***
Питер уехал на рассвете. Роберт и Беверли с удовольствием остались бы у него до утра, но тетя Роуз категорично заявила, что Бев должна быть дома к одиннадцати. Поэтому троице пришлось проститься вечером. Как уже упоминалось, все вышло очень эмоционально, с объятиями, поцелуями (не совсем дружескими — похоже, та часть Боба, которая была женского пола, по уши втрескалась в Питера, но Беверли, к счастью, не ревновала… или сделала вид, что не ревнует) и клятвами вечно помнить друг друга. Между тем, прекрасно понимая, что Питер Руманчек мало чем отличается от всех, кто покидает город, и постепенно забудет его, Боб стал предаваться мечтам о продолжении этой дружбы. Роберт уже успел нарисовать в своем воображении собственный «Энтерпрайз» и поселить туда в качестве команды весь «Клуб неудачников» и, конечно же, Питера. Кресло капитана было торжественно передано Беверли Марш, а пост корабельного врача — ее тете. И Боб действительно мог это сделать: построить корабль, который доставит их в любой уголок Вселенной, найти еще одну пригодную для жизни планету… Возможно, он со временем научится сдвигать орбиты космических тел и создаст множество миров, подходящих для людей, создаст целую галактическую империю, и все для нее одной — для своей партнерши… Но Беверли не проживет и тысячную долю времени, необходимого для достижения этих целей. Он мог прикоснуться к девушке и продлить ее жизнь на двести лет, триста, может пятьсот — но этого все равно было бы мало. Как грустно, что люди так мало живут. Каждая жизнь — короткая брошюра, написанная идиотом. А я еще больший идиот, потому что полюбил одну из них!..***
Когда тебе шестнадцать, желание строить планы на будущее уже давно превратилось в насущную необходимость. К этому возрасту знаешь, чем будешь заниматься после окончания школы — оно ведь не за горами!.. Знаешь не только то, пойдешь в колледж или нет, но даже в какие учебные заведения подашь заявку. Учишься водить машину и самостоятельно зарабатывать деньги. Планы составлены, и ты уверенно движешься к их выполнению… Пока в дело не вмешается какой-нибудь случай. — У вас с Бобом все серьезно? — спросила тетя однажды вечером, когда Грея не было дома (Роуз отослала его в город по какому-то пустячному делу). Беверли насторожилась, и это не прошло незамеченным. — Не то, чтобы я не знала ответ на этот вопрос, — вздохнула тетя. — Просто еще раз хочу это услышать из твоих уст. Чтобы понять, что я ни в чем не ошиблась. — Я люблю его, — ответила девушка. — А он любит меня. Мы читаем мысли друг друга, так что я могу сказать точно. — Ох, Беви! — Роуз ненадолго замолчала, задумавшись. — Ты ведь понимаешь, что Роберт — не тот парень, который тебе нужен? — Вообще-то, он не совсем парень… — Я именно об этом. Он даже не человек. Наверно, я так и не смогу заставить себя поверить в то, что он демон, — тетя Беверли была убежденной атеисткой. — Но после его чудесного выздоровления я верю в то, что он… Допустим, действительно с другой планеты. — Это так. Считай, что я встречаюсь с иностранцем, — беспечно заявила Беверли. — Какие у вас планы на будущее? — спросила тетя. — Что? — Если все так серьезно, как ты говоришь, что вы планируете делать? Ты должна вернуться в Портленд к началу учебного года. Надеюсь, Боб понимает, что тебе надо продолжить учебу?.. Чем он собирается заниматься, когда придет осень? — Мы это еще не обсуждали, — смутившись, пробормотала девушка. — Тогда обсудите. Поговори с ним об этом. Как можно мягче, учитывая, что он такое… И не смотри на меня так, Беви: я вовсе не пытаюсь вас разлучить. Роберт Грей — милый парень, он мне нравится. Скажу больше: я бы хотела иметь такого сына. Даже если бы он и вправду был твоим кузеном, я была бы не против ваших отношений. Но, к сожалению, это не так. Как долго он сможет быть человеком?.. Я не хочу, чтобы он превратился в монстра и утащил тебя в канализацию. Думаю, ты и сама этого не хочешь. Бев задумалась и погрустнела. — Он не сможет уехать из Дерри, — помолчав, ответила она и рассказала