеке. - Твое удовольствие - моя задача. - Ничего, я потерплю. - Не придется, - загадочно улыбаюсь я и чмокаю в нос. - Мы с тобой такие молодцы. Хочешь фокус? Бэкхен кратко хлопает ресничками, улыбаясь, а потом, неожиданно для самого себя, тихо стонет, потому что я свободно проникаю, касаясь простаты тремя пальцами. Улыбается, выдыхая. - В этот раз будет легче, - шепчу я, вынимая пальцы. Омежка тянется вслед, а когда понимает, почему я смеюсь, превращается в помидорку. - Ты больше, чем пара пальцев, - отойдя от смущения, констатирует Бэкки. Целует по линии подбородка и обнимает за шею. Отстраняюсь и заглядываю в глаза. Бэкхен дышит глубоко, чуть усмиряя свое возбуждение. - Больше, но я твой. Созданный специально для тебя. И ни одного альфу твое тело не может принять с таким удовольствием и готовностью, как меня. Обычно же я идеально тебе подхожу? - и подмигиваю. Бэкки смущенно улыбается и краснеет еще больше, хотя с его розовыми от жара и возбуждения щеками это кажется мне уже невозможным. Я шучу о том, что теперь ему от меня не уйти, а он соглашается, спокойно лежа подо мной. Но стоит омеге окончательно расслабиться, я принимаюсь за ласку вновь. Нет, мой хороший, сегодня я буду подводить тебя к краю сознания столько, на сколько меня хватит. Воздух вокруг вновь нагревается, и Бэкхен вновь вдыхает все сложнее. Сладкая помесь ароматов кофе, молока и ванили тяжелым пологом накрывает комнату - от стены до стены, и ни единого вдоха вне этого сладкого пространства. Провести по взмокшей коже, испачкаться в нем, и будто невзначай задеть чувствительный сосок, рисуя замысловатые узоры. Играть с языком, дразнить и смеяться, когда Бэкхен не скрываясь тянется за очередной порцией прикосновений. Эта ночь наполнена его улыбками и счастливым взглядом. Он не скрывает, насколько ему хорошо. И это делает меня счастливым. Бэкхен робко заглядывает мне в глаза и тихо зовет по имени. - Чанни, а могу и я попросить? - Да, радость моя, - подтягивая к себе его коленку и сжимая в объятиях, с желанием завладеть полностью. Не отпущу никогда. - Без резинки. Я смеюсь, целуя его за ухом. - И не собирался. Слышу, как он тихо улыбается и сжимает в волнении мое плечо. Его потряхивает от возбуждения, и сердечный ритм вновь набирает обороты. Лежа сверху, я кожей чувствую, как колотятся под ребрами два наших сердца. Целовать его бесконечно - моя мечта. И я почти близок к ее исполнению, готовый умереть от счастья. - Расслабься, - шепчу я на ухо, чмокнув мягкую мочку. Бэкхен сосредоточенно жмурится, а я целую черные реснички. Чудо мое. - Бэкки. Открывает глаза и внимательно на меня смотрит, а потом тянется рукой к моему члену и сам приставляет ко входу. Мне остается только улыбаться в ответ на такую самостоятельность. - Так не пойдет. Я, помнится, как-то обещал сделать так, чтобы ты потерял рассудок и ничего не понял. Вцепляется мне в загривок и дергает на себя, с дьявольски соблазнительной интонацией выдыхая мне в губы пару решающих слов. - Ты справился. Вновь осыпаю поцелуями лицо и шею и ласкаю тело, доводя до иступления. Он трепещет в моих руках, сладкий, красивый. Стонет от одного лишь прикосновения и дрожит, возбужденный, жаждущий. Жадный поцелуй, глубокий толчок - и дальше все как в тумане. Впервые за все это время мы не устраивали секс-марафон. Потому что сексом тут и не пахло - эта пустышка пала под натиском нечто более глубокого и значимого. Секс как способ удовлетворить потребность предстал ничтожным и неинтересным. Впервые за все это время мы не гнались за оргазмом и в награду получили самый потрясающий по силе своей и яркости. Темнело перед глазами, плыло, но это ничто по сравнению с ощущением абсолютного единения. Пульс зашкаливает, руки и ноги трясутся, и ты ловишь ртом воздух в надежде хоть как-то остудить неумолимый жар, исходящий изнутри. Никогда еще в жизни мы так не чувствовали друг друга, не воспринимали каждое желание и не предугадывали где-то на клеточном уровне. Потому что говорить не пришлось и признаваться тоже. И если Бэкхен утверждает, что не любит меня, то этой ночью он врал - безбожно и совсем неправдоподобно. Пусть даже на эти пару часов. Потому что это просто невозможно: так отдаваться и принимать с тем, в ком не тонешь, с тем, кого не любишь. А мы, впервые за все это время, занимались любовью... И я искренне не помню, в каком часу мы засыпали, но каждый вдох и выдох Бэкхена, каждое едва уловимое движение и прикосновение к коже запечатлились в моей памяти навечно. Он перебирал мои мокрые волосы и целовал каждую царапинку, оставленную острыми ноготками, пока сладкое изнеможение не заставило омегу свернуться клубочком у меня под боком и с легкой улыбкой погрузиться в спокойный сон. А я любовался на раскрасневшиеся щечки и влажные губы, припухшие от поцелуев, на пяточки, торчащие из-под одеяла, и ягодицу, с которой это одеяло сползло, на бессильные пальчики и очаровательный носик, на родинки, на трепещущие реснички и взъерошенную макушку. Упустить хоть что-то из виду, закрыть глаза хоть на секунду казалось мне непозволительным, непростительным даже. Я растворялся в этом любовании и держался за него до последнего. Веки тяжелели, а я, как полоумный, сквозь туман сознания пытался различить еще хоть одну деталь.