Пленница

Еду мне приносят исправно три раза в день. Идут вторые сутки моего заключения. Энергию девать мне абсолютно некуда. Я перебрала свои украшения (их так много, что я убила на это несколько часов), подаренные Мурадом платья, ткани и платки. Сундук с золотом зияет одним пустым углом. Мерьем щедро раздавала бакшиш от моего лица, делая мою жизнь легче. Во всяком случае, слуги относились вежливее, кухарки давали мои любимые сладости, а евнух постоянно прислуживал и помогал. Мне даже становится интересно, оставляла ли Мерьем что-то себе, помимо того, что давала ей я. После того скандала с подаренным Мурадом кольцом свою признательность ей я выражала неограниченным доступом к моим деньгам, но на все личные траты вроде украшений и пошива платьев она спрашивала разрешения. Перебираю корзинку с шитьем. Я так ничего и не вышила за все время здесь, кроме убогого простенького платка с тюльпанами. Кривые швы вызывают желание распороть все и переделать, но вместо этого беру и начинаю новую вышивку. Вышиваю в этот раз ландыши. Из трех готово два, когда мне и это надоедает. И я просто начинаю ходить взад-вперед по комнате. Подол платья истерично шуршит, а я заламываю руки. Шрамы на уже зажившей кисти начинают ныть. Значит, скоро будет дождь. За зарешеченным окном на небе виднеются тучи. Мысли о дальнейшей судьбе, ставшие привычными после нападения на мой корабль, уже не гудят в голове рассерженным роем, а лишь слегка шевелятся по углам. От меня ничего не зависит. Поверит Мурад в эти глупые наветы или нет? Если бы я хотела убить его, давным-давно бы отравила. И отравила бы так, что сам факт отравления никто бы не смог доказать. Но без Мурада я окажусь полностью без защиты, и скорее всего, меня либо на всякий случай казнят или отправят куда подальше, и долгожданной свободы я не получу. Вечером, когда за окном уже вовсю льет дождь, ко мне в комнату вбегает Мерьем с горящими глазами. Мы обнимаемся. — Боже мой, как тебя пустили, — прижимаюсь к ней как можно ближе, ощущая знакомое приятное тепло. — Сколько ты заплатила? — Много. Твои деньги открывают почти все двери, если знать, кому платить, — кокетливо улыбается девушка. — Ну и не думаешь же ты, что все твои деньги хранятся в этом сундуке? — Мерьем хитро улыбается. — Часть хранится по тайникам во дворце, часть у меня в комнате, часть у нашего евнуха и еще часть отдана на хранение казначею. — Сама-то ты помнишь, где и что лежит? — сложно не улыбнуться на такую расчётливость. Все-таки Мерьем многому научилась за время жизни в гареме. — Да. И даже помню, сколько конкретно и какими монетами, — щебечет девушка. В комнату заглядывает стражник, сурово осматривает нас и велит быть тише. — Я вот зачем пришла. Есть новости. Ибрагим-паша лично занимается моим браком и ищет мне мужа. Твоя вина все еще не доказана. В день заказа ты пробыла весь день в лечебнице, а ночь у Повелителя в покоях. А из дворца выходили лишь Валиде со свитой, чтобы посетить ее вакф. Вряд ли Валиде Султан стала бы покушаться на своего сына. — Почему ты так уверена, что это кто-то из Дворца? — На заказчице были специальные одежды, которые только у султанских наложниц есть. Их невозможно подделать, просто потому, что обычные люди редко их видят. Так что во Дворце есть предатель, — заканчивает свой рассказ Мерьем. — И Валиде Султан все еще уверена, что ты в этом замешана. Поэтому тебя не выпускают. — А Повелитель знает, что я заперта здесь? — неприязнь Кесем Султан меня не трогает. В конце концов, любая мать хочет оградить своего ребёнка от любых угроз. Даже если ее сын великий монарх, а этой самой угрозы не существует. — Я не знаю, Саадет, — пожимает плечами Мерьем. — Хочешь, чтобы я сообщила ему? — я киваю в ответ. — А я говорила, что не нужно было разбрасываться султанской милостью, пока