Белый шоколад

В фамильном поместье, как и полагается старинным домам, были запертые двери. Таинственные помещения, которыми никто не пользовался, но никто и не спешил распахнуть настежь. Лесли интересовали подобные двери, он прислушивался, прислоняясь вплотную к лакированным дверям, и подсматривал в замочные скважины. Ответом ему была тишина и темнота. Пару раз закрадывалась мысль о взломе, но тут же разбивались о простую истину — взламывать замки он не умел. Впрочем, он лелеял мечту и даже украл у служанки невидимку, но та заметила его, когда парень крутился возле закрытой двери в полутемном коридоре. Неизвестно, узнал ли о дерзком плане Викториано, но то, что заколка исчезла у самого Лесли — это факт. За окном стоял январский вечер: тьма и завывающий ветер. В зале потрескивал камин, Рубен по каплям добавлял одну жидкость в другую и ругался под нос, когда она становилась не того цвета, какого нужно. Лесли сидел у камина и дезинфицировал инструменты. Стоял запах спирта. Парень задел скальпелем палец, и из него потекла кровь. Он машинально сунул палец в рот и заново вытер лезвие. Инструментов было много. Викториано был практикующим врачом, а в небольшой пристройке за особняком хранил мертвые тела, кои вскрывал. Что интересного может быть в мертвых телах, Лесли не знал, но спрос на них был. Уизерс подумал, что скальпелем, которым он поранился, могли вскрыть живот какого-нибудь мертвеца, и его замутило. За спиной Рубен раздраженно выдохнул, встал и вышел. Лесли обернулся, убедился, что он один и взял бумажку со стола, чтобы заклеить ранку. Буквально вчера его опять «распили на троих», и дразнить еще одного видом крови не хотелось. Вскоре Викториано вернулся с ключом. Снег на плечах стремительно таял, и темная рубашка прилипала к телу. От него веяло морозной свежестью. — Вы что, на улице были? — спросил Лесли. — Да, — ответил Рубен, кидая ему ключ и возвращаясь к лабораторному столу. — Прямо так? — парень уставился на острые плечи, очерченные влажной рубашкой. — Да, — чуть раздраженно повторил ученый. — Вампиры нечувствительны к перепадам температур. В отличие от людей. Он посмотрел на ключ. Лесли тоже посмотрел на ключ, зажатый в кулаке. — Говорят, ты в закрытые двери любишь ломиться. Это — ключ от одной из них. Второй этаж, вторая дверь от правой лестницы. — А что там? — Одежда. Завтра едем в Уайтхилл. Так что найди что-нибудь потеплее. Лесли уставился на ключи. Его шокировало не столько то, что за почти полгода пребывания он куда-то выберется. Его шокировал пункт прибытия. Уайтхилл — место, где он родился. Он поднял голову. Рубен посмотрел на него и указал взглядом на выход. Прижимая ключи к груди, альбинос побрел наверх. Ключ легко провернулся. Лесли толкнул дверь — она открылась без скрипа — и вошел в небольшую комнату. Шкафы из темного дерева упирались в потолок. Кроме них были два комода, стеллажи со множеством полок и зеркало в полный рост в углу. Парень прикрыл дверь, положил ключ на полку и огляделся. Начать решено было со шкафа. Он потянул на себя створки и тут же получил по носу чем-то блестящим и многослойным. Платья с трудом умещались в шкафу, и стоило открыть шкаф, как они вывалились наружу, как пена от шампанского бежит из хорошо встряхнутой бутылки. Лесли запихнул вещи, прижимая их своим телом, и поспешно закрыл дверь. Перебирая одежду, Уизерс приходил к выводу, что предметы гардероба в семье Викториано переходили из поколения в поколение. Большей части одежды место было в музее. Кое-как он нашел вещи на себя. Великовато, но если замотаться шарфами, сойдет. И несколько пар носков надеть для пущего эффекта. Он наклонился, чтобы зашнуровать ботинки, и увидел черную коробку под зеркалом. Лесли поставил ее на подоконник и открыл. В коробке лежало аккуратно сложенное платье из красного бархата. Белый круглый воротник чуть пожелтел по краям от времени. Кончиками пальцев он прошелся по