Терпеть его не могу!

Полночи не сплю. Бэкхен сопит, заботливо укрытый одеялом. И я каждые полчаса подтыкаю краешек, чтобы омега не простыл. Голову атакует мысль, звучащая примерно как "ему теперь, может, нельзя". Список этих "нельзя" растет в геометрической прогрессии. И к моменту, когда сон меня все же берет, я убежден, что беззащитнее моего омеги существа нет. Он открывает один глаз, потом второй, а встретившись со мной взглядом, крепко зажмуривается. - Как оно? - спрашиваю я. Бэкхен неловко поджимает губы. - Так спрашиваешь, будто я специалист в этой области. По ощущениям ничего нового, если ты об этом. Молчание немного затягивается. Бэкхен прикасается пальцами и рассеянно чертит что-то на коже. Ему страшно, почти так же, как вчера. Аромат от меня не спрячешь, и я надеюсь, что омега не обращает внимания на то, как страх по крупицам завоевывает и меня. Говорить не хочется. И то ли от страха ляпнуть что-нибудь неуместное, то ли не желая показывать этот страх вовсе, мы оба поддерживаем эту тишину. Под шорох простыни заправляем кровать, с гулом теплой воды освежаемся в душе и, стоя в мятном аромате зубной пасты, кутаемся в полотенца. Бэкхен впервые с момента наших отношений не прижимается всем телом в ожидании поцелуя. Впервые не бросает игривые взгляды и не дразнит, облизывая губы. А я не жду, когда он соберет с меня воду аккуратными ладошками. Бэкхен растерянно смотрит на то, как я обматываю его выше пупка и хорошенько закрепляю кончики полотенца. Он бы точно сказал мне что-нибудь, вот только слова не идут. И омега будто ищет на моем лице ответ на вопрос, что же, черт возьми, происходит. Хотел бы я ответить и успокоить, но сам себе сейчас доверяю мало. Я на секунду задерживаюсь у раковины, возвращая на место опрокинувшийся тюбик пасты. Бэкхен осторожно приближается и обнимает, прижимаясь щекой к груди. Зачмокиваю мокрую макушку, омега обнимает еще крепче. - Давай в аптеку все-таки? - рискую предложить я. - Неизвестность хуже всего. Мы хотя бы будем знать. Бэкхен судорожно мотает головой. Я не могу его заставить. Я теперь вообще ничего не могу. От вчерашней бодрости и следа не осталось. Бэкхен не шутит, не пытается бодриться. Он рассеянно одевается и ищет тапочки под кроватью. А я, словно параноик, слежу за каждым его движением. Вот он наклоняется, и легкая пижамная майка задирается, оголяя спину. Я борюсь с желанием прямо сейчас завернуть его в одеяло с головы до ног, пропихнуть вместе с чаем килограмм каких-нибудь яблок и убедиться, что у него нет ни одного повода для волнения. Но вот ирония: сложно избавиться от повода для волнения, когда ты сам по себе повод для волнения. Бэкхен медленно плетется к двери. - Пойду, а то Кенсу меня потерял, наверное. Я вчера не сказал, куда ушел. Глупо и нелепо. - Он и без этого понял, - тормозя Бэкхена у порога, произношу я. - У тебя не так много вариантов, тем более ты и так у меня ночуешь чаще, чем в вашей комнате. Омега кивает, но это настолько безэмоционально, что меня передергивает. - Эй, ну иди сюда, - присаживаюсь на тумбочку и сажаю омегу на колени. - Ты сам вчера сказал, что ничего еще не понятно, и всему этому должно быть объяснение. Помнишь? Что поменялось? Бэкхен пожимает плечами. - Перестань себя накручивать. Он утыкается носом мне в шею и крепко обнимает руками. Мой маленький, такой потерянный и беззащитный. - От тебя пахнет только тобой и мной, если это тебя успокоит. Не работает. Бэкхен уходит через пару минут, все так же молча и потерянно. И я не в силах ему помочь. Эта неопределенность выводит из себя. Крис не скрывает удивления, найдя меня в зале. Перехватывает у кольца, забивает