***
За завтраком им сообщили о том, что вскоре прибудут ещё люди из лагеря. Ещё не все, но половина точно. Кай была бы рада этому. В конце концов, здесь и вправду безопасно. За пару дней это было понять не трудно, особенно, если до этого приходилось жить в вечном страхе за собственную жизнь. Вот только после этого самого завтрака всем провинившимся на вылазке с передатчиками всё-таки влепили наказание. В виде уборки на верхних этажах и подготовке их к приезду десятков человек. У них был второй по счету этаж, где, судя по всему, раньше располагался склад. Там уже стояли кровати, которые нужно было разобрать и расставить в двух комнатах. А ещё была куча всякого хлама в виде разных вещей павшей цивилизации. Человек, которого Айлин назначила главным, кажется, его звали Ролан, сказал, что им нужно будет разобрать это всё, а Рейвен должна была выяснить, что из них работает, а что нет. Затем всё, что не пригодится, просто выставить в коридор, чтобы их потом утилизировали. И поскольку наказанных было шестеро, то и разделили их как раз по трое на одну комнату. Финн, Нейтан и Беллами. Кай, Рейвен и Мёрфи. Рейес тут же заняла место за столом, куда ей сгружали всю технику, которую находили. Джон лениво рассматривал остальные вещи, прикидывая, куда можно распихать этот, мало нужный кому-либо, хлам. А Коллинз с усердием заправляла эти самые кровати, которые стояли по периметру, стараясь сделать всё быстрее, чтобы потом просто потратить оставшееся время на что-нибудь более приятное. Например, посмотреть телевизор в общей зоне. — Знаешь, Ненормальная, — протянул Мёрфи, когда Кай подошла к столу, где лежали комплекты с постельным бельем, а он вешал над ним очередную картину. — Когда в следующий раз решишь кому-то помочь с чем-то, то не обращайся ко мне. Он говорил спокойно, без этой обычной едкой усмешки в голосе. Только лишь растягивал буквы в своей манере, но даже это заставило Коллинз задержаться на месте и прожечь взглядом в нём дыру размером с Марианскую впадину. Все мышцы тут же напряглись в раздражении. Можно подумать, будто её идеей было идти на эту хренову станцию. — Зато теперь ты в безопасности, где тебе точно ничего не грозит, — прошипела она, на секунду гадко ухмыльнувшись. — Так что можешь сказать спасибо. Хотелось бы сказать ещё что-то колкое ему в ответ, но фантазия ограничивалась лишь словом «мудак». Так что Кай уже собиралась схватить этот несчастный комплект, из-за которого подошла сюда и пойти в другую сторону. Но замерла на месте, когда парень, оторвавшись от своего занятия, сделал шаг к ней, встав практически к ней вплотную, облокотившись одной рукой на стол возле неё. — Что-то часто мне нужно благодарить тебя за то дерьмо, в которое я попадаю из-за тебя, Коллинз, — прошипел ей прямо в лицо, опаляя щеки дыханием. — Никто насильно не заставляет тебя таскаться за мной, — в тон ему ответила Кай, вздернув подбородок. — Так почему бы тебе просто не отвалить от меня? — С радостью, — выпалил Джон, но при этом остался стоять в том же положении. Ему хотелось ударить её, желательно прямо головой об этот стол. Но с тем же, поцеловать. Так, чтобы без слов до неё, наконец, дошло, почему он за ней таскается, и сам ненавидит себя за это. За эту тупую привязанность, которую всеми силами старается от себя гнать, как только видит эту черную макушку на горизонте и слышит этот раздражающий до кончиков пальцев звонкий голос. А Кай смотрит. Прямо в глаза, пытаясь понять, что не так в его взгляде. Пытается разгадать, что именно ему от неё нужно. В груди распространяется непонятное жжение, от которого хочется избавиться. Также, как и от Мёрфи, потому что его присутствие вызывает странные чувства каждый раз, стоит ему приблизится к ней, настолько близко. Только почему ей нравится эта постоянная игра в то, кто кого больше заденет? — Вы уже выяснили свои отношения? Недовольный голос Рейвен разрушает то неимоверное напряжение, которое было между ними. Коллинз тут же делает шаг назад, прижав к груди постельное белье, будто вынырнув из-под толщи воды. Она, совершенно, точно, больше не подойдет к нему настолько близко. — Я кое-что нашла, поэтому теперь наша уборка может проходить веселее, — живо объясняет Рейес, делая какие-то свои технические махинации за столом. Затем помещение тут же наполняет какая-то быстрая песня, исходящая из приёмника, который она починила. Музыка немного расслабляет, поэтому Кай быстро расслабляется, стараясь выбросить мысли о произошедшем из головы. И делает свою работу ещё быстрее, чтобы убраться отсюда. Из-за этой самой торопливости, она дергает на себя одеяло, которое за что-то зацепилось и выругивается сквозь зубы, потому что ткань рвется. Тяжело вздыхает, пряча этот порванный край под матрац, но взгляд теперь цепляется за болт, за который зацепилось это самое одеяло. Он был от вентиляции. И, кажется, просмотр телевизора вечером в общей зоне явно отменяется.***