ткани. Мягкая. И вновь он почувствовал желание понюхать платье. Ему нравилось исследовать всеми органами чувств. Зрение не передаст всей картины, и если можно потрогать, понюхать или даже попробовать, то почему нет?.. Он на всякий случай оглянулся — вдруг следят? Никого не было, и он вдохнул запах платья. Пыль и дерево. И почему-то мужской парфюм, но аромат гораздо свежее, словно кто-то привнес его не так давно. Лесли сложил платье так, как оно лежало, и убрал коробку. Если оно лежит отдельно, значит, так надо. Он отнес ворох одежды к себе, отдал ключ Рубену и вернулся к инструментам, предвкушая завтрашнюю поездку. Выглядел Викториано странно. Лесли помнил, что он нечувствителен к низкой температуре, но его самого мороз продрал по коже, когда он увидел аристократа в легком пальто и тонких кожаных ботинках. Сам Уизерс в слоях одежды мог пронести еду, выпивку, оружие и еще оставалось немного места. — Давай быстрее, — недовольно произнес Рубен, стоя на крыльце. — На поезд опоздаем. Сердце Лесли забилось быстрее. Поезд! Он обожал поезда, он был в диком восторге от многотонных паровых чудовищ. — А он далеко? — Минут пятнадцать пешком, — не оборачиваясь, ответил Викториано. Он уже шел к воротам. — А на самом поезде? — крикнул Уизерс, доматывая шарф. — Полчаса. Викториано придержал ворота, и едва Лесли выбежал, с силой захлопнул. Они жалобно заскрипели, а накопившаяся за время снегопадов шапка упала на них. Лесли хохотал и ждал, пока Рубен выгребет из воротника снег. Сам ученый отнесся к этому с невозмутимым спокойствием, но не преминул щелкнуть альбиноса по носу. От этого у парня потеплело на душе. Выйдя за пределы поместья, ученый словно сбросил маску холодности и стал раскрываться как живой человек, полный эмоций и страстей. В итоге они успели на поезд за десять минут до отбытия. На станции почти никого не было: пара служащих да человек пять пассажиров. Они с удивлением рассматривали пару: высокого мужчину в черном осеннем пальто и мокрыми волосами и закутанного по нос альбиноса, чьи белые пряди выбивались из-под капюшона. Не обращая внимания на зевак, Викториано прошел к первому вагону, занял купе и заперся изнутри вместе с подопечным. Лесли снимал с себя лишние слои и разглядывал маленькое двухместное купе первого класса. Он никогда не бывал внутри столь шикарных купе и был впечатлен лакированным деревом и замысловатым узором тканей. От созерцания его отвлек голос Рубена, сидевшего напротив: — Это ты так шейный платок повязал? Белую прокусанную шею закрывал намотанный в несколько слоев длинный шелковый платок, темно-синий и в огурцах. — Как смог, так и завязал, — насупился Уизерс. — Главное, что шею закрывает, — добавил он тоном ниже. Рубен снял платок, расстегнул рубашку на несколько пуговиц и завязал как подобает, сформировав узел по центру. — Попроси служанок в следующий раз. — Кого именно? — Любую из двойняшек. Уизерс сглотнул. — У них глаза такие… пугающие, — доверительно сказал он. — У них зубы пугающие, — заметил вампир. — А глаза у тебя такие же. Голубые. Поезд тронулся. Вагоны мерно покачивались, проносясь сквозь снежные поля. Лесли прилип к окну и жадно всматривался вдаль. Родной Уайтхилл и во времена детства парня не хвастался развитием, но тогда он об этом не задумывался. Сейчас же, когда шел пятый год его отсутствия, после города — пусть маленького провинциального, но города, — Уайтхилл воспринимался иначе. Деревня хирела и чахла, дома на окраине пустели через один. Маленькие домики жались друг к другу, и привыкший к простору особняка Уизерс ощутил легкий приступ клаустрофобии. — А к кому мы едем? — спросил он. — Удачно ты время выбрал для вопроса, — ответил Рубен. Он тоже смотрел в окно, но взгляд его был ищущим, он искал конкретный объект. — Ты бы еще на пороге «Маяка» спросил. — Я хотел, но отвлекся на инструменты и пла… — Лесли вспомнил, что платье было спрятано, и вывернулся, — …нирование