Правда имеет много лиц

      Ты же не думаешь сейчас уйти? — слова звучат как угроза; Тсуна мгновенно это понял, скосив взгляд на произнёсшего их. Такеши выглядит бесстрастным — лишь глаза того полны холода, демонстрируя этим отсутствие шутки. И понятно было бы, если он уехать там надолго собрался (Натсу уезжал, и могли вообразить) или от разговора уходит, так все сидели и молчали. Закончили разговор энное количество времени назад. Они в обеденной комнате, он закончил есть, вроде никого не тревожил. А если бы собрался уехать, то как это понял?       Сасагава, похоже, приехавший недавно или вчера, но не спавши сегодня с ним (на завтраке не ожидалось врача встретить), поворачивается к своему другу, так же, как он, не понимая причину агрессии.       Савада отпускает руку с удерживаемым платком: вытирал губы.       — Что я сделал не так? — прямо спрашивает актёр, не видя причину злости. Друг Натсу вроде безразличный, но агрессия (предупреждение) же взялась откуда-то. Он что-то не то сделал.       — Ты не доел, — угол губ Такеши дёргается — явно чтобы снизить агрессию предыдущих слов, но это вот совсем не помогает. Улыбка, наоборот, делает лицо пугающим.       Тсуна поджимает губы, смотря на пищу, которую он не съел — какой-то молочный суп! Или овсянка! Или что-то, что он точно не хочет есть! Кусочек торта же был съеден.       — Тебе Хаято всё сказал, — произносит Савада, вернув к собеседнику внимание. По лицу того понятно, что так и есть. Как и по мягкости последующих слов.       — Либо так, Тсуна, либо ты лишаешься всех сладостей, — улыбается Такеши, что на самом деле является почти нескрываемым предостережением. У сына Тсуёши не получается мягко улыбаться — только пугающе. Да и произносит тот угрозу!       Такеши назначили на время отсутствия Гокудеры ему в помощники — и неужто этот помощник теперь будет следить даже за его питанием? Он думал, что Такеши полностью бесполезен в этой роли. Тот сам так сказал, а оказывается, бесполезный только для него. Гокудеры, вот, приказ на глазах исполняет.       — Зачем ты… в смысле, ты шантажируешь Натсу сладостями, — удивлённо произносит Сасагава, явно не понимая причину агрессии, которую слышал. Да будто кто-то ему скажет!       Тсуна подтягивает к себе тарелку жидкой молочной рисовой каши — как видно, стоит только ложку в тарелку отпустить. Угроза сладостями — это не шутка. Ни у кого сладостей на завтрак, кроме него, нет. Закуски, правда, а не салат. Видать, изменение в течение месяца со сладостей.       — У Тсуны недовес в пятнадцать килограмм, ему прописано лечебное питание. Он согласился соблюдать рекомендации за сладости.       Сука. Хотя рисовая каша сладкая. И он не соглашался!       То, как Сасагава смотрит на него, казалось, оценивая фигуру (это может быть воображение), прям ощущается.       — Может, ему заодно мышцы накачать? — с каплей задумчивости предлагает Сасагава, раздражая — умный будто. Если бы их можно было накачать, он давно бы это сделал.       Слова Такеши приняли безоговорочно. Доверие, мать его.       — Как я понял из разговора с Гокудерой, Тсуне нравится свой нынешний хилый вид. — что за…? — Он сражается с Хибари раз в пару дней, и Тсуна считает для себя это достаточной тренировкой. Хотя Хибари его жалеет и даже в половину сил своих не сражается.       Вообще-то он жалеет Хибари; Такеши смотрит прямо в глаза и усмехается, показывая своей ухмылкой бесполезность его негатива. Ложка кашки вновь отправляется в рот.       Если бы он сюда не приехал, он весил бы больше!       — Заниматься с нами…?       — Предположим, Тсуна будет приходить каждый день только ради Хибари, иначе вряд ли согласится. — отбрасывает предложение Такеши, явно намекая, что тогда его каждый день будет избивать Хибари. — Не знаю, с чего это они так друг друга любят, но, как по мне, чем реже они встречаются, тем лучше.       Сасагава издаёт согласный звук, и оба делают вид, что Тсуна ничего не слышит. Вновь его обсуждают на его глазах. Вот сволоты. Со всеми так поступают или только с ним?       — По утрам, — с сомнением произносит Сасагава, по последующим словам, понятно, обращающийся к нему, — не хочешь по утрам со мной тренироваться? — слова весьма мягки; или, вернее, в сравнении с недавней угрозой Такеши не несут и толику беспокойства. На его внимание, точно не интерес, Сасагава криво улыбается, как не уверенный, правильно ли это делать, или не уверенный, какую эмоцию должен показать.       — Ты встаёшь позже меня, но я могу позаниматься с тобой в удобное тебе время, когда буду приезжать.       Сасагава Рёхей, как он уже понял, хороший человек. В целом, помогает многим, для него сейчас планы свои обещает изменить. В семь же тренировка у вышки Аллерон; сам Сасагава, как он знает, тренируется за час до остальных. Не только бег вокруг поместья. Мышцы у врача не зря самые выделяющиеся из друзей Натсу. Дольше всех занимается.       — Мне не интересно. — мягко улыбается Савада. — Спасибо, но мне не интересно.       Можно (хочется) сказать грубее и, наоборот, объяснить причину отказа, но вот зачем? Кто ему Сасагава, чтобы что-то о своих причинах рассказывать? Сасагава — друг Натсу и подчинённый одновременно. Врач, бесящий его до невозможности; он отворачивается — улыбка исчезает. Тсуна съедает ещё одну ложку каши. Вкусно… Таким образом он правда поправится, но когда-нибудь возникнут вопросы, почему дальше не набирает вес. Походу, придётся, уезжая куда-то, не есть; или, может, получится соблюдение рациона ввести в мысль о ненужности контроля. Впрочем, сейчас первый день, потом на него будет всем плевать.       — Тренировки со мной — это не сражения с Хибари. Изменится только твоя внешность.       А, понятно.       — Если в твоих глазах я урод, это не значит, что я в глазах каждого такой. — Он ещё после тату понял, как Сасагава его видит; и после вот таких разговоров Гокудера ещё смеет обвинять сладости в отсутствии у него аппетита? Прекратят подавать? И что? Он сам себе доставку оплатит!       Поджав губы, Савада с пренебрежением отпускает удерживаемую ложку, слыша и видя, как она ударяется о края посудины. Конечно, поймут обиду, но какого чёрта? Мало того, что вновь его обсудили на его же глазах (не могли положительные вещи о нём обсудить? Почему всегда негатив?), так его вновь оскорбляют.       — Я это не имел в виду, — получается только отодвинуть стул в последующем желании встать и уйти, как произносятся эти слова уже хмурым собеседником. Искры доброты исчезли, как несуществующие.       Тсуна закидывает ногу на ногу и скрещивает руки на груди, давая время оправдаться, коли он не прав.       — Ни одному мужчине не помешает сила, — кою в нём не видят. — Я видел, ты умеешь сражаться, на лёгкие потасовки ты действительно способен, однако с такой силой ты будешь ничем не лучше девушек. Ты должен иметь силу защищать — пока хочется защищать тебя. Ты не согласен? — слова рациональны, хоть на пару секунд и показались оскорбляющими.       В этом доме, в семье Аллерон, нет ни одного способного его защитить. Этот ублюдок всё равно что продолжает его оскорблять.       — Понимаешь, Рёхей, если бы от монотонных, даже каждодневных тренировок была польза, я бы их не забросил. Я могу пробежать без остановки десять километров, — столько Сасагава в поместье каждое утро бегает (Шоичи для него приблизительное расстояние вычислил), — и даже больше. Могу так же, как ты, за раз отжаться тысячу раз и столько же подтянуться: я тоже много тренировался. Я тоже хочу выглядеть красиво, как ты, но моё тело не меняется. Смысла в силовых тренировках нет. В сражениях с Кёей я хотя бы раздражение могу выбросить, — некие ублюдки (Гокудера) не то, чтобы ограничивают использование шестого чувства, но, можно сказать, мешают. Так же быстро, как всегда, документы из-за Гокудеры не проверить! Ещё же спросит. Спрашивал вот недавно, и, если бы он интуицией пользовался, трудно было бы ответить без пауз. Шестое чувство дало бы ответ, но не мгновенно. Иначе почему его друзья порой спрашивают, что он знать просто не мог? Знают о его знании.       Сасагава, судя по всё ещё хмурому лицу, его словам не верит. Сказанное это подтверждает.       — Продемонстрируешь? — это мелкое предложение — показатель недоверчивости.       Закатив глаза, Савада говорит продолжить трапезу: он пока начнёт с бега, честность которого могут проверить по камерам. Такеши без стеснения было сказано (тот кашлянул, привлекая внимание, скорее собираясь угрожать) об отсутствии аппетита.       Не это имел Сасагава в виду, как же; а уродом называл его тату, конечно же, не намекая на уродство тела из-за него. И конечно же, «ничем не отличается от девушек» — это не оскорбление. Даже если он планирует трахаться с Гокудерой — это вовсе не значит, что он планирует, чтобы его трахал Гокудера, а не наоборот. Подчинённый Натсу точно не тот, под которого хочется лечь.       В костюме неудобно двигаться, не то что тренироваться, однако пойди он переодеваться, Хибари прознает о неполной использованной силе; потому, спустившись на первый этаж и подойдя неспеша к забору, Тсуна лишь с лёгкой просьбой в голосе, смотря в крошечный объектив, просит поставить с этого момента камеры по тропинке на запись. Снять туфли и носки — рискованная затея, но оставшись он в обуви, она быстро потеряет свою пригодность. Да и будто бы Хибари не знает, что он лжёт о силе и скорости.       Без беспокойств, посмотрев время, Савада начинает бег, который, на самом деле, честно преодолеть не сможет. Дыхалка слабая, солнце печёт, добавляя минусы к бегству. Из-за этого, Сасагава вероятно, и бегает в пять: солнце тогда ещё не очень печёт.       Дом семьи Аллерон — большое поместье трёх этажей вверх (один не считает, ибо в Европе здание стоит, но его этаж не последний, третий, хотя правильно называть вторым), а огороженная территория вокруг поместья огромная. Почти четыре километра. Сасагава пробегает три круга за тридцать две минуты, где-то на половине третьего круга начинает идти, снижая темп, восстанавливая дыхание. Так же круто можно пробежать и даже хочется, но споткнувшись ещё на первом повороте, Тсуна понял, что лучше много не воображать, переоценивая себя. Тридцать шесть минут тоже неплохо, учитывая, что он от старта до финиша (там же, где старт) бежал. Просьба прислать запись Рёхею проговаривается вновь; Тсуна вглядывается в камеру, игнорируя, что Сасагава на него смотрит. Подошёл, вроде, ещё ко второму кругу, сейчас, хмурясь, смотрит на него, как недовольный, воду протягивает. Вроде закрытая, но её лучше не пить. Держал её челове… Он таблетку не выпил! Увидел Сасагаву именно на завтраке и не выпил! Сейчас, подумав о порче воды из-за удержания её в руках человеком, всегда выпускающим пламя, вспомнил!       Резкие движения в открытии бутылька лекарства, вероятно, видны, но плевать. Только сглотнув таблетку, Тсуна проговаривает благодарность за воду и последующий же отказ от неё. Правильнее было бы выпить, но вслух звучит: «не хочу», и ложь не услышат (здесь ещё Ямамото), ведь пить отравленную (только для него) воду никому бы не захотелось.       — Будешь так резко останавливаться…       — Я знаю, — резко перебивает Савада и, подхватывая обувь (носки лежат внутри туфель), направляется в дом, где планирует продолжить показуху. Можно было бы здесь, но самому хочется пройти. Конечно, пламя спасало, приводило изменчивое состояние к только что использованному, но это не значит, что такое прямое воздействие на каждую частичку тела — норма. Точно вред принесёт, хотя то же дыхание почти не сбито. Лёгкая одышка. Заранее прекратил использование пламени; если он не будет в кругу его обладателей, может, ещё поймут. По пути лёгкими растирающими движениями у горла были сняты блокирующие силу цепи. Главное, чтобы Хибари не напал, пока обратно цепи не вернутся, а в целом всё хорошо. Так-то это его лучшее состояние. Кости даже сломать от своих же действий не получится. Ранения от его собственных рук заживут, что не смогут сделать удары Хибари. Или, вернее, мгновенно не смогут. С таким им, сильным, Хибари точно хочется сразиться, но на тренировку не пришёл посмотреть.       Тренирующиеся в зале не мешали от Сасагавы отвязаться. Сперва отжаться, а потом подтянуться ровно тысячу раз. В зале, где они с Хибари играли, не на чем подтягиваться, а вот там, где занимались волейболом, есть.       Сасагава не каждый день подтягивается, отжимается и качает пресс тысячу раз, помимо тренировок с ребятами (пятьсот утром и пятьсот вечером). Сасагава это делает иногда, хотя занимается каждый день. Неудивительно, что встаёт в пять и так накачан. Наверное, тренируясь, часто ломал руки; тренировки вряд ли меняются в зависимости от дня недели, достаточно правильно чередовать упражнения. Фонг ему так давно ещё говорил.       — Качать пресс мне лень, — разминая ладони после подтягивания, честно произносит Савада, — Может, поверишь на слово? — просьба, судя по хмурости (она была и до вопроса), глупа. Тсуна, видя, как нерадушно настроены, меняет слова:       — Или давай ты не поверишь, но я всё равно пойду помо…?       — Если ты не будешь тренироваться хоть периодически, повторить показанное ты не сможешь, — кажется, совет звучит; смог, вообще-то. — Какая твоя норма была ранее?       Раз типа без тренировок потеряет возможность повторить сделанное, сейчас интересуются, сколько раньше он делал, что этого не произошло. Вопрос замечательный, ответить на него честно очень хочется, но не стоит.       — Десятиминутная зарядка утром, — смущённая улыбка скрашивает правду, ведь в неё не поверят, хотя Тсуна добавляет, что и сейчас по утрам тренируется. Когда не лень.       Судя по молчанию, ему не верят. Так же, как не верят в наличие у него пламени Неба. Поэтому он правду и произнёс.       — Я не совсем честно выполнил показанное, — отведя в неудобстве взгляд, меняет слова Савада, потеряв улыбку. — Я правда давно не тренировался, но очень давно у меня была куча свободного времени и хорошо выглядящее тело. Не такое крутое, как у тебя, но тоже полное силы. Потом я забил на тренировки на долгое время и стал раза в два хилее, чем сейчас, и тогда… И тогда, решив, что дохлым мне быть не идёт, я тренировался день и ночь. Я пробегал километров по сорок-пятьдесят в день. Много отжимался, подтягивался, прыгал, тяжести поднимал и такое, полезное. Я научился не реагировать на такие вещи как «больно», «тяжело». Мне очень на самом деле сложно далось заниматься как тогда, так и сейчас. Я могу повторить показанное, и мне этого достаточно.       «Отвали от меня» — так на самом деле звучат слова, но их не слышат. Сасагава подходит к нему ближе, хватает его руки и активирует пламя, честно шокируя. Стоит надеяться, что удивление в его глазах поймут не как видение пламени.       — Ч-что ты делаешь? — подняв взгляд на удерживающего его руки мужчину, неуверенно и явно удивлённо интересуется Савада, погасив желание отступить, которое, вероятно, поняли, но ни Сасагава, ни Ямамото ничего по этому поводу не говорят.       — Я уже допустил ошибку, не поверив тебе, — не отрывая взгляда от его рук, произносит Сасагава это, непонятное. Отчего-то кажется, что дело в документах, его понимании работы больницы. Но если это так, то Сасагава идиот, поверивший на слово своему другу! Натсу не он! Раз раньше не помогал, то правда ничего не понимает!       Пламя на руках Сасагавы действительно чистое, как говорится, подчинённый Хибари не солгал. Мощное пламя — это тоже, но яркий золотистый оттенок просто не ожидалось увидеть. Грубо это говорить, но даже у Реборна, сильнейшего обладателя пламени Солнца, пламя не такое чистое. Предки Реборна вроде сильно о пламени не беспокоились: мало кто раньше знал о нём. К тому же, чистота образуется ещё и за счёт Неба. У Реборна такое же яркое было бы пламя, как у Сасагавы, не разорвись узы с Арией. Раньше они были навязанные, а как появилась возможность разорвать узы, все Аркобаленно Арию, тогда Аркобаленно Неба, оставили, хоть каждый и присматривает за ней. Предала же их Луче, мать Арии, «сделав» каждого проклятым.       Пламя Сасагавы, разумеется, на него не действует — он не позволяет, — да и пламя Занзаса запрещает его чувствовать, как и терять постепенно разум. Зевнув, из-за чего плотно закрыл глаза и губы, раз руки в захвате, Савада резко разорвал сжатие. Минуты три уже стоят, как идиоты, но кому-то плевать, помочь пытается. Для гражданского (его) это выглядит тупо.       — С тобой всё хорошо? — разорвав сжатие, сразу же касается чужого лба Савада будто бы в беспокойстве, когда в реальности в голове звучит обычное напоминание так сильно не палиться. Вести себя нормально. — Я тоже по тебе очень сильно скучал, но это не значит, что нужно замереть, держа в руках мои ладони. Я ведь могу тебя неправильно понять, — слова сопровождаются мягкой улыбкой, на которую не реагируют. Руку от лба Сасагавы пришлось убрать самому, температуры же у мужчины нет. Сейчас, может, мозги проснутся.       — Кстати, у меня на столе отчёт из бухгалтерии лежал — ты читал его? Я ближе к краю его пододвинул.       Значит, это действительно было подготовлено, неплохо.       — Читал, — слегка пожимает плечами Савада, не гася улыбку: сейчас за ней, вероятно, придётся многое спрятать. — Вроде всё прави…       — Ты ничего не написал.       — А зачем? Это твоя больница, с моей стороны…       — Ты жалеешь меня? — очередное перебивание раздражает. Это невежливо! Однако ублюдок хоть и бесит, но ничего серьёзного ему не сделал, чтобы как-то отомстить. Сасагава, если быть точно, ничего специально плохого ему не творил. Дети не решают, рождаются они или нет, потому Сасагава совсем не виновен в своём рождении. Желать тому совершить самоубийство тоже глупо: это редко кто делает. По его желанию не сделают.       Вопрос точно относится к просьбе взять зарплату. Он же отчёт прочитал, а значит, видел.       Улыбку правильнее бы погасить, но Савада чувствует, что улыбаться стал ярче, искреннее, хоть его улыбка и незначительная.       — Нет, — такие, как Сасагава, жалости недостойны; лучше было бы не улыбаться, отвечая на этот вопрос, но даже если тот ударит, обидевшись, плевать. — Я не считаю, что есть причина жалеть тебя. Это твой выбор. Твоя гордость.       Да и кому легче, когда тебя жалеют? Помогли бы — это одно, а жалость? Бесполезное чувство.       — Это последний осколок моей гордости, — не соглашается Сасагава, без капли негатива, словно объясняя, и удивляя: «последний?» Означает ли это, что Сасагава раньше руководил чем-то большим, чем известная среди преступности больница? Был учёным? Работал… да нет, Вонгола всех убила. Не воображай, Савада. Да и Мукуро бы убил, относись как-то Сасагава к схожим экспериментам.       Рокудо Мукуро же не забыл, что с ним сделала мафия, люди? Мукуро состоит в семье Аллерон, а те преступники.       Которые слабо похожи на остальную гниль.       Лучше спросить у Наги.       — Но я рад, что тебя глупая запись не поколебала. Тот отчёт был фальшивым, — здесь стоит бы удивиться, но он столько отчётов из больницы Сасагавы прочёл, что верить как-то не получается. Хотя лжи в сказанном нет. Не видно, да и шестое чувство так говорит.— Займёшься распределением средств?       Всё, Шоичи, твои карманы поредеют; вопрос обычный, негатива нет — и какой-то доброты тоже. Он, похоже, должен согласиться.       — Нет.       Натсу, как близкий друг, в помощи бы не отказал, и он сейчас Натсу, это понятно, но здесь нет Гокудеры. Проконтролировать его некому. — Спасибо за предложение, но я не считаю правильным вмешиваться.       — Можешь ошибаться — я не буду ругаться, — видимо, вообразив, почему он отказывает, добавляет Сасагава. — У меня много денег, можешь не беспокоясь месячную прибыль потратить. Там раз в пять больше, чем было написано.       Походу, его пожертвование Сасагаве показали.       Как Натсу стоит бы согласиться, упрашивают вроде (просят помощи? Проверяют?), однако он — не Натсу. Помощь больнице не входит в контракт. Ему нужно позаботиться о семье, и хоть Сасагава c остальными являются той семьёй, о которой нужно заботиться, их собственность в обязанности Тсуны не входит. Иначе ещё и к Хибари ездить придётся. Отчёты из его конторки же не поступают. Мужчина со всем сам разбирается, как и делал это ранее собеседник. Скорее всего, его сейчас проверяют.       А у Сасагавы явно деньги откуда-то помимо больницы капают, или не закончились. Точно, его зарплата как члену семьи Аллерон: Рёхей многих вылечивает, растрачивая своё пламя. В подпольных боях Сасагава не участвует, хоть и бывает в таких местах. Со ставок, что ли, зарабатывает? Упоминал же, что казино посещает.       — Если ты не возражаешь, я воспользуюсь твоим щедрым предложением и кое-что в твоём госпитале сделаю, но на свои средства. У меня тоже много денег; я не считаю правильным касаться твоего заработка.       У него, как у Натсу, точно должна быть какая-то собственность, раз у всех друзей Натсу есть, и не одна. Кроме очевидной недвижимости у Бовино (досталась наследством), Сасагавы и Хибари (сами развили), на каждого что-то да оформлено. Натсу, похоже, постарался обеспечить своих друзей, и как же мог забыть о себе? На него, скорее записана либо куча домов, либо прибыльный бизнес. Преступность редко честно бизнес введёт, хоть у каждого есть полулегальный заработок. Во избежание внимания правоохранительных органов.       На его ответ Сасагава смотрит бесстрастно: вроде несогласный. Ответа нет, лишь внимание, после ответа на которое замечаются синяки под глазами.       — Ты мало спишь, потому что у тебя проблемы? — не поинтересоваться этим было бы глупо: давно хотелось узнать, а тут вроде как причина есть. У Сасагавы в последний раз, когда они виделись, синяки были призрачны, а сейчас — явные мешки под глазами, заметные ещё на завтраке. — Ты всегда можешь…       «Попросить у нас помощи» — так бы Савада сказал, если бы его вновь не перебили, намекая не у него помощь просить, как, скорее всего, подумали. Это видно по словам.       — У меня есть пару дел, на которые мне хочется, чтобы ты взглянул.       Будто бы он напрашивается в помощники, когда это не так.       — .Но это не проблемы. Сегодня я не спал, потому что проверял твои советы.       От одного дня такие синяки не образуются; раз сегодня не спали, они лягут раньше? Вот бы поспал и уехал — завтра он спать планирует.       — Каждый раз после твоего посещения понимаю, зачем Гокудера хотел руководителя: ты очень много знаешь.       Он ничего нового для Сасагавы не должен был писать. Только о своём видении ситуации сообщает.       Это же не о хавке, которую он заказывает, так скрытно говорят? Жить два года без Натсу, похоже, вошло в привычку, раз сказал так, будто бы сам Босса не хотел. Свобода в делах прекрасна.       Зачем им Натсу? Он делает больше собеседника?       — Могу ли я тебе чем-нибудь помочь? Ты словно во мне не нуждаешься.       