и, отдав мне мяч, спрашивает, что привело меня в зал, в который нашу команду только через пендаль затащишь. А я могу ответить лишь стандартным "ничего". - Работа? Нет. - Сам с собой рассуждает Крис. - Сессия закрыта, долгов нет. Хм... Остается только один вариант, и имя ему - Бэкхен. Предсказуемо, не находишь? И что я должен ответить? Я обхожу его, бросаю мяч и глупо промахиваюсь. Крис цокает языком, подбирает мяч и попадает, почти не глядя. - Что пошло не так? - Слишком личное. Не трогай, - все, что находится в ответ. Крис вздыхает, когда мяч скатывается с внешней стороны кольца. - Это тебя отвлекает. - А я не на очки играю, - парирую я, раздраженно подбрасывая мяч в руке. Игра сейчас интересует меня меньше всего. Сейчас вообще все интересует меня меньше, чем... Внутри зарождается непреодолимое желание позвонить Бэкхену и просто спросить, как он. Хотя бы узнать, что с ним все в порядке, что он не преодолевает это один. Но я боюсь услышать, что меня рядом с собой в этот момент он хочет видеть меньше всего. Крис молча подходит и хлопает по плечу. - Ничего, устаканится. - Лучше б нечему было устаканиваться, - выдыхаю я. Мяч катится по полу. Сегодня все идет наперекосяк. - Разбирайтесь, что там у вас случилось, и приводи себя в форму. У меня каждый игрок на вес золота, тем более моя замена. Крис подбирает мяч, кладет на место и оставляет меня в зале. По пути к двери, слегка обнимает за плечи, и желает удачи. Да, это то, что очень нужно сейчас. Нет, я не мечтаю о том, чтобы никакой беременности не было в помине. Но давайте не будем лицемерить, в двадцать лет детей хорошо представлять в идеализированном будущем, а не воспитывать. Потому что это грозит перевернуть жизнь с ног на голову и оставить разбираться самому, как на голове стоять и что теперь делать с ногами. Я люблю Бэкхена, люблю сильнее, чем в первый день, даже сильнее, чем неделю назад. И мысленно я уже сотню раз представлял, как возвращаюсь с работы домой, а он встречает меня на крыльце, по пути снимая теплые прихватки; как мы вместе, забрызганные и довольные, купаем собаку, ну или Кренделя на крайний случай; как вообще заводим хоть кого-то шерстяного и пушистого, потому что теперь ничто не мешает; как по выходным вместе катим тяжелую тележку в супермаркете; и конечно, как каждое утро я перед работой целую своего самого красивого на свете омегу и его маленькую копию. Нужно быть отбитым идиотом, чтобы не думать о будущем со своей парой. Думать. Осознание того, что ваш омега может воплотить мечты в реальность, вызывает бурный восторг, когда вы выбираете обои для ремонта и заказываете мебель в гостинную. Когда это беременность способна разрушить ваши едва окрепшие отношения, отнять у омеги образование и заставить вас прямо сейчас броситься на организацию семейного гнездышка, воспринимать эту новость приходится иначе. В альфе ответственность воспитывается с детства, вкладывается в голову с первых шагов. Без этого состояться невозможно. И мы готовы проходить с омегой через любые трудности и сюрпризы судьбы. Я не исключение. Да почти никто не исключение, наверное. Только вот беременность заставит вас решать все вопросы прямо здесь и сейчас. Искать для омеги дом, холить, лелеять и любить сильнее стократ. И вы побежите исполнять каждое обещание, которое успели озвучить: строить, клеить, обеспечивать, кормить и, опять же, холить, лелеять и любить. Со временем все устаканится, и река вашей совместной жизни войдет в новое русло. Но все это в том случае, если омега позволит вам превратить мечты о счастливом будущем в реальность. Но какое будущее вы будете строить, если беспощадно растопчете