тете все услышанное от Грея. — Понятно, — нахмурилась Роуз. — Вот чего боится Городской совет. Значит, город провалится под землю, а не просто придет в упадок. — Этого не будет! — с жаром возразила Беверли. — Я не допущу. Бобу не понадобится никуда уезжать, потому что я остаюсь. Роуз в изумлении уставилась на племянницу. — Но Беви… А как же… — Ты можешь вернуться в Портленд и лишь изредка навещать меня. Я справлюсь, ты же знаешь. Осенью пойду в свою старую школу. — Бев, ты не сможешь здесь жить! Ты же терпеть не можешь этот город! Это место, этих людей, все. И они тоже… Девушка наклонилась и взяла руки Роуз в свои. — Это так, тетя. Но Дерри — это Оно, а Оно — это Дерри. Если я полюбила Боба Грея, смогу полюбить и город… Я должна. Ради него. Роуз порывисто обняла Беверли. — Девочка моя, ты уже совсем взрослая!.. Прошу тебя, подумай хорошенько. Я понимаю, ты влюблена и готова на все. Но у тебя впереди вся жизнь, и ты должна прожить ее полноценно. Не стоит приносить себя в жертву — даже возлюбленному.***
Вскоре Роберт прознал об этом разговоре. Беверли ничего не рассказывала, но в последнее время способность читать мысли была у Боба на высоте. Кое-что ему удалось незаметно подслушать из головы Бев, но больше всего намерения Роуз выдали ее собственные мысли. Поначалу Боб разозлился: как эта старая стерва посмела совать свой нос в его отношения с партнершей? Но, к счастью, Грей очень быстро опомнился. Роуз имела право — она опекала Беверли и пыталась ее защитить. Да и его собственный Родитель, будь он жив, наверняка не одобрил бы отношений с человеком. Ты с ума сошел, спариваться с едой? Впервые Боб по-настоящему порадовался, что все его сородичи мертвы. Но что он мог предложить девушке? Долгую жизнь, космический корабль, Вселенную — все это лишь мечты, чересчур смелые проекты, которые еще неизвестно, когда осуществятся. Куча мусора в канализационном коллекторе и, возможно, сотня паучат в его утробе — вот все, чем он владеет. Он весь заточен под то, чтобы пугать людей, а не делать их счастливыми. Возможно, лучше всего было бы уйти, оставить Беверли в покое — но Оно не привыкло отказываться от того, что уже заполучило. И потом, разве девушка с ним не счастлива? Но она любит не всего тебя, а только Роберта Грея! — зашептал внутренний голос. — Так что ты собираешься делать? — звук голоса Роуз Марш вывел Боба из раздумий. Он вздрогнул и посмотрел на нее, только сейчас осознав происходящее. Они были на кухне: стоя над раковиной, Роуз потрошила форель, которую принес Ричи Тозиер, ездивший с отцом рыбачить на озеро Касл. Боб весьма неумело чистил картошку (как раз сейчас он стачивал хорошую крупную картофелину до размеров мяча для гольфа), а кот развалился на полу возле его ног. Беверли ушла играть с ребятами в баскетбол. — Со своей жизнью, — уточнила женщина, не дождавшись ответа. — И с жизнью Беви, раз уж на то пошло. Ты в курсе, что она собирается остаться в Дерри?.. Сказала, что деньги для колледжа ей больше не нужны, так как она туда не пойдет. — Я поговорю с ней, — сказал Роберт. — Не нужно оставаться. Мы можем вместе уехать в Портленд или куда захотим. — А как же Дерри? — Да хуй с ним. — Не матерись!.. — Пардон. Дерри стал для меня обузой. Клетка, ненамного лучше той, которую смастерил шеф. Роуз покачала головой. — Но люди, которые здесь живут… Что с ними будет? Опять же, хуй с ними. Друзей Беверли я вытащу, а остальные пусть выбираются как хотят. — Я что-нибудь придумаю, — произнес он вслух. — Вполне реально сделать так, чтобы никто не пострадал. Мисс Марш ничего не ответила. — Роуз, — сказал Боб, отложив в сторону нож и картошку. — Ты же сама ненавидишь этот город. Что тебя так расстраивает? — Дело не в городе. Беверли всего шестнадцать, но в ее жизни уже было достаточно дерьма (извини, что выражаюсь). Ей нужно продолжить учебу, чтобы выбраться из него навсегда. Не хочу, чтобы она разрушила свое будущее, связавшись не с тем мужчиной. Грей рассмеялся. — Так вот чего ты теперь боишься, малютка Роуз! — произнес