***
Регина приезжает раньше назначенного времени, потому что так делают воспитанные люди. Она стоит возле подъезда кирпичной пятиэтажки, потому что воспитанные люди не звонят, придя раньше положенного, чтобы не отвлекать человека от дел. Так что она просто стоит, сжимая в руке бумажный пакет и ёжась на открытом пространстве. Мимо проходит парочка держащихся за руки подростков. Их предплечья покрыты татуировками, сливающимися, на вкус Регины, в один большой фиолетово-чёрный синяк. Дети одеты в чистые, но рваные и будто растянутые на пару размеров футболки и кофты. Парочка бросает насмешливый взгляд на одинокую тётку средних лет, потерянно стоящую на тротуаре. Что она здесь забыла? Регина демонстративно отворачивается, будто бы ей плевать на их внимание. Улица непривычно гудит. Живя в пригороде, Регина отвыкла от бурлящей жизни центра и теперь чувствует себя не в своей тарелке. Но она здесь. Каблуки будто приколочены к асфальту. Регине жалко себя, но она подавляет это чувство. Дверь в подъезд за её спиной жалобно скрипит, и на улицу, качая бедрами, на комично высокой платформе выходит девушка лет двадцати. Длинные тёмные волосы достают до самой задницы. Пухлые, даже будто сплюснутые губы. За ней, убрав руки в карманы растянутой синей толстовки, шагает Эмма, непринуждённо улыбаясь. Регина вздрагивает, делая шаг назад, будто вспомнив внезапно, что стоит на опасном краю. — …я ещё не решила, как, — доносится до Регины обрывок разговора. — Знаешь, чб создано для воспоминаний и жести. Оно честное. — Надеюсь, я не жесть, — улыбается девушка, убирая с лица волосы. — Нет, — Эмма по-мальчишески облокачивается спиной о косяк двери в подъезд и складывает руки на груди. — Не переживай. Будет круто. — Я не переживаю, — девушка игриво подмигивает, закусывая губу и чуть склоняя голову на бок. — Как ты на выходных? — Регина? — Эмма резко выпрямляется, отлипая от косяка. Голубые глаза растерянны. Регина подбирается, величаво распрямляясь. Делает несколько цокающих шагов, ровняясь с малолеткой в слишком высокой обуви. — Я принесла картошку, — говорит она, протягивая Эмме бумажный пакет, почти ударяя костяшками пальцев, сжимающими край, в грудь девушки. — Эм… Здорово, — неловко реагирует Эмма, принимая «подарок». — Я не знаю пока насчёт выходных, Джесс. Давай созвонимся завтра? — Окей, — кидает девушка, с любопытством рассматривая Регину. — Вы тоже модель? — Нет, — отрезает Эмма, раньше, чем Регина успевает открыть рот. — Она пришла ко мне. — Ясно, — морщится девушка. — Ну тогда хорошо вам повеселиться. — И тебе удачи, — отмахивается Эмма, становясь напряжённой. Джесс нагибается и коротко целует подругу в щёку, боковым зрением наблюдая за реакцией Регины. Та смущенно отворачивается, вызывая победоносную улыбку на сплюснутых губах. — До скорой встречи, Эмма. — До скорой, — неловко кивает та. Регина провожает девушку взглядом, ощущая, насколько нелепо она смотрится сейчас. Дамочка в поисках приключений. Что они все должны о ней подумать? Правду. — Пойдём? — вкрадчиво спрашивает Эмма, комкая в руках бумажный пакет. — Пойдём.***
В тесном пространстве лифта неловкость становится очевидной. Концентрированной. Эмма по-детски переваливается с пятки на носок, раскачиваясь. Регина снова думает, что ошиблась. Сегодня голубые глаза кажутся ей чужими. — У меня немного неубрано, — виновато бросает Эмма. Сейчас самый подходящий момент, чтобы сказать, что у неё появились другие планы. Признать свою ошибку, извиниться и быстро вернуться домой. Они поднимаются на самый верхний этаж. Конечно же, Эмма живёт на чердаке. В ноздри бьёт запах нагретой солнцем черепицы. — Я рада, что ты пришла, Регина. Отлично выглядишь. Мне нравится твоё платье. Оно такое… Как бы ретро. Мне нравится ретро. Сейчас. Нужно прекратить это сейчас. Взять