она была у тебя. А что теперь? — Ты не понимаешь, Мерьем, — качаю головой. Как ей объяснить все то, что я чувствую? Кому вообще можно рассказать о таком? — Нет, я прекрасно тебя понимаю. Ты переживаешь из-за своего рабства, — ее слова бьют точно в цель, заставляя меня против воли скривиться от неприятного ощущения внутри. — Из-за того, что раньше ты была принцессой, смириться тебе еще сложнее. Здесь все проходят через это. И я прошла, — девушка подходит ближе и сжимает мои ладони в жесте поддержки. — Как только ты примешь свое рабство как свершившийся факт, жить тебе станет легче. Тем более Повелитель высоко тебя ценит. — Я не рабыня, Мерьем, — качаю головой, вырывая свои ладони и отшатываясь назад. — Ты не хочешь ею быть, — исправляет меня девушка, жестко глядя прямо мне в глаза. — Но ты принадлежишь султану Мураду. Это правда, и ты никуда от этого не денешься. — Нет, всегда есть выход, — ее слова вскрывают мои раны, как нарывы, и боль, как гниль, вытекает наружу. Сердце бьется как бешеное, и воздуха начинает не хватать. — Есть… — Да, — неожиданно соглашается Мерьем, подходит к корзинке с шитьем и достает оттуда маленький ножик, используемый вместо потерянных ножниц. Нож блестит острым лезвием. Тонкие пальцы Мерьем плотно обхватывают рукоять. Мне становится страшно от того, с какой мрачной решимостью она смотрит на меня. Шаг за шагом, и вот мы снова стоим напротив друг друга. — Выход есть. Умереть. Но тебе не хватит сил убить себя. Верно? — она протягивает мне нож, развернув его. Я принимаю оружие, чуть-чуть помедлив. Оно обжигает мою ладонь опасным холодом. Мерьем отстраняется. — Я постараюсь передать Повелителю новость, но ничего не обещаю, — переводит тему девушка. — До встречи, — Мерьем уходит, оставляя меня одну. Нож выпадает из моих рук с лёгким звоном. Я также оседаю на пол. Мой взгляд падает на несчастный недоделанный платок. Мне вспоминается, что столь старательно вышиваемые мной ландыши символизируют покорность и слабость. Это злит. Я вскакиваю, хватаю платок и рву тонкий шелк на кусочки, пока все комната не оказывается усеяна мелким тряпьем. Ненавижу свою слабость, ненавижу Мурада, из-за которого я в этой ситуации оказалась. Я не заслужила такого. Слезы сами собой начинают течь из глаз. Всхлипываю, и мой почти детский стон заставляет меня ненавидеть себя еще сильнее. Опять рыдаю. — Господи, я не могу так больше, — надрывно кричу, задрав голову к потолку. — За что Ты так со мной? — слезы застилают глаза, и их приходится вытирать рукавом. — Это нужно закончить… Мне нужно это закончить, — срывается с моих губ воспалённый шёпот, и я останавливаюсь рядом с лежащим на полу ножом. Он призывно блестит, и я опускаюсь за ним. Рукоятка удобно ложится в ладонь. И не успеваю я встать, как дверь распахивается под чьим-то неудержимым напором. На пороге стоит Мурад. Он быстро оглядывает комнату, и его взгляд останавливается на ноже. — Саадет, все хорошо. Отдай мне, пожалуйста, нож, — мужчина аккуратно, размеренной походкой бывалого воина, приближается ко мне. — Он тебе не нужен, — Мурад протягивает руку. Я вижу, насколько он напуган. Неужели боится, что я его этим ножичком прямо здесь прикончу? — Зачем ты пришел? — инстинктивно шагаю назад, снова увеличивая расстояние между нами. — Саадет, я знаю, что ты не причем, отдай мне нож, — Мурад не двигается и поднимает руки в беззащитном жесте. Да пусть подавится этим ножом. Сам пришел и сам же боится покушения. Знает же, что не смогла тогда вонзить нож в него спящего. Неужто думает, что я так сильно изменилась за время здесь? — Зачем вы пришли, Повелитель? — спрашиваю, перехватив нож поудобнее и скрестив руки на груди. — Все-таки решили проверить, не сошла ли я с ума взаперти? — Мурад смотрит на меня вопросительно-устало. Он по-прежнему не