***
Мужчина учтиво оставляет на тыльной стороне её ладони влажный след. Это старомодно и просто противно, но Регина не подаёт виду. — Алекс, — подзывает муж Регины. — Ты видел, как прекрасно твои работы смотрятся в моей гостиной? — Да. Ваш дом настоящая сказка, — услужливо соглашается гость, переминаясь с ноги на ногу. — Алекс и его семья бежали из России, когда вся эта заварушка с рабочими и матросами совсем вышла из-под контроля, — смеётся банкир, с каким самодовольством богачи смеются над бедняками-идеалистами. — Знал, что здесь его искусство оценят по достоинству. — Я благодарен вам, месье Моро, — коверкая согласные, рычит жалкий вандал, испортивший стены Регины своей мазней. — Если бы не вы… — Ну хватит. Я сам всё знаю. Это мой вклад в будущее. Мы всегда должны смотреть на поколение вперёд, если хотим остаться в истории, — банкир садится обратно в своё кресло, благосклонно указывая на место рядом с собой. — Разве не об этом мечтают все люди искусства? Жить вечно!***
Регина моргает с десяток раз, прежде чем окончательно признать, что это не шов на реальности, а сама реальность. Голубые глаза успевают отвернуться в сторону бара. — Эй, — привлекает их внимание Регина так, как никогда бы не сделала ни с кем другим. Мнимознакомый взгляд оборачивается на неприличный оклик от слишком приличной миссис средних лет. Бровь насмешливо приподнимается. Регина может ошибиться в сотый, наверное, раз. Едва уловимо пахнет масляными красками и сырым тряпьем. И раньше, чем Регина успевает подумать, с её губ срывается импульсивное: — Могу я вас угостить? Голубые глаза на мгновение распахиваются в немом удивлении. Сухой рот разжевывает, повторяя: — Угостить? — девушка хмурится. — Вы? — Да, — кивает Регина, подходя ближе. — Чего бы вам хотелось? Глаза ещё раз окидывают её, молча оценивая. Типичная мамаша на выгуле. Считает, что скука есть нечто внешнее, и ошибается. — Так что вы будете? — Регина сама не знает, что несёт. Что если она ошиблась? Кидаться на шею каждому голубоглазому незнакомцу глупо и грязно. А Регина не хочет стать посмешищем или героиней сплетен. Но она знает ещё кое-что древнее, как мир. Древнее стыда. Есть вещи, от которых нельзя отказаться. Они и называются судьбой. — Мы знакомы? — спрашивает светловолосая девушка с голубыми глазами. — Я как будто откуда-то знаю вас. Мы где-то встречались? — В прошлой жизни, — неестественно бравирует Регина. — Так что насчёт выпивки?***
Алекс приходит ещё несколько раз поёжиться в углу, переваривая чувство собственной неполноценности в новом мире. Прежде чем набирается мужества подойти к хозяйке дома. — У вас красивые черты лица, — снова, будто прорычав согласные, говорит он. — Не хотелось бы вам… Я мог бы… Мог бы написать ваш портрет? — В стиле ваших работ? — Регина навеселе от шампанского и теперь откровенно насмехается. — Нет уж, спасибо. — Не отказывайтесь, — спешно мотает головой мужчина. — Сможете повесить его у себя… — Спасибо, нет, — отмахивается Регина, как от назойливого насекомого. — Рисуйте и дальше… Что там вы рисуете? Фигуры, линии, цвета? У вас это хорошо получается. — Это чувства, — говорит Алекс, подходя ближе и смущенно комкая в руках полы своей шляпы. — Мы не чувствуем что-то одно. Всегда целый клубок эмоций. Они и нарисованы. Чтобы мы помнили. — У меня нет таких эмоций, — отрезает Регина, беря в руки полный фужер с шампанским. — У всех они есть, — улыбается нищий эмигрант, возомнивший себя эстетом. — Подумайте над моим предложением. Это ничего не будет вам стоить. — Моё время слишком дорого, чтобы тратить его на подобное… искусство, — твёрдо говорит Регина и, вскинув подбородок, удаляется прочь.***
