Всегда

Ночь ранней февральской весны забиралась в приоткрытое окно свежим прохладным сквозняком, стучала жалюзи о стекло и разгоняла сигаретный дым по всей комнате. Юй лежал под одеялом, смотрел на обнаженную спину Е Сю и думал, как он до сих пор не замерз. Потому что тепло, оставшееся в постели, уже согревало слабо. — Ты же простудишься, — заботливо предупредил Юй. Выбрался из уютной кровати, прихватив с собой одеяло, и прижался к Е Сю, укрывая их обоих, словно большим плащом. Отблески фар откуда-то снизу — с переплетений автострады — добрались даже до этой квартиры. Они поползли по потолку, стенам и сверкнули тусклыми бликами в начищенных затворах и рукоятках. Дорогой металлический кейс с огнестрельным оружием выбивался из общей блеклой обстановки — в конце концов, это жилище было лишь временным пристанищем в Ханьчжоу, одним убежищем из полусотни по всему миру, и единственным украшением здесь стала картина ясного лондонского вечера у изголовья кровати. Юй повесил её для галочки, сказав, что так это место не будет казаться совсем чужим. Вообще, Юй искал какой-нибудь пейзаж с дождем. Он любил дождь, его шелест успокаивал, позволял упорядочить мысли. Но в тот раз в магазине ничего подходящего не нашлось. — Теперь — не простужусь, — улыбнулся Е Сю через плечо и приложил сигарету к губам. Табак затрещал в темноте, оранжевая точка поползла к пальцам Е Сю. Юй внимательно проследил за ярким огоньком. Он вообще очень часто наблюдал за руками Е Сю. Ухоженные, мягкие — безупречные, — они завораживали, когда после какого-нибудь редкого застолья в компании близких друзей Е Сю вытирал бокалы для шампанского, глубоко вставляя два пальца и плавно обводя по кругу. Они завораживали, когда Е Сю ритмичными движениями прочищал дуло Desert Eagle или любовно полировал холодный металл ствола. И Юй просто млел, когда между красивых тонких пальцев появлялась сигарета, как интимно эти пальцы сжимали её, как губы дразняще обхватывали самый кончик фильтра. Казалось, что приглушенный треск табака — это на самом деле отзвук наслаждения, потому что плавиться под поцелуями Е Сю и гореть в его руках — настоящее блаженство. Именно то, от чего когда-то так и не смог отказаться Юй. Руки Е Сю — его ахиллесова пята. Всегда точные, ловкие и такие нежные — ни за что не догадаешься, что эти руки быстрым выверенным движением меняют обойму и забирают жизни в обмен на новые купюры. Ничего личного. Просто Е Сю повезло раскрыть свой талант в самом прибыльном деле. Е Сю был независимым и свободным — всегда без исключений. Юя с самого начала это подкупало больше всего. Е Сю был единственным человеком, который мог, оставаясь для всех никем — чужим, — быть собой. Он никогда не прятался за масками, не был молчалив, без проблем общался со всеми, и при этом кого ни спроси — люди едва могли сказать о нем что-то, кроме того, какую еду или сигареты он любит, да отметить его неискоренимую жажду побеждать. Хотя спустя некоторое время после их знакомства Юй все-таки удостоверился в правильности своей первоначальной догадки: быть победителем для Е Сю — предназначение. Прямое и неизменное. К тому моменту, когда Е Сю признался, что доверить свою безопасность и жизнь готов только Юю, а потом без предисловий, без смягчения и подготовки предложил — даже не так, попросил — самого миролюбивого человека последовать за ним, Юй понял, что выбирать не придется. Потому что все дороги, которые Юй мог выбрать, все мечты о будущем, которые трепетно хранило его сердце, — всё это в итоге вело к Е Сю. Юй не нажимал на курок без крайней необходимости. Он чаще вообще не держал оружия в руках, лишь помогал в составлении стратегий и планов и координировал действия Е Сю удаленно. Но если Е Сю угрожала опасность, Юй стрелял, не задумываясь. Е Сю выпустил белую струйку в приоткрытое окно. Юй давно привык к дыму и иногда, в миллионный раз наблюдая, как курит Е Сю, брал его