Как же Сасагава это понял? А вообще, с чего такие сомнения?       — Если бы я в тебе не нуждался, я бы к тебе не ездил.       Потому что пешки не требуют к себе внимание. Им отдаёшь задание и ждёшь выполнения. Сасагава не лучше пешки, но ему подчиняются все солнечные пешки в семье. Такого не выбросить, хоть и хочется.       Сасагава полезен.       — Ты ездишь ко мне только для того, чтобы помочь мне. Я хочу помочь тебе.       Слова красны, но лживы. Сасагава его не знает, чтобы желать помочь ему. Гокудера, единственный, кто в семье Аллерон знает о нём, ему помочь не хочет. Он здесь один. И слова на самом-таки деле звучат, будто бы у кого-то взятые. Так раньше Рёхей с ним не общался. Пытается втереться в доверие?       Сасагава мог бы помочь ему с документами, предлагает же, но тот врач: смысла дать прочесть что-либо, не связанное с медициной, точно нет. Этот друг Натсу ему действительно не нужен. Нужно что-нибудь придумать, а в голову-то ничего не лезет. Он действительно ездит для помощи Сасагаве, а не себя самого. И потому что бежит — что сказать нельзя, пока рядом Ямамото.       — Если ты правда хочешь мне помочь, то я был бы не против, съезди ты за меня в Бусалле на следующей неделе. Кёя сказал приехать, убедиться, что там всё правильно сделали. Он, как я понял, давно планировал что-то открыть, и ему нужен понимающий в медицине человек, чтобы убедиться, правильно ли там всё сделали. Я так понял, там будет моя проверка, ибо я сомневаюсь в его неуверенности, а я эту проверку проходить точно не хочу. Не знаю, что там будет. Адрес, он сказал, позже сбросит, как всё подготовит, но если там действительно нужен понимающий в меди…       — Хорошо, — уголки губ у Сасагавы дрогнули, проговаривай он согласие: явно купился на его скрытую неуверенность, которую можно услышать, только действительно слушая. Сасагава услышал вот и позабавился, что он нервничает. Для того, чтобы подыграть чужой вере, Тсуна даже улыбнулся как счастливый. Эту улыбку пришлось сразу же спрятать, ведь неправильно подозревать своего друга (Хибари). — И скажи место, когда Хибари сбросит. Можешь у меня спрятаться в этот день, чтобы обмануть его.       Сасагава такой наивный, однако и он может подозревать своего друга. Хибари и неуверенность? Очевидная проверка, на свои подозрения о которой он намекнул. Боязно было упоминать медицину — это не тема Хибари, — но, раз поверили, значит, Натсу действительно могли спросить. Или просто сказать, что это медицина, а там её не будет. Как раз съездит, посмотрит, с кем работать будет; строительство ещё в пять утра начали. Оперативно и с помощью Моск. Дела согласных переехать постепенно поступают сообщениями — когда и кто ответил. Шоичи по его просьбе сбросил досье Сасагавы, как показатель, какому именно преступнику они будут помогать ради защиты. У Сасагавы репутация замечательная, адрес больницы — отличная возможность проверки: действительно ли лечит без разбора. Имя семьи — мелочь, которая может заинтересовать, но каждого охраняет Моска: Спаннер раскошелился (ему заплатили) — так что и защита не нужна. Однако только подвергнувшиеся нападению знали, как опасен маленький робот, стоящий на их защите. Поставить большого робота — это же как сказать о ненужном внимании. Люди, конечно, круто, но это значит подозрение, усталость, промахи… Спаннер действительно не против ему помочь. Тому тоже нравится в их семье. Вроде бы. Минимума негатива нет!       — Так на какие дела ты хочешь, чтобы я взглянул? Я всё для тебя сделаю, — в определённой границе, конечно. Прям всё он сделает лишь для нескольких.       Сасагава согласился его подменить (Хибари о деле, которое он создал, даже не знает), потому нормально предложить ответную помочь. В конце концов, те дела всё равно попадутся на его глаза.       — Парочка моих исследований. При случае продемонстрирую, — они, походу, в больнице, что очевидно. — Ты точно смог бы увидеть ошибки. У тебя нет, случаем, медицинских книг? Которые ты мог бы порекомендовать, или которые читаешь?       Сотни.       — Хаято сказал, тебе такие кни… — «сказал» — это одно, тогда ещё не знал о его умениях.       — Хочу посмотреть, на чём ты учился.       Он запнулся из-за воспоминаний, а не сомнения: но, раз так, ответ сложный, ведь вся его учёба — это опыт, одна единственная книга, написанная Бьякураном, лекции Верде и Деймона. Реборн знает только про пламя, про связанное с медициной и про обычную первую помощь. Накл разбирался только в пламени и священных трактатах. Библию, что ли, посоветовать?       Смерив собеседника цепким взглядом, Савада отклонил решение. Библейских книг много, а пользы мало. Да и Сасагава, вроде, и так знает, что такое сострадание и жалость. А Верде… Стоит написать ему письмо с вопросом, может ли тот посоветовать книги для изучения медицины.       Профессор прям кучу сбросил. Быстро печатает. В сети, видимо, был и сегодня добрый, раз сразу ответил — или не добрый, раз целую кучу сбросил, да и он эти книги не знает.       Тебе, правда, они не помогут — единственное словесное сообщение из тех, что ему прислали из десятка названий книг и авторов этих самых книг. Походу, издевается.       Вопрос, какие учебники он может посоветовать, связанные с медициной, для Сасагавы, отправляется без особого беспокойства. Сам Сасагава, кстати, ничего не говорит по поводу того, что он в телефоне сидит. Смотрит на его действия — как видно, стоит оторвать от гаджета взгляд. Ямамото тоже молчит, не подходит.       Чтоб полезная, но не очень. Точно ему незнакомая информация. — это сообщение отправляется без края улыбки, но Верде поймёт: знает, что он солнечных обладателей ненавидит. И как он видит выбирает не те, которые он знать может.       Скопировав все ранние сообщения Верде, Савада отправляет их Шоичи с просьбой купить, заказав к нему доставку. Восемьдесят книг — это неплохо, но если спросят, о чём речь? Он их не читал, только с теми редкими ознакомился.       Прислать копии оригиналов той пары книг, про которые последними написал ему Верде — это следующее сообщение после просьбы забыть его слова. Наименования всё равно не из тех, которые можно легко узнать.       — Я мог бы тебе пару десятков книг назвать, но ты, скорее всего, их читал, потому я заказал тебе книги, которые ты точно не видел. Их редко кто ищет, хотя они одни из самых полезных. Из минусов: язык написания. — книгу Джепетто лучше подарит Кёе. Или Хаято. С этим можно и позже определиться. — И это всё будут «копии». Оригинала даже у автора нет. — ведь Инноченти ему оригинал подарил как ответный подарок после формулы капсулы жизни. Ему он сделал копию, ибо нечего автору без своих творений оставаться.       Верде порекомендовал всё, что есть в наличии: как он видит, дневники Инноченти среди самых первых предложил, в которых описаны годы, когда известный лекарь только учился лечить.       Доставка прибудет в течение трёх дней; это Тсуна сообщает, убрав телефон. Не будет лишним восхвалить Инноченти: он мудрый дядюшка. Ещё не старик, в отличие от Верде. Но Второй Леонардо да Винчи людей не лечит, потому его книги немного бесполезны.       — Они… могут показаться тебе бесполезными, — ведь Сасагава уже преодолел путь начинающего врача, и он не доктор — то есть, не учёный, которым является Инноченти. — И я правда не уверен, сможешь ли ты понять язык написанного — он очень заумный; это не оскорбление… просто… если тебя действительно заинтересует смысл написанного, купи книгу автора, не связанную с медициной. Без неё я минимум бы и не разобрался. Это книга в продаже, а то, что я тебе дам… продавалось, скажем так, на закрытых торгах. — никогда на самом деле не продавалось. Все копии были созданы его руками. — Не скажу, что я именно на них учился, но, если я когда-нибудь захочу показать тебе книгу, по которой выучился, путь в них тебе пригодится. С помощью этих книг, по слухам, Нидзи научился создавать лекарства для конкретной болезни. Капсула жизни всё же вылечивает не что-то конкретное — всё.       И так, на самом деле, лучше, но не способно помочь Юни. Или ему самому.       То, что он не хвалит Великого лекаря, а смеётся над ним своими словами, Савада говорит следом: а вдруг ещё не то подумают, верят ведь в этого неуча!       — Джотто Нидзи только идиоты гением называют! — это окончание, произнесённое в полной уверенности, в отличие от ранних шатких слов, сейчас принесёт ему негатив. Сасагава же так восхищается этим ублюдком: над дверями в его кабинете висит портрет этого… Джотто!       Уголки губ Сасагавы вновь дёрнулись, но в этот раз не в улыбке. Губы на мгновение превратились в тонкую полосу — и явно не в позитивном чувстве.       — Не нужно… — тихо звучат слова, когда глаза, полные холода, кажется, обещают своею яркостью ему неприятности, — пожалуйста, Тсуна, не оскорбляй его на моих глазах. Каждый человек может ошибаться. Твоя знакомая — его ошибка.       Да, у Нидзи куча ошибок, если так смотреть; ожидалось какое-то оскорбление, а не такое пассивное принятие слов — удивило только одно. Сасагава до этого был более резкий. Не хватает сна, энергии в целом, или Гокудера поговорил? Шестое чувство шепчет, что не поговорил, и, в принципе, так правильно. Для Гокудеры Великий лекарь тоже ведь хороший человек.       — Хорошо, — улыбается Савада, — на твоих глазах не буду, — что значит, на чужих будет, и это Сасагава понимает: видно по тому, как он поморщился. Неприятно же, когда твоего кумира оскорбляют, а ты ничего сделать не можешь. Он же выше по статусу — Босс Сасагавы.       Интересно, а Натсу когда-нибудь узнает, какие он ему проблемы создаёт? Нужно выкинуть те записки, в которых записывались промахи. Натсу его не о всём предупредил! Вот бы Сасагава, если выживет, покапал на мозги своему Боссу…       Он идёт мыться, и об этом Савада уведомляет, игнорируя внимание и, возможно, неоконченную беседу. Никто и в спину ничего не говорит, но стоит выйти из ванной уже помытым, видно, ожидают. Ямамото сидит у него на постели, а Сасагава заметен был только краем глаза. Стоит, вроде, у дверей. Ублюдки. Заняться, что ли, нечем? Хорошо хоть не сразу с ним пришли: книги, которые уже были переданы другом, получилось спрятать — он их как-нибудь в кабинете Сасагаве оставит. Так менее палевно.       — Не хочешь с нами поиграть? — этот идиотский вопрос задаёт Ямамото; это ожидаемо. Только этому ублюдку он здесь нужен.       — Смотря во что, — игнорируя присутствующих, одевается Савада, и плевать, что смотрят, что плохо вытерся. В этом доме о стеснении стоит забыть. Вот, походу, о чëм шептала интуиция, говоря о норме, когда он почти трахнулся с Гокудерой на чужих глазах. Эти Аллерон просто больные. У известных им мафиози такой хрени нет.       — Спарринг. Давай сразимся? — это уже произносит Сасагава, тоже смотрящий на него. На это щедрое предложение Савада отвечает отказом, который, кстати, принимают. Или, вернее, не оспаривают, предлагая следом погулять в городе — на этих словах не посмотреть на Сасагаву смог бы только непробиваемый.       — То есть ты реально принял отказ? — вместо ответа уточняет Савада, удивлённый. Вон, Хибари отказ только однажды принял, и то после подкупа. Остальные его, вроде, не принимают: к нему в комнату заваливаются, утаскивая или втаскивая в игру.       — У тебя нет настроения, ничего страшного, — такое пассивное принятие не может не удивлять — а кого бы не удивило?       — Есть у меня настроение, — не соглашается Савада, беря в руки футболку и закончив надевать штаны перед тем, как посмотреть на Сасагаву:       — Не хочу просто в третий раз сегодня мыться.       Надо было бросить ему вызов, когда они болтали, а не после душа. Новую, вот, одежду надевает. Предыдущая испачкалась от двух падений. У Натсу костюмов, конечно, много, но даже ему кажется неправильным по несколько раз на дню менять их.       — Тогда завтра, днём, — уточнение, видать, от того, что он замер, произносится, — Тебе не нужно побеждать: я лишь хочу своими кулаками оценить твоё мастерство.       А зачем? Сасагава же правда наблюдал за его сражением с Хибари, знает его мастерство.       Сасагава видел навыки Натсу, вот и интересуется. Видимо, он не так, как надо, себя показывает. Уточнил сейчас о необязательной победе для его успокоения. Он ведь показывает себя слабее, чем есть на самом деле.       — Если ты проиграешь, больше принимать вызов не буду, — продолжая приводить себя в порядок, спокойно произносит Савада, чтобы в следующую секунду посоветовать биться во всю силу, ибо дразнить есть смысл только Хибари.       Сасагава появляется редко: с тем лучше не сражаться, да и Хибари сегодня, вроде, нет. Наверняка в город уехал. А если завтра не поедет, о запланированном спарринге не слышал. Там точно будет много людей. Раздражающих.       — Договорились, — это слово точно относится к проигрышу, который он, как видели из игры с Хибари, подарить не сможет. Или, наоборот, думает, что сможет, учитывая, как силён Натсу. Присмерти Хибари когда-то видел.       Поездка, как понимается, не на море, а прогулка по городу. Втроём. Водитель у них Ямамото, к некоторому удивлению, ездящий быстрее его обычных водителей, но не гонит. Ему вечером нужно быть в другом месте. До семнадцати, как он просит, они послушали уличных музыкантов, посмотрели на два фонтана (его пытался Ямамото в один затащить, или, вернее, толкнуть, но не получилось); потом пошли на какой-то скучный ужастик, поиграли в боулинг (проиграли), посидели в кафе, где только актёр ел мороженное, хотя только он единственный не вспотел. Ямамото, очевидно, пламенем не воспользовался, а на него хоть и смотрели с подозрением, но ничего не обнаружили. Да, Тсуна бледный, и лоб у него холодный, но ребята решили, что он болен, из-за чего в кафе и затащили, заказав ему горячий напиток, который он проигнорировал, съев своё мороженное.       — Если есть какие-то сомнения в моём здоровье, спросите у Хаято — я ему не столь давно много крови отдал, — в плане, по поручению много крови взяли. Сейчас шестнадцать сорок восемь, скоро за ним должен заехать один из людей Бовино. Так он сказал, отклонив желание отменить встречу, ведь с Ламбо очень редко получается повидаться. Конечно, возникли предложения вместе поехать (Ламбо сейчас на корабле), но уточнение, хотят ли они тоже обучаться, остудили пыл интересующихся. Потому они пообещали завтра после спарринга свозить Тсуну на море. А завтра будет дождь. Спарринг перенесли на обеденное время, чтобы завтрак успел усвоиться. И это значит, Сасагава с ним сегодня будет спать. Единственный плюс, что они просто спят: не как секс.       Встречает его Тэнно Ламино, тот же мужчина, что передавал письмо. Ламино — друг Тонайо, А-ранговый обладатель лесного пламени. Такое же, как Солнце в небесной категории, иными словами. Тоже лекарь. Этот из семьи Бовино старше его на год — или, вернее, тому уже двадцать девять, когда ему только исполнится двадцать восемь. Серьёзный мужчина, носящий очки. И заехавший за ним в кафе: им ехать полтора часа.       Город Павия на пути к Милану. Изготовление вина — да, он наконец-то столкнулся с этой хренью. Ему просто нужно проверить процесс изготовления алкоголя. То есть, вкусить алкоголь и, помимо этого, оценить внешний вид полей, машин, через которые измельчают виноград, и прочее. Он никогда не интересовался алкоголем, но это не значит, что не знает, каково оно должно быть на вкус. И элементарная гигиена ему понятна: грязь обнаружит, считай, всё, не прошли.       По мнению Савады, с этим любой может справиться, не только Бовино или он от Бовино. Однако он согласился, и потому едет. Лишним поболтать точно не будет. Манипуляции Неба не заменить угрозами или деньгами.       _____       — Кёя! — распахнув дверь в кабинет указанного человека, счастливо воскликнул Савада, из слов друзей узнав о наличии мужчины в поместье, а от шестого чувства — его точное местоположение. Сейчас девять вечера с несколькими минутами, он только приехал. — Ты же знаешь, что я люблю тебя? — а это, как проходит мгновение, он осознаёт, проговаривать не стоило. Раз в девять Кёя у себя в кабинете, то, понятно, он занят и действительно утром уезжал в город.       Перед Кёей стоят двое, краем глаза видны ещё двое сидящих на кресле. Савада ни на кого не смотрит, не нужны они ему. Хотя он, скорее всего, помешал.       Просьба на пару минут потерять слух проговаривается сразу после погашения улыбки. Кёя, как видно, стоит подойти к нему (люди мешали увидеть, но после расступились), абсолютно бесстрастный. Точно помешал. Ему Савада протягивает причину прихода.       — Это копия, но в качестве написанного я уверен, — сам переводил, что говорить не стоит, — ограниченное издание. — Эти слова ни о чём лишнем не скажут посторонним лицам. Да и близким, впрочем, тоже. Кёе нельзя доверять. И вообще, стоило книгу дома оставить.       Книга Джепетто досталась ему от Верде — вернее, профессор посоветовал её почитать, как и потом — перевести. Всего копий его перевода несколько: в Вонголе, в доме клана Хибари, в доме семьи Виджиланте и у него дома. Копию, которая лежала у него в библиотеке, Шоичи и передал, как и остальные копии. Их потом нужно будет сделать; Джепетто давным-давно был первым, кто написал о коробочках. Тогда о пламени знали единицы, а коробочки вообще создались лишь в нынешнем веке. Пророком, по его мнению, был мужчина, хотя Верде называет того просто гением. Чтобы воссоздать коробочки, пришлось трём другим, современным гениям работать вместе: не получилось одному.       Кёя отпускает удерживаемые в руке листы (до этого он уже чуть расслабил руки, убрав внимание от бумаг, но ещё держал их) и берёт толстую книгу, сразу же открывая первую страницу; по обложке понять, что за книга, нельзя. Переплёт — красивого тёмно-синего цвета, с несколькими драгоценными камнями, но без надписей. Каждой копии такую красоту прилепил. Восстановить будет несложно: один раз только написал, потом, сканировав, распечатал. В электронном виде у Шоичи где-нибудь есть, а переданная книга — копия. Оригинал и перевод оригинала спрятан в семье Хибари. Так безопасней.       — О чём она? — ну да, Джепетто Лоренцини не особо известный автор. Тайное сообщество — все дела. Названия у книги вообще нет, только автор, ведь книга — всего лишь записи, собранные вместе.       — В книге описываются виды оружия. Их слабости, плюсы. Джепетто — биолог шестнадцатого столетия, по чертежам которого они были созданы, — конечно, этих слов будет недостаточно, чтобы понять, о чём речь, да и биолог как автор тоже понимания не даёт, но Кёя слушает не перебивая. И даже страницу, которую он просит, открывает, мгновенно всё понимая: ёжики были нарисованы на той странице. Не такие, конечно, изящные и красивые, как реальные в его пользовании, но приемлемые. Он всё-таки не художник, однако даже у него получится узнаваемо срисовать картинку.       Кёя — стоило ему увидеть ёжиков и прочесть пару предложений (вероятно) — поднимает на него взгляд. Остался таким же бесстрастным, каким был, когда к нему в очередной раз ворвались, но словно вздох сдержал, снова обращая на Тсуну внимание. Будто одним этим своим бесстрастием говорит о глупости его поступка.       — Автора книги знают не больше сотни человек, — не беспокойся, иными словами, что твои ребята язык сдержать не смогут. Им попросту нечего будет обсудить между собой, ведь на содержимое книги никто не смотрит. Не видят, о чём она — а Кёя закрыл книгу сразу, как поднял на него недовольный взгляд. То есть, неторопливым движением закрыл, демонстрируя абсолютное спокойствие. Кёе, вероятно, верить не стоит, но книги из сообщества (в котором состоит автор, тройка изобретателей первых коробочек и он) вынимать нельзя; даже сделанные переводы библиотеку не покидают, потому даже если кто и заинтересуется автором, те ничего не найдут. Не прочтя книгу, не догадаются об её содержимом.       — Откуда она у тебя? — спокойно интересуется Хибари, и, стоит надеяться, что это не маска, ведь негатив ему точно не померещился. Вероятно, сейчас спрашивает, в какую хрень он вляпался, чтобы такая ценная книга (вряд ли о ней слышал) оказалась в того руках.       Изначально на такой вопрос, если он задастся, планировалось сказать, что одолжил её; однако, видя сейчас (вновь!) беспокойство (оно же скрыто было за негативом?), решение мгновенно меняется. Правду не так-то и сложно ответить. Она не страшная.       — Личная коллекция, — это, конечно, не полноценный ответ, но и отчитываться перед Хибари он не должен. — Рёхей поинтересовался, по каким книгам я медицине учился, и я решил удовлетворить его любопытство, а раз всё равно моя тень «приедет», попросил немного больше им желаемого. Хочешь леденцы? Она в виде животных купила, — Тсуна достаёт упомянутые сладости из бумажного пакета. Человеку Бовино как-то плевать было, что он сел в машину без обновок, но ушёл с ними, и не заметил Наги, сидящую рядом с ним на заднем сидении машины. Не услышал их разговор. — Они ягодных вкусов.       Леденцы на палочке, за которые легко было схватить сразу пару штук; но Хибари даже не смотрит на сладость, расположенную теперь на столе. Каждая карамель обмотана в прозрачный фантик — ничего не испачкают. Если бы еда не портилась, пряча он их в иллюзии, даже пакет бы не взял, фокусы появления показывая. Но книгу, что он передал, пришлось во второй руке нести, видно, для всех. К тому же, она больше пакета: так было менее палевно её привозить. Мало ли кто поинтересуется? Хибари Кёе тоже доверять не стоит.       — Тоже ограниченное издание?       Он вкусы Хибари не знает. Тому, может, сладости не нравятся — не стоит смотреть на леденцы, желая их забрать, раз не оценили его добрый жест; Хибари не морщась с ним сладкое ел, потому, вероятно, не обращает внимание на его драгоценность из-за желания быстрее найти его ошибку и отчитать. Учитывая, что после согласия просит показать одним взглядом, рассуждения правдивые.       Пришлось покопаться в пакете, чтобы найти (незаметней достать из иллюзии) толстую книгу меньшего размера, чем первая. Да и выглядит «красивее». Это книга ему не то чтобы нравится или помогла — она просто полезная, но её Хибари даже в руки брать не стал. Пару мгновений, не меняясь в лице, смотрел на книгу, а потом поднял свой взгляд выше — на него — и нахмурился. Похоже, удивлённый красотой книги.       — Неженка, — Хибари вряд ли пугает грязь — многих же убивает, пачкаясь: он, скорее всего, просто удивлён, но понимание этого не останавливает слова.       Савада отпускает левую руку, продолжая удерживать книгу, готовый отдать, если Хибари пожелает посмотреть содержимое.       Хочется закатить глаза, но этим лучше часто не пользоваться: ещё привыкнет.       — Ты книги авторства остальных Великих лекарей не видел, у Инноченти хоть крови на страницах нет.       