Бармен ставит коктейли на стойку. Регина торопливо сует ему мятую купюру. — Я — Эмма, — неловко представляется девушка. — Регина. Повисает напряженное молчание, скрываемое крупными глотками сладковатых коктейлей. Регина не знает, что сказать. — Часто здесь бываете? — тянет Эмма, очевидно, из вежливости. — Не очень, — пожимает плечами Регина. — А ты? — Все-таки, вы кажетесь мне знакомой. Где мы могли видеться? — Мы не знакомы, — уверенно говорит Регина. — Но это легко исправить. Девушка явно обескуражена таким поворотом. Она шумно втягивает коктейль через соломинку. Регина боится, что слишком наседает. — Я могу быть хорошим слушателем, — зачем-то добавляет она. — Не сомневаюсь, — пожимает плечами Эмма. Глупо. Регина паникует, понимая, что девушка может в любую минуту оборвать этот натянутый диалог. И будет права. Регина облизывает внезапно пересохшие губы, собираясь произнести очередную глупость. Эмма усмехается, подмигивая женщине перед собой. — Никогда раньше так не делала? — спрашивает блондинка. — Не знакомилась в баре? — Однажды, — пожимает плечами Регина. — Очень давно. — Понятно, — улыбается Эмма, облокачиваясь на стойку бара локтем. — Стоит всё же начинать с имени, а не с выпивки. Регина отводит взгляд, чтобы скрыть смущение. — Я знаю. — Ага, — с сарказмом кивает Эмма, отпивая из своего стакана. — Можешь спросить меня, чем я занимаюсь. — Чем… — Регина прокашливается. — Чем ты занимаешься, Эмма? — Я недавно в городе и пока только устраиваюсь, — подчеркнуто беззаботно говорит Эмма. Так, будто не она сама только что подсказала правильный вопрос. — А ты здесь живёшь? — Да, — кивает Регина скованно. — Всю жизнь. — Понятно. Разговор явно не клеится. Регина думает уже, что ошиблась. Блажь, которую она вбила себе в голову заставляет её, взрослую и состоявшуюся женщину, совершать нелепые поступки. А что о ней подумает Кэтрин? Нет, с этим нужно кончать. — Мисс… — У тебя красивые черты лица, — одновременно с ней начинает говорить Эмма. — Жаль, я не умею рисовать. Но я могла бы… — Ты дашь мне свой номер телефона?***
Дома Регина запирается в ванной и долго сидит под горячим душем, обхватив колени. Она прячется, потому что знает, что совершает нечто неправильное и что иначе поступить не может. Знает прекрасно, чем это кончится, и оттого чувствует двойную вину. Сладострастие — страшный грех. Страшнее, разве что, предательство. Регина закрывает кран и встаёт перед запотевшим зеркалом в полный рост. Не слишком ли она уже стара для подобного? Ладонью она стирает затуманивший поверхность осадок и смотрит придирчиво на свое отражение. Тогда её волосы были длинными. Она заплетала их в косу, которую перекидывала вперёд через плечо. Что если другой она не понравится? Регина поворачивается спиной. Бедра стали шире после родов. Она не молода, но ведь и раньше молодой не была. Эмма молода. Улыбаясь, девушка вбила свой номер в мобильный Регины. А значит, она будет ждать звонка. Вдруг Эмма её не захочет? За ужином Регина будто отсутствует. Робин и Генри перекидываются новостями из своих жизней. Регине стыдно за то, что они вязко проваливаются на дальний план её внимания. Рассказы сына о школе. Её хороший муж, сделавший для неё столько добра, что хватило ни на одну жизнь. Смешно, что люди считают своей судьбой выбор работы и семью. Вещи и люди становятся нашей опорой. Врастают в нас. Регина непривычно медленно нарезает в своей тарелке стейк. У неё нет аппетита, но тело нужно питать. Внутренняя дрожь напоминает ей нервоз перед важным экзаменом в колледже. Или перед большой поездкой. — Как вы вчера посидели с Кэтрин? — Робин простак и говорит с набитым ртом. — Хорошо, — цедит Регина, накалывая кусочек жареного мяса на зубчики вилки. — Всех успели обсудить? — смеётся муж, лучше самих женщин зная, о чем говорят женщины, оставаясь одни. Регина натужно широко улыбается шутке. Наверное, Робин думает, что они только и делают, что обсуждают своих мужей и детей. Он недалек от правды. В памяти загораются голубые глаза, заставляя Регину уткнуться в тарелку, боясь, что Робин впервые увидит её настоящие эмоции и начнёт расспрашивать. К счастью, он не видит. — Сегодня мы заливали фундамент.