он голосом Пеннивайза. — Страхи взрослых такие сложные… и вместе с тем нелепые. — Нелепые? — Роуз обернулась к нему, уперев руки в бока. — Мистер, мои опасения за племянницу вполне оправданы!.. Ты уже растлил ее, и чудо, что она пока не забеременела! А теперь ты собираешься поехать в Портленд и сесть нам на шею! — Никому я не собираюсь сесть на шею! — воскликнул Боб, разозлившись. — У меня уже есть работа, сейчас покажу. Он вытер руки полотенцем и сбегал в комнату Беверли. Там, в ящике письменного стола между страниц старой книжки со сказками (как раз там, где рассказывалась история принца, превращенного в лягушку) лежали две визитки. Боб вытащил их и принес на кухню. Роуз надела очки и принялась внимательно их рассматривать, а Роберт поведал о своей встрече на ярмарке с фотографом по фамилии Китон. — Еще неизвестно, примут ли тебя, — сказала Роуз, но потом, окинув Грея внимательным взглядом, изменила мнение. — Пожалуй, ты и правда похож на фотомодель. Но все равно: путь к успеху может оказаться долгим и весьма нелегким. Боб пожал плечами. — Я много чего умею. Буду браться за любую работу. Пусть Беверли учится, если того пожелает. Как только я смогу ее содержать, мы станем жить отдельно. — Похоже, ты серьезно настроен!.. Что ж, хорошо. Но как насчет твоей… природы?.. Ты должен оставаться человеком, чтобы жить среди людей и по их законам. Только человек способен сделать мою девочку счастливой. — Я буду человеком, пока со мной Беверли, — торжественно пообещал Боб. — Она — то, что помогает мне удерживать форму. Мой партнер, а также мой новый Дерри. Я пойду за ней, куда бы она не направилась, и буду человеком до тех пор, пока Бев не решит со мной расстаться.***
Чарльз Донахью навестил Бортона в больнице вскоре после того, как шефа перевели в обычную палату из отделения интенсивной терапии. Впервые за много дней Дик мог вставать с кровати и самостоятельно передвигаться. Все еще ослабленный, на лекарствах, тем не менее, он с каждым днем чувствовал себя все лучше. Неспешно, понемногу, его силы возвращались. А вместе с ними возвращалось желание отомстить. Бортон потерял четыре пальца на левой руке после того, как началась гангрена. Все, что ему оставили — обрубок ладони с плохо функционирующим большим пальцем. При этом врачи говорили, что ему повезло. — От шарика из подшипника меньше шансов на инфекцию, чем от свинцового заряда, — рассказывал шеф мэру. — Если только шарик не окунули в какую-нибудь гадость. Сталь плохо держит яд, но эта девка как-то умудрилась… — Ты был в канализации, Дик, — напомнил Донахью. — Зараза могла попасть в рану откуда угодно. Не думаю, что Беверли Марш хватило сообразительности тебя отравить. Кроме того, доктора сказали, что это обычный стафилококк. — Надеюсь, ты посадил клоуна и рыжую сучку за решетку?.. — На каком основании? — мэр начинал злиться. — На каком основании?! Они угрохали Мюллера и Боуи, и едва не свели в могилу меня! Этого недостаточно? — Донахью не ответил, и шеф зарычал от досады. — Только не говори, что ты замял это дело! — Поверь мне, так будет лучше всего. В Дерри спокойно уже три недели. — Сученыш вернулся в подземелье? — спросил Бортон. — Он живет у Маршей. Все еще в человеческом обличье. — И в городе ничего не происходит?.. Никаких сверхъестественных явлений, загадочных смертей? — Совсем ничего. Надеюсь, это надолго. Он обещал… Было что-то, связанное с его жизненным циклом и сменой формы, что так сказывалось на городе. Но теперь — все. Боб Грей и Беверли Марш решили эту проблему. — При чем здесь девка? — Ты был прав, — вздохнул мэр. — Она много для него значит. Не забава и не еда. Похоже, мисс Марш приручила нашего глэмора. — Каким образом? Катаясь у него на члене?.. Впрочем, все равно, — Бортон осклабился. — Теперь у меня будет шанс… — Опять ты за свое! — с досадой произнес мэр. — Ричард, ты не прав. Ты все еще инстинктивно относишься к нему как к человеку, а теперь даже больше, чем когда-либо. Ненавидишь его и мечтаешь отомстить. — Я не понимаю, почему ты не