Терпеть его не могу!

Зарекаюсь спасать этого неблагодарного от жаждущих тела. Пусть сам выпутывается - достало. И нечего смотреть на меня такими щенячьими глазками, пробегая мимо... Что? Опять? И точно - следом за верещащим и запыхавшимся Бэкхеном бегут несколько внушительных шкафчиков на ножках. Куда ж вы, ребята, своими антресолями на эту мелкую тумбочку заритесь. Нашли б кого по размеру, а то за такой мелочью и котенок угонится. Стараюсь сохранить хладнокровное выражение лица, наблюдая, как погоня нагоняет добычу, заталкивает в пустующую аудиторию. Из-за двери звериный рык перемежается с грохотом падающих стульев и криками несогласия. Отымеют тебя, Бэкки, будешь знать. Прохожу мимо, уже почти заворачиваю за угол, но, то ли совесть, то ли крики о помощи заставляют затормозить. Блять... С ноги открываю дверь, натыкаясь на опешившие взгляды недоконкурентов. Что зенки вылупили? Хозяин игрушки пришел. На парте, еле шевелясь, со спущенными до колен штанами лежит этот сучонок, мой сучонок. Ага, заигнорил и зарекся. Какая там уже попытка? Ненавижу. Омежка неверящим взглядом смотрит на меня, пытаясь, видимо, сообразить, я спасать пришел или присоединиться. Вздох облегчения вырывается, когда я по-хозяйски отодвигаю рядом стоящего альфу, успевшего приспустить джинсы и вожделенно смотрящего на раздетого омегу, точнее на одну конкретную его часть. Натягиваю на дрожащее тельце штаны, стараясь не вдыхать воздух вокруг. Сжимаю челюсть, когда, почувствовав себя в безопасности, Бэкхен начинает ластиться к одевающим его рукам. Вот ведь сука. Ставлю на пол, трясущимися пальцами застегивая ширинку и металлическую пуговичку. Удивительно, но все проходит в полном молчании, ибо охреневшие от моей наглости и вероломства парни до сих пор пытаются поднять с пола собственные челюсти. Взваливаю ношу себе на плечо и, по возможности вежливо, благодарю соперников за добродушно предоставленный подарок. Тот довольно поддакивает и, по-моему, даже кому-то язык показывает. Бросить его здесь, что ли? Мне больно, когда я затаскиваю его в пустую аудиторию, раскладываю на столе и на автомате вбиваюсь в любимое тело. Но эта скотина, похоже, ничего не замечает, только довольно стонет и царапается. Ему реально плевать. Я мог бы оставить его с теми амбалами, и разницу он бы вряд ли ощутил. Что ж, сегодня я действительно спасаю твою задницу в последний раз, Бэкки. Хватит успокаивать себя излюбленным «терпеть не могу». Ты не тряпка, Чанёль, помнишь? Вот и возьми себя в руки. Да, я люблю эту скотину, мне положено его любить, ибо «предназначенный судьбой и бла-бла-бла», но с меня хватит. Пора двигаться дальше, собирать себя заново, выкидывать из головы каждое совместное воспоминание и искать постоянные отношения. Хоть какие-нибудь, но не с тобой. Хватило уже. После первого оргазма омежка притягивает меня к себе, утягивая в пошлый жадный поцелуй. Отлично, последний раз такое себе позволяю. И теперь, Бен Бэкхён, проблемы твоей пятой точки меня больше не волнуют. Пусть насилуют, пусть оприходывают сразу человек по пять – пофиг. Можешь ложиться под Сехуна, можешь в монастырь уйти и принять обет безбрачия. У меня больше нет омеги. И если я вдруг решу вспомнить о его существовании, трахните меня по голове сковородой. Говорят, у Исина чугунная есть. Вот ей и трахните. Авось совсем мозги отшибёт, и мне удастся забыть эту аппетитную задницу, восхитительно аккуратные хрупкие пальчики и его голос. Желательно насовсем.