***
Еще в Диких Землях его всерьез начало интересовать, как такие вообще выживают. И вот этого человека Дункан прочит в Стражи? Амелл умудрялась травмироваться даже там, где сделать это было попросту невозможно. Не заметить огромное дерево и удариться головой о низкий сучок. Начать растирать ушибленную макушку, неаккуратно сбросив волосы на глаза, и запнуться за единственный на дороге камень. Попытаться удержать равновесие, наступить на подол собственной робы, выпустить из руки посох и упасть на землю так, чтобы набалдашник посоха прилетел по многострадальной макушке, а зелья с веселым звоном выкатились из раскрывшейся сумки. И когда Джори помог ей подняться на ноги, а Алистер, посочувствовав, собрал раскатившиеся вокруг бутыльки, она не смогла даже принять их из его рук — некоторые посыпались… на все тот же единственный камень. И благополучно о него раскололись. Алистер тогда так и не смог понять, объяснялось ли это природной неуклюжестью или совершенным отсутствием везения. Патриция Амелл, упорно представлявшаяся всем как Патси, только смущенно улыбнулась и молча развела руками. И, да, еще одно зелье выскользнуло из некрепко держащих его пальцев. И, да — прямо в топь. Настоящим сюрпризом стало то, что она выжила на Посвящении, тогда как Давет, в котором Алистер не сомневался ни минуты, укротить скверну не смог. Более того, совсем скоро она нашла в себе силы шутить. Немного странно и чуть-чуть невпопад, но шутить. Для начала было неплохо. Он хорошо помнил день, когда она его чуть не утопила. Случайно, разумеется. Это было еще под Редклифом, примерно на половине пути от Лотеринга. Моровой, шальной мабари Патриции, схватил в зубы походный мешок отвлекшегося Алистера и бросился бежать прямо в реку. Пришлось лезть за вредной собакой как был, в штанах и рубахе, успев только скинуть сапоги. А Патси просто свалилась на Стража и мабари с низкого мостика, поскользнувшись на покатых бревнах, да от неожиданности наградила воду ледяным заклинанием. До основания, разумеется, не проморозила, слишком уж сильное было течение, но на поверхности слой льда появился такой, какого и в самую лютую зиму, должно быть, не видели. Морриган, поспешившую к ним, сложно было назвать сердобольной, но ее помощь оказалась тогда воистину неоценима. Выбравшись к костру, они некоторое время сидели молча — сперва от холода зуб на зуб не попадал, а потом Алистер не заметил, как залюбовался тем, как восторженно блестят ее голубые глаза. Патси смотрела на реку, но иногда на краткий миг переводила взгляд на спутника, словно решаясь сказать что-то очень-очень важное. Наконец она глубоко вдохнула и выпалила, внимательно вглядываясь в его лицо: — А лед правда скользкий? — Прости? — Страж действительно ожидал чего угодно, но не этого. — Я… я спросила, скользкий ли лед, — магесса, очевидно, отступать не собиралась. — Ох, даже и не знаю. Очень сложно. Возможно, тебе стоит задавать этот вопрос всем встречным порождениям тьмы. Архидемон оставит Мор, если задумается над этим. Или можешь спросить Морриган. Она-то все знает. Патриция оглянулась на ведьму, ворожащую над костром, и, словно и в самом деле обдумав предложение, помотала головой, заставив черные волосы небрежно рассыпаться по плечам. — О, не прибедняйся, я уверена, что ты знаешь не хуже нее. Лед. Ну же. Обычный лед. Который зимой, — она помолчала и, опустив голову, пояснила: — У меня был один знакомый. Он однажды сбежал из башни зимой. Храмовники вернули его спустя несколько суток, но, знаешь, он совершенно не жалел. Он сказал, что ему было весело. А храмовники говорили, что он не прятался — его застали в первой же деревне, играющего в снежки с маленькими детьми и скатывающегося с горки вместе с ними. А он потом по секрету сказал, что уходил только ради этого. — Ты… никогда не видела снега? — Видела! — гордо выпрямилась магесса. — Из окна. Но мне не разрешили его потрогать. И лед видела на озере. Только нас не пустили покататься. Рыцарь-командор сказал, что мы ведем себя как дети, и что ничего интересного здесь нет. Отправил книжки читать. А я просто хотела… — Да. Скользкий, — Алистер тогда не смог сказать больше