И ты, Брут

«Уортон стоял ко мне спиной, когда я решительно ворвался на Милю, издалека услышав отрывочные крики и громкий шум. Нельзя точно сказать, был ли я морально готов к тому, что увидел. Перси стоял и сжимал дубинку в руке, в глазах читался испуг. Билл крепко держал Дина. Он мотал его из стороны в сторону напротив целящегося Пола, который был бел, как полотно. Начальник блока с трудом фокусировал взгляд, а подначивающие взвизги заключённого заглушали хрип задыхающегося Дина. Он умирал у этого долбаного мажора на глазах, а тот в свою очередь так ничего и не предпринял. Восприятие и осознание ситуации произошли в доли секунды, как и решение: толкнув Перси к стене, я выхватил бесполезную в руках Уэтмора дубинку, и оглушил наглеца двумя крепкими ударами. Бесспорно, у Дина был ангел-хранитель, который вовремя привёл меня туда.» Брут опустился на корточки, наскоро вернув то, что одолжил, едва сверкнув презрительным, обвиняющим взглядом. Но сейчас было не до выяснения отношений, хотя желание вмазать сопляку за бездействие было колоссальным. Взяв руку Билла под локоть, Брутус освободил шею Дина от цепи. Стэнтон тяжело дышал с присвистом, жадно давясь поступающим воздухом. - Вставай, Дин, давай вставай, - сильной рукой Брут приподнял парня за плечо, прижимая его спиной к своей груди. Обычно по-детски удивлённое лицо напарника было красным, в испарине. Всё внимание было приковано к нечитабельному выражению глаз Дина. - Дыши глубже, – рука без лишних движений скользнула вниз, расстёгивая верхние пуговицы униформы и ослабляя узел галстука, осторожно приподняла подбородок, позволяя свободнее дышать через передавленную трахею. Даже в таком состоянии парень пытался говорить. Голос был посаженным и глухим. - Тише мальчик, дыши. - Так неожиданно, - от напряжения в горле блондин зашёлся в кашле. - Ничего. Ничего. Ты просто дыши, – тихий, заботливый голос Брута вторил громким вдохам прямо над ухом Дина, заботливо поддерживаемого рукой. По-матерински нежно перехватив молодого человека за талию, Хауэлл довел пострадавшего в лазарет. Этот факт отходит на второй план с осознанием того, что паренёк не дожил и до тридцати. Брутус, никогда толком не оправдавший своих прозвищ, вспомнил, как сам впервые пришёл работать на Милю. Вспомнил, как терпеливо относился к нему Пол, уже ставший завсегдатаем заведения и получивший должность начальника блока. Вспомнил, как к ним устроился Дин Стэнтон, неуверенно шагавший по светло-зелёному линолеуму оттого, что в разгар Великой Депрессии работу выбирать не приходилось. В улыбке мелькнула светлая грусть, когда Брут думал о том, как они сблизились с этим тихим простодушным человеком после поступления буйного заключённого. Впрочем, рослый мужчина расценивал этот жест, как своеобразную дань благодарности за спасение. Хотя о чём речь, такова уж была эта рискованная работа. Сейчас он стоял в одиночестве на земле Центрального кладбища, расположенного на окраине города. С ностальгическим выражением глаз, мужчина косился на светлый камень надгробной плиты, которая насмешливо возвышалась над сухой травой. Сегодня Брут получил официальный отгул. Не без помощи Пола. Эджкомб всё прекрасно понял. Чуткость и внимание были, пожалуй, главным компонентом Зелёной Мили. Неотчуждаемой частью местной атмосферы. Понимание с чужого полувзгляда тоже пришло к нему почти сразу, как и к бедняге Дину, почившему под ногами. Сколько раз он стоял за спиной Пола, неотрывно наблюдая, ловя малейшее невербальное движение. Сколько давал обещаний людям, которым нечего больше было предложить. Холодный, пронизывающий ветер заставил Хауэлла поёжиться. Унылый пейзаж окрестности был равнодушен к одинокой фигуре, терявшейся в серости. Долгими беседами с глазу на глаз Полу удалось заверить Брута, что в смерти Дина нет ничьей вины, но на душе скреблись кошки. Причём с такой силой, что ему едва удавалось скрыть это от взволнованного взгляда старого друга. Не счесть, сколько они друг друга помнили. «И ты, Брут» - рокотало в голове. Несомненное предательство самого себя – смерть Джона Коффи. Смерть Дина Стэнтона. Заключённый блока «В» ударил Дина напильником по горлу. Он умер на дощатом полу. Недостойно. В грязи. Брутус ровно как и Пол не смогли ничего узнать о происшествии. Это было не в его полномочиях. Но как бы там не гласила ранговая политика, никто ничего не знал, а посему даже если бы кто-то и мог рассказать о том дне всё равно бы не смог. Свидетелей трагедии не было. Треклятый багровый синяк от цепи снился по ночам. Тогда Брут возвращался к памятной ночи на 20 ноября. Казнь. Воспоминания отдавались послевкусием. «Закончив обязательную погрузку тела в машину коронеров, ставшую тогда ритуалом прощания с земным чудом, Пол в подавленном состоянии отправился домой, отдав несколько распоряжений. Харри сидел за столом дежурного, добавляя записи в отчёт. Примерно в то же время мы с Дином сидели в закрытом кабинете начальника Эджкомба. Блондин совсем расчувствовался и теперь плакал в противоположном конце тускло освещённой комнаты. Он неловко стирал слёзы с опухшего лица. Я остро чувствовал его, так стыдно ему было за свое «немужественное» поведение. Мои глаза, влажные с того самого момента, как под потолком взорвались лампочки, искрами осыпавшие свидетелей и погрузившие нас во мрак вместе с Джоном, сейчас были сухи и устремлены на подрагивающие плечи. Но кроме этого я почти физически ощущал чужую необходимость в духовной поддержке. Я безмолвно пересёк пространство и опустился на соседний стул, развернул недоразумение и прижал к себе, бережно придерживая за затылок. Рубашка стремительно намокла под градом крупных слёз, но сейчас на это не обращалось внимание. - Брут, ты… О, - выдохнул Дин, отдаваясь вибрацией в грудь. Это отрезвило парня почти мгновенно, и он скрылся за дверью туалета, чтобы умыться». «И ты, Брут». Как много он сейчас отдал бы, лишь бы Дин мог снова и снова повторять это в шутку. Потеряв родственную душу, Брут стал ещё больше времени проводить с Полом. Время так мимолётно. Ему было неведомо, что конкретно об этом думал бывалый начальник, но относился к другу с пониманием. Если удавалось выбраться, то Эджкомб охотно составлял холостяку компанию. Сгущались тучи. Коснувшись рукой надгробия, Брутус «Зверь» Хауэлл просил прощения у человека, прошедшего свою Зелёную Милю до конца.