размещения образцов на стенде. Рубен давно собирался поставить стенд с различными образцами крови, но не мог решить, как лучше расположить их. Уизерс вызвался помочь и подолгу сидел перед пузырьками, разглядывая этикетки и размышляя, как лучше систематизировать собранные безо всякой системы образцы. Тут до Лесли дошло. — Мы едем в «Маяк»? — Там есть пара весьма… интересных образцов. Нужно их забрать. — Почему нельзя прислать почтой? — О нет, такие образцы нужно забрать лично. Рубен улыбнулся, и альбиносу стало плохо от этой улыбки. Они вышли на станции и пошли по главной улице. Некоторые жители, богато одетые, как заметил про себя Уизерс, здоровались с Викториано. Кто-то — подобострастно, кто-то — надувшись от важности. Аристократ со всеми был одинаково любезен и холоден. Лесли накрывало ощущение нереальности. Уайтхилл был местом его рождения, и он должен был чувствовать что-то сродни радости возвращения домой. Он должен был чувствовать хоть что-то, но не чувствовал ничего. По этим улицам он ходил, будучи ребенком, за этими домами прятался от драчливых сверстников, но узкие вымощенные булыжником улочки не вызывали эмоций. Некоторые провожали Уизерса взглядом, вспоминая, не было ли среди них альбиноса. Уизерс смутно вспоминал их и тут же отворачивался. Он смотрел на выцветшие вывески и низкие заборы как проезжий турист. Впрочем, кое-что могло его пробудить. — Рубен? — он прижался к ученому. Первая их встреча прошла почти в тишине. Рубен лишь предупредил, что бежать парню некуда, и воспользовался правом первого глотка. Но постепенно они привыкали друг другу, изучали, что уместно, а что нет. Рубен, например, ненавидел вычурные обращения. Даже «мистер Викториано» казалось для него вычурным, а полный титул наводил тоску. Поэтому он дал понять, что обращения по имени вполне достаточно. Впрочем, Лесли не мог пересилить себя и обращался на «вы». — Да? — Здесь… дом моих родителей, и я хотел бы его посмотреть. — Хорошо. Но учти: в «Маяке» тебя тоже ждут. Скажешь охраннику, что ты со мной. Я его тоже предупрежу, но доверять местной охране… — он поморщился. Лесли нырнул между домами. Он ориентировался по задним дворам не хуже, чем по главным улицам, и быстро вышел к дому своих родителей. Которого не было. Восемнадцатилетнего парня, который четыре с половиной года не был дома, встретило пепелище. Он медленно подошел к обугленным остовам. Старые. Значит, сгорел давно. — А э-э-это Уи-изерсов, — раздалось сзади. Высокий женский голос тянул гласные, из-за чего слушать его становилось невозможно, хотелось прервать беседу, лишь бы не тратить время. — У ни-и-и-их сын бы-ыл, уро-одец, его в прию-ю-ют сдали, а са-а-ми они пропа-а-али. А до-ом мэр прика-а-азал сжечь, от греха пода-альше. Лесли почувствовал, как мелко трясутся руки от гнева. Сжечь. От греха подальше. Чтобы уродец не вернулся и не стал жить, накликая беду на жителей. — А я ва-а-ас ви-и-дела, — продолжала женщина. — Вы с ми-истером Викториа-а-ано шли. По ва-а-ам сразу ви-и-идно, что вы вме-е-есте. — Голос раздался ближе. — Вы та-а-акой благо-ородный, в ва-ас прям чу-у-вствуе-ется… Лесли откинул капюшон и обернулся. Его всего потряхивало, а светлые глаза потемнели от ярости. — Вы правы, — заявил урод, — я действительно с мистером Викториано. — Кто? — сильные руки прижали к стене. Уизерс сквозь несколько слоев одежды чувствовал стальную хватку. — Мэр, — прошипел он. — Хочешь мести? — Еще как! До «Маяка» Викториано так и не дошел. Его перехватил местный житель, и они разговорились на главной площади. Избавиться от болтуна и перехватить пылающего юнца было делом техники. Вцепившись мертвой хваткой в локоть парня, ученый отбуксировал его подальше от людских глаз и устроил допрос. — Хорошо, — спокойно произнес Рубен. — Очень хорошо. Прекрасно. Помоги мне сегодня вечером, а я помогу тебе устроить такую месть, о которой будут говорить годами. — Согласен.