Грязи действительно много, склеил (косо и криво), как мог, свои записи. Он способен и красивее оболочку сделать, но для себя зачем стараться? Сомнительно, что Инноченти планировал когда-нибудь поделиться всеми своими наработками; страницы (стандартные листы, используемые для распечатки текста) точно больше, чем просто валялись на полу: на них он, помимо растёршихся чернил, заметил пятна от стоящей на них посуды. Следы кофе, реактивов и просто грязи. Нормально. Нидзи часто кровью пишет, а книга Джессо частично сожжена. И это все книги в единственном экземпляре. Записи Инноченти, правда, пришлось переписать — негоже профессора без своих исследований оставлять (подарил эти записи Инноченти после формулы капсулы жизни, как подарок). Нидзи копии своих записей не делал, а Джессо на внешний вид плевать: восстанавливая сожжённое, он просто добавил к красивой оболочке новые страницы, не убирая испорченные.       Книга в его руке скреплена обычной картонной обложкой некогда белого цвета, но сейчас светло-жёлтого (или изначально обложка имела жёлтые оттенки) с небольшими вкраплениями тёмного на них. Конечно, она больше чем просто некрасивая в сравнении с лежащей у Хибари на столе; Инноченти не обладатель солнечного или небесного пламени — скорее всего, испачкал. Или потемнела от времени. Много лет записям в его руке.       Неочевидное удивление Хибари вызывает улыбку точно неправильной радости. Такое же неприятие хочется увидеть в глазах Сасагавы. Хибари Кёя, не общайся Тсуна с его предком, точно бы для него никак не менял свою мимику. Однако Савада учился у Алауди, а не просто общался с ним, и даже сейчас иногда Хранителя предка видит — потому понять Кёю не составляет труда.       — Тоже думаешь, Рёхей выбросит это в разы ограниченное издание, чем красота на твоём столе? — улыбаться, задавая этот вопрос, когда лучше бы грустить, точно не стоит, но раз решил подарить, в любом случае придётся переписать — время, то есть, своё потратить, однако всё в мире требует жертв. Даже глупые шутки. — Это не какая-то там проверка нашей связи, ты не подумай — не я книгу испачкал; она с момента получения такая у меня лежала. В мире всего две версии дневников Инноченти: оригинал, — чуть приподнял книгу, удерживаемую в руке, как показатель, где названная, — и копия, переписанная уже мной, но отданная профессору. У меня тоже есть совесть.       Была идея повторить «красивую» оболочку, но из-за собственной брезгливости и лени Тсуна лишь скопировал почерк и поместил листы в красивую оболочку схожего цвета. Когда он принёс книги (через неделю после подарка), профессор был удивлён, но принял. Он же тоже не расстался со своим подарком: всегда может многим его дать.       — Профессор отдал мне свои записи, подари я ему формулу одного лекарства — чудесная была сделка! — в которую Хибари не поверит; Инноченти сам лекарь, тому не нужны какие-то там формулы и Гокудера, Тсуна знает о его связи с Нидзи или Шоичи не говорил.       Его не волнует состояние читаемых им книг, и это Савада произносит, перестав улыбаться; тон слов стал передавать насмешку и над Хибари в том числе: посчитал, будто бы он смеётся, подготовил внешний вид, когда такая глупая шутка слишком очевидная. То есть не интересная.       — Я не настолько глуп, чтобы создавать такие примитивные ловушки, Кёя, — то есть не внешним видом он посмеётся над Сасагавой, потому что мало ли, действительно сильно Натсу верит и прочтёт, наплевав на внешний вид? Книги, подаренные тому на день рождения (биографии Нидзи, которые он подарил, купить можно в сети), не выбросил, а значит, может, и это не полетит в мусорку. — Рёхей, каким бы он там образованным ни был, просто понять написанное Великим лекарем не сможет. Вернее, не сможет, если на словах восхваляет Инноченти.       Инноченти выпустил только одну книгу, без которой написанное не понять, если до этого не осознать написанное профессором; Савада предупреждает об этом, укладывая потрёпанное сокровище обратно в иллюзию, делая вид, что просто убирает его в пакет. Хибари ничего не говорит, а значит книга ему не нужна.       — Я посоветовал Рёхею купить популярное издание автора книг, по которым я учился, но купит ли он? Инноченти свои дневники не подписывал — лишь на каждой обложке подпись из первой и последней буквы имени оставил. Знаешь, сколько имён в мире медицины сокращаются до «Ии»? Я, например, вспомню сотни и, если Рёхей спросит автора… — он заставит Шоичи разочароваться, — я не направлю по ложному следу, но третью часть, где описан почти весь путь созданных профессором лекарств, уже не дам. Мне, знаешь ли, жаль отдавать часть своей коллекции неспособному её оценить.       Сасагаве в целом ничего из своего давать не хочется, но заблуждение не вред — все заблуждались. Насмешка как-то незаметно стёрлась с губ: лицо заполнил холод. Заблуждение не грех, но за него нужно много заплатить — и, чаще всего, не заблуждающемуся.       Хибари слушал его, но ничего не говорил. Лишь губы чуть дрогнули, как в неудовлетворении.       — Ты не учился лечению, — констатация уверенная: это отклонение в нём, вероятно, и вызвало такую реакцию.       — Я никогда и не хотел быть врачом, чтобы учиться, — он и не учился, хоть сказал Гокудере на днях иначе, — я никогда не читал горы медицинских книг, как делал это Рёхей, — прочёл всего четыре книги, затрагивающие медицину. — Мнение нашего друга, что я когда-то там учился медицине — это его воображение. Я себя знаю: я ничего не понимаю в лечении. — хотя он разбирается в делах Сасагавы, что стоит бы сказать, но зачем? Отчитываться он перед Хибари точно не будет. Не для этого сюда пришёл.       Книги Великих лекарей он просто коллекционирует — и рассказывает об этом, как о самой обыденной вещи. У Натсу ведь тоже должны быть хобби, правильно? Хотя научные книги даже он не коллекционирует. Случайно, можно сказать, они очутились в его владениях.       — Когда-то я сказал Рёхею, что понимаю его дело, но с каких пор знание, как руководить госпиталем, равно умению лечить? — «Рёхей — идиот» — так он бы сказал, но Хибари, возможно, дорожит своим другом, потому на этот счёт он лучше смолчит. — Я никогда не вмешивался в его медицинские навыки. — он и не будет этого делать. — Хочет он увидеть книги, по которым я учился — я дам их, мне не сложно; а вот насколько трудно по ним чему-нибудь научиться, меня не волнует. Пусть скажет спасибо, что я не книги Нидзи ему решил отдать, там вообще одни формулы.       У Инноченти, в сравнении с остальными Великими лекарями, хоть какие-то объяснения присутствуют; на самом деле сомнительно, что Кёю интересуют его дела с Сасагавой — точно думает, что Натсу допустит какую-то непонятную тому ошибку. Хибари Кёя ведь тоже не лекарь.       Судя по последующим словам, Хибари негатива не испытывает, не интересуется его жалобами, лишь вновь предупреждает:       — Всеядное может не выкинуть книгу.       Это, видимо, совет смотреть во все стороны на ситуацию, но он как раз-таки смотрел!       — Ну и ладно, — теряет усмешку Савада, почти что фыркая. Сегодняшняя ловушка всё равно наспех придуманная. — Если Рёхей узнает автора — это тоже будет замечательным развитием событий. — Правда, было бы лучше, пойми Сасагава ценность даруемых им подарков. — Мне достаточно будет, если он поверит, будто бы я учился по книге Великого лекаря, и перестанет рассматривать меня как разрушителя его гордости, — чтоб Натсу потом допустил ошибку и того назвали убийцей! — Перестал он меня таким видеть — как же! Заступничество Хаято ничего не значит; мнение не изменить какими-то словами.        Иначе Юни давно бы его изменила.       — Но вообще меня просто забавляет, как Рёхей реагирует, когда я так или иначе задеваю белоснежную репутацию его кумиров, — ведь сам по себе ему Сасагава противен. — Выкинет он книгу или возьмёт, меня средне трогает. Обидно будет, конечно, если он сделает первое, но решив подарить её, я уже принял отсутствие у меня дневников Инноченти. — он в любом же случае их теряет, о чём, конечно, жалеет, но по мягкости в словах этого не понять; с его памятью дневники несложно будет восстановить.       Лицо Хибари бесстрастно. Он точно видел его полуулыбку, украшающую слова, и вот сейчас, реши он удалиться, словно прочёл в его голове это желание и произнёс неожиданную фразу, погасившую всю излучаемую мягкость.       — Не скажи, всеядное не поймёт, почему ты все его слова воспринимаешь за нападение. Он давно сказанное забыл, — без эмоций произносит Хибари: видно, так же, как он, помнит те оскорбительные слова к его подарку (и внешности одновременно).       Главное, что он не забыл. Об этом хочется кричать, выражая голосом гнев — однако Хибари помнит, следит за ним, бесстрастным, и вот сейчас беспокоится, потому слова сдерживаются. Не стоит отвращать от себя единственного помощника. Он думал, Хибари нашёл что-то о его давних проколах, потому с краем насмешки на него и смотрит. А оказывается, из-за Сасагавы…       — Мне напомнить ему? — пока Савада размышлял, как бы вежливо послать советы, ему предлагают свой вариант действий, совсем не забавляя. Напомнить можно — он сам, если бы хотел, это сделал — но почему нужно напоминать об извинении?! Сасагава и мнение, скорее всего, своё не поменял!       — Для Рёхея… я думаю, те слова не были оскорблением, — ведь тот, в кого верит Шоичи, извинился бы. Его друг не любит ни когда на него поднимают руку, ни когда на него наезжают даже прохожие, чаще всего подростки. — Потому — нет, я не хочу, чтобы ты вмешивался. Мне не нужны лживые извинения. — хоти он их, он бы и Хаято попросил что-то сделать. Хотя тот бы его сам отругал.       — А ещё Рёхей бросил мне сегодня вызов. — призрачная мягкость окрашивает слова.       Савада прекрасно понимает, что мягкость украсила только губы, с которых срывается угроза — однако же, не собеседнику.       — Он сказал, что я столь слабый, что требую защиты. — Это полная чушь, однако он не смеётся, а Хибари просто слушает, вероятно, зная о грозящем спарринге. — Я напомню ему после его поражения о словах, намекая соотве…       — И ты примешь одни извинения за все оскорбления?       Сасагаву Рёхея не победить играючи — Хибари это точно знает: понимает, значит, что он не будет играть, однако ничего по этому поводу не говорит.       — Не приму, — потому что он не идиот. — Обида кружит мне голову, и я понимаю, что сам почти оскорбляю своим недоверием Рёхея, однако я груб из-за неприязни после сделанного им, потому вины я никакой не чувствую. Он первым должен измениться, — извиниться. — Как бы меня ни раздражало общение с Сасагавой, я ничего ему грубого не сказал и плохого не сделал, потому извинятся я и не должен. То, что он забыл, как оскорбил меня, лишь показывает, как поверхностно Солнце ко мне относится. Ничего удивительного, действительно я общаюсь только с тобой и Хаято, — хотя Гокудера обращает на него внимание только, когда в чём-то подозревает, в остальное время лишь играя доброго друга Натсу; Хибари кажется единственным в семье Аллерон, кто смотрит на него, желает помочь. Тсунаёши Натсу нужно было о замене сообщить Хибари Кёе, а не Хаято. Хотя там были бы проблемы с чувствами Гокудеры, а здесь — с отношением Хибари. Натсу думал, что его Хибари Кёя поймает и у него всё равно будет два помощника? Да его убьёт этот бесстрастный мужчина напротив, если поймает его на лжи. Он слишком близко с Кёей общается.       Разговор бесит — мгновенно просто взбесил, потому нет ничего удивительного, что он без слов уходит. Лёгкого поклона, как прощания, достаточно, чтобы так же резко, как прийти, удалиться. Хибари всё равно и без его «проблем» занят.       Шоичи нравится Сасагава, а ему нравится его друг; пока он здесь, если проверку пройдут, можно помочь Сасагаве вырасти — и это вся его милость к незнакомцу.       Вот бы не все обладатели солнечного пламени умерли, а минимум Сасагава. Солнце сегодня точно вновь к нему придёт, и именно поэтому книги укладываются на тумбочку, ближе к которой спит друг Натсу. С ним Сасагава спит, когда приезжает в дом. Нет смысла идти в его комнату. А ещё хранитель помешает читать документы, которые, кажется, никому не важны, ведь и ему они не важны. Никто не интересуется, что означает безразличие к прочитанному, ведь не может же Гокудера ему действительно доверять? Понятно, остальные ему верят, не зная, кто он, но Гокудера же в курсе! Сасагава вновь около одиннадцати придёт, помешав ему работать. Или не придёт, если не знает, где он. Тсуна и его не будет искать — всё это значит не тратить время. И так много потратил, общаясь с Хибари.       Сасагава уехал — такая мысль точно не предположение, и появляется она, когда Тсуна со вздохом, почти в два идёт к себе в комнату. Сасагава должен спать уже у него на кровати, но в комнате никого нет. Савада даже посветил фонариком, когда лёг, не почувствовав чужое присутствие: он в постели один.       Ничего в этом страшного нет: даже хорошо — никто лишний не лежит рядом. Но ещё это значит, что завтра спарринга (и извинения) не будет, как и поездку в город, так как нужно же отвезти книги. А ещё завтра вообще-то дождь целый день лить будет: хотел же его Такеши к морю свозить. Он не Натсу — плавать он не умеет, или, вернее, тело позабыло, как оставаться на плаву. Вероятно, в тот день, когда он увидел мёртвого учителя, ведь именно Тсуёши научил его плавать. Если можно так назвать утаскивание на глубину (для подростка), чтобы потом оставить в воде, самому плавая где-то рядом. Разумеется, он, паникуя, в спешке барахтался в направлении Тсуёши, а этот ублюдок, смеясь, от него уплывал. В конце того дня они добрались до берега, где его спросили, понравилось ли ему плавать.       Нет, не понравилось, страшно было. Однако больше он не тонул, войдя в воду, как потонул, пытаясь с друзьями покупаться уже после смерти Тсуёши. Внутренний барьер, мешающий помнить выученное. Это, скорее всего, исчезло бы, как в готовке, пытаясь он побороть свои страхи.       Раз Сасагавы в постели нет, то Тсуна с наслаждением провёл ночь в картотеке, вернувшись уже к утру в постель. А к семи — обратно в кабинет. Пусть Гокудеры нет и его искать бы не стали, в столовую было принято решение всё же сходить. Ему тоже не нравится свой тощий вид, и, в этот раз, учитывая, как близки они с Хибари (тот предлагал помощь), может, спросить, есть ли у того документы из картотеки в электронном виде? Солгать о потере памяти, и…       Сасагава, стоило ему открыть дверь в обеденную (сейчас где-то восемь-двенадцать: за ним, как он и думал, никто не пришёл), никуда не уезжал. Сидит за обеденным столом (со спины узнал), рядом с Ямамото. И Хибари, конечно, в комнате; но главное, что Сасагава в доме, когда должен быть в городе!       — Почему… — только присев за стол, на своё место, что через два стула от Сасагавы, немного неуверенно начинает Савада. — Почему ты сегодня не спал со мной?       Вопрос странный — Тсуна уже подумал об этом, прервавшись на первом слове. Он не сводил глаз с безразличного мужчины, друга его работодателя. — Я думал, ты уехал. — Сасагава всегда, с момента приезда в этот дом, когда он сам дома, приходит в комнату Натсу и спит на постели Натсу. Странно это и вовсе не вошло в привычку, однако изменение устоявшегося удивило.       Если бы Сасагава вошёл в его комнату к утру или там, в три-четыре ночи, трудно было бы объяснить, где он был или что делал, однако это произносить нельзя. Потому, отпустив взгляд на стол, Савада лишь сообщает местоположение привезённых книг, о которых просили. Это оправдание не помешало почувствовать себя идиотом, ведь спрашивать про совместный сон у Сасагавы.! Ну, любому нормальному мужчине ненормально спать вместе с другим мужчиной, если только они не любовники. Ребёнку с отцом ещё ладно: мало ли, отец-одиночка? Но как у них.? Сасагава мало того, что ему никто, так ещё обнимается во сне! Не будь у них с Гокудерой контракта (Натсу тоже позволял спать с собой?), Сасагава бы с ним не спал. Убил бы, если б его не защищал Шоичи.       Смешок, видно, из-за его вопроса, срывается с губ Такеши, но он ничего не говорит, продолжая завтракать. Даже взгляда, казалось, на него не бросая. Сасагава же поднимает голову, позволяя увидеть спокойствие, без тени сна, в глазах.       — Я сегодня не спал, — ни капли не насмехаясь, срывает ложь, которая не может не удивлять, но эту эмоцию, видать, не так поняли: считают, что его можно обмануть — отчего не стесняясь смотрят на него и лгут. — В следующий раз я… обязательно приду, — это, кстати, тоже ложь, которая произносится с лёгким колебанием и последующим возвращением внимания на еду. А потом Сасагава, словно что-то понимая, замирает. Глаза Солнца на секунду расширились, чтобы в следующую он покосился на Тсуну, и, увидев его, ещё не отводившего внимание, вздохнув, отвернуться. Но такое разнообразие эмоций не связано с предположением о наличии у него пламени — шестое чувство отвергает его мысли.       А Сасагава уже уходит; так похоже на него, когда ему неприятно было есть в присутствии остальных, и сейчас этот неприятель, испортивший аппетит, похоже, именно он. До его присутствия (вопроса), может, и молчаливо ели, но ели же, а сейчас… из-за чего-то обиделись. И причина не может быть в вопросе. Сасагава же сам к нему приходит, вещи свои перенёс.       Ямамото, когда он встал из-за стола, не съев и крошки, сегодня его не останавливает, хотя чувствуется, бросил взгляд, стоило уйти вслед за Сасагавой. Через каких-то десяток секунд. Плевать, конечно, на этого урода, аппетит у него точно не испортился, однако одно дело, когда он специально ссорится, а другое — когда с ничего решили с ним поссориться. Он виновник испорченного настроения — это явно, и если в случае с Такеши тот сам к какой-то хрени пришёл, то в данной ситуации если и Сасагава что-то там себе вообразил, это связано с ним, а не Натсу. Раньше же нормально с ним общался! А сейчас, как видно, со средней скоростью шагает по первому этажу; есть предположение, куда он направился.       Губы Сасагавы немного поджаты, выражая ими и нахмуренными бровями недовольство. На него, похоже, с ни за что обиделись. Шестое чувство отрицает вину Хибари в происходящей хрени.       — И что я сделал? — прямо спрашивает Савада, стоит только поравняться и оценить чужое выражение лица.       Сасагава, идущий рядом с ним пару шагов, его не заметил, но тем не менее, сильно и не удивился его присутствию. Его губы только на мгновение сильнее поджались, чтобы в следующее мгновение сложиться в улыбку.       Эти изменения произошли реально быстро; быстрее, чем мелькают мысли. Скорее, со скоростью моргания, которое повторяется за минуту десятки раз, но ты его ни разу не замечаешь.       — Ничего ты не сделал! — с каплей смеха отвечает Сасагава, остановившись. — У меня просто появились дела! Не переживай! Возвращайся!       Голос у Сасагавы немного громкий; а ещё врач, вроде как, врать не умеет. Слышно, когда тот лжёт. Вот и сейчас без тени смущения его пытается громогласно обмануть — даже за плечи схватил и тут же развернул, легко толкнув в спину с напутствием идти есть.       Драки сегодня, похоже, не будет.       — Мне жаль. — не сдвинувшись с места от толчка и даже не наклонившись, произносит Савада, не глядя на своего собеседника. Сзади его подтолкнули второй раз, но всё ещё на него смотрят: взгляд чувствуется. — Что бы я ни сделал, мне искренне жаль.       Сасагава ему не нравится; если обижать, то хочется только так, как планируешь, а не как-то странно вроде сегодняшней ссоры, о которой ничего и не знаешь. Сасагава, конечно, урод, но сегодня прям превзошёл себя; когда Тсуна покидал комнату была причина этого, а с сейчас же — никаких предпосылок к уходу. Он спросил про обыденные вещи!       — Ты ничего не сделал, — с какой-то непонятой мягкостью произносятся слова, и, кажется, из-за того, что его лицо не видят, находится храбрость (?) произнести причину их нынешних отношений:       — На самом деле тебе же не нравится, что я сплю с тобой? Лезу в твоё личное пространство…       «У него мозги появились?» — мысль, а губы так и хотят сложиться в улыбку полного счастья: это причина весьма неплоха. Знай о ней ранее, продолжил бы завтракать.       — Нет, — бесстрастно просит Савада, чувствуя, как раз или два дёрнулись губы почти как показ его эмоции, — мне действительно безразлично, спишь ты со мной или у себя, — он ведь не спит, потому может защитить себя. Таблетку, кстати, нужно будет выпить. — Эта глупость не станет причиной моей к тебе неприязни. Не избегай меня. — хотя продолжи Сасагава не спать с ним, будет замечательно, но, если он позволит ссоре жить, Гокудера, вернувшись, с ним не мягко обойдётся. — Не знаю, откуда у тебя возникла эта мысль, но мне полностью без…       — Тогда как я задел тебя? — слова мягки, хотя его и перебивают, и они, разумеется, удивляют. Хибари сказал, что забыл, но чтоб даже новые причины найти и…       — С чего ты взял, что как-то меня обидел? — Хибари ничего Сасагаве не передавал, шестое чувство в этом уверено; да это и так понятно, ведь если бы говорил, то сказал бы всё, а не какую-то чушь. Но Хибари Кёя ничего не сказал, все мысли Рëхея — его воображение. Он даже не спрашивал у Хибари причину неприязни! Такеши, мгновенно стало ясно, подкинул мысль о совместном сне как причине неприязни. И как только понял о его чувствах? Сам же нихрена в нём не замечает.       Молчание виснет, демонстрируя, вероятно, размышление — сказать или нет — а потом он обернулся, и стало ясно, что на него уже не смотрят. Сасагава сжал губы, сильнее нахмурился; хоть и смотрит на Тсуну, его внимание не чувствуется. Мелькнула идея вновь отвернуться, но она была отброшена. Сасагава вздохнул.       — Ты… всегда с негативом относишься к моим словам. — на самом деле, не всегда, но ладно. — Я думал, ты всегда такой, со всеми, но Ямамото спросил, что я сделал, и я понял: нет, не со всеми. Ты не как та девчонка из людей Хибари, я действительно что-то тебе сделал.       Глаза Сасагавы полны холода, правда, без негатива, как анализ и констатация факта одновременно; а ещё, Тсуна уверен, та девчонка, которую упомянули — это его дочь. Их поведение показалось похожим, и это приподняло настроение, ведь, считай, хорошие вещи о нём и его дочурке произнёс!       — Извини! Не знаю, что я сделал, но извини! Больше я никогда такого… — а как можно утверждать, если не знает? Такая, видно, мелькает мысль и у Сасагавы, вот тот и замолчал на полуслове. Не обидно, но неприятно. Действительно не помнит.       — Я красивый? — повернувшись всем телом, а не частично, с лёгким безразличием интересуется Савада: ответ-то уже известен. Сасагава от его вопроса изменился в лице. Лёгкое сомнение разуме Натсу, скорее, у него появилось; спрашивать такой вопрос у мужчины реально странно. Они же не видят друг в друге того, с кем когда-либо будут трахаться. Сасагава, вроде, ещё и с девушкой встречается. — Нет, не то, — дёргание головой сбивает с мысли собеседника, а не себя, понявшего правильно вопрос. — Ты спишь со мной, потому ты точно видел моё тело, — дохлое, ведь ты предложил его накачать. В силу ещё не веришь. — Скажи, по-твоему, я смог бы соблазнить женщину и, раз уже на то пошло, мужчину? Мне безразлично, спишь ли ты со мной или нет, Рёхей, но я бы на твоём месте иногда думал, к кому в постель лечь. Я и мужчин нахожу соблазнительными.       Чему, как он видит, Сасагава не удивляется, хоть на лице того вроде как застыло удивление, но это может быть лишь удивление глупыми вопросами.       — Ты выглядишь, как девушка, — прямо отвечает Сасагава, и вроде не насмехается, серьёзен. — Худой, меньше меня и ни еди… ного шрама на теле — мужчину тебе легко соблазнить. — Этот, ублюдок за кого его принимает? — а вот женщин… Ты очень популярен у женщин. Ты спишь с мужчинами? — сука, он на секунду подумал, что его оскорбляют, а этот… проговаривая похвалу, что-то, кажется, понял. Запнулся на шрамах, хотя точно их не видел. У Натсу есть шрамы? На спине там, допустим? В том месте, где он тату тело покрыл?       Сасагава не притворяется, солгал о шрамах, но слова в ложь превратились на середине, и Натсу реально с многими женщинами, по мнению Сасагавы, общался. И с мужиками не спит. Хоть он похож на девушку, тоже по мнению собеседника. На свой возраст, походу, не выглядит, вот и не как женщина.       Сасагава им не соблазнён (он и не соблазнял), кажется, даже и не думал о сне не просто с ним, а с любым мужчиной в сексуальном плане, из-за чего, похоже, и не воспринимает их совместные сны как что-то странное.       Всё равно урод.       — Да, Рёхей, я иногда трахаюсь с мужчинами, и хочу переспать с Хаято, — его слова, кстати, не удивили; их знали, но всё равно посмотрели на него с краем не лживых — нет — эмоций. Сасагава знал, что он спит с мужчинами (о нём этого знать не мог) и испытывает желание переспать с Гокудерой (а вот это уже в нём заметили), но будто бы понял и сразу это из головы выбросил, как не волнующее его. Сасагава с силой бьёт по плечам, как в поддержке.       — Не волнуйся, меня не тронет, даже если ты влюбишься в меня! — это поддержка точно должна поднять ему настроение. — Я нахожу странным такие отношения, но я не буду тебя обзывать или ругать, начни ты спать с Гокудерой, — и во «сне» не сомневаются. — Он, конечно, порой резкий и грубый, но я уверен, ты сможешь позаботиться о нём! Ты выглядишь весьма мягким! — когда тогда такой спортивный (накаченный и популярный у женщин) мужчина говорит, что ты в постели будешь сверху, когда ты тощий (и на внешность слабый), а предполагаемый партнёр жестокий убийца, не удивиться и не возликовать, каким же на самом деле его сильным видят, не получается. Сасагава серьёзен: его слова заставляют радоваться. — после твоего приезда он словно успокоился. Меня ты тоже заставляешь чувствовать себя в безопасности. Рядом с тобой хорошо спится…       Вначале Сасагава говорил весьма громко, но под конец слова как будто затихли в размышлении; ко всему прочему, пришло знание, что спали не с ним не потому что так хотели. Потому что уснули от тонфа Хибари, который бросил друга в комнате. Притащив, кстати, за шкирку, не так вежливо, как таскал когда-то его. Сасагава странный… Но, походу, его не оскорблял. Раздражён, видать, был прерванной тренировкой. А ещё когда-то очень внимательно на него «спящего» смотрел, губ касался. Либо скрытый гей, либо действительно очень сильно соскучился по Натсу.       Сасагава к нему ни одного чувства романтического не испытывает. Другом видит, но далёким — будто он друг близкому к нему, отчего и важен. Он дорог Ямамото, Гокудере (слабее он Гокудере дорог, чем Ямамото). Сасагава испытывает раздражение к нему, сожаление и благодарность. Все чувства незначительны, как капли дождя на окнах. В городе, вероятно, дождь сильнее; чё он вообще в этом идиоте опасного для своей пятой точки нашёл? Сасагава его как партнёра не видит и считает, что он трахать Гокудеру будет (так и есть, у этого друга Натсу хорошее зрение)!       — Раз я понял, что неправильно немного видел тебя, давай друг друга простим и вернёмся к завтраку? Я немного голоден… — его улыбка жалка, но и её хватает (или это из-за слов?), чтобы руки Сасагавы отлипли от его бедных, поломанных теперь плеч и ему в лицо выкрикнули «хорошо». Можно было и не кричать; вообще-то, у него правда просили прощения, потому всё нормально, если кто может и не все, но некоторые выкрики Сасагавы уловил. Их, возможно, слышали многие, ведь Сасагава много говорил крайне громко. Замерли они в шагах восьми от обеденной, так что раз напротив двери, когда он общался, ничего не услышали, то и сейчас не смогут.       Ямамото лишь чуть нахмурился, когда уселись они за стол, попроси Сасагава разрешение не сражаться с ним; после согласия врач криво улыбнулся и извинился, что не сможет свозить его на море, как обещал. Сказал, что, если бы знал об изменении погоды вчера, то повёз, извинившись перед Ламбо. После оправдания за погоду Ямамото нахмурился; Хибари, кажется, на пару мгновений замер: похоже, услышав, ведь окон в комнате нет, изменившуюся погоду не увидеть.       Не обращая внимания на окружение, Сасагава, возможно, был достаточно внимателен на обратном пути, чтобы дождь на окнах заметить; или увидел, когда из обеденной вышел? Ямамото больше всех желает его свозить, потому и не была убрана просьба ещё раз погоду испортить в моменты заблуждения отсутствия Сасагавы.       — Я тебя как хочешь развлеку, пока мы будем заперты в доме! — ярко улыбается Сасагава, немного удивляя, а ещё заставляя вдохнуть. Он совсем не против, если после завтрака разойдутся. Спать, что ли, пойти? Видят выпитые таблетки и ничего (вновь) не говорят. Вероятно, думаю, что это переданные Тавано лекарства. Можно подавить на жалость.       — Игры… меня сейчас не особо интересуют, — пустая трата времени эти тупые игры с Аллерон, — но я был бы не против почитать. Не обещанные тебе книги, я просто… я понимаю, что это не совсем развлечение, но мне правда понравится поговорить о прочитанном. Если ты, конечно, приверженец схожей с моей веры. Я не столь…       — Японское верование? — врывается в диалог Такеши; похоже, тоже с ними сидеть будет, настроение ему портить — на игры точно соглашаться нельзя. Ещё с Сасагавой на нестандартные желания играть начнёт. — Этим только Хибари увлекается.       Услышав предположение, Сасагава после краткого внимания своему другу поджимает губы, чтобы потом вернуться к Натсу и извиниться, взгляд свой отводя и пряча в нём неудовлетворение; голос же мягкий, с нотой точно неприязни. Эта нота очень хорошо скрыта. Что-то точно негативное в голосе.       — Я католик. Извини.       Сасагава ещё и католик, охренеть! Впрочем, ублюдок совсем немного жил в Японии: понятно, почему привычную итальянцам веру принял.       — Я знаком с японским верованием, но в вере больше склоняюсь к католицизму, — вздыхает Савада, не веруя, что и этим ублюдок, помимо внешности, на Накла похож — спросить, что ли о генах? Он знает, что Киоко и её родственники потомки, и никакого Сасагавы Рёхея нет из тех четверых выживших! Этот Сасагава меньше чем на год старше Киоко, так быстро дети не рождаются. И он знает, что хоть у Сасагавы перед ним не фальшивая дата рождения, такой не может быть братом Киоко. Подруга говорила, что брат её родной, а учитывая даты рождения, известные ему Сасагавы не родственники. — Планировал почитать Энзо Бьянки, «знакомый» посоветовал — это к католической церкви относится книга, — потому новые книги о прощении Шоичи подогнал, чтобы помочь освободить разум от желания убить ни за что Сасагаву, о чём, конечно, не говорил, но так и до этой поездки книги ему не находил — он сам их искал. Или Юни. У него священных книг целая полка стоит дома. — У меня сейчас немного сбоят некие границы дозволенного, потому я планировал вновь просветиться. Священные писания вообще многое запрещают, и мне кажется, мне нужно напомнить себе запрещённое. — или, вернее, так сказал (по сообщениям) Шоичи, ради чего с вкусняшками к нему Наги и отправил: книги-то как привычно передал. А переданные Хранительницей купили, их нет в его библиотеке.       В его глазах он — эталон прощения и спокойствия, но вот в глазах Шоичи такого нет, из-за чего после желания убить Сасагаву, давно ещё, передал ему книги, а теперь с новым месяцем вновь пополнил коллекцию. Или, вернее, вчера решил передать, ибо его весь день «развлекал» ненавистный им Сасагава. Будет неплохо потратить не ночное время.       Сегодня на завтрак не молочная каша, не белая, но, чтобы там ни было, это точно после пирожного, сверху которого лежит клубника. Он недавно ел похожий, но не в этом месте. Здесь за месяц повторов нет. А если и повторяют блюдо, готовят словно по рецепту другого региона. Это немного меняет вкус и иногда внешний вид.       — Католицизм запрещает отношения между мужчинами? — этот вопрос произносится Такеши словно с каким-то с намёком, вовсе не забавляя.       — Как и большинство вер.       Хотя запреты никогда не мешали и священникам, и обычным людям делать неправильное. В Японии (в Азии в целом), к примеру, много книг неправильной ориентации, хоть это и наказуемо. Их чаще всего женщины пишут. И это точно не относится к священным писаниям, сколько бы там детишки и повзрослее ни говорили!       О прощении, разумеется, можно прочитать не только в католицизме; однако будучи в одном из своих обликов, он принял католицизм, потому больше к нему и склоняется. Книги этого верования Шоичи ему, видать, по той же причине подогнал.       — Склонение к католицизму связано с Нидзи? — вопрос звучит с очередным не интересным ему намёком, но уже от Сасагавы, и раз такой проявляют интерес к его словам, они буду книги читать?       Савада, не поднимая взгляда, продолжает ломать пирожное, не заинтересованный в разговоре.       — Немного? — в окружении Нидзи всё же есть интересующий его человек. — Первоначально книги были точкой соприкосновения, — как советовал ему когда-то Фонг, — затем учение мне казалось сближающим нас. Он всё же давно веру принял, много священных книг прочёл, но в итоге… — Деймон хоть и верующий, однако вовсе не приверженец написанных порядков. Прощения в нём, казалось, нет, убивает всех без разбора, а сейчас ещё и мужчину желает, что запрещено католицизмом, хотя в этой вере можно любить мужчинам друг друга, но вот спать запрещено. Это он неправильный приверженец веры, не друг. — мне кажется, меня затащили в этот католический бред, — «заставив» принять веру. — Подозреваю, ему просто было весело смеяться надо мной.       Он вот вообще не планировал с Папой Римским связь налаживать, которую в другом облике наладил, без колебания убив предыдущего Папу, направляющего своих последователей на его поиски-убийство-похищение. Своя жизнь всегда важнее всего!       — Господин Нидзи так бы не поступил, — с явной неприязнью звучат слова, — ты просто неправильно его понял!       Рёхей, перед своими словами, ударил ладонью по столу: и хоть об этом предупредило чутьё, из-за чего налитое ему кофе заранее было взято как для глотка, эти слова не могут не удивить. Его удивление вроде явное. На лице Такеши застыла усмешка, полная забавы, а Сасагава смотрит на него, будто бы он слово своё не сдержал. На глазах солнечного обладателя вновь о кумире плохое произнёс.       Сасагава не просто ударил по столу, он ещё привстал, над ним, разумеется, не нависая, и над столом тоже. С места не сдвинулся, стоя просто выражает недовольство. Стул с неким скрипом отодвинулся. Сейчас на него зыркают, явно ожидая извинений.       — А как…? — хочется сказать об интересе к причастности Нидзи к сказанному, но вопрос прерывается не интересной ему защитой, среди которой замечаются, конечно, обвинения в наговаривании, как и в напоминании не всесилия Нидзи; но всё равно это бред! Однако, учитывая произнесённое Натсу, его действительно могли неправильно понять.       Савада делает глоток кофе.       — Я не говорил о Нидзи. — чашечка с напитком ставится без звука, как положено, и, наверное, так же тихо стало за столом. Хочется смеяться, но его слова вроде как и без этого разрезают тишину. — Сказал, что интерес к католицизму частично связан с Джотто Нидзи только потому, что встретился с человеком, из-за которого к католицизму склоняюсь во Франции, в которой популярен твой кумир, — больница Деймона в Пуатье находится, — сам тот мой знакомый веру принял в Ватикане, где Джотто Нидзи признали святым. — правда, веков пару до этого события. — Я… мне, вернее, очень сложно говорить о твоём кумире без негатива; раз я дал тебе слово не оскорблять его на твоих глазах, я не стал бы о нём разговаривать. Помимо твоего кумира, я знаю десятки католиков, знакомых со мной и в целом живущих, — хоть вся Италия. Здесь много приверженцев этой веры.       Он ещё понимает, как разговор о книгах в его мыслях склонился к Деймону, но как в мыслях Сасагавы разговор склонился к Джотто Нидзи? Из-за того, что святым признали и они типа о священных книг болтают? Бред. Шоичи не настолько просвещён, чтобы книги ему нужные подобрать. Знает, что о прощении говорится почти во всех, вот и заказал ему парочку — вероятно, мельком посмотрев, если хоть открыл страницу.       — Я понимаю, что моя репутация в твоих глазах весьма низкая, Рёхей, но попрошу тебя всё же воздержаться от пустых обвинений. Я редко нарушаю добровольно взятые обещания, — например, как обещание Гокудеры Хаято, которое он взял и пока не нарушил и даже не планирует. Планировал, отправил бы кого-то, а так сам, если что и нарушит, то и проблемы, связанные с нарушением, уберёт.       Он лишь планировал в поездке, если бы они поехали, потратить немного времени на чтение о чём говорит, скрывая мысли, что никуда они бы не поехали. Дождь бы не шёл реши он съездить с друзьями Натсу на море.       — Мне весьма быстро вчера пришла доставка, потому, помимо заказанных тебе книг, я заказал и себе парочку. Меня не настолько интересует твой кумир, чтобы учиться у него верой или из-за него этим просвещаться.       Для него Джотто Нидзи — мусор, что произнести очень хочется, но нельзя; слова о своей будущей обиде, продолжи на него наезжать Сасагава, тоже гасятся. Этот придурок ему в целом не нравится, больше минусов или меньше холода (и отвращения) в его мыслях не уберёт.       Сасагава нахмурился от его слов и, будто ничего не произошло, присаживается, продолжая трапезу. Извинения не звучат, как и не звучат хоть какие-то слова после за столом. Плевать на отсутствия любопытства (а им, походу, Натсу особо и не интересен) из-за которого, причина ухода отсутствует. Приходится съесть помимо пирожного и нормальный завтрак, раз конфликта нет, но более минусов, кроме самого Сасагавы, и нет. Когда он, поевший и явно собравшийся продолжать работу, пришёл в кабинет, получилось увидеть через пару минут врача Натсу, отвлёкшего его попыткой выдернуть книгу из его рук, ведь он вовсе не шутил, что планировал почитать! Хочется, конечно, работу закончить, но, учитывая давний сон, грохнуть Сасагаву хочется больше.       — Ты долго, — просто произносит Савада, вставая следом за словами. Спрятался за документами, хотя ожидал: шестое чувство предупредило о приходе, захоти он только за документы взяться. — Пройдём в красную гостиную? — туда он уже попросил Оливию принести им сладости часа через два. Кому такие просьбы отправлять, он не знает, а это подчинённая Такеши ему желание должна. Кто-то такие указания точно должен выполнять, Хаято же их заказывает.       Сасагава, как он видит по явно его такой пассивности, согласия не предусмотрел; немного удивлён, а заметив его внимание, усмехнулся.       — Я думал, ты в комнату придёшь, — произносит врач, говоря, походу, о месте, где ждал его, — почему там?       Несмотря на вопрос, Сасагава идёт вперёд и не мешает ему идти в упомянутую комнату, где-то краем забавляя своими действиями и словами.       — Близко к кабинету и к нашей комнате, — или, вернее, близко к его комнате, но вот Сасагава спит с ним. Он не знает, где комната Сасагавы; даже на каком этаже, понятия не имеет. — Ближе, чем жёлтая гостиная, — что вероятно гостиная Сасагавы, которая находится в западном крыле третьего этажа, когда как красная гостиная ближе метров на пять, чем жёлтая, к его кабинету и больше чем на десять ближе к его комнате. Как раз мимо спальни пройти нужно, чтобы в красную гостиную попасть.       Выслушав его причины, протеста Сасагава не выказывает, просит лишь минуту подождать, пока заходит в его (не их!) комнату за поставленными на прикроватной тумбочке книгами. Две взял, ведь на них не написано, какая — первая часть, о чём и спросил, когда они уселись по разные стороны стола. Свет они не включали, из окон поступает достаточно.       — Как стать к тебе таким же близким, как Хибари? — открыв книгу, спрашивает Сасагава, удивляя и вопросом, и тем, что, выглядя незаинтересованным, таким ненужным делом интересуется.       — Кёя ко мне не очень близок, — хотя, конечно, Сасагава видел, как они с Хибари только вдвоём его праздник отмечали, вдвоём всё подготовили, и видел, как они «игрались» с Хибари, «разыграв» для других ссору. Как скорее всего, подумали.       Ответ вызывает лёгкое дёргание губ, но Сасагава, вроде, этого не видел — не посмотрел на него, открывшего книгу, как чувствуется, однако забаву в тоне, вероятно, услышал. Сасагава Рёхей такой же глупый, задавая этот вопрос, как и Ямамото с Гокудерой. Идиоты, заблуждающиеся в его личности.       — Может и так, — спокойно звучит согласие, вновь удивляя: сомнения в сказанном нет, которое всегда пребывает в согласии Такеши об их с Хибари хладных отношений. — Но сейчас он ближе к тебе, чем кто-либо, как мне кажется. Как заслужить такое же твоё доверие?       Сасагава редко бывает дома и ничего, считай, об их с Хибари отношениях не знает, но наверняка понял, что единственный, с кем он так же, как ранее, близок, это Хибари — со слов других. Так заблуждается Ямамото, и так не может думать Гокудера, воображая, вероятно, какой-то бред. Но Гокудера ничего о нём не стал бы своему другу говорить, не выгодно это, а значит, как и с сегодняшним недопониманием, Такеши произнёс нафантазированную чушь.       — Кёя сквозь пальцы смотрит на мои слова и поступки, — не видя причины промолчать, Савада говорит очевидное, такое точно никто другой из Аллерон делать не будет. Хотя может, ещё Ямамото, клятва верности — тому причина. — Он очень много мне помогает, — дочь его оберегал, пока он глупостями занимался, — защищает меня даже от наших общих друзей и знакомых, — или как ещё назвать того запрет на выяснение его настоящей личности? Тетсуя точно по приказу (просьбе?) Хибари о нём не разболтал. Хару из принципа могла ничего не произнести, разум-то он давно её защитил. — И, без всего произнесённого, Кёя очень хорошо обо мне заботится, — уже как о Натсу. — Я не могу ответить на такую искренность негативом.       Хибари Кёя может проверку провалить, и тогда придётся мужчину убить, несмотря на всё своё нежелание, однако сын Затмения и не знает сейчас, как тонка дорога, по которой тот ходит. Хибари Кёя не должен был ни защищать его, ни помогать ему или его дочери, но делал это. Убийство такого друга работодателя точно попадёт в копилку тех убийств, о которых он сожалеет. Пока в такой копилке их два.       На его весьма длинный ответ Сасагава в лице не меняется — с, кажется, интересом читает дневник Инноченти. Игнорирует минимум внешний вид, хотя о том, почему обложка грязная, в курсе только он и Хибари, который ничего своему другу не сказал, как он знает. Лицо сидящего напротив мужчины бесстрастно, но точно в книгу смотрит и содержимое читает. Интересно, поверит ли в сказанное, а если нет, причину сам надумает или спросит совета у Ямамото? Хибари Кёя, если внимательно посмотреть, странный. Что в прошлом неожиданно поступил, что сейчас своими поступками удивляет. Не будь он «избранным» в глазах Хибари, точно бы посчитал произнесённую характеристику бредом. Сам вначале думал об издевательствах, когда его просто проверяли…       Само название книги («Дар и прощение») говорит, почему Шоичи ему её купил, но, если посмотреть глубину, ничего нового не находится. В плане, десятки слов из других более популярных книг, слова Иоанна, Луки и других монахов, святых и причастных к церквям, и всё это описывается Энзо Бьянки, трактующим сказанное другими людьми на свой лад. Ничего нового, но всё очень нужное.       Сострадание, прощение, вера, любовь к ближним — когда-то Деймон некоторые похожие книги наизусть зачитывал. Узнал Тсуна о них, потому что именно рассказанные ему другом когда-то обсуждал Деймон со своей возлюбленной. Хранитель Джотто Вонголы, этот мудрый старик, когда желает того, очень очаровательный мужчина. В прошлом актёр, глупый юноша, не мог не влюбиться в такую очаровательную фигуру. Не ненавидеть, конечно, тоже не мог, но заботой о нём Деймон точно растворил ненависть. Сперва, естественно, был интерес и скука из-за множественного бессмысленного убийства, но потом и интерес, любопытство и только после желание помочь. Жажда понять обернулась когда-то походами и по соборам, иногда посещаемым иллюзионистом, да и Юни — приверженка католической церкви, как Джотто и его Хранитель Солнца, так похожий на сидящего напротив мужчину. Читать Тсуна любит и очень сильно: много книг может не подглядывая озвучить, и хоть среди них священные писания составляют не один десяток, именно этот «жанр» — один из самых нелюбимых.       Стоило только мыслям уйти в сторону от содержимого, как загибается сверху уголок книги, которая следом прикрывается. Всё равно Сасагава не обращает внимания на него, сидит, раздвинув ноги (видать чувствует себя рядом с ним весьма неплохо раз такая открытая поза), и, нахмурившись, читает. Не может, видать, понять прочитанное, или, наоборот, он заинтересован, раз вчитывается. В первом томе у Инноченти новой информации мало — больше теории, предположения известного уже учёного о других путях в исследованиях. Страниц в книге больше четырёрсот, а первая сотня немного лишь касается попыток исследования. Всё там проваленное, и подробностей на самом деле мало; цитат много. И он тут должен сидеть, пока этот врач всё не прочтёт, да?       Разувшись, Тсуна ложится на диван, открывая переписку в телефоне, ведь читать сейчас полезное не стоит — ещё потеряется. Хане, как самой любопытной о Сасагаве (схожее имя с Киоко не понравилось, как сказала; поставила на Кёю, знает его вкусы, с её слов), была описана в смс нынешняя ситуация, своя ловушка. За кого голосуют подруги, мало трогает: ему же решать, с кем будет встречаться; и вообще он отсюда скоро (через чуть больше двух месяцев) уедет. Месяц почти прошёл в семье Аллерон, и он ничего, считай, не добился. Дурак, которой попусту тратит время…       Шоичи прислал отчёт о делах ребят Хибари, и скажи он Сасагаве, какую именно ему того друг поддержку оказывает, поверил бы? Помешал? Друзья работодателя все бесполезны, такую угрозу (его) близко подпустили. Не заметили фальши!       