ничего. Магам нельзя выходить из башни. Магам нельзя делать то, что хочется. Магам нельзя. Он сам тогда не понял, почему простая истина так на него подействовала. Он понял это позже. Оставшиеся Стражи должны были любой ценой остановить Мор и спасти все, что можно спасти. Вот только бороться за этот мир бросили того, кто ничего, совершенно ничего о нем не знал, того, кто вынужден был постигать его хрупкую красоту — и тут же терять ее в безжалостных руках Мора. Всякий раз, когда Амелл, устав от неудач, принималась тихо жаловаться или спрашивала вдруг, почему все так сложно, он только отводил глаза и невпопад шутил. Потому что знал ответ. Она просто была не на своем месте.***
Голос дозорного разбудил отряд спустя несколько часов. Подземелья оставались такими же темными, но Алистер был уверен, что на поверхности уже пробивается сквозь облака рассвет. Алистер вновь вызвался отправиться в один из коридоров вместе с рекрутами. Он почти видел, как у них отлегло от сердца. Такое же выражение лица было у Патриции, когда она узнала, что он будет сопровождать ее, Джори и Давета в Дикие Земли. — Смотрите под ноги, — предостерег он их после очередного поворота. — Здесь могут быть ловушки. Они шли вперед в темноте, и Алистер вскоре убедил их, что свет и не нужен — порождений тьмы они чуют и без него, а привлекать к себе внимание других обитателей подземелий, когда вас только трое, попросту неразумно. Он сам не знал, что помогло ему выбрать верное направление, но чем дальше они шли, тем больше находили следов пропавших братьев. Трупы порождений тьмы. Едва различимый во тьме разбитый щит с гербом. Еще трупы. После каждой находки он ускорял шаг и призывал к этому же спутников. Рекруты его энтузиазма не разделяли. Стражу хотелось их приободрить, но ни о чем, кроме как о Море, он рассказать не мог. — Когда я впервые полез на Тропы, мы искали гномьего кузнеца-Совершенного. Не представляете, какое темное это было дело для наземников. — Нашли? — А то. Любое дело над пропастью лавы идет с огоньком. Рекрут только хмыкнул. По Ордену ходило много слухов о двух Стражах, остановивших Пятый Мор, но достоверных подробностей было как обычно слишком мало — едва наскребли на дельный отчет в Вейсхаупт, где уж там удовлетворить пытливые умы. — А правда, что Героиня Ферелдена… — Тихо, — Алистер предостерегающе поднял руку, остановился и прислушался. Он чувствовал скверну чуть впереди, где этот туннель пересекался с еще одним. — Оружие к бою. Держитесь чуть позади. Тревога оказалась ложной. В переплетении коридоров заплутал еще один отряд, возглавляемый лично Страудом. Дальше двинулись вместе, а Алистер привычно перестроился в хвост колонны. Попадались порождения тьмы. По одиночке. Небольшими группами. Но пропавшего отряда не было. Пещеры и гроты, коридоры и повороты оставались позади, пока после одной из стычек взгляд не упал на что-то темное у стены. — Эй, Патси, посмотри… — Страж осекся, медленно огляделся словно сквозь идущих рядом братьев по Ордену. Когда Страуд поравнялся с ним, Алистер смог только кивнуть на почерневшие плиты пола и золу костра — здесь совершенно точно была стоянка Стражей, — но не заговорить. Страуд велел собрать отставших и вновь развернул карту, делая на ней какие-то отметки. Стражи разбрелись по площадке в поисках чего-нибудь, что могло бы пролить свет на причину исчезновения другого отряда, но Алистера, так и продолжавшего неподвижно стоять над пепелищем, не окликнули — видит Создатель, одному из героев Мора можно было простить некоторые странности.***