мечтаешь об этом! Анна… — Анну убил хищник! Животное, которое не ведает о добре и зле. То же самое, если бы ее задрал гризли… Или если бы ей на голову упал камень. — Я бы застрелил гризли и растер камень в пыль. Но Пеннивайз — не гризли и не камень! Он — сам Дьявол, воплощение зла! — А если так, имеет ли смысл мстить Дьяволу? — меланхолично заметил Донахью. — Хватит сбивать меня с толку своей философией! — проворчал Бортон. — Это не философия, а здравый смысл! Что бы ты ни сделал, ты не вернешь Анну с того света. Ситуация патовая. Убьешь глэмора — погубишь весь город, разозлишь его — погибнешь сам. А Беверли… Возможно, в ее лице мы обрели идеальный механизм контроля над Пеннивайзом. Представь себе: больше никаких убийств, никаких детских смертей. Он будет жить человеком, как любой другой горожанин. Если все, что для этого нужно — отдать ему рыжую девчонку, то я согласен. Будь она моей дочерью, я бы сопротивлялся до последнего. Но Беверли не моя дочь, к тому же, она сама не против. — И что потом? Сделаешь ее своей преемницей, когда она повзрослеет? — Поживем — увидим. Почему бы нет? Девочка вроде бы неглупая. — Ну хорошо. А ты не подумал о том, что раз Пеннивайзу нужна баба, чтобы трахаться, он способен заделать ей детей? — Детей? — моргнув, переспросил Донахью. — Вдруг Марш начнет рожать монстров?.. Одного за другим. Что ты тогда будешь делать? Мэр помрачнел и задумался — к сожалению, ненадолго. — Когда она забеременеет (в чем я, кстати, сомневаюсь) — тогда и посмотрим, — ответил он совершенно спокойно, а затем улыбнулся. — Будем решать проблемы по мере их поступления… На худой конец, пристрою детенышей глэмора в соседние городки, как котят пристраивают в хорошие руки. Не оценив шутку, Бортон объявил приятеля сумасшедшим. — Я-то как раз пытаюсь действовать согласно велениям рассудка, — возразил мэр. — Я давал клятву заботиться о благе Дерри и его жителей. И потом, я слишком сильно люблю этот город… хотя это и вправду всего лишь чертова дыра. Голос Чарльза дрогнул. Бортон попытался заглянуть ему в глаза, но Донахью отвернулся. Шеф пожал плечами. Да, ты действительно любишь Дерри. С тех пор, как ты приехал сюда, ты отчаянно пытался стать своим, пытался всем понравиться. Это непросто — в Мэне чужаки остаются чужаками до гробовой доски. Но тебе удалось невозможное. На все сто процентов. А для меня Дерри стал лишь могилой Анны. Ничем больше. Зато теперь я понял, почему не уехал отсюда, почему стал полицейским. Я всегда хотел отомстить. И я смогу это сделать! Я сделаю все возможное, чтобы победить чудовище. Даже если для этого придется стать им самому.***
Август неотвратимо близился к концу. От лета осталось каких-нибудь десять дней, когда Ричи Тозиер узнал, что этой осенью пойдет в другую школу. В другом городе. В другом штате. В Калифорнии. Его отец и раньше ездил туда в командировки, особенно часто за последний год, но Ричи понятия не имел, что Уэнтворт собирается перевезти в Калифорнию не только свой бизнес, но и семью. Мать знала об этом, но ничего не говорила: родители боялись, что Ричи устроит истерику, ведь ему предстояло расстаться с Эдди. Тозиер совершил каминг-аут прошлым летом — как выяснилось, на свою беду. В Дерри это вообще было не лучшей затеей. Девять из десяти отцов в городе наорали бы на своего сына, если бы тот заявил о своей гомосексуальности, шестеро из этих девяти пустили бы в ход кулаки или ремень, и как минимум двое выгнали бы отпрыска из дома, предварительно отметелив. Уэнтворт был не такой. Тозиеру действительно повезло с родителями, но он ошибочно принял спокойствие отца за принятие. Все это время, пока Ричи наслаждался обществом Эдди, его родители строили планы о том, как их разлучить. Уэнтворт и Мэгги считали влюбленность сына в другого мальчика чем-то вроде подростковой дури, нелепой выходки с целью шокировать и привлечь внимание. Они думали, что новая жизнь в другом штате отвлечет Ричи и быстро заставит забыть обо всем, что произошло в Дерри (в этом они были правы, даже не