себя в руки. Что там говорил психиатр? Это только её фантазия. Перед ней незнакомый человек. Она не знает Эмму. Они никогда не встречались и у них ничего общего нет. Эмме около двадцати пяти, а Регине почти сорок. И для происходящего нет ни единой причины. Здорового объяснения. Эмма достаёт из кармана толстовки связку ключей с несколькими мелкими брелоками. Замок дважды щёлкает. — Эмма, мне нужно… Звонит телефон, и Регина быстро стягивает с плеча сумку, зарываясь пальцами в её нутро. Вот оно спасение. — Регина, где ты? — спрашивает Робин обеспокоенно. — Я звонил на домашний, но ты не берёшь трубку. — Я уехала в город, — Регина прикрывает динамик рукой, отворачиваясь в сторону. Это знак! Ей нужно возвращаться домой к мужу. Она, в конце концов, не героиня романов, а простая домохозяйка с причудами. — Тут Паттерсон спрашивает, сможем ли мы прийти к нему на выходных, — говорит Робин. — Барбекю. Генри понравится. Сможет погонять мяч с Томом. — Да, конечно, — соглашается Регина. — Спроси, что мне приготовить. — Мы будем делать бургеры, так что захвати булочек, когда поедешь из города. Хорошо? — Хорошо, — кивает она и нарочно громко. — Я скоро приеду. Регина оборачивается и с решительностью смотрит в голубые глаза, готовясь, наконец-то, отказать им в себе и своей жизни. Сейчас она скажет это. — Паттерсон попросил меня съездить с ним на вокзал вечером, — говорит Робин, и голос его будто доносится из-под толщи воды. — Встретить Лиз с поезда. Она ездила к матери. А у него сломалась машина. Этот дурак сперва велел ей добираться самой, можешь в это поверить? А если с ней что-то случится? — Регина, все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Эмма, глядя на побледневшее лицо женщины. За приоткрытой дверью виднеется узкий, захламлённый коридор с висящими на стенах пластиковыми рамками. — Я ему говорю, что на вокзале каких только нет отморозков, — не унимается Робин, вколачивая в жену слово за словом. Регина чувствует, как у неё пересыхает в горле. — Я бы тебя одну не оставил. На вокзале среди незнакомых людей… Нужно же понимать последствия. Всегда нужно о них помнить. Голубые глаза смотрят виновато и упрямо одновременно. Так смотрят заранее проигравшие, но желающие всем сердцем победить. В ушах стучит кровь, будто бежит по рельсам. — Робин, мне пора, — сдавленно бормочет Регина. — Да, прости. Что-то заболтался, — на заднем плане слышны голоса строителей. — До вечера, милая. Регина опускает трубку, с силой сжимая её в руке. Помни о последствиях. — Если тебе нужно идти… — Не нужно, — качает головой Регина, беря себя в руки и окончательно смиряясь с происходящим. — Что ж… — Эмма неуверенно мнётся на месте, чтобы, наконец, отодвинуться в сторону, приглашая женщину войти. — Тогда идем. Я поставлю чайник. Регина прижимает кулак с зажатым в нем телефоном к груди и ступает следом за сутулой фигурой в синей толстовке. На пороге её встречает запах мокрых тряпок и отчаяния. Желание сорваться с места и бежать усиливается. Сердце стучит, как бешеное. Впервые Регина боится не ошибиться. Увидеть воочию, что всё это время была права. — Это мои работы, — неловко говорит Эмма, расчёсывая щеку до красных полос на коже. Регина поворачивает одеревенелые мышцы шеи к стене и видит чёрно-белые фотографии в рамках. На них смазанные до неузнаваемости мутные силуэты людей и пейзажей. Развороченные перспективой, в ломаных позах с нарочно размытыми краями искажённые лица, дома, горы… — Нравится? — прикусив губу, спрашивает девушка рядом. — Нет, — горько усмехается Регина, не сдерживая гримасы боли и отвращения. — Я ненавижу искусство. — Оу, даже так, — Эмма обескураженно отходит назад. — Ты не меняешься, — Регина быстро стирает с уголка глаза непрошенную слезу, стараясь не размазать тушь. — А должна? Регина молчит, всматриваясь в серые разводы на обнаженном женском теле на одной из наиболее уродливых работ. Эмма подходит к столику в конце коридора и щелкает рычажок на электрическом чайнике.***