за запястье, подносил его руку к своим губам и затягивался сам. В горле слабо першило, зато в такие моменты ему казалось, что он вдыхает частичку Е Сю. От кончика сигареты тонкий дрожащий узор тянулся вверх, затем беспомощно надламывался на холодном ветру и таял в синем сумраке. — Я хочу сказать тост, — вдруг сообщил Е Сю, снова выдыхая сизое облако. Аккуратно, даже бережно вмял окурок в почти пустую пепельницу — Юй спокойно переносил дым, но за чистотой следил строго — и взял стоявший на подоконнике бокал бренди. Юй многозначительно глянул на ожидающее лицо Е Сю. На секунду оторвался от его теплой спины, дотянулся до своего бокала на столике — почти растаявший лед глухо застучал о стекло. — Прошу, — церемонно произнес Юй. Е Сю, казалось, смотрел не на него вовсе. Он проникал острым взглядом под кожу, способный без слов прочитать все мысли и разглядеть оттенки чувств, которые такими неспешными тихими вечерами накануне очередного задания всегда переполняли сердце, и различить их сейчас для зорких внимательных глаз не составляло никакого труда. — Я рад, что ты рядом, — сказал Е Сю. И Юй с призрачной тенью грусти понял, что это слова прощания. Нет, конечно, никто из них не собирался бездумно отдавать свою жизнь в лапы судьбе-вертихвостке. Наоборот, чаще именно судьба была вынуждена подчиняться им. «Против вашего дуэта не попрешь», — однажды сказал Хань Веньцин. А его признание стоило весьма дорого. И всё же в самые важные моменты Е Сю позволял чувствам ненадолго взять верх. Такое происходило только с Юем, и иногда он с иронией думал, что может этим гордиться. В прошлом заставить Е Сю открыть свою душу никому так и не удалось. Е Сю всё еще не сводил с Юя глаз. В его радужке играли огни города, и он едва улыбался краешками губ — той самой лёгкой улыбкой, с которой всегда уверенно шёл по жизни, — и, несмотря на произнесенные слова, выглядел таким умиротворенным и безмятежным, словно, рухни в эту секунду комета перед окнами, он лениво глянет на источник шума и сразу о нём забудет. Юй ничего не ответил. Лишь едва-едва тронул своим бокалом бокал Е Сю, сделал глоток. И утянул Е Сю за собой. *** Подушки проминались под коленями, то и дело расползаясь в стороны. Спинка кровати острым ребром давила на сжатые пальцы, но Юй на такую ерунду внимания не обращал. Член Е Сю растягивал его изнутри, от неторопливых плавных толчков в сознании оставалась лишь звенящая пустота, а тягучее возбуждение наполняло кровь и лилось по телу, как растопленный мед. Юй облизал пересохшие губы, стараясь не думать о том, как хочется пить. Он слабо мотнул головой — мокрые от пота волосы так и норовили зацепить ресницы. Перед глазами плыли тусклые цветные пятна — Юй опустил голову и прикрыл веки, пытаясь отогнать размытое наваждение, — картина на стене с пейзажем осеннего лондонского вечера начала жить собственной жизнью: люди куда-то шли, топчась на месте, луна даже на неподвижном сумрачном полотне горела так ярко, словно это её нежный голубой свет заливал комнату. Или эту комнату освещали две луны. — Ты в порядке? — тяжело дыша за спиной, спросил Е Сю. Он склонился ближе, его разгоряченное дыхание коснулось влажного плеча. Юй снова открыл глаза. Жизнь в Лондоне вроде бы замерла, как и положено, застыла одним красочным моментом вне времени. — Да, — ответил Юй и попросил: — Не останавливайся. Ладонь Е Сю мягко огладила бок сверху вниз, и Юй поймал это движение на своем бедре, не дал Е Сю отстраниться. Сам выпрямился, подался назад. Горячая грудь Е Сю обожгла, хриплое дыхание за ухом обжигало тоже. Юй запрокинул голову Е Сю на плечо и притянул его руку к своим губам. Пальцы Е Сю дрогнули, он выдохнул напряженно, когда Юй коснулся языком нежных подушечек, обхватил губами фалангу. Каждый раз, когда он делал подобное, у Е Сю замыкало что-то внутри. Стоило Юю вобрать его пальцы в рот — Е Сю почти переставал двигаться. Не мог