все планы своего омеги? Вот и я не знаю. И мне страшно. Потому что Бэкхен еще не вписывал окончательно меня в свое будущее. Погруженный в мысли, я не сразу понимаю, что кто-то опускается рядом. Пуховик с шелестом приземляется на пол. Бэкхен мягко обнимает за руку и прислоняется к плечу. - Телефон где? - Там где-то, - отвечаю я, кивнув в сторону валяющейся у трибун сумки. Бэкхен только угукает. - Тест надо, да? - спрашивает он через какое-то время. Теперь угукаю я. Мы как дети, разбившие любимую папину вазу: сидим и решаем, чем склеивать, чтоб никто не заметил. - Давно сидишь? - Понятия не имею, - честно отвечаю я. Даже который час не скажу. - Не переодевался даже, - замечает Бэкки, царапая джинсы на коленке. - Лень было. По полу сквозит, и через минуту Бэкхен сидит уже у меня на коленях, укутанный в собственный пуховик. - Пойдем? - тихо бубнит Бэкки куда-то мне в шею. Мы не можем бесконечно сидеть здесь и игнорировать все, что происходит. Бэкхену вообще противопоказано что-либо игнорировать. Наверное. - Провожу тебя и в аптеку поеду, - планирую я, поднимая нас с пола. - А сам я не дойду? - пытается перечить омега, но, наткнувшись на мой взгляд, осекается. Покорно ныряет в рукава, позволяет застегнуть пуховик до конца и нахлобучить капюшон. Ни слова поперек. Хотелось бы пошутить, что найден рецепт его послушания, но не шутится что-то. Я оставляю его у себя в комнате, а сам несусь в аптеку. Разнообразию тестов нет предела, но я выбираю тот, что хотя бы бывает на слуху - реклама беспощадна. Дрожащими руками засовываю коробку в карман и быстрым шагом спешу к машине. Бэкхен ждет. Он сидит на кровати поджав под себя ноги и долго смотрит на упаковку. - Ты не сможешь откладывать бесконечно, - поправляя падающую челку, замечаю я. Бэкхен в сотый раз за сегодня обреченно вздыхает. Думает еще с минуту, а потом решительно вскакивает с кровати и идет в ванную. Мне слышен шелест целофана, скрип плотного картона и несвязное бурчание под нос. Возможно, из разряда "только бы - нет". Не исключаю такой возможности. Через минуту он молча открывает дверь и идет мыть руки. Тест, перевернутый индикатором вниз, лежит на бачке. И мы оба гипнотизируем этот кусок пластика. Бэкки мнет в руках полотенце, присаживается на корзину для белья и внимательно смотрит на меня, застрявшего на пороге. - Ты больше никогда не подойдешь ко мне без резинки, - твердо чеканит омега. - Ни-ког-да. - Договорились, - отвечаю я, и через секунду добавляю: - Сколько ждать? - Написано, что пять минут. Киваю и сажусь рядом. Бэкхен ныряет под руку: его настроение сегодня меняется с космической скоростью. И это не может не наводить на мысль. Хотя, если задуматься, то и без всего этого эмоции моего омеги напоминают график взлетов и падений на бирже. За пять минут он способен возненавидеть вас, а потом внезапно проникнуться любовью и жамкать за щечки. - Смотри ты, - еле слышно просит Бэкки. Теперь ему страшно. И мне страшно не меньше. А что, если? Он отпускает мою руку и тут же берется опять мять полотенце. Эти два шага до ответа длиннее и тяжелее, чем любые расстояния на свете. Пальцы не слушаются. Бэкхен ерзает на корзине. Тест пару раз ускользает от меня, норовя упасть на пол, но я все же ловлю пластиковый корпус. Во рту пересыхает. - Ну! - требовательно восклицает омега и тут же боязливо затихает, видя, как я переворачиваю тест маленьким дисплеем вверх. - Ну... - Уже еле слышно повторяет Бэкхен. Я молча сажусь рядом и протягиваю ему раскрытую ладонь. В гробовой тишине полотенце шлепается на холодный пол. На сером дисплее черным написан ответ. Только маленький плюс. И никаких "если".