В каморку на чердаке из окон льётся непреломленный улицей и домами солнечный свет. Золото, побеждающее черноту. У него приглушённый нежный оттенок русых волос с сединой. Регина смотрит, сидя на стульчике, как мелкая пыль кружится в столбиках света. Ловит себя на мыслях о покое и красоте, и тут же упускает их, заменяя планами на вечер.***
Пакетированный чай и рыхлые клубни варёной картошки. Эмма жуёт их, посыпав солью. — Могу я спросить честно? — Конечно, — кивает Регина, так и не притронувшись к чаю. На маленьком диванчике возле окна уютно. Кофейный столик с поцарапанной крышкой и въевшимися кругами от чашек касается их колен. Регине всегда нравилась простота, но она никогда не умела её создавать. — Почему я? — спрашивает Эмма, откидываясь на спинку дивана. — Я не знаю, почему, — честно отвечает Регина. — Просто так должно было случиться. — Ты немного странная, — улыбается Эмма игриво. — Не подумай, мне это нравится. — Ну спасибо, — наигранно обижается Регина, но тело её все ещё ощутимо напряжено. Зажатые плечи и колени. — Ты раньше так делала? — чуть прищуривается девушка, отпивая чая. — Как? — Ну, знакомилась с девушками в баре и… — Нет, — качает головой Регина. Эмма замолкает, демонстративно непринужденно зевая, будто вся эта бредовая ситуация совершенно не смущает её. Регина нагибается и берет в руку чашку с остывшим чаем, тут же боковым зрением замечая настороженный взгляд Эммы. Она поворачивает чашку и понимает, что девушка смотрит на тонкое золотое кольцо на её безымянном пальце. — С этим не будет проблем, — заверяет женщина-загадка, поднося чашку к губам. Эмма отворачивается, постукивая пальцами по подлокотнику дивана. Стоит как-то разрядить обстановку. — Эй, а хочешь я сделаю твой портрет? — но от этого вопроса Регина только сильнее напрягается. Почти вздрагивает, давясь заваркой. — Нет-нет, не такой, как мои работы. Обычный портрет на плёнку. Что скажешь? — Я не готова раздеться… — Боже, нет, — Эмма поднимает руки ладонями вперёд, мотая головой. — Просто портрет. Не обнаженка. — Ну хорошо, — помедлив, соглашается Регина. — Где мне сесть? Эмма забирает у нее чашку и энергично тянет женщину за руку. Ведёт в центр помещения, где на всю стену натянут белый фон, а по краям стоят небольшие прожекторы и пара чёрных зонтов. — Сейчас принесу тебе на чем сидеть. Эмма суетится, будто не зная, за что взяться. Наконец, приносит высокий барный стул, и Регина удивительно послушно забирается на него, неловко упираясь каблуками о подножку. — Только не зажимайся так, — улыбается вошедшая в азарт девушка, и её голубые глаза светятся изнутри. — Ты прекрасно смотришься. Доверься мне. Регина кладет ладони на сомкнутые колени. Она выглядит смешно. Великовозрастная мадам, позирующая девчонке из бара, чтобы произвести на ту впечатление. Эмма включает одну из ламп, придирчиво выставляя свет. Хлопок и белая вспышка ударяет в глаза Регины. — Не смотри в камеру, а то будет неестественно. Лучше немного в сторону, будто слушаешь кого-то. Эмма вешает на шею фотоаппарат с массивным объективом. Отойдя назад, примеряется с углом съёмки. Топчется на месте, выстраивая кадр. Регина отворачивается. Кажется, что суета перед ней длится целую вечность, пока внезапно не обрывается. Эмма с поднятым объективом замирает всем телом, враз теряя подвижность и живость. Руки опускаются, сжимая камеру. Девушка хмурится, глядя в пол. Лицо заостряется. Желваки задумчиво ходят под бледной кожей скул. — Что? — спрашивает Регина. — Ничего, просто… — Эмма встряхивает головой, отвечая улыбкой на обеспокоенный взгляд карих глаз. — Поймала дежавю.