сосредоточиться. Лишь целовал плечи Юя, иногда прикусывал кожу — царапал легкими касаниями зубов — и очень тяжело дышал, как будто на грудь ему давило со всех сторон. Член Е Сю пульсировал внутри. Юй однажды заметил, как сходит с ума Е Сю, когда ласкают его руки, и теперь специально старался замереть, стать неподвижным, только чтобы чувствовать Е Сю, чувствовать его возбуждение — всепоглощающее и настолько сильное, что даже он не справлялся, замирал, словно парализованный, постепенно теряя рассудок. И когда терпеть не оставалось сил, Е Сю — опьянённый, лишенный выдержки, искусного умения владеть собой — говорил: — Не могу больше. Так и сейчас — эти слова прозвучали сиплым, слабым шепотом. Только Юй руку Е Сю не отпустил — тоже не мог, сам дурел от этой гладкой кожи, тонких пальцев, аккуратных костяшек и идеально ровных ногтей. Руки Е Сю — произведение искусства. Бесценное. Кончиком языка Юй плавно вычерчивал линии на раскрытой ладони, а потом мягко зажал пальцы Е Сю своими и толкнулся в узкую ямку. Точно так же, как делал Е Сю, когда подготавливал его к сексу — невыносимо медленно и нежно. Юй вел языком вверх — широко и влажно — и обхватывал губами два пальца, брал в себя аккуратно и глубоко, затем выпускал, неторопливо посасывая. И всё повторялось снова. — Слышишь?.. — хрипло произнес Е Сю у самого уха. Он прижимал Юя к себе, безотчетно водил рукой по его животу, иногда задевал член, касался вскользь — не больше. Затем оглаживал изогнутую линию горла, там, где под кожей перекатывался кадык, когда Юй сглатывал. И не отстранялся ни на миллиметр. Будто если отпустит — окружающий мир рассыплется на миллиард мелких осколков, и останется только бесконечное переполняющее жгучее наслаждение, в котором Е Сю просто захлебнется. Он бессильно прижался виском к виску, волосы тихо зашуршали от этого смазанного прикосновения. Юй высвободил руку Е Сю — не то чтобы сжалился, просто рациональная часть внутри понимала, что напряжение доходит до предела, — потянулся к его губам и поцеловал чувственно и ласково. Позволяя восстановиться, немного прийти в себя. И через несколько неспешных секунд под веским нажимом ладони на поясницу Юй вновь склонился вперед, вцепился в спинку кровати, сжал пальцы в сильной хватке. Е Сю двигался резко и глубоко — так, что кровать впечатывало в стену с грохотом и скрипами. Он крепко держал Юя за бедра — нет, не держал, сам держался, — и высвобождал всё накопленное желание через отрывистые мокрые толчки. Призрачные очертания комнаты расплывались, таяли в ночной синеве, как исчезающий мираж. Юй кусал собственную руку и придушенно мычал, потому что понимал — его мир вот-вот рухнет точно так же, как недавно рушился мир Е Сю. Снова. Юй кончил, стиснув многострадальную спинку кровати, пятная простыни и подушки, в беззвучном стоне хватая ртом раскаленный воздух, — он жёг горло и лёгкие, словно эта крохотная квартира незаметно переместилась на Солнце, стремительно иссушающее всё вокруг. Ноги дрожали от напряжения, словно их пронизывал беспрерывный электрический импульс, словно всё тело превратилось в один гудящий проводник. Е Сю последний раз жестко дёрнул за бедра и замер, больно сжав пальцы. Это ощущение показалось далёким, ненастоящим. Сейчас всё казалось таким. Юй — опустошенный, ослабевший — осел на кровать. Нашел в себе силы, потянулся за руками Е Сю, обвил их вокруг себя, заставляя обнять. Хриплое сбившееся дыхание скользнуло по спине. — Я всегда буду рядом, — запоздало ответил Юй на услышанные там, у окна, слова, переплел свои пальцы с пальцами Е Сю в крепкий замок. И через бесконечные секунды безмолвной тишины Е Сю прижался теснее, коснулся щекой плеча. Слух уловил тихий благодарный выдох облегчения. И Юй невольно улыбнулся, блаженно прикрывая глаза и сжимая ладонь Е Сю, уверенный в том, что на утро не увидит на своём теле ни единого синяка. Потому что эти руки не могут причинить ему боль.