двигается и внимательно следит за оружием. — Спасибо, что все же пришли. Как-нибудь меня просто-напросто сгноят в темнице, а вы даже и не вспомните, — последние слова срываются с моих губ злым тихим шепотом. Мужчина медленно делает аккуратный шаг мне навстречу. Я тут же выбрасываю вперед руку с зажатым в ней оружием. Это заставляет Мурада на секунду замереть, но он тут же продолжает так же размеренно приближаться ко мне. — Стой, или я сделаю то, чего ты так боишься, — на его лице отражается непонимание. — Я не пожалею тебя. — Меня можешь не жалеть, Саадет. Но пожалей себя, — говорит он тихо, и все мгновенно встаёт на свои места. Лезвие все это время нужно было направлять совершенно в другую сторону. Как все просто. Мгновенно разворачиваю кинжал к себе. — Не надо, Саадет. — Все это время я думала, что ты так трясешься за свою драгоценную царственную жизнь, а оказывается, ты боялся, что я вскроюсь. Какая восхитительная привязанность к обычной наложнице, — рука дрожит, но лезвие все еще целится ровно в сердце. — Ваша матушка не учила вас, что к рабам не следует привыкать? — Саадет, я… — Что? Вам есть что сказать? — комнату заполоняет гнетущая тишина. Кажется, я слышу, как бьется сердце Мурада. — Пожалуйста, положи нож. Чего ты хочешь? Я все сделаю, — говорит мужчина неожиданно дрогнувшим голосом. — Лжешь, ты забудешь про свои обещания, как только нож будет достаточно далеко от моего сердца, — медленно веду лезвие к горлу, и останавливаю его прямо напротив артерии. — Или горла. Так убить проще, всего лишь протыкаешь сосуд, и все. А вот чтобы попасть в сердце нужно быть достаточно сильным. Боюсь, слабой женщине это не под силу. — Саадет, просто скажи, чего ты хочешь, — срывается на крик мужчина. — Получить наконец свободу, уехать из этого поганого места и никогда тебя не видеть. Что, выполнишь мои условия? — улыбаюсь краями сухих губ, чувствуя, что пальцы, вцепившиеся в рукоятку до посинения, уже сводит судорогой. — Ну же. Что скажешь, султан Мурад? — Да, я отпущу тебя, — кивает мужчина после пары минут напряженного молчания. — Только отпусти нож. — Отпустишь? — смеюсь ему в лицо. Лезвие слегка царапает кожу, и проступает несколько капель крови. — Я знаю, что ты лжешь. В отличие от тебя, мои чувства не мешают мне думать. — О каких чувствах ты говоришь? — спрашивает Мурад, смотря на меня как будто бы с надеждой. Это заставляет меня поморщиться — Встань на колени, — приказываю я, желая получить хоть что-то. В кои-то веки побыть унижающей, а не униженной. Насладиться человеческой беспомощностью и зависимостью. Растоптать его гордость и поработить. Вместо ожидаемой злобы и гнева Мурад покорно опускается на колени передо мной и смотрит на меня снизу вверх, пристально следя за оружием. — Теперь ты опустишь нож? — Помнишь, как-то ты мне сказал, что свобода меня ждет только за могильной плитой? — я смотрю прямо Мураду в глаза. Чувствую себя отомщенной. — Зря я тогда не последовала этому совету. — Саадет, я сделал все, как ты просила. Опусти нож, — говорит Мурад, продолжая стоять на коленях. Я не отвечаю ему. Капля крови с шеи дотекла до декольте. Это раздражает. Хочется содрать с себя одежду и сжечь. За окном начинается гроза. И под особенно громкий раскат я вздрагиваю всем телом, выпускаю нож и валюсь на пол. Мурад резко вскакивает на ноги и поднимает оружие. Ситуация изменилась. Теперь я лежу у его ног, заплаканная и растоптанная. Все вернулось на круги своя. — Все, ножа у меня больше нет, — шепчу, обхватывая колени руками. — Отпустишь меня, как обещал? Вместо ответа Мурад убирает нож куда-то далеко, хватает плед и кутает в него мое замерзшее тело. Звуки дождя немного успокаивают мой воспалённый мозг. Мужчина садится на пол рядом со мной и обнимает меня. — Нет. С моих губ срывается хриплый смех.