А потом он увидел, как она танцует. И с уверенностью мог сказать, что это были одни из самых прекрасных моментов в его жизни. Тогда, окрыленные успехом в исцелении эрла Эамона, Лелиана и Патриция затеяли танец вокруг костра. Путь был долгий, выматывающий, и почти все спутники разошлись по палаткам — а потому Алистера, примостившегося на толстом стволе упавшего дерева за кругом света, не заметил никто, кроме Морового, доверительно развалившегося у ног. Девушки смеялись, вполголоса что-то пели и продолжали танцевать. Лелиана пыталась научить Стража чему-то явно орлесианскому, и Алистер с каждой минутой удивлялся все больше — не осталось ничего от присущей магессе неуклюжести. Сложные фигуры получались у нее легко и естественно, она словно плыла. И Страж затаил дыхание, боясь их потревожить. Правда, потом она его все же заметила. Тут же запнулась, оступилась, задела Лелиану, рассыпалась в извинениях. Спросила Алистера, почему он не спит в такой поздний час. А он только пожал плечами и пробормотал что-то про кошмары. Амелл понимающе кивнула и уже собиралась было уходить, когда… — Постой. Он в глубине души еще боялся, что она попросту посмеется над ним — ей была свойственна некоторая ирония в адрес встречных храмовников. «Издержки жизни в Круге,» — объясняла она. Но, принимая розу, Патси выглядела еще более смущенной, чем он. Так до самого рассвета и просидели на поваленном бревне, держась за руки, тихо переговариваясь и ни на что не обращая внимания. У нее были холодные исцарапанные ладони, которые так никогда и не заживали полностью — слишком уж часто магесса возилась с Моровым, который в приступе любви к хозяйке нет-нет, да задевал ее зубами или когтями. Алистер хотел только, чтобы эти мгновения остановились, чтобы не пришлось опять отпустить руку магессы и вновь пойти сражаться против Мора и предателей. Перед самым рассветом, когда его первые алые лучи поползли по земле, Амелл вдруг замолчала и, как можно незаметнее подвинувшись ближе, нежно, почти невесомо коснулась губами его щеки. И тут же отвернулась, оставляя Алистера гадать, это румянец смущения проступил на ее бледном лице, или просто так лег рассеянный солнечный свет. Ее место определенно было не здесь. Не среди войны, скверны, Мора, ползущих из-под земли тварей, интриг знати, бедствий простонародья и навязчивых страхов не увидеть завтра. Хотелось оградить ее от этого. Уберечь. Спасти от неизбежного. Это была самая заветная и вместе с тем самая неосуществимая мечта.***
И все-таки это были кошмары. Только ужас наступал уже после пробуждения. Каждое утро как обухом по голове страшное осознание: ее больше нет. Ее глаза навсегда закрылись уже несколько лет назад, тогда же отзвучали последние отголоски смеха. А он, Алистер, по каким-то необъяснимым причинам остался. Их место было друг рядом с другом. А не вот так, раскиданными по разным страницам книги какого-нибудь историка. Он бродил по коридорам в темноте, намеренно отставая от остальных сильнее, чем обычно. Вглядывался в едва видные очертания силуэтов впереди, стараясь убедить себя, что этих лет не было, что это по-прежнему Пятый Мор. Что вон тот не в меру разговорчивый эльф — это Зевран, а идущий впереди Страуд смахивает, если прищуриться, на Стэна. Он сам не знал, что пытается себе этим доказать. Было смутное чувство, что он что-то пропустил или оказался забытым. Была даже глупая, отчаянная мысль, что на самом деле Патриция выжила, а похоронили по ошибке кого-то другого, и что она известила о своем чудесном спасении всех, кроме него. Но Алистер понимал, насколько невероятен такой расклад. Он знал, что из трех Стражей, сражавшихся с Архидемоном, выжил только он один. Темнота вокруг тоже напоминала об Амелл. Патриция очень ее боялась, а потому Глубинные Тропы стали для нее настоящим испытанием. Вечерами, на привалах в каком-нибудь относительно безопасном закутке, она прижималась к Алистеру, пока он шепотом рассказывал какие-нибудь забавные истории и осторожно перебирал ее мягкие черные волосы. Чем дальше, тем короче она их остригала, чтобы не мешались в бою. Когда только появилась в Остагаре, переплетенная белой лентой коса доставала до пояса, а когда лежала на смертном одре, они только обрамляли лицо, ставшее и вовсе восково-белым в сравнении с их чернотой. — Алистер! Страж поднял голову и ускорил шаг. Отряд собрался у вершины спускающейся на ярус вниз лестницы. Страуд кивнул ему на порождений тьмы у ее подножия, потом на вторую лестницу левее и указал на все тех же рекрутов. «Вы заходите сбоку,» — верно распознал его знаки Алистер. Это была, скорее всего, та же стая, которую они слышали за завалом. И у одного из них совершенно точно в руках был шлем Стражей. Если пропавший отряд был еще жив… Порождения тьмы не успели даже вскрикнуть — точнее, только вскрикнуть-то и успели, прежде чем легли на камни бездыханными. Рекруты перебросились между собой одобрительными репликами, Страуд промолчал, Алистер покачал головой — если бы во время Мора победы доставались так же легко, они с Патрицией не так боялись бы потерять друг друга.***