Спокойно пройти до той самой комнаты на верхнем этаже было легко. Гораздо тяжелее было туда попасть. Охраны не было, как таковой. Но зато были камеры, которые обойти было невозможно. Кай уже хотела отбросить затею с новым развлечением, но заметила, что в комнате слежения ровно в полночь как раз началась пересменка. И это, пожалуй, было единственным шансом, которым грех было не воспользоваться. Она прошла через пост, стараясь быть максимально незамеченной, и тут же забежала в лифт, быстро нажимая кнопку второго этажа. Выдохнула только, когда двери закрылись. Второй же этаж был нежилым и, вряд ли, тут использовались камеры. По крайней мере, Кай не видела, чтобы они были включены, когда они, закончив, выходили отсюда. Комнаты не были закрыты на замок. Неудивительно, ведь группа за людьми будет выезжать только завтра утром. Люди начнут заселять их только через пару дней, поэтому пока нет карантина. Вентиляция здесь была узковатой, не настолько, как на Ковчеге, но зато поворотов было больше. Вторая жилая комната. Ещё один склад с одеждой, предназначенной для новоприбывших. Пара пустующих комнат охраны. Как оказалось, камеры здесь всё же не работали. Но этот этаж был неинтересен. Большую часть она могла изучить и, не влезая сюда, в вентиляцию. Поэтому нужно было двигаться дальше. На третий уровень, как раз, где их держали в карантине. Снова ещё один склад, но уже с продуктами. Комнаты с белоснежными стенами. Лазарет, где на посту спала мед сестра. На этом все. Больше никаких комнат на карте, которую им дала Айлин, чтобы лучше ориентироваться внутри горы не было. Но вентиляция вела дальше. Разумеется, любопытство взяло вверх. Коллинз проползла ещё в следующую комнату, но резко остановилась, услышав голоса. Сама не знает почему, но её какое-то шестое чувство подсказывало, что стоит не издавать никакого шума, чтобы ни в коем случае не быть замеченной. Было не разобрать, о чем конкретно они говорят, было только понятно, что в помещении находятся мужчина и женщина. Поэтому, насколько это возможно, Кай постаралась тише продвинуться к решетчатому окошку, чтобы посмотреть, что там происходит. А то, что происходило, заставило ещё только больше задержать дыхание, боясь издать лишнего звука. Две кровати. На них лежали люди. Обгоревшие, со сплавившейся кожей, но явно ещё живые, хоть и без сознания. Они были подключены к искусственному жизнеобеспечению. Два человека. Одни из тех, которые якобы погибли вскоре после прибытия сюда. А значит, Айлин соврала. И здесь явно всё не так радужно, как показалось сначала. Нужно было уходить. Срочно. Чтобы никто не заметил. Чтобы никто уж точно не хватился её. И теперь действовать нужно было действительно намного тише.***
Руки немного тряслись от спешки. Нужно убираться отсюда. Как можно дальше. Это совершенно не безопасное место. Кай чуть ли не бежала в столовую к завтраку, чтобы рассказать о том, что происходит Беллами. Он точно поймет. Он точно поверит. Ни Кларк, ни Кейн, а именно он. В голове была каша. Зачем Айлин сказала, что эти люди мертвы? Почему не указала эту комнату на карте? Где ещё люди, которых привезли сюда? Так много вопросов, но не одного ответа. Одно известно точно — врала эта рыжая бестия явно не в пользу людей из их лагеря. Ощущение того, что совсем скоро сюда привезут ещё несколько десятков людей, как на убой, не покидала Коллинз всю ночь, от чего она даже не смогла заснуть, додумывая всё, что только возможно. Беллами сидел рядом с Миллером, Кларк и Финном о чем-то переговариваясь, поедая овощи в тарелке. Нужно было не показаться подозрительной, поэтому Кай, как могла, одергивала себя, чтобы никто не заподозрил её в странном поведении. — Нужно поговорить, — стараясь придать голосу, взгляду, поведению свой привычный вид, произнесла Коллинз, уперевшись руками о стол, за которым все сидели, смотря при этом только на Беллами. — Если это что-то срочное, то говори прямо сейчас, — хмыкнул Блейк, лишь на секунду задержав на ней взгляд, а затем снова обернулся на свою тарелку. — А если нет, то, думаю, это подождет до обеда. Злость тут же растеклась по венам, как лава. Кай понимала, почему у него такое отношение. Но прямо сейчас речь шла совершенно о другом. Вернее, она хотела ему рассказать настолько важную информацию, из-за которой рисковала жизнью. Пусть и не специально, и по своей инициативе. — Нужно прямо сейчас, — с нажимом произнесла Коллинз, мельком оглядев всю столовую, убеждая саму себя, что никто за ними не наблюдает, и никто ее не видел прошлой ночью. — Я серьезно, Беллами. Сейчас. Его это настораживает. Кай выглядит немного потеряно. Пусть постороннему это и не понять, но то, как её руки сжимают стол и даже мелкие движения её выдают с потрохами. — Через полчаса, — кивает он, сам прекрасно понимая, что действительно раньше не сможет её выслушать. — На втором ярусе. Кай хочется ему врезать. Впервые, потому что ситуация слишком критичная, но заорать ему в лицо на весь этаж уж точно было бы плохой идеей. Поэтому она лишь кивает и уходит в сторону, намереваясь сделать вид для лишних глаз, что они просто мило обменялись любезностями перед завтраком. А после она ждет его на этом чертовом втором этаже, переминаясь с ноги на ногу. Поглядывает на часы и тяжело вздыхает, сжимая руки в кулаки. И вот лифт, наконец, открывается. Но оттуда выходит не Беллами. Там никого нет, кроме дымовой шашки. Коллинз не успевает сообразить, что нужно задержать дыхание прежде, чем в голове мутнеет, а тело слабнет.