Для тебя дать сложную книгу — ловушка? — через пару минут, когда он уже на мангу переключился, присылает Хана сообщение, что высветилось сверху экрана.       Тсунаёши, так с детьми всего мира поступают. — Хана права, конечно, но он же не издевательства ради книги дал, о чём сообщается, но вот его лучшая подруга на то и лучшая, чтобы так легко не обмануться. Точнее, ранее он упоминал об авторе данной книги, вот и не купились. Вероятно. А какая ещё может быть причина?       Ты поставишь Сасагаву в более неудобное положение, объясни им всё непонятое, ведь идиот врач как Инноченти. Ты, не разбирающий в медицине, должен быть глупее, и Сасагава почувствует себя неприятно, окажись всё наоборот.       Его подруги знают о его ненависти к солнечным обладателям, им не столь давно было была сброшена если не вся биография, но частично и информация о пламени каждого главного в семье. Захотели ведь тщательней посмотреть на кандидатов в его партнёры! Бред, конечно, но Киоко всё равно свой голос не убрала, хоть и понять должна была ненависть к Сасагаве Рёхею. Забавно, что они хотели рассмотреть всех состоящих в семье, но отвергли не главных её членов из-за возможного неодобрения именно вышестоящих лиц, ведь он притворяется! Главы как раз с многими своими подчинёнными спят, девушек в семье много — однако ему в кандидаты ни одну девушку не рассмотрели, хоть он и сбросил досье нескольких умелых красавиц. За Наги он из принципа голосовал (его Хранительница слабо на себя похожа, как член семьи Аллерон), но эту кандидатуру заблокировали простым путём сдачи фото его Хранительнице. Наги сама ему это вчера рассказала. Иллюзионистку, похоже, действительно сочли возможным его партнёром, а вот с остальными прикалываются, раз никому из семьи не сообщили.       А впрочем, Хана права — чего это там он решил текстом добиться? Заставить сомневаться в своих способностях действительно будет лучшим вмешательством в прочитанное, и объяснение, если не понял. Сасагава точно не понял. Что-то понять мог, начитан ведь, но всё расставить по полочкам не может: в начале много ссылок на других известных учёных, имена которых не озвучиваются. Эти непонятные моменты ему Верде объяснял, хоть сам книгу Инноченти никогда в руки не брал. Даже не хотел. Не заинтересованный переигрывать в ненужной тому сфере, как сказал, но Сасагава не Верде — друг Натсу все ссылки (прям как он) понять не может. Или он недооценивает мужчину, переоценивая себя, свой ум!       — Помощь нужна? — отправляя благодарность подруге за совет, которым он сейчас воспользуется, спрашивает Савада, ведь даже поменяй он позу, не обратили внимание, а значит, его свободу от чтения не заметили. Вероятно, без слов внимание не достичь.       Молчание — «ответ» на вопрос, но скорее это просто размышление, за время которого Хана присылает обычное «удачи». Ему все его друзья нравятся, но лучшие подруги нравятся сильнее всего!       Сасагава точно колебался секунду-другую из-за его позы — задержал ответ и на нём внимание, видать, из-за неожиданности, что он в телефоне сидит вместо чтения.       — Тебе не жаль отдавать мне книги? — бесстрастно произносит Сасагава. — Они же написаны Инноченти. — Хибари ничего Сасагаве не говорил, шестое чувство в этом уверено, и из-за своего удивления как раз оказывается внимание не интересному ему мужчине. Что Сасагава поймёт, не ожидалось. Тот всё также бесстрастен, как ранее; хмурость плавно исчезла или, вернее, её не было, когда он посмотрел на собеседника после непоказанного удивления из-за знания автора книги. — Их в продаже я не видел.       Сасагава до взятия книг в руки заказ сделал — чутьём, в этом он уверен. Ту книгу, которую упомянули, купили не вчера-сегодня — намного раньше! Сасагава поэтому, видать, нахмурившись, читал. Вспомнить некогда прочитанное, походу, пытался или недоволен его подарком, порчей столь драгоценного имущества.       Мысль, что его обвиняют хоть в голове и, вероятно, позже вслух во внешнем виде чужих трудов, забавляет; Савада весьма резко приседает, подтягивая к груди колено левой ноги, правой касаясь кончиками пальцев кофра. Так кажется поза более пренебрежительной.       — Я не отдаю тебе книгу, а дарю — я «редко» делаю дорогие подарки, — с его состоянием просто позорно дарить дешёвые подарки. Он, как многие состоятельные люди, присылает конверт с деньгами парам, приглашающим его на свадьбу — бесполезные траты, нужные для репутации. Самому приходить затратно по времени. — Книга под твоей рукой ненамного ценнее книги, подаренной тебе на день рождения, — ведь одна из подаренных (самая ценная из ранее отданных), что стоит не больше торта — описывает настоящую биографию Нидзи; книга — средняя по популярности. Зная приблизительную стоимость подаренных им книг на день рождения, Сасагава неправильно его поймёт, ошибётся в выводе. — Но, конечно, же ты не осознал ценность ранних подарков, потому что видел десятки подобных.       Про Нидзи пишут много и многие, ни одну книгу или фильм Нидзи не признал, как достоверный и сам автобиографию не выпускал, подавая в суд на перешедших границу авторов. Какие существуют границы, Джотто Нидзи никогда не озвучивал, до этого люди сами додумывались.       Ранее (ещё и вчера) он многое плохое говорил о кумире собеседника, потому отсутствие веры в его хорошие намерения понятны, они не осуждаются, и именно потому что Сасагава ему не верит, на губах — улыбка, а вся поза проецирует насмешку.       — Этот мусор в твоих руках такая же, как подаренная тебе ранее бесполезность — лучше выброси. Её написал не твой кумир.       Инноченти прославился намного позже, чем закончил писать книгу в руках Сасагавы— при написании второй книги, что можно понять по мелькающим трудностям в записях. Чувства понимаются не словами, а почерком. Известным Инноченти стал писать третью книгу, ту, которую Сасагава ещё не видел — почерк в ней более ровный, чем в показанных двух. Третью книгу он тоже отдаст, раз догадался.       Он сейчас Тсунаёши Натсу и не должен быть грубым со своим другом, а также он, как Натсу, сомнительно что деньги в пустоту тратит. Это его забавляет растрачивать ненужное ему богатство, зарабатывать хорошее общественное мнение; а преступность не такая хорошая, как он. Он имеет право давать такие советы и даже без лжи говорит, что обменял книги в прошлом за какие-то десяток лир: и какая же собственность Инноченти будет стоить так дёшево? На этот вопрос ответа у Сасагавы нет, как и лжи в его словах, ведь он не лжёт. Два листа и немного чернил на ней — такова была трата на написания формулы дорого лекарства, но откуда собеседнику это знать?       Сасагава чуть, почти незаметно поджимает губы, как в досаде, и в эти же мгновения хмурится, из-за чего выглядеть стал весьма задумчивым. Вовсе не испытавшим какие-то неприятные чувства.       — Хибари пони…? А, да, понимает, — эти слова почти бубнятся под нос, и о чём они, понятия нет; между опусканием взгляда и возвращением на него внимания проходит всего мгновение. — Я оставлю книги, подаренные тобой, попытаюсь поверить в их ценность. Я не понимаю тебя, но я верю тебе. Ты очень хороший человек.       Похвала не то, что ожидается услышать, но, наверное, воображать и не стоит. Натсу с Сасагавой много знаком, нормальные друзья друг друга не оскорбляют, за хорошее цепляются! Сасагава не солгал о вере, но автором книги в своей руке всё ещё считает Инноченти. Не одурманили его слова, их посчитали верными, просто сокрытые непонятной истиной. Словно их писал кто-то иной, со слов профессора записывая строки.       Проговорив весьма хорошую речь, Сасагава снова обращается к книге, так и не сказав о неправильном в его поведении и не задав вопрос о сообщении, если понял, правда, что он в телефоне делал. Сообщения в сети звука не издают, так безопаснее; у Натсу могли быть сотни причин заглядывать в телефон: могло за время того отсутствия скопиться десятки знакомых. Воображать о чужой доброте не стоит. Сасагава, он знает, планировал, дочитав книги, подаренные на день рождения, убрать в угол, что значило почти что выбросить. Вероятно, это сделали бы даже раньше. Весьма «оскорбляющая» биография Нидзи подарена.        — Так у тебя есть проблемы в понимании прочитанного? Я могу помочь.       Сасагава может отказать, это ясно и вполне вероятно; именно поэтому, чтобы задуманную насмешку не разгадали, Савада, как не заинтересованный, вновь смотрит в телефон. Классно будет, если согласится, но Сасагава понял, кто автор, и ранее читал книгу, в которую вложил кратко информацию-рассуждения Инноченти. Знакомое что-то точно встретил. Сейчас, вероятно, помощь и не нужна. Дочитать, может, о прощении или свои записи прочесть?       — Ты закончил читать или бросил? — не отрывая внимания от книги в руках, задаёт Сасагава ответный вопрос, немного забавляя своим интересом. Вопрос взят из воздуха, как и его забава.       — Потом дочитаю, — искренне отвечает Савада, — я не особо люблю церковные книги, — или, вернее, не любит не рекомендуемые знакомыми католиками книги читать. Не то чтобы существенная разница между книгой, данной Шоичи и Юни или Наклом есть, но она есть. Шоичи не католик, а другие друзья раз посоветовали, значит, читаемое им понравилось, и чаще всего именно это позволяло книгу дочитать до конца. Знание о том, что, читая, подумали о нём, помогает перебороть нежелание.       Он, если собеседнику помощь не нужна, музыку включит, что проговаривается тоже не глядя на собеседника — ведь правильно, конечно, уйти, но меньше чем через пятнадцать минут принесут чай и сладости на двоих. Грубо будет чужую работу отбросить, ведь если он уйдёт, Сасагава тоже комнату покинет, и получается, Гриппи и те, кого она попросила, были потревожены зря.       — Я бы вернулся к работе, но я не планировал оставлять книгу недочитанной, потому попросил организовать нам сладкий стол, когда ещё дожидался тебя в кабинете. В течение двадцати минут наступит время отдыха. Поем и пойду к себе.       Сидеть дожидаясь общение с Сасагавой нет смысла, ублюдок ему не интересен — да и не хочет тот его помощи, и ладно. Он всё равно умнейший в комнате.       Изначально, благодаря шестому чувству, он был в курсе, что Такеши не придёт, но с другой стороны, откуда ему это знать? Сасагава подумает о договорённости, когда подадут еду на двоих? В теории, их же не должно было быть обязательно двое?       — Ты решил прочесть церковную книгу несмотря на неприязнь из-за совета того твоего знакомого, обучающего тебя католицизму?       Вопрос вновь задаётся без отвлечения от книги, и это выглядит словно пренебрежение, однако на него как раз лучше не отвлекаться.       — Если бы тот мой знакомый посоветовал книгу, я бы не остановился в чтении ни на секунду, — однако он уже все книги прочёл, которые советовал Деймон Спейд; невысказанные слова о совете читаемой несколько минут книги другим знакомым-католиком вроде понимаются, хотя Шоичи от веры далёк. Но так он же ничего и не говорит об этом, сами додумаются, и, вероятно, из-за заблуждения слова мягки. Насмешку так легко не поймут.       Иногда хочется расслабиться не поездкой или тренировкой, а чем-нибудь обычным — это оправдание его (их) сегодняшнего присутствия произносится вслух. Тсуна не отрывается от просмотра музыкальных новинок в интернете. Хочется фильм или даже серию аниме посмотреть, но это Натсу, может, и не делал. Его копия, более вероятно, католик или склоняется к этой неприятной ему вере.       — Ты спрашиваешь, нужна ли мне помощь, чтобы посмеяться надо мной? — этот вопрос не может не удивить. Он думал, из-за понимания или гордыни, если не понимает, ничего не спрашивает, но… из-за возможного смеха? Натсу, похоже, себя по-разному ведёт с ребятами. Беспокойства о смехе он у Хибари не видел, даже когда плохо себя показывал: ублюдок действительно считал его слабым. Зная как ранее, «он» был силён! Сасагава не шутя говорит о смехе.       Его ловушка показывает, как глуп Сасагава в сравнении с ним: смеяться, делясь знанием, смысла нет, и так, похоже, делал Натсу, раз в его намерениях сомневаются. Сасагава, задавая вопрос, в лице не поменялся, с обычной скоростью страницы листает, и даже когда он смотрит на Рёхея, то не обратил на него внимание. Сомнительно, что друг Натсу, как он, любой взгляд на себе чувствует, из-за чего на него не смотрел, коси он на того взгляд, но сейчас точно должен был заметить его движение краем глаза, раз не полностью на чтении сконцентрирован!       — Помощь, предлагаемая мной — это объяснения, которые можно найти, покопавшись в книгах или в интернете.       Ублюдком нужно быть, чтобы объясняя, что легко найти, смеяться предложением помощи иными словами! Он же не учить собрался.       Хочется сказать о потери памяти смеха в помощи, но слова не озвучиваются. Даже не произносится вопрос, как он ранее так сделал! Он не Натсу. Натсу, походу, ублюдок. Сасагава уверен, что он для насмешки вопросы о помощи задал. Его смех не особо обидный, скорее, его эго только повышающий и точно не заметный.       — Мне помогали понять читаемое тобой, потому если смеяться над этой помощью, то не мне — только таким умным людям, как мой помощник…       Таким умным, как Верде, что, не специализируясь на медицине, все записи Инноченти понял, из-за чего, видать, когда-то и посоветовал как лекаря для Юни, отказавшись следом от контракта. Верде — второй Леонардо да Винчи, но это не значит, что его друг обесценивает способности остальных или не скооперировался бы с кем-то ради создания коробочек. Не продал бы своё время ради знаний о Джотто Нидзи.       Натсу точно в такой же ситуации смеялся над собеседником (или общими друзьями), и это понять можно без подсказок, ведь после его слов Сасагава посмотрел на него, кажется, проверяя его намерения. Не будь уверенности в плохих намерениях, вопрос бы не задавали! Натсу, походу, вовсе не хороший человек, или же не мягкий с Сасагавой. Поэтому (из-за хладных отношений), видать, его вмешательство в госпиталь вызывало вопросы. Натсу точно ничего не понимает в делах, связанных с медициной, из-за чего нужно будет как можно лучше позаботиться о работе собеседника. Гокудера потом будет поддерживать сделанную им репутацию или его копия — дело уже шестое и как бы не сотое. Не его проблемы решения им оставленных ловушек, Натсу его тоже не о всём предупредил!       Ожидается услышать «неожиданно» или ещё какой-то вопрос, связанный с «его» прошлыми прегрешениями, но получив ответ, Сасагава лишь задал вопрос по тексту — и смотрит такой внимательный, зная на самом деле ответ. Считает, будто он обманул, и потому интересуется об известном.       — Упомянутый Джордж Куо — коллега доктора Майкла Хоутона, у него была собственная лаборатория в Хироне. Они и ещё парочка докторов и лаборантов работали вместе над исследованием заболевания, — которое ранее уже озвучивалось.       Без наследства предка о ловушке не было бы известно, однако даже так не собирались знания, известные многим, оставаться внутри. Зная автора, Сасагава всё равно найдёт способ понять прочитанное, хоть и не сможет воспользоваться знаниями — или сотни обучающихся становились бы известными ещё в школе или в университетах! Знать не значит уметь известным воспользоваться.       Вопроса два-три хватает чтобы Сасагава поинтересовался уже о неизвестном и ещё пальцем виска коснулся, оставляя впечатление будто пытался очки поправить. Они валялись у Сасагавы на постели, зрение похоже плохое даже у известных врачей (обладателей пламени Солнца) в молодом возрасте.       — Не хочешь сесть рядом? — этот вопрос задают где-то перед шестым вопросом удивляя, но на обычное любопытство причины немногим улыбаются, кажется смущённо объясняясь:       — Если ты будешь рядом ты сможешь видеть написанное, — и ему не нужно будет зачитывать моменты откуда взят вопрос для лучшего пониманием им о чём именно в книге написано, что не произносится, но и так понятно. Профессор очень умно написал «по теории» и имя автора теории, а потом вывод, своё умозаключение — без предыдущих слов трудно понять по какой именно теории автора (или о каких слов автора) Инноченти имел ввиду и именно это ему зачитывает Сасагава сейчас возможно устав или не хочет на это тратить своё время.       Слова вызывают улыбку, мягкость от посетивших воспоминаний, ведь когда-то он тоже предлагал своему помощнику самим книгу посмотреть. Возникшие вопросы прочесть.       — Мне нравится тебя слушать потому мне не хочется сидеть рядом, — исключая если, когда он сядет рядом, ему продолжат зачитывать вопрос, что произносится со всей той же мягкостью с которой звучит отказ от пересаживания. Его ответ похож на ответ профессора годы назад. Садится рядом он конечно Верде давно, когда изучал книги Инноченти, не предлагал, но вот книгу, чтобы не зачитывать вопрос, предлагал. Да Винчи вовсе не так мягко, как он сейчас, сказал о желании ещё послушать его голос. Профессору точно плевать на его голос, тому вероятно просто было не до него, всё что-то то в компьютере делал или на листах записывал, отвечая на его вопросы. Тогда ему, только получившему дневники Инноченти, было жаль тратить время на проговаривание слов, когда он уже прочёл и всё запомнил, а Верде мог взять книгу пока он её копию по памяти переписывал.       И он и Верде изучай он дневники Инноченти были заняты, а сейчас и он и Сасагава ничего считай не делают — разная классификация и много сводного времени.       — Давай, — сперва посмотрев на него словно в задумчивости произносит через пару секунд молчания врач, что нахмурился после причины его отказа, — садись рядом, я продолжу читать тебе.       Сасагава явно подумал будто он солгал, хоть посмотрел на него и промолчал как раз потому что отбросил мысль о его лжи, посчитал будто ему действительно озвучка текста нравится, а вот сейчас предложил сесть рядом чтобы поставить его в неудобное положение. Думает будто он откажется от своих слов и хоть рядом с Сасагавой сидеть не хочется мысль, как ублюдку будет неприятно от его интереса, гасит желание оправдаться, остаться на занятом месте.       Пересесть несложно, близко и хоть неприятно закрытую позу принимать нельзя ведь поймёт о его неудобстве потому ноги Савада раздвигает шире, чем они были раздвинуты, когда он сидел напротив Сасагавы, продолжая с улыбкой слушать ему неинтересное. Книги Инноченти помнятся до каждого слова и ещё есть шестое чувство, которое говорит о том какой момент интересует, когда он не слушает собеседника, хотя своё безразличие вовсе не показывает. Не сразу вот отвлёкся на принесённые печенья и конфеты с чаем, сделав это лишь когда настало его время говорить. Пришло время ответить на интерес.       — У меня в «тумбочке» лежит третья часть этой серии книг — я отдам её тебе перед сном. — сейчас правда ещё утро и Сасагава может уехать, но как тот уедет, не узнав всё написанное?       Схватив одно печенье, которую попросил принести чисто для разнообразия в сладостях, Савада протягивает её ко рту собеседнику, намекая съесть, а вовсе не закрыть рот.       — Также помимо твоего голоса мне «нравится» спать вместе с тобой, потому задержись ещё на пару дней дома. Я всё тебе непонятное объясню.       Мягкость в голосе не насмешка, как и теплота во взгляде которую легко сыграть — Сасагава отвращает, а ещё любит женщин. От его игры точно тепло не испытает и то, что вместо съедание сладость которую он протянул и просит сейчас съесть друг Натсу весьма грубым действием хватает его за запястье все его предположение подтверждает, но на чужую реакцию плевать.       — Варицелла-зостер, или вирус герпеса человека третьего типа, — игнорируя боль в руке, актёр не сдерживает мягкость в голосе и слова, содержащие ответ на ранний вопрос. Посчитав что, он флиртует с Хибари при какой-то глупости сейчас Сасагава тоже думает будто бы он заинтересован в нём? — ДНК-содержащий вирус из семейства Херпесви…       — Давай ограничимся словами, — не давая договорить, перебивает Сасагава чуть сильнее, сжав ему руку, до скрипа и так слабых костей. Треснула лучевая кость от сжатия, но если бы даже врач чувствовал, не поверил бы из-за отсутствия у него проявления в голосе боли или хоть какого-то изменения в теле-лице. Играть отсутствие боли, наверное, в такие моменты больше всего забавляет; попытался бы, наверное, даже повалить, но это самому противно, да и Сасагава явно на грани: то ли оттолкнуть его в угол дивана то ли самим в угол забиться если уж не уйти.       Из-за прозвучавшего скрипа (трещины) руку его от хватки освободили и после, вероятно от отсутствия хоть какого-то проявления боли кажется желают заново схватить. Не чувствует ведь причинённый вред, но это ладно.       — Хорошо. Пока ограничусь словами.       Печенье пренебрежительно отбрасывается в конфетницу откуда было взято, а объяснение продолжают звучать. Требуется совсем немного времени, чтобы Сасагава переключился на подготовленные для них сладости (его таким образом отвлекают), а потом, как он видит, подав то ли глазами то ли ещё чем сигналы врач покидает комнату путём просьбы Такеши пройтись с ним. Именно Ямамото принёс им сладости. То, что принёсший сладости уселся напротив было понятно, но вот кто это понятия, до поворота, не было. Если повезёт сегодня получится поспать одному для чего после чаепития приходится завернуть в комнату и положить на прикроватную тумбочку, которая отдалась во владение Сасагавы два «забытых» тома и один новый о чём отписалось обычным сообщением. Как и отправилось сообщением просьба Гриппи прибрать в красной гостиной. Если воображение у друзей Натсу хорошее поспать получится, но, если Такеши вновь включит мозг и придумает его поведению какую-то чушь уснуть не получится. Сасагава ему не интересен, однако додумать может любой особенно учитывая им сделанное.       Сасагава сваливать не собирается и это приходится признать к несчастью весьма быстро. Получается посидел за документами не более двадцати минут перед тем как Сасагава вновь прервал, но в этот раз пришёл с Ямамото — эти ублюдки явно что-то задумали (или действуют ему на нервы командой). А что именно придумали, становится ясно, стоит только подойти в подготовленную ему комнату: обычная, на втором этаже, сделанная очень похоже на какой-то зал для собрания, без сцены, но пару метров отделены для фортепьяно даже на вид дорогой марки. Белый цвет рояля очень хорошо сочетается с тусклым цветом стен комнаты, свет здесь поступает из окон украшенных винного цвета штор, такого же цвета ткань сидений в комнате.       — Рёхей сказал ты умеешь, — усмехается Такеши только пройдя в комнату, — не возражаешь сыграть нам? — этот вопрос не требует ответа, ведь сын учителя шаг не останавливает и уже идёт к десятку три или больше стоящий стульев на один из которых присаживается, Сасагава через секунды проходит дальше и теперь ему нужно что-то сыграть, он же умеет. Если припомнить о «его» умении появилось знание на дне рождении, когда они обменивались словами с Хибари и… и может сделать подарок Гокудере? Этот ублюдок ему нравится.       — Я не профессионал, но надеюсь не разочарую, — присев за инструмент и проверив пару клавиш, Сасагава без промедлений начинает играть то, что слышал десятки раз. Повторить игру Гокудеры конечно сконцентрируйся бы получилось, но зачем, когда есть более лёгкий способ? Игру его работодателя слышали может хоть пару раз, а вот сколько раз слышали игру матери подрывника? По слухам, о той пианистке помнят уже единицы, сколько и слушают. Гокудера Хаято даже не повторяет стиль произведения, хотя многие играют одно и тоже, однако стиль произведения не всегда похож. У Гокудеры Хаято и того матери на концертах разный стиль игры.       В его семье знают всех потомков Хранителей основателя семьи Вонголы, но почти десятилетия назад, когда он поехал проверить одного юношу, задать один вопрос и вероятно следом убить, о своей крови не было почти ничего известно. И что пианистка, диски выступлений которой лежат дома, мать того самого юноши которого было принято решение убить как-то связан с уважаемым им Джоттой Вонголой знаний не было. Как и не знал он десятилетия назад о жизни потомков. Гокудере Хаято чудовищно повезло остаться после встречи в живых и за показания где находится сын Тсуёши пускай тот проведёт время со своим Боссом не погруженный в работу. Если он хорошо сыграет разве не Гокудера будет Натсу обучать? Его работодатель известная в мир музыки личность.       Почти семь лет назад Бьякуран сказал, кто поможет ему найти сына Тсуёши, похищенного тогда, и хоть помошника всё равно бы пришлось убить после задачи (этот некто был в списке самых пригодных ему Хранителей) было весьма грустно, что юноша тогда умер. Так он, по крайней мере, годами думал. Казалось для себя дни с трупом в номере спал всё накачивая пламенем Неба надеясь на спасение, однако Гокудера тогда так и не очнулся, а после видать что-то врачи той больницы, у которой он парнишку бросил, сделали или не бросили так быстро как бросил он. Гокудера Хаято выжил, и этот ублюдок словно в месть сейчас ему жизнь попортил так пусть Натсу и не думает расслабляться! Научиться играть на фортепьяно задача тоже не из лёгких и будут уроки с Гокудерой или кем-то иным разницы нет! Он будет лучшим! Будет подтверждать умелую репутацию своей копии в каждой задаче, за которую возьмётся, чтобы точно попалось что-то в чём Натсу не разбирается (Гокудера мог ранее своего Босса скрытно для Хибари игре обучать) и ублюдок пострадал! Раз он страдает то и его копия должна мучиться!       На самом деле через месяцы, когда вернётся Натсу, Ямамото сомнительно, что будет каждый день придумать разнообразное время провождение и в итоге его ловушки ничего не дадут, но может когда-нибудь неизвестная Натсу истина всплывёт и тот в спешке будет изучать неизвестно?       Почему Натсу просто машина не переедет…       Семья Аллерон ублюдки, — только закончив играть и переведя на слушателей внимание напомнил себе Савада. Плевать что ещё слушатели пришли, здесь всё нормально, но что из двух приведших его один будет спать, а второй в телефоне сидеть как-то не ожидалось. Стоит ли отсутствие сна сейчас отметить как сдерживание своих слов? Не уснул же, как обещал сделает.       — Наконец закончил? — стоит только встать, шаг от рояля сделать, выпрямляется на стуле Ямамото. Его голос и глаза полны лени: видать, просто для удобства голову закинул, заставляя беспокоиться о неудобной позе для сна. — Ты похуже Гокудеры, он хоть предупреждает, когда концерты закатывает.       Уровень его и Гокудеры разные: работодатель —профессионал, изучающий музыку с детства, а он любитель без слуха, ему множество «комплиментов» Деймон озвучил, пытаясь научить игре на этом и множестве других инструментах. Единственным инструментом, с которым он управился, была флейта; играть на ней научил Асари. Этот Хранитель предка даже говорил будто у него хороший слух и играет он с ним на одном уровне и кажется даже получше. Асари часто его хвалит без повода, тогда тот вероятно приукрасил, однако Деймон оскорбление игре на флейте не произносил, а значит сойдёт. Игра сейчас не стоило даже похлопывания, никто этого не сделал (в комнате около двадцати, не считая троих друзей Натсу — Хибари где-то в углу в конце сидит) потому он точно хреново сыграл. Да и сейчас почти уснули, сказали очевидную разницу между ним и Гокудерой (он концерт не закатывал — вероятно сказали словом «похуже» об умениях, но скрытно чтобы не обидеть) и ранее Сасагава засыпал. Слуха похоже правда нет; интернет говорил, что музыкальный слух можно развить и хоть тот не был бы идеальным, как данный от природы, он бы был! Ни он, ни Шоичи трудом развить слух не смогли. Обидно.       — Не я сюда вас привёл, а вы меня — мне казалось вы не хотели всего пару минут своего времени потратить, — из-за чего он и сыграл целый концерт матери Гокудеры и хоть мастерство разное (это было видно даже по видео, которое ему снял как-то Хранитель) он не настолько хреново играет, чтобы отвращать. Получалось даже на улице зарабатывать некие деньги! Ямамото наговаривает. — Или зачем вы привели меня именно сюда? Неужто Рёхей подумал будто по первоначальным планам ему всего минут десять Хаято бы играл? — этот момент на самом деле не оговаривался, и он сам думал будто не долго сыграет, ведь профи конечно, но зачем много своего времени тратить?       Между роялем и первыми сидениями четыре метра и где-то семьдесят восемь сантиметров, шаги его не такие беззвучные как у остальной вышки семьи Аллерон потому его присутствие не только словами слышали, но приближению никто не мешал. Ничего даже не произносят. Хочется пригласить кого-либо за инструмент, а то что-то не расходятся.       — Максимум сорок минут, — сдвинувшись где-то одновременно с ним произносит Хибари ответ, ожидаемый от других. — Я пришёл только на середину. Давай теперь концерт всеядного в Лионе восемь месяцев назад. Ты же там был?       Гокудера не всегда во Франции выступает, чаще как раз на родине (Италия), но вот именно на французские концерты он ходит всегда, когда приглашают и редко это фортепианный концерт Гокудеры. Деймон приглашает предка не менее раза в месяц, концерты идут около двух часов, но в соло протяжённость меньше, не более сорока-тридцати минут. Сейчас он сыграл двадцать шесть, а в Лионе друг Хибари играл… тридцать две минуты. Впрочем, учитывая, как возмущённо смотрит Ямамото и несогласно Сасагава (нахмурившись посмотрел на Хибари оторвавшись от телефона) такая долгая задержка в фортепианном зале не планировалась. И может даже хотят в другое место его потащить.       — Конечно я там был, — он ведь Натсу — тот походу часто моральную поддержку оказывает раз в «его» присутствии Хибари не сомневается. Теперь можно проверить списки приглашённых в тот день и может что-то знакомое увидеть. Хотя камер там не было, но записи купивших билеты точно найти получится. — Правда тот концерт был давно, я плохо выступление Хаято помню и в сравнении у меня хуже получается пото…       — Сыграй как помнишь, — произнеся слова Хибари присаживается через стул от Сасагаву, намекая словно этим, что того не переубедить, урод.       Раз противится смысла нет, и его долгая игра не нравится ни Ямамото, ни Сасагаве развернувшись Савада вновь направляется к роялю, потратив секунды ходьбы до инструмента и несколько позже чтобы вспомнить слышимое и сопоставить это же с нотами. Все известные. Если какую-то музыку Гокудера (Джи) и создаёт, то не демонстрирует потому сыграть не сложно правда стиль Гокудеры он не знает. Часто концерты посещал, однако, как играл именно во Франции ни разу не слышал — на фортепьянные концерты во Франции Деймон предка не приглашают (Джотто вернее отказывается от приглашений) потому они их вдвоём посещают из-за чего обычно ничего не запоминается. В Италии конечно концерты тоже плохо помнятся, но там уже из-за желания свалить ведь атмосфера между Джотто и того Хранителем Тумана совсем не мягка (он сидит посередине ради избежание конфликтов).       Сыграть одну или две, даже три и четыре мелодии могут сотни, но играть без остановки более десяти минут может не каждый и таких людей обычно приглашают выступить для народа. Кого на каком-то вечере, а для кого концерты устраивают и Гокудера тот профи который и на вечерах различных участвовал (ещё ребёнком) и проводит соло концерты. Такого уникума ему не заменить.       — Отвратительно копировал. — стоило подойти, когда закончил воспроизведение, немногим сузив глаза бросает Хибари, для того он кажется играл. Ямамото с Сасагавой сидели в телефоне и на его приближение почти одновременно посмотрели на закрывшего глаза Хибари. Походу только один из этих друзей Натсу что-то понимает в музыке, игре работодателя, другим двум явно плевать на умения. — Из-за чего так резко менял стиль игры?       Смены стиля игры ожидаемо были заметны, хоть и смена должна была быть плавной, но помимо раздражения траты времени на Сасагаву и Ямамото которые сами привяли его сюда слова правдивые, они тоже раздражают. Он же сказал, что не помнит, как Гокудера играл!       — Я был на концерте Хаято в январе, однако я не настолько люблю классическую музыку, чтобы всегда смотреть на игру даже сидя напротив исполнителя. — он не Натсу, однако сейчас, как Натсу, ему даже игра Гокудеры не нравится. Если что скажет об изменчивых вкусах. — Пробелы воспоминаний проигрываемого восполнил знанием как остальные композиции играли, — из-за чего и менялся стиль чего произносить не требуется. Его ответ принимается даже не собеседником, а остальными друзьями Натсу уже смотрящими на него, а не Хибари, что его сейчас отчитывает, однако его игра не промах. Хибари Кёя точно не знал о умении игры на дне рождения Сасагавы потому если промах есть, то его создал не он!       — Чьё ты выступление до этого показывал? — кажется приняв ответ спрашивает Хибари наплевав похоже на им сказанное.       — Одной пианистки, — которую можно назвать, но зачем? Мгновения хватает чтобы Хибари сам придумал о ком речь       — Я пришлю тебе записи, — эти обычные слова проговариваются вслед за вставанием, после чего Хибари проходит рядом и говорит: «запоминай», что почему-то одновременно, для его разума, звучит как: «присядь». Этот его знакомый весьма быстро понял, как работает его разум; Кёе требуются мгновения чтобы добраться до инструмента, ему из-за удивления где-то столько же для того чтобы сесть на освобождённый стул (около восьми стульев на первом ряду свободны). Можно было бы сесть рядом с Сасагавой, но зачем? Врач конечно бросил на него взгляд, когда он сел не рядом, а через стул и хоть вроде усмехнулся (звук забавы точно прозвучал), ничего не сказал позволяя насладиться ровной спиной интересного ему мужчины. Игрой конечно тоже получается насладиться, но где-то там — вдали. Для него очень редко играют, чтобы тратить время на запоминание известных ему композиций.       Хибари красивый, хоть и холодный мужчина и того игра тоже полна красоты и холода. Ни звука кажется не звучит кроме звуков от клавиш рояля. Гокудера может быть похож игрой на своего друга, но сомнительно — работодатель, как помнится, был моментами весьма резкий, а Хибари даже в высоких нотах не меня темп. В быстрых композициях быстрее двигались пальцы и, казалось, не менялось ни лицо, ни остальное тело, и эта ровная спина… откуда, чёрт побери, на груди Хибари очередные бинты? Так ровно сидит точно из-за боли в иной позиции. Впрочем, зная воспитание в клане Хибари, выходец из неё точно не знает такую вещь как сутулится, казалось даже такой вещи как «влюблённость» достигает с такой же тяжестью как обычные люди дзэна.       Когда Хибари завершает игру похлопать самое верное решение и конечно хочется подойти, ибо вопросы самочувствия среди других друзей Натсу задавать нельзя, но зачем так палится, когда Хибари явно на его стороне? Вставанию, впрочем, ничто не мешает.       — Кёя, как я вижу, ты немного свободен — не мог бы ты пройти со мной? Мне хочется тебе очень…       Важное сказать, — эти слова остаются внутри, ведь Хибари, которому он встал на встречу, казалось, не глядя и не услышав, проходит мимо, однако Хибари сдвинулся именно после его слов и гадать не нужно, что это согласие! Извинение ребята принимают с улыбкой или вернее так принимает Ямамото ещё толкнув своего друга сказав что-то на уху, сокрыв в этот момент рот ладонью чтобы он точно ничего не увидел, а Сасагава нахмурился радуя. Что он устал и как закончит с Хибари будет сидеть в красной гостиной произносится без каких-либо преград и мыслей. Сегодня поработать точно нельзя, а раз нельзя то и пытаться не нужно.       Хибари, пока он прощался, ждал его снаружи этого зала, из которого понемногу выходили остальные участники и хоть несмотря на открытые двери Хибари не было видно того можно было и найти. В реальности Кёя встал у стены, а стоит только встретиться взглядами идёт дальше будто бы и не прерывался, слушая комплементы который ему часто говорил Асари, ибо он сам хреново хвалит или почему кроме уроков ему Деймон не играл? Хранитель Дождя отца очаровательный мужчина потому конечно же Асари радостно (вовсе не обидно!) смеялся, когда он хвалил, но сейчас нужно быть не таким неуклюжим. Натсу точно не единожды хвалил игру Гокудеры и возможно Хибари (этот ублюдок говорил, что не умеет!) потому Натсу точно хоть по разу своих друзей хвалил, и он не должен показать себя хуже.       — Прекрати, — после похвалы о утончённых движениях ровно прервал Хибари сомнительно, что смущённый, вероятно недовольный и плевать. Как будто ему так понравилось, что он до самой того территории хвалить будет.       Хибари проводит его в свой кабинет где шага через четыре разворачивается молчаливо спрашивая, что ему нужно и разве не понятно, что ему нужно?       — Как ты поранился, Кёя? — у Хибари бинты на груди и значит либо сломанные рёбра, либо огнестрельное ранение — почему-то кажется будто к нормальной помощи Хибари не обратится пока не приспичит; Хибари замер весьма близко, но это нормально, этого небольшого расстояния хватает чтобы, дойдя достать бутылёк с лекарствами, передавая их прямо в руку мужчине что конечно бесстрастен, но сейчас, после его слов, глаза словно дёрнулись, показывая удивление. — Твои ребята должны били сказать о моём солнечном пламени потому не пренебрегай моим беспокойством и подлатай себя. Увижу на ужине ранение расскажу всё Рёхею, — который, он знает (пришло это знание, когда захотелось уповать на чужую халтуру) понятия о ранении друга не имеет.       Произнесённое и переданное лекарство вся причина ухода и хоть хочется конечно спросить почему у солнечных обладателей помощи не попросил, но зачем так ворошить семью? Хибари гордые, они из тех, кто, попав в трудности, помощи не попросят или как бы иначе Алауди умер? Переоценил себя. Хибари Кёя от нескольких трещин на рёбрах не сдохнет, а помучится пусть смерть и возможна. Сейчас получается оставить мысль о его наивности. И из фортепьянного зала свалить.       Дождь, как видно по каплям на окнах, слабый и ещё не прекратился, и вот конечно интересно в городе дождь ещё льёт или нет? Около дверей никого нет и планов на сегодня нет так что ничто не мешает перед выходом снять носки с обувью, как и пиджак. От влаги не спастись, но когда ещё получиться побегать под дождём? Обычная беготня конечно никому не сдалась, но в целом немного пробежаться до территории Хибари не сложно, как и перепрыгнув забор забраться на территорию его некогда префекта. Нужно было сразу к Моти зайти и это точно, но там ещё услышит, а тут что сделает? Хибари Кёя к нему очень и очень добр.       — Извините. Заигрался, — так приходится сказать, когда он, придя в красную гостиную, видит не двоих друзей Натсу, а целых троих — это было где-то минут через сорок после расставания с Хибари. Пока никто не видел он поиграл с Моти и посмотрел на пруды, в которых почти вся рыба спряталась, а после вернувшись в комнату переоделся. Оставленную одежду, к несчастью, убрали, но с другой стороны всё равно нужно было бы сходить рубашку с брюками поменять. Запись камер не было просьба изменить, а то уже Шоичи поймёт, как тут он очень занят, а раз ничего не делал ему ничего и не сделают, когда узнают!       Вообще-то в начале планировалось сказать о интересном разговоре с Хибари.       А если немного подумать почему спросили о концерте вне Италии? Хибари думает будто того Босс побоялся вернуться в Италию из-за большой вероятности встречи? Нашли же его в Японии и там Гокудера не выступал? Он минимум не ходит в Японии на фортепьянные концерны, судить без знаний глупо.       Ребята сели отдельно: Хибари на кресле, а двое других на противоположные диваны и теперь у него целых три выбора где сесть. Хочется конечно на свободное кресло, однако Сасагава продолжал читать книгу иногда попивая чай и хоть четвёртого набора нет сесть он мог только рядом с врачом, вероятно ещё придётся с ним побеседовать.       От его выбора угол губ Такеши дёрнулся, Сасагава лишь краем обратил внимание на его близкое теперь присутствие, ничего против не сказал ранее казалось готовый его за поползения избить. Он не для дразнение рядом присел.       — Не волнуйся, мы уже это поняли… — эти слова проговариваются Ямамото который, шестое чувство уверенно, ничего о причине его задержки не знает. Хибари кстати заметил лежащую его обувь и пиджак у выхода и прошёл мимо, здесь его ждал и сказал друзьям своим о его как раз задержки!       — Обмениваю на чай, — произносит Хибари стоит только из-за появившегося знания внимания на мужчину перевести, передавая следом ему блюдце с вырезанными яблочными кроликами на ней. А актёр-то думал зачем их вырезал если не ест и почему только три набора напитков на столе, когда четверо присутствуют.       Произнеся слова и передав приготовленное Хибари уходит, мягко говоря, удивляя этим своим поступком и пусть кролики потемнели как очаровательно же поступил!       Ямамото кажется видит с каким он удовольствием поедает кроликов из-за чего смотрит на него не как обычно. Если его эмоции и заметили (наслаждение едой невозможно заметить в его бесстрастии) так это при благодарности Хибари сопровождающей улыбкой. От видения которой Хибари поморщился (он знал, что улыбается не очень красиво, но мог и сдержаться!), а потом встав ушёл. Короче говоря, наслаждение приготовленными для него кроликами не было видно и хоть Хибари нож с собой забрал (ножа он в комнате не видел, даже когда пришёл), а тут ещё много различных фруктов Ямамото точно не должен смотреть на него с мягкостью, как доказательства его лжи виновному предъявляет. Он с такой насмешливой мягкостью смотрит на ублюдков, что, зная о силе, бросили вызов до того, как проиграть, кичась своею силою. Что-то с Ямамото не так.       — Что-то не так?       Ямамото не он, того может радовать что-то иное и может ему кажется насмешка, однако всё равно внимательный взгляд не может не насторожить.       — Твоё поведение порой удивляет, но это не страшно. Не беспокойся.       Речь, проговариваемая с насмешкой, хоть и мягкой, что не может не беспокоить, но шестое чувство мгновенно говорит о видении ещё Натсу в нём. Он просто не такой как оригинал, что ожидаемо, но раз и в глазах Хибари и Ямамото он не такой когда-нибудь либо их представление о своём Боссе изменится, либо он умрёт. Оба варианта конечно подойдут, но исполнение второго не должно произойти излишне быстро, он ещё не все планы выполнил.       Походу нужно ускорятся.       — А помимо удивления у тебя от моих поступков, Рёхей тебе ещё нужен? Мы с ним немного заняты.       Сасагава может проверку не пройти и вообще не самый сильный в семье Аллерон обладатель пламени Солнца, но Сасагава друг Такеши (у сына Тсуёши вероятно показных друзей десятки), также тот владелец большого госпиталя, а значит достаточно воспитать одного мужчину чтобы солнечная сила всей семьи качнулась вверх. Кто-то точно поможет Ямамото, если оставить бывшего одноклассника здесь и повысить умения Сасагавы.       Ямамото слышит его вопрос и на мгновение замирает, глаза того немного расширяются, а через секунду мужчина склоняется из-за силы посетившего смеха. Ничего смешного нет, но громкий смех Такеши не лживый и ещё заразный.       — Проваливай, — тихо и хотелось бы сказать строго, но в весьма грубой речи Сасагавы слышна мягкость, а угол губ у врача дёргается. Созданная когда-то «им» ситуация вызвала смех.       Сасагава стоило Ямамото ещё смеясь уйти посмотрел на него в вопросе понял ли он — он ничего не понял; о чужих чувствах говорит шестое чувство. Эти двое из Аллерон идиоты.       — Я завтра к вечеру уеду, — с мягкость возникшей из-за его слов, прогоняющих Такеши произносит врач своё решение вовсе не забавляя. Знал бы об этом сегодня спал; восемь бессонных ночей не страшно. Савада знает, как правильно время потратить.       Можно потратить часы обучая Сасагаву, а можно рассказывая влить знания, чтобы не забыл, не возникало желание повторно почитать и хоть так немного затратно по пламени. Без его силы в организме и без прикосновения не ко лбу. Кто что сделает, если они одни в комнате и с кем ещё врач Натсу будет обсуждать свои знания кроме как со своими людьми? Наличие пламени Солнца у Гокудеры не говорит о того хорошем владении. Затуманить мозги не сложно, вливанию знанию может помешать только Сасагава — своим уездом. Рокудо вне его уровня.       ____       Касание к плечу невесомое, словно коснулись и тут же отдёрнули ладонь и конечно же мгновенно появилась досада! Сасасагава, этот ублюдок, же не уехал, и типа встал раньше. Он конечно встаёт с постели, как только врач покидает комнату, но так считай после и сейчас, спустя час точно, ублюдок его нашёл. Стоит надеяться, что сегодня читать книгу совместно не будут, влил же все нужные знания. Зачем его объяснения нужны?       Идёт четвёртый день отсутствия Гокудеры Хаято, понятно, что он не центр мира, здесь всё нормально вот только ублюдок обещал приехать на третий день своего отсутствия. И Сасагава, урод, видно из-за отсутствия своего друга не уехал. Пришёл действовать ему на нервы — раньше, чем вчера. Вчера получилось хоть утром с документами посидеть.       Отпуская документы Савада поворачивается без единого намёка на раздражение собираясь показать свою готовность к уходу. Сообщить это словами.       — Возникли какие-то проблемы, Исайа? — спрашивает Савада особо не беспокоясь прерыванием. Плеча коснулся не Сасагава и понимание этого радует, хоть и удивляет — этого юношу рядом как-то не ожидалось встретить, хотя Верде ещё вчера написал о окончании миссии. Это получилось прочесть только ночью, хоть прислали сообщение до часу дня; жаль конечно прерываться, многое нужно сделать, но учитывая пришедшего разговор надолго вряд ли затянется, потому без разницы.       Паренёк что его коснулся: Исайа Онго, ровесник его сына и подчинённый Хибари Кёи. Почти десяток от этого друга Натсу выполняли его задание.       — Нет, — выпрямившись, стоило оказать пареньку внимание, произноси Онго, не проявляя ни одной эмоции ни лицом, ни телом. — мы закончили, — доказательства чего протягиваются как покопались в удерживаемой левой руке портфеле. Стопки листов, немного испачканная в крови и грязи, тянут без беспокойств и это удивляет. Не красотой своей, а правдой, произнесённой в словах. — Каков следующий приказ?       Оглянуться, чтобы убедиться в отсутствие свидетелей, Савада принимает документы, которые сейчас читать не собирается, ведь знает, что они нужные, а не случайные. Шестое чувство об этом сказало, да и сейчас не время. О том, как прошли миссии может написал уже Шоичи, отписывался ведь каждый день о происходящем, по камерам смотрел, но сейчас это тоже не важно — его спросили о следующей миссии. Верде задачи ему для Бовино составил, но эти выполнять нужно самому и… разве ему можно удерживать людей Хибари долго?       Взятые документы перемещаются в иллюзорный карман лёгким дёрганием руки, следом Тсуна берёт в руки телефон сразу же отправляя сообщение. Нужно знать, как долго можно пользоваться пареньком и остальными из того команды.       Они вся моя тебе помощь против остальных. Воспользуйся ими правильно. — так Хибари отвечает на смс можно ли ещё ненадолго того людей одолжить и конечно такой помощи верить нельзя, всё вероятно Хибари расскажут, но пока ничего плохого не сделали, а в будущем можно для плохого и не использовать. Он же всё равно хотел Ремиджио охрану подогнать и разве не лучше этих неучей использовать?       У него нет места где их собрать, — это приходит смутным неудовлетворением, ведь мелькнуло конечно идея привести собрание в доме дочери, но так наглеть не стоит. Ещё Хибари догадается. И Онго и того ребята тоже слабые, что немного раздражает.       Паренёк ничего не говорит по поводу отсутствия ответа и что он в телефоне сидит, может знает о его теперь главенства — эти сошки Хибари сильнейшие, по их словам, из людей своего Босса в Италии.       — Вы спрашивали у Бовино что делать обладателю нескольких элементов? — убрав телефон и отодвинув документы перед собой Савада берёт пару чистых листов и чернила с пером. Вопрос задаётся без беспокойств; у него кстати спрашивали о нескольких пламени, но причина этого может быть из-за услышанного и видимого. Он же двенадцать видов пламени показал.       Беппе вопросы присылает заместителю Такеши, как он попросил, отвечая на них ночью. Беседу лучше не засорять; всё лишнее удалилось тоже ночью. Со спящим с ним Сасагавой всё равно наиболее полезным невозможно заняться.       — Да. Он уже сказал, как это было глупо; дал совет сконцентрировать на одном до более глубоко освоения. — от них значит был вопрос, неплохо. Было бы неплохо прислушавшись они и остальные с несколькими элементами.       — Ваш Босс мне вас полностью отдал — вы в курсе? — у него небольшие лишь требования к участникам, но записать обьяснение, чтобы были готовы не будет лишним. Всем оставлять память всё же не стоит — люди Хибари слишком холодные, чтобы им доверять. И не столь долго общались с его бывшем префектом напрямую, чтобы перенять хороший характер.       — Да.       Краткий ответ многое говорит, как и последующий такой же ответ о довольстве этого. Онго довольным не является, шестое чувствует во втором его «да» ложь, но да плевать.       Не больше минуты требуется чтобы записать парочку своих требований.       — Прочти, и распишись. — это единственное что произносится, убрав Савада перо и достав одну из ручек которую протягивает вместе с листом. О том, что роспись согласие произносить вроде не требуется — это так должны понять.       Онго спокойно принимает листок, как и потом ручку, читает тоже не проявив эмоции, а после ставит подпись. Кривую правда, так как вторую ладонь подставил себе как опору. Мог вообще-то на столе расписаться ведь с того стороны бумаги не лежат, но это выбор парнишки.       Взяв листок, захотелось его сжать или пропустить пламя для высыхания, однако пламя Мукуро везде — так лучше не рисковать; минуты две подождать можно. Телефон вновь проявляется в руках.       — Я куплю вам дом в Генуе, где вы будете жить и тренироваться пока мне вы не нужны — это время меняться будет волнами. Я уже знаю куда вас направлю, но вас я обучу, — согласие на что, как и после, на потерю памяти, на это уже подтвердили подписью — так поступят и остальные. — А их возможно нет. Я ещё не решил. — много обученных (знающих о нём) не нужно. Эти, кого отдал ему Хибари, о семье мало что знают, Натсу наверняка до его приезда не видели, а живущие внутри может не общались, но видели. Поймут появись оригинал неправильное. — Сегодня отдохните в отеле, деньги вам в течении нескольких минут поступят, — просьба чего уже отправилась Шоичи, — а завтра-послезавтра или к вечеру, — сейчас ещё восьми нет, если Сасагава вновь попросит его внимание свободного времени будет достаточное количество, –сброшу адрес будущего вашего местожительства. На его обустройство — по планам вы там до двух месяцев жить будете — деньги поступят тебе на карту, как руководителю. — И какого волнует, что сказал об отсутствии главного? Второй раз с ним за всех общается!       На самом деле остальные могут просто не хотеть иметь с ним дело.       — Дом будет сразу куплен на твоё имя, мне так проще, — спрятаться от Хибари Кёи, — потому контролируй остальных. Забирать дом, когда освобожу вас, не буду; на ремонт много не выделю. Возможно ли обустроить покупку для тренировок пламени уточню и если получиться уговорить напишу… — Верде занятой и дом проще Шоичи выбрать, профессор то в подземных лабораториях в большинстве живёт и станет ли Великий ум ему в этом, возможно бесполезном, деле помогать? Вероятность уничтожить семью Аллерон несмотря на все вложения ещё более чем актуальна. — и, наверное, сегодня съездите в одно ателье — там на полчаса. Каждый должен съездить. С вас снимут мерки и скажут, когда за заказом подъехать — заказ я сделаю, ваша задача лишь съездить в ателье пока два раза. Если нужен будет новый аутфит сообщите, сделаю заказ; дома ходите в чём хотите, но куда я вас пошлю необходимо принарядится потому даже не думайте идти в самостоятельно купленном. Пока планы не поменяются ваша задача переходит в защиту и слежку; куда нужно съездить уже отправил, — сообщение не слышно, но своё смс отправилось. — Это кстати мой рабочий номер, распространи, если хочешь или если нужно, но звоните только в случае крайней важности. Постарайтесь ограничится сообщениями. Съездите за заказом как в дом вселитесь; мне сейчас люди очень нужны потому не беспокойся о стоимости. Примите сказанное как подарки, — одежду контора Хару шьёт высокого качества, хоть и не так круто, как некоторые более известные модельеры. И марки у подруги нет. — Но никому не говорите куда вы съездите. Там работают мои знакомые смерть и ранение, которым я даже краем виновных не прощу. — Хару помогает ему потому что он обещает безопасность её сотрудникам, произойди что они поссорятся. — В большинстве на меня работают гражданские, — хотя оружие их не испугает, что проговаривается чисто ради не убирания оружия. — Документ подсохнет я тебе его отдам, убедись, чтобы все дали согласие на будущую потерю памяти. Иначе «он» вас учить не будет, а мне вы, такие слабые, честно говоря, особо не нужны. Чистильщик уже обучение прошёл, команда для обычных дел после десятого начнёт работу. — потому что их тоже Хаято может пригласить, глупо будет отпрашиваться в такой-то день. — Мне в целом почти всё устраивает потому вашей миссией будет обеспечить безопасность тех, кто репутацию семьи повышать будет. Перед миссией познакомлю с их командиром или командирами, если второй вернётся к этому времени. Вы в любой момент меня сдадите Кёи, я это понимаю, потому вы и не запомните учителя. Также их миссию я вам расскажу, однако вы всё равно из далека будете оказывать поддержку во избежание вовлечения вашего Босса в мои дела. — сейчас Мукуро нет, но потом не стоит надеется в свои силы — обман не его специальность. — Кому хотите тому рассказывайте где живёте, кого хотите приглашайте, мне не важны ваши дела в не миссиях, о которых я предупрежу заранее, как и о своём скором приходе. При моём приходе чтобы никого лишнего не было; на встречу постарайтесь приходить, отчёты жду после каждой миссии, но желательно краткий и от одного. Отправлю ли всех или разобью вас на команды посмотрю по делу; один из задействованных отчёт пишет, если у кого что было интересное подпишите на тех же листах. И ещё, постарайтесь приезжая в поместье, сюда, со мной не встречаться. Покинешь комнату, если кто увидит и спросит, скажи, что Кёя ко мне послал. Он не против оправдывайся я им.       За разговором и буквально дополнительной минутой ожидания высыхают чернила. Онго, взяв сложенный лист, без слов уходит. Игнорировал, что при всём разговоре он что-то там в телефоне делал. Не в курсе, что проговариваемые планы одновременно писались другим участникам.       Сегодня шестое сентября, Сасагава в пустую занял пятое число. Осталось три дня для до дня рождения Гокудеры Хаято. Готово двадцать процентов к празднику. Время семь сорок две, скоро завтрак и может быть работодатель — вечером Гокудера не приехал, опоздав этим на своё выбранное время.       Завтрак обычная сладость вместе с дополнение которую только он должен съесть, Такеши сидящий рядом с Сасагавой, вроде весёлый — это ублюдок с ним общаться не будет. Нет смысла, ведь хочет отвести на море, а на улице идёт дождь. За что извинились, не зная из-за чего погода испорчена. Дождь и не думает прекращаться, но выбора нет; через пару дней прекратится.       — Поможешь мне, Тсуна? — обычны тоном с вопросительными нотами интересуется Сасагава на что отвечать отказом бессмысленно. Вчера пытался и что? Ни документы не прочёл, ни от Сасагаве не избавился. В его кабинете врач устроился, отвлекая каждый раз как что-то интересовало из-за чего в документах и посидеть не получилось.       Согласие обозначается лёгким кивком; Сасагава бесит, у ублюдка все знания, которые мужчина игнорирует (его присутствие для объяснений не нужно!) и ещё врач свои слова не сдержал, как, впрочем, и Гокудера. Они занимаются больше дня и даже двух отчего время в пустую тратится весьма большое количество. Вероятно, Сасагава не уехал потому что Гокудера что всегда с ним не дома (Гокудера никогда не с ним), но как же это бесит!       Однако минут через десять после завтрака Савада вместе с врачом Натсу поднимается в жёлтую гостиную — здесь более Сасагаве нравится, когда для Тсуны жёлтый цвет комнаты с натяжкой приемлем. Сасагава не уехал, из-за чего Савада вновь рядом присаживается. Нет возможности отвлечь, заставить пожелать с ним не общаться, хотя сладости принесут через пару часов (такое распоряжение он не давал, но всегда каждые пару часов обновляли чай и еду, Сасагава видать распорядился). Из комнаты без вопросов получится свалить только в уборную, позвонить хотелось бы, но так поинтересуются о причине звонка! Интересовался же, вчера, когда его внимание попросили. Хотя всего на пару минут покидал комнату.       Сасагава бесит и ещё какого-то чёрта не реагирует на его глупые отвлечения и, вот сейчас, когда он немногим сжал того бедро смотрит лишь с краем интереса, а не с тем шатким беспокойством, видимым пару дней назад. Ямамото, точно, что-то своему другу наплёл и теперь чтобы он не сделал всё отбрасывается Сасагавой. Из-за сказанных когда-то слов своим другом (так говорит шестое чувство) врач Натсу не смущается даже если кормить того сладостями!       Два дня назад, предложи Тсуна съесть печение путём протягивания сладости ко рту собеседника в мгновенно был пронзён пренебрегающим взглядом и кажется даже полным отвращением. Нависла угроза боли.       В первой книги Инноченти четыреста восемьдесят пять альбомных страниц, их за день получилось бы разобрать начинай они с раннего утра или раньше решил бы работать с напрямую с памятью, но в реальности эти уроки нужны были только до ночи. Там уже получилось разместить знания, однако Сасагава, словно неуверенный в сплывающих знаниях, на следующий день, в обещанный день своего отъезда, не оставил его, хоть и разрешает заниматься с документами. Практика показала, что, начав читать, задаваемые вопросы уже не слышны, но всё равно «какого»?!       Идёт третий день объяснений написанного Инноченти и второй день Сасагава всё, что спрашивает, знает. Просто не верит в своё понимание. Не знает откуда взялись знания из-за чего и верить в них видать не хочет.       — Ты не возражаешь я немного понаглею?       Вероятно, Ямамото после того как увёл Сасагаву что-то о нём (о Натсу?) сказал из-за чего кажется даже если он в реальности флиртовать будет это отбросят. Мужчина, на бедре которого лежат обе его руки, не интересует, даже если рассматривать на одну ночь отношение, но такое безразличие раздражает. Ямамото точно ведёт с ним какую-то странную игру, словно он сейчас проявляет интерес как сын учителя проявил интерес к Натсу. Словно лезет к Сасагаве также шуточно как «ему» в любви признались! Он не Натсу и Ямамото его не знает.       Вчера устав от Сасагавы мешающего погрузится в документы пришлось уже оставить документы, пройтись в удобную для врача жёлтую гостиную. Сейчас они снова здесь. До ужина не отпустят, а после ужина в одиннадцать позовут спать.       — Как тебе удобно, — продолжая удерживать книгу в правой руке, спокойно произносит Сасагава предсказуемое согласие. Глаза мужчины полные интереса, от актёра внимание ни на мгновение не отводят. Ожидают увидеть его следующий шаг. Происходящие Сасагаву забавляет.       Раз дали согласие то Савада моментально разувается, закидывая на подлокотник дивана ноги, а голову умещая на прикасаемому секунды назад бедру — твёрдо. Но сойдёт.       Стоило пару секунд полежать, как пришло понимание, что не сойдёт, слишком высоко, неудобно. Впрочем, сложенный пиджак, подстеленный рядом с чужим бедром, немногим неудобства смягчает, а просто отказаться от идеи нельзя: как бы внешне Сасагава не был безразличен мужчине не может нравится с ним общаться, принимать его неправильное для того внимание.       — Я готов. — довольно сообщает Савада о готовности продолжения чтения, выделения для вопросов своего внимания — всё это довольство явно и полностью фальшиво. Бёдра Сасагавы твёрдые, полные мышц, вовсе не похожие на мягкие бёдра женщин на которых удобно спать. Касаться женщин во многих местах приятнее чем друга Натсу, они не такие безразличие к его заигрыванию (теплоты от Сасагавы не хочется, в отличие от отвращения), краснеют или смеются что-то вообразив, а этот… этот мужчина бесит.       В поместье к несчастью соблазнительных женщин нет ведь все преступницы, но посвящённые в тёмный мир нравятся только сильные. Гражданских в доме Буаче-третьего нет. Под платьями или юбками встреченных здесь представительниц прекрасного поза оружие, лишь вышка семьи безоружная в большинстве своём. Динамит у Гокудеры не виден, как и тонфа Хибари. Катану дома Такеши в руки не берёт (или берёт, но Тсуна только в потасовке с Хибари видел), Сасагава боксёр потому безоружный, Ламбо и Мукуро дома нет. Мужчина от Бовино пришёл вчера на пару минут договорившись о встречи на завтра и, если Гокудера даже приедет планы изменять он не будет, послезавтра нужно точно сходить на свидание. В день празднование как-то ну очень глупо подготовку начинать! У него слишком много сейчас дел стоит на паузе.       Шуршание страниц совсем немного тревожит, совсем вернее не отвлекает от придачи планам красивой оболочки через телефон и интернет. Сейчас они на второй книге где-то на сто восьмидесятых страницах, пока незнакомое Сасагава не встретит его не побеспокоят и как видно позволили столь нагло себя вести. У врача, когда тот сидит, спина излишне прям прямая, наверняка хочется мужчине также расслабленно, как сделал это он, разместится, но это его удерживают, а не наоборот. А, впрочем… Сасагава не идиот, тот должен был заметить изменение в воспоминаниях, понять о знании ранее неизвестного и всё равно его это нечто спрашивает! Он, пламенные документы и в целом, связанные с преступностью, у Сасагавы, читал и что-то о них писал, а теперь что, считает будто бы он (Босс Сасагавы) беспламенный?! Натсу не владеет пламенем, а не он! Он не Натсу!       Однако его задача быть Натсу потому ни один протест не звучит. С губ не срывается вопрос о чужом уме или завуалированное в комплементе оскорбление. Нравится кому-то тратить на это время (не уехал даже чтобы над ним поиздеваться!) пусть тратит, появилось конечно желание забрать знание, раз не пользуется ими, но Сасагава ничего ненужное о нём друзьям своим не сказал потому плевать.       Новости не интересные и ни мангу, ни мультфильм-кино не посмотреть, однако всё это не страшно. Отсутствие обычных старых документов тоже не беспокоит, сейчас важных дел нет.       Савада растворяет телефон закрывая следом глаза — хочется спать. Идёт девятый день без сна, границы очень шатаются, однако сон не так беспокоит, как опасность уснуть рядом с обладателем пламени Солнца.       — Упомянутое открытие говорит, что фагосомы, содержащие в микобактерии, невосприимчивы к слиянию с лизосомами. — это объяснение давно уже не в первой десятки произнесённых сегодня, но голос всё такой же бесстрастный, как при произнесении имени доктора на которого Инноченти ссылался. — Здесь суммируются современные знания об остановке созревания фагосом в инфицированных макрофагах и последующем ослаблении инициируемой макрофагами адаптивной антимикобактериальной иммунной защиты. — произносимое не волнует; Савада переворачивается на бок желая спросить не затекла ли нога и также не стыдно ли с ним на коленях гостей встречать. Минут десять назад занесли чай с вкусняшками которые Сасагава ест только если мужчине предложить, сам врач Натсу сладости не любит. И если раньше кормление арбузом Хибари считал флиртом, то с какого сам на этот флирт покупается? Произнёс значит первые попавшиеся слова, чтобы смутить!       Его ответ как обычно принимают молчанием, не спрашивают подробности или что-то похожее, лишь тратят пару секунд просмотра на его лицо, как чувствуется.       — Не удобно? — такой вопрос нужно задавать мужчине на бедро которого лежит его лицо, тяжесть энная, но всё же мешает правильному кровотечению; вопрос задаётся ему, кто не на женских бёдрах разместился. Сасагаве ожидаемо произносимое особо не беспокоит, мужчина не доктор — врач. Знание каких-то открытий этому другу Натсу не нужны и вообще всё необходимое, если подумает, всплывает, как только прочитал неизвестное. Этой же «неизвестной» расшифровкой интересуются.       — Сойдёт, — поморщившись отвечает Савада погасив слова о сравнении с каменной «постелью», актёр вообще редко придирается к своему окружению.       Сасагава не заставляет его лежать на того бёдрах, так что жаловаться нельзя и на самом деле наследство предка не видит у этого друга Натсу намёка на пламя внутри него, словно проверку не обмануть — Сасагава Рёхей в своих появившихся знаний винит Инноченти! Его расспрашивает чтобы убедиться, что знания у него тоже из книги взяты, когда он вот никогда предмет с такой функцией как кусок вложенных знаний не видел за исключения предметов, связанных с Три-не-сетте! У Сасагавы очень хорошее воображение…       — Я надоел тебе? — а вот этот вопрос к чему? Сасагава бесит, но ничего не заставляет делать.       — Хочешь, чтобы я покормил тебя? — вопрос звучит, когда Тсуна уже присел, мгновенно это произошло стоило предположению (лживому) появиться; Сасагава стоило сдвинуться, сразу убрал с «пути» свои руки не мешая подняться сейчас с лёгкой забавой смотря на пирожное которое актёр поднёс ко рту своего собеседника. Вчера Тсуна часто Сасагаву наедине кормил. Ямамото посмотревший на эту игру недолго пробыл рядом уйдя смеяться по просьбу друга в коридор, а потом и не вернулся.       Запястье вновь сжимают вместо ответа, до трещины кости (с каждой хваткой причинять ему боль легче), не смотрят после на их руки, не смотря на слышимый звук будто уверены в слабом своём сжатии. Сладость из пальцев не выпала, однако боль сильна, что игнорируют. Да и выглядит Сасагава таким уверенным в не причинении вреда, что прям бесит! Этот друг Натсу ничего словно о своей силе не знает. О обычной не знает и о пламенной пудрящей ему мозг не в курсе.       — Ты не видишь причины мне объяснять написанное потому что знаешь, что знания от чтения вливаются? — он никогда не говорил, что не видит смысла объяснять и соответственно о переданных знаниях не говорил; у Сасагавы реально богатое воображение.       Тон голоса собеседника бесстрастный, но глаза смотрят внимательно казалось готовые заметить даже мелкие эмоции — осталось их только проявить. Но он же правда ничего о знаниях не говорил, об отсутствии смысла объяснений не произносил!       Лёгкое, почти невидимое поджатии губ, перед лёгкой улыбкой и «о чём ты?» всё что нужно сделать, чтобы Сасагава обманулся.       — Всё что я тебе рассказываю мне рассказывали или я читал, — ведь Верде иногда подгоняет ему книги для самообразования, которым заниматься ему не хочется, а профессору вроде как важно его образование. Он же типа возглавляет умнейшего в мире. — но сказанное тобой напоминает мне шутку профессора, — к этому улыбка относится, Сасагава, а не к моему проколу!       Ничего конечно же Инноченти не говорил, но откуда это собеседнику знать? Мало у него что ли причина на мгновения выглядеть досадным? Инноченти гений среди гениев, не зря ведь того Великим лекарем называют и создал этот известный доктор ещё очень крутое оружие в компании других гениев.       — Он сказал, я не глупый, — а странный, — и, если захочу, смогу всё понять, не прилагая никаких сил, — ведь у него есть интуиция, рассказывающая ему всё желаемое — это наследств очень напоминает предсказание отчего задаются вопросы весьма редко. В серьёзных вещах. Предсказание же бесполезны. — Благо на меня не пало, — ибо даже шестое чувство не может ответить на невозможные вопросы, — потому я приложил много сил чтобы понять прочитанное, — не только в этой книге.       «Хвалил» его не Инноченти, Верде, ведь с лекарем Юни они редко видятся, в отличии от встреч с умнейшим человеком этого века, живущего с ним в одном доме. Состоят они с Верде в одной семье.       — Профессор не солгал и на тебя пало благословение божье?       Вовсе не бредовые слова сопровождает мягкая улыбка, ведь Тсуна видит чужую веру в его полу-лживые слова. Поверить в мысль будто известный годы беспламенный Босс резко овладел пламенем труднее чем в неизвестные записи гения.       Сасагава, когда актёр в слух читаемые тем записи назвал дневниками Инноченти даже в первый раз не замер — просто не обратил внимание. В голове с момента к ним касания считая их написанными своим кумиром. Сасагава дурак, не обративший внимание на тот его «промах». Внимательно тот считает его слушает! Понимает его ублюдок считает!       — Инноченти гений, я подозревал что его записи хранят какой-то великий секрет, но видно я не тот кому он доступен, что ожидаемо. Профессор очень много сделал для людей, — и для своего кошелька. — Прям как ты. — Сасагава деньги правда словно растрачивает, а не копит. Подозрительно и до слов, произнесённых два дня назад было богатство. — Понятно почему ты секрет обнаружил. Что-то необычное сделал или обнаружение произошло незаметно для тебя? Мне не скучно тебе всё объяснять, ты ошибаешься — мне просто не очень нравиться говорить о медицине. Я ценю чужие труды, рад сделанному, которое и меня обеспечило более лёгкой жизнью, однако я обыватель. Посетитель больниц. Мне разумеется не интересно говорить о делах, в которых я не разбираюсь. — Как зная, что он знает о пламени Сасагава не догадался о видении им чужой силы? Так уверен в созданных приборах? Но так всегда найдут желающие обойти систему и у Верде просто лучший способ из ныне существующих. — Но, если бы мы говорили о твоей работе или ты читал книгу на постели думаю я был бы более заинтересован. Возможно правда не в объяснениях.       Не была бы одна рука в плену ещё что-нибудь неприятное бы сделал, а так Савада только огладил щёку тыльной стороной свободной ладони, но даже это не показала какую-ту реакцию. Сасагава нахмурился конечно, но не из-за поступка — из-за сказанного.       — Ты сейчас шутишь со мной или…? — этот вопрос задаётся в отношении сказанных взаимоотношений с Инноченти.       — Не совсем шучу, — чуть наклоняет голову Тсуна пока ладонь переходит на шею, как и внимание. Сасагава в отличие от него в свободной одежде светлых оттенков, из украшений на того шее обычная вроде серебристая цепочка. — Такие мужчины как ты в моём вкусе, — эти глупые слова сотни флиртом назовут, и кто поймёт, что он лишь с темы медленно сползает? Будто бы в желании с чужого горла отпускает руку к футболке, которую приподнимает, касаясь разгорячённого тела когда-то всё им изученного. У него похожие мышцы были в пик своей силы. До того места.       Приставанию мешают резко, вторую руку хваткой ломают, заставляя ярче улыбнуться от реакции, а не боли. Собеседник уже выглядит недовольным. Так минимум кажется по хватке, а в реальности лицо Сасагавы безразличное, с лёгким намёком на неприятие, но не из-за его действий. Заигрывание всерьёз не восприняли.       — Я спрашиваю о сказанном тебе Инноченти, Тсуна, он правда сказал о спрятанном секрете в своих записях? В первый день чтения изменений не было.       Сасагава считает будто бы он шутит, ведь где-то также шутит над Хибари (?) со слов Такеши. Сасагава из-за своего друга считает будто он намекает на неправильное, ведь разговаривая с Такеши так делал (?!), но столкнувшись с ответным интересом отпросил сделанное как не существующие! Сасагава так легко не одурачить, однако тот вроде как отдурачился словами своего друга из-за которых стал невосприимчивым к его словам и действиям. К постели бы склонить как показать правдивых своих заигрываний, но они и без этого вместе спят. Трахаться ему хоть с кем-то из Аллерон не хочется. Сасагава, к слову, ещё со своей девушкой встречается. А у него должна была сегодня состоятся встреча вместо собеседника, но с тем уже Хибари разобрался. Отчего и был ранен. Через полтора месяца состоится суд. Сегодня дом покидать не нужно, иными словами; Хибари быстро свои слова выполняет и никого ещё не послал проверить строительство, слухами даже не интересовался. В нём просто уверен. В словах Натсу уверен.       — Инноченти не говорил о секретах прямо, — мягко произносит Савада вовсе не ложь — он мало с профессором разговаривал, но не однажды. Сасагава ничего, если правильно выразиться, не поймёт. Смешивать правду с ложью Тсуна у профессионала учился. — Он дал мне свои дневники и сказал, что в них описан весь его путь, который не будет для меня труден. Как для обывателя не могут быть трудны записи гения? Я уточнил у него, есть ли в написанном какие-то секреты, профессор сказал, что их нет, но он был бы рад найди я их. Эти слова почти дословные. Инноченти что-то ожидал, передавая свои записи, но что бы он не ожидал профессор этого не добился. — Хотя Инноченти был рад узнать, что того записи ему пригодились ведь благодарность он отправил пополнением счёта, после попытки создания одного известного лекарства после прочтения и разве не на это намекал гений? Сасагава глупый, раз думает о невозможном! Один из трёх создателей коробочек конечно Инноченти, но создать уникальное получилось благодаря совместным усилиям, по созданным не создателями чертежам и дневники профессор передал раньше того своего совместного изобретения о чём Сасагава не знает, а он и не скажет. Чужое незнание станет заблуждением, дурманящим разум.       Инноченти передал свои записи в благодарность за пару исписанных листков, что проговаривается с забавой, ведь что значит какая-то запись? Без знаний Сасагава никогда не догадается о формулы капсулы жизни которую он, того Босс, гражданский, и знать не должен. Оправдания что у него красивый почерк не фальшивка, хоть его почерк в семье Аллерон настоящий и не видели. Как и не фальшивы слова, что из двух листков один был потрачен на объяснения написанного. Что именно он написал Сасагава сам додумается, если не сочтёт слова ложью.       — Я не столь сильно, в отличие от тебя, восхищаюсь Великими лекарями, потому я ничего от них не ожидал, прося о встречи, и откуда у меня знания и силы чтобы привлечь внимание? Вероятно, Инноченти просто выбрал меня, как хранителя своих трудов. О нашей с ним встречи никто считай не знает, а за внимание профессора борются. Не я, не кто-либо иной, получив переданные тебе дневники, доказать ничего не сможет. Никто до меня, кроме профессора, с его слов, не видел подаренные тебе книги потому я и не знаю правда ли в записях спрятаны знания и настоящие ли вообще это дневники Великого лекаря. Я мало знаю о профессоре, чтобы верить будто дневники его или общался я с ним, а не кем-то иным. Не мог же гений передать мне за какие-то жалкие два листа все свои записи? Это выглядит бредово. Не считай будто читаемое тобой ценно — записи мусор.       Его слова бред, стоит бы беспокоиться, ведь книги реальны, как и ценность в них, но только редкие (безрассудные) иллюзионисты меняют воспоминания. Так делает Деймон, что вмешательством в разум многих спасает, Хранитель Джагерра, Наги и он. Фран, ученик Мукуро, что-то о схожем рассказывал, но иллюзионист Натсу более специализирует о благе для себя, чем для остальных. Впрочем, захватывать тела Рокудо умеет и способ передачи знаний работает где-то также, ведь копии совместных воспоминаний создаются в чужом мозгу, как и скрывается в чужой голове своё присутствие. Все иллюзионисты с разумом работают, но только единицы занимались более глубоким освоением своей силы. Единицы меняют воспоминания без их стирания, добавляя пользу.       Сасагава в сказанное верит частично, не потерял уверенность в авторе и уверился откуда появляются знания — наивный. Ему верить нельзя. Минимум пока он сам не доверится, там врать начнёт по минимум.       — Я думаю… мне не стоит больше читать. Забирать у тебя знания. — чё? — Попытавшись ты точно поймёшь спрятанный Инноченти секрет! Тсуна ты должен не останавливаться в чтении, у тебя слабая выдержка к книгам! Пытайся ты и у тебя всё получится!       Он конечно за три дня так одну книгу, меньшею размера чем одна переданная Сасагаве, не прочёл, но какого чёрта о нём беспокоится? Сильнее сжал запястья, когда кричал (волновался?) и это вроде нормально, что беспокоится, но серьёзно? Сказать бы о убогой заботе, но что этот врач знает о его умениях? Записи Инноченти уже своё дело сделали, он всё что мог из прочитанного извлёк!       Сасагава выглядит таким уверенным требуя от него (для него?) чушь, что это вызывает только смех, который продемонстрировать нельзя. Хотя забава вроде явна. Она показалась дёрганием губ, которое точно заметили       — Рёхей, я столь «много» раз читал переданные тебе книги, — целых два раза, — что знаю написанное «почти» наизусть. Для меня всё что могло открыться открылось — прими подарок без беспокойств.       Книги Инноченти были теми книгами, из-за которых Верде подумал и понял о бесполезном для него чтении. Если что-то и предлагает читать, так это абстрактные теории. Его интуиция додумывает до всего чего должен был додумать автор и его разум. Нужно дать только возможность шестому чувству зацепиться за его интересующие. Книги Инноченти полные размышлений прошли и были отвергнуты — лечения не то, что Саваду интересует. Скорее даже противно всё связанное с медициной.       Спорить о его словах бессмысленно и это произносится с каплей насмешки.       — Не заблуждайся в моей доброте: я дарю либо бесполезные для себя вещи, либо то, что могу и себе достать, появись у меня сожаление. Подаренное мной никогда не было смысла забирать, и ты не исключение.       Помимо переписанной профессору книг есть его память; всё что он подарил членам семьи Аллерон не сложно будет восстановить. Максимум придётся закупиться бумагой и чернилами, а время когда-нибудь найдётся.       На самом деле планируется разобраться с работой (документами) Натсу и у Сасагавы в госпитале (там им не интересуются) заняться восстановлением потерянных книг.       Сасагава слышит его слова, но даже если не принимает причины сказанного ничего не говорит, освобождает чужие руки от захватов. С какой-то небрежностью отбрасывая книгу, что упала на ноги, когда руку актёра схватили, рядом с собой. По другую от собеседника сторону; предлагает следом поесть. Из еды пирожные с медовым вкусом, чем-то напоминающие два печень скреплённые по средине кремом и напиток разумеется кофейный, но не обычный эспрессо подаваемый и утром, и вечером в мелкой чашечке, а капучино, что тоже кофейный напиток. Эспрессо основа, как помнится, но дополнительно добавляется подогретое вспененное молоко. Толстый слой густой кремовой пенки сверху большего размера чашечке вместе со сладковатым молоком делает кофе немного вкуснее. Италия, к несчастью та страна в которой предпочитают кофе…       — Давай чуть позже смахнёмся? — не притрагиваясь к сладостям, лишь делая глоток уже тёплого напитка спрашивает Сасагава взгляда даже на собеседника не бросая. — Через час или полтора, когда сладости у тебя переварятся. Во избежание, — тошноты или блевоты от удара? Слова не объясняются и в этом смысла нет. Желание избить Сасагаву исчезло как извинились.       — Если я скажу, что мне не интересно…?       Вопрос вызывает улыбку у врача, скрытую почти сразу чашечкой. На актёра даже взгляда не бросили, но звук забавы прозвучал из-за чего улыбка и была замечена.       — Я уеду утром, до того, как ты встанешь, — то есть максимум часа два получится поспать; почему не сейчас? — Сегодня я завершу последние дела здесь и вернусь на работу, — словно читая мысли произносит следом Сасагава. — Я зайду за тобой через час. Отказ в этот раз не приняли и вроде как отпустили, понятно.       В месть Савада скормил пару сладостей, которые из его рук ели, сами вроде как не желая и ладно, думает его через час найти? Точно запретит кому-то его отвозить во избежание бегства.       — Тсуна, ты здесь? — нет, он не здесь — сразу же, мысленно ответил Савада, крепче сжимая листы и задерживая дыхание. Вероятность, что его будут искать под столом маленькая, но она всё ещё есть. Нет, не то, чтобы Тсуна прятался, вовсе нет, он не настолько трус — просто так удобнее — точно! Всё именно так. В кресле слишком мягко, захотелось больше твёрдости — вот!       Сасагава, к слову, уже в кабинете его искал. Прошёл час с момента расставания уже минут как десять — в кабинет совсем недавно получилось вернуться. Ямамото через пару минут после расставания с врачом увёл на медитацию.       Более голос ничего не произнёс, но Савада не был наивным, чтобы думать, что Ямамото ушёл — нет, дверь не закрывалась — тот ещё в комнате. Рядом раздавшееся задумчивое «странно» дало понять правильность своих предположений, проверяли диван, вероятно предполагая, что он уснул.       Дверь закрылась почти неслышно, но пропустить этот звук Савада не мог — дверь не настолько хорошо обучена, чтобы не издавать звука или убирать порыв воздуха. Хорошо, что дверь не такая крутая, как Ямамото, а то был бы тот ещё кошмар.       Выползать из-под стола Савада не стал, только возобновил дыхание и расслабил руки, продолжая читать текст. Окно, которое давало свет, стояло не позади рабочего стола, под котором он находился, но весьма рядом, так что всё было прекрасно видно. К тому же он отодвинул в сторону кресло, чтобы было удобнее.       В действительности Тсуна и правда не прятался, просто сменил место дислокации — честно, этот совет его достал, морально. Побыть одному не было никакой возможно и, хоть в действительности на это было плевать, Савада хотел закончить все документы, а потом уже заниматься ерундой. Не наоборот. И, таким темпом, каким он разбирает документацию, чудо, как свободный кабинет случится не в близлежащие недели. Работы оставалось не больше чем на несколько полных дней и добить всё, чтобы расслабиться было самой желанной мечтой. Каждый день происходит какая-то хрень, больше напоминающая странностью фестивали из Школы Мидоримы, о которых не раз рассказывала Хару, и коллекция костюмов с которых осталась, показывающая всю чудаковатость происходящего на них. Именно словом «чудаковатый» или «странно» можно описать происходящее в этом доме. Нет, Тсуна был не против творить или участвовать во всех непонятных мероприятиях, которые казалось, словно специально придумывают, но должны же в совете понимать, что ему нужно время заниматься документами? Они ещё не оговорили план политики семьи с Гокудерой, хотя он и должен был предоставить несколько пробных вариантов ещё в конце прошлого месяца. Тсуна понимал, что он не Натсу и Гокудера как бы от него этого и не требует, но сваливать ещё больше дел было уже совестно. Да, Гокудера ничего не говорит, но Тсуна и так знал, что Гокудера все обязанности Босса тянет на себя. Именно поэтому на задержку Гокудеры ничего не было сказано и именно поэтому, чтобы не мешать никакой отчёт на конец месяца не будет составлен. Он не Натсу.       Гокудеры нет уже четвёртый день и, это плохо. Это был первый раз, когда Гокудера перестал быть поблизости, оставив его одного с остальными. По сути ничего не изменилось, но ему начало казаться, что он делает только одни проколы, ибо слишком легко справляется со всем происходящим. Сасагава к нему притёрся и перестал даже краем на него неприятно смотреть, купился сегодня на ложь, а теперь хочет быть им избитым. Сасагава извиился потому бить того расхотеось, но договорились они о победе когда хотелось боль причинить. Сасагава правильно подумает (этих мыслей нельзя допустиь) произойди сражение такое же глупое как с Хибари. Из-за раней договорённости повод отказаться не нашёлся и надежда на сваливание рассыпалась о отсутствие сегодня встреч и тем, что Ямамото, казалось его сторожил, чтобы он не свалил. Как иначе назвать, что его потащили в тренировочную комнату и сказали медитировать стоило только расстаться с Сасагавой, Тсуна и не знает. Очистить разум актёр только частично смог, в присутствие Ямамото мысли паники полностью исчезли, перешли на самого Ямамото-куна, от которых избавится было весьма сложно. Черти, он почти не отрывал взгляда от мечника, смотрел и смотрел, словно первый раз видел! Хорошо хоть Ямамото глубоко погрузился в подсознание, и не заметил его внимание — иной причины, почему тот игнорировал его взгляд Тсуна не мог понять. Трогать или мешать медитации он не стал, только склонился в благодарности и вернулся в кабинет.       Медитация с Такеши и правда помогла ему избавится от паники, но пришли другие, не менее плохие мысли.       Не хотелось находится рядом с Такеши, не только потому что тот, до сих пор, ему нравился, не хотелось находится рядом потому что внутри него были сожаления и вина.       Пропажа света воспринялась непонятной и неожиданной реальностью, Тсуна даже приподнял бровь видя, что ничего не видит, кроме силуэта листов. Господи — нет! — он как раз поймал мысль, как лучше бы соединить «Кристаллические структуры» и «Виноград», предприятия, которые в принципе издают одни и те же вещи, но под разными людьми. Было бы выгоднее, если слить две эти организации, даже если физически это невозможно из-за размещения в разных городах. Было бы выгодно исключить создание похожих товаров одном из заводов и добавить новое во второй. И варианты именно этого нового, как раз пришли в его голову, Тсуна понимал, что все отделы на самом деле вообще разные компании и почти не имеют друг к другу никакого отношение, но глупо составлять конкуренцию друг другу. Забавно, что никто, даже он, никогда не замечал, как похожи товарки двух разных, но таких популярных, марок. Товары лучше не убирать, взрослые в игрушках плохо понимают, покупая своим детям всё похожее.       — За что мне такое наказание? — в пустоту обратился Савада, покрутив ручку в руках, думая, что делать. Свет вырубило либо надолго, либо на не очень долго и, по мнению Савады, там и без него специалистов много, разберутся и настроят электроэнергию, — Именно, — согласился с мыслями Тсуна, — без меня справятся.       Зажав кончик ручки зубами, Тсуна достал телефон, включая фонарик чтобы продолжить писать. Ему бы ещё пару минут, и он закончит. Документы он закончил, по крайней мере те, которые были рядом, за новыми нужно подниматься, и этим Тсуна планировал заняться чуть позже. Слова, которые проговорили рядом, наверняка опять Альберту что-то нужно, Тсуна пропустил мимо ушей. Лишь негромко проговорил «семь минут», обозначая время, через которое выйдет в реальный мир. Дальше, если и говорили, Тсуна не обратил внимание, только заметил, что дали свет, за что он тихо прошептал благодарность Богам, продолжая писать под двумя разными источниками света. Так, на всякий случай.       То, что у него есть плохая привычка игнорировать окружающую среду, Тсуна знал, но не мог от неё избавится. Интуиция предупредит, если произойдёт что-то серьёзное; скажет, если важнее обратить внимание на собеседника, чем на деланное им занятие. Так, как обычно ерундой он с такой серьёзностью не занимался, то Савада придерживался мнения, что всё остальное может подождать.       Когда он, наконец дописал последние буквы, Тсуна замер, смотря на чертёж и разбросанные рядом такие же, исписанные им документы. На одной стороне был текст докладов, на другой его схематически набросанный план и типы игрушек. С губ, вместо счастливого выдоха, автоматически срывается стон полный горя, а руки зарываются волосы. Ручка с тихим звуком падает на пол, точно также как телефон, но оба предмета Тсуна игнорирует, сжимаясь комочком, смотря в никуда.       Чёрт его возьми, зачем он испортил документацию? Зачем он лезет не в своё дело?! Он здесь даже никто! И помимо того, что не станет показывать придуманное Гокудере теперь ещё отчёты переписывать нужно! Видать у него реально много свободного времени; плевать, что в игрушках актёр разбирается лучше любого создателя — это ничего не значит!       — Убейте меня кто-нибудь, — с безнадёжностью попросил Савада, представляя сколько проблем он вызвал этим автоматическим улучшением; представляя, как Гокудера посмотрит подозрительно, а Бовино, так ни разу ещё как Натсу не виденный, с брезгливой заинтересованностью. А, о взгляде Хибари, даже думать не хотелось. Именно Хибари и Бовино подконтрольны заводы по созданию игрушек, вероятно одно созданное самим Хибари, которое расположено на родине, а другое, скорее всего, досталось Бовино от предков, расположенное здесь. Хибари забьёт его до смерти, а Бовино, ну, Бовино тоже что-нибудь сделает. Может попросит своего родственника забить его до смерти, тот, конечно, по слухам приходит только в моменты опасности, но вероятность такой удачи маловероятна. Если не был рядом, то никогда не мог бы успеть помочь.       Да плевать на Бовино, как и плевать на его родственника, нужно было решить, что делать дальше с документами, с компроматом на него.       — Не может быть всё настолько плохо, ты же любишь детей.       То, что он любит детей сюда никаким боком, не относятся. Да, он хотел, чтобы его дети имели лучшие игрушки; да, он с Хару и Киоко много времени тратил на продумывание своих образов и создание их, даже в единичном прототипе, чтобы удовлетворить детишек в детских домах, которые они часто посещали — сейчас это всё бесполезно. С учётом уже показанного сколько много он умеет, он до сих пор удивлён, что, жив. Вероятно, Гокудера понимает его пока полезность; понимает, что пока Натсу нет рядом он его единственная надежда, но это не помешает ему морально раздавить его подозрительным и уничтожающим взглядом.       Наверное, всё что он делает Гокудера переделал, а ему остаётся чужая репутация умного руководителя. Что он вообще делает? В игры играет и старые документы читает.       — Это не просто плохо, — с разочарованием проговорил Савада, не видя ничего хорошего в поддержки от человека, который прекрасно знает, как Гокудера реагирует на всякие даже мало-мальски подозрительные вещи, — это ужасно. Если Хаято добр, это не значит, что он добр. Он забьёт меня до смерти за испорченные документы.       В своих схемах и изображениях Тсуна не сомневался, воображение у него очень хорошее, а правильные знания дают избежать каверзов невозможности создания или использования дорогих материалов.       — Я скажу переписать, ничего страшного, — улыбается Ямамото сидя у окна. Кресла уже загораживающего от людей впереди нет. Такеши его очень хорошо видит.       — А когда ты…? — этот вопрос лучше не произносить, но хоть вздрагивания погасить не получилось, а вопрос полностью задан не был по лицу Ямамото видно о понимании не сказанного.       — Тебе много ещё времени нужно? Тебя ребята ждут.       Если бы эти ребята свалили было бы в разы прекрасней, но произнести это нельзя. Вздохнув Тсуна встаёт, оставляя испорчены листы на столе, а проверенные перемещая в стопку остальным. Знал же, что на его стороне нет ни одного человека так какого печалится?