Вскоре после Кинлоха стало заметно, что в ней что-то надломилось. Она перестала шутить невпопад и стала гораздо реже смеяться над шутками спутников. Он понял: она догадалась. Догадалась, что находится не на своем месте. Но единственное место, где ей следовало бы быть — Круг Магов — оказался еще хуже, чем внешний мир. — Ты знаешь, это неправильно, — сказала она ему однажды. — Дункан ошибся. Я не Страж. — Что ты имеешь в виду? Эмблема истрепалась? Хочешь, нарисую новую? Амелл только слегка дернула уголками губ. — Не поможет. — Радость моя? — Я, — она запнулась, — читала о Стражах. Еще в Круге. Много читала. И, знаешь, нигде не было написано, что им на каждом шагу приходится чем-то жертвовать. Все эти маги, которых мы видели мертвыми на этажах… Я всех их знала. И, клянусь чем хочешь, многие из них никогда не стали бы малефикарами. Это были жертвы. Не важно, безумия Ульдреда или моей нерасторопности. Я… я тебе обещаю: никто больше на пострадает из-за меня. — Из-за тебя никто не… — она приложила палец ему к губам, призывая молчать. — Чтобы остановить Мор, нужен герой. Тот, который без страха и упрека. Они все на меня надеются, а я… Я даже не Страж. Алистер крепко обнял ее, утыкаясь носом ей в макушку. Он попросту не знал, что может сказать ей, как сообщить, что ни в чем не винит ее. Она была магом, и он понимал, почему она так заступалась за Круг перед Грегором и Калленом. Она была магом, но не обидела и мухи за всю свою жизнь — исключая, разумеется, порождений тьмы. И только однажды обрушила свое ледяное заклинание на союзника. Намеренно. Союзником этим стал сам Алистер. Он помнил и каждый раз видел во сне все до мелочей — он не мог даже двинуться, скованный ее чарами, когда она подхватила с земли тяжелый меч и со всей силы вонзила его в голову Архидемону. В следующий же миг заклинание пропало. Потому что заклинательница была уже мертва. Предпринимать что-либо было поздно. Крыша форта Драккон вспыхнула светом под низкими тучами, будто свеча, зажигаемая перед алтарем в память об ушедшей душе. Почему-то это он видел гораздо реже — реже даже, чем ее похороны. Потому что они оба были тогда не на своем месте.***
— Страуд! — Алистер щитом отвел удар кривого меча последнего генлока и оглянулся назад. — Страуд! Я их нашел. Из коридора, где бой тоже уже затихал, послышался одобрительный отклик, и Алистер в несколько шагов пересек площадку, на которую вывела их тропа, и склонился над сидящим на камнях рекрутом. Тот, зажимая в зубах бинты, которыми пытался перевязать искусанную руку, кивнул вправо, на воина в броне с грифонами, но без такого же шлема. Тот одним рывком вытащил двуручный меч из тела поверженного огра и, закинув его за спину, обернулся к подошедшему Стражу. — Карвер. Карвер Хоук, — тот протянул руку в латной перчатке, всем своим видом показывая что-то вроде «А помощь нам была вовсе не нужна». — Алистер. Просто Алистер. Он только внимательнее пригляделся к синим глазам и черным волосам, вспоминая рассказ Амелл о том, что где-то в Тедасе у нее все же есть семья, не похоронившая ее заживо вместе с проснувшимся даром. Правда, говорила она об этом только однажды, да и упоминала только кузину ее матери, сбежавшую с ферелденским отступником, и некоего троюродного кузена, даже имени которого толком вспомнить не могла. Кажется, Гарольд? Или Гаррет? Да, скорее всего так. Гаррет Хоук. Фамилию Алистер запомнил. Страуд здоровается с Карвером почти по-дружески, а сам Алистер вместе с теми двумя рекрутами, за которыми вызвался присматривать, обходит раненных, помогает им подняться на ноги и вызывается проводить до лагеря. Это была не его работа, а работа магов-целителей, но он не возражал против того, чтобы немного побыть не на своем месте. И жалел только об одном: что оказался не на своем месте на крыше форта Драккон.