подозревая, насколько). Супруги не теряли надежды на то, что их сын вскоре после переезда станет ходить на свидания с кем положено — с девочками. Поначалу Уэнтворт замахнулся на Санту-Барбару, но тамошние цены на недвижимость оказались ему не по зубам, и он нашел подходящий дом в соседнем городке с названием Карпинтерия. Когда Ричи наконец-то все узнал, он называл это место не иначе как «блядская Карпинтерия». Конечно же, он устроил родителям скандал, истерику, да не одну. Затем он перепробовал еще множество различных способов заставить их передумать, которые даже могли бы подействовать, узнай Ричи о коварном плане отца чуть раньше — но сейчас, в августе, все было решено. Перебесившись, Тозиер осознал, что переезд неизбежен. Эдди тоже это понял, только сразу. С тех пор и до самого последнего дня вместе их отношения стали еще крепче, но имели оттенок печальной обреченности. Теперь, зная, что конец счастью так близок, Ричи и Эдди старались проводить как можно больше времени вместе. Из-за этого они сильно отдалились от остальных «неудачников». Но друзья все понимали и не смели им мешать. Беверли и Роберт тоже почти все время проводили вдвоем, наедине. Хэнлон их сторонился, точно так же, как Ричи и Эдди, но совершенно по другой причине. Бев несколько раз виделась с Майком после битвы на Пустоши и, перебросившись с ним парой фраз, поняла, что секрет, который он вынужден хранить, угнетает парня. Хотя Беверли не просила Майка хранить молчание, но они оба понимали, что лучше всего будет поступить именно так. Рассказать друзьям о возвращении Оно означало бы испортить им конец лета, к тому же, Боб собирался уехать из Дерри и начать новую жизнь, навсегда положив конец похождениям Пеннивайза. «Клуб Неудачников» окончательно распался, но Беверли почти не жалела об этом. Теперь она понимала, что неведомая сила свела их вместе именно для борьбы с чудовищем. Нет Оно — нет и «Клуба». И дай-то бог, чтобы они никогда не собрались снова!.. Девушка испытывала смутное беспокойство, время от времени вспоминая о своем видении в Мертвых огнях, три года назад. Через двадцать семь лет… я стану взрослой. Мы вернемся, чтобы убить Оно. Но этого не будет, верно?.. Я видела это еще до поцелуя, до превращения. Будущее изменилось!.. Теперь вместо Оно был Роберт, и она собиралась заботиться о нем, потому что «мы в ответе за тех, кого приручили». Она собиралась провести с ним всю свою жизнь, выйти за него замуж, если он позовет, родить ему детей, если получится. Она собиралась подарить ему всю себя, и это не было ей в тягость, ведь она его любила.***
Август выдался почти таким же жарким, как и предыдущий месяц, первые кратковременные дожди начались уже ближе к сентябрю. Боб и Беверли часто ходили на карьер (Грей почти полностью смог побороть свой страх перед черепахами). Роберт стал плавать еще лучше и загорел сильнее — в один прекрасный день Бев с удивлением отметила, что его кожа гораздо смуглее ее собственной. Боб все больше и больше становился похож на обычного парня. Порой Беверли забывала, что ее возлюбленный не человек. Она знала, что в Портленде забудет об этом окончательно. Это немного пугало ее: что будет тогда?.. Рассеются ли чары, или же, наоборот, забвение закрепит превращение? Даже сам Роберт не знал ответа на этот вопрос. Но — стоит попытаться. Если все получится, мы будем счастливы долгие, долгие годы, — думала Беверли, сидя на багажнике велосипеда и крепко обнимая Боба за талию. Грей крутил педали, напевая себе под нос детскую песенку: Крошка паучок гулял по водостоку, Дождик пошел и смыло паучка. Солнышко вышло стало пригревать, И по водостоку взобрался он опять. Подъехав к дому номер двадцать девять на Нейболт-стрит, Боб остановился, и девушка спрыгнула с багажника. В проволочной корзинке велосипеда лежал рюкзак со всем необходимым: плед, полуторалитровая бутылка питьевой воды, два яблока, смена нижнего белья, бактерицидные влажные салфетки и упаковка презервативов. Ничего не поделаешь: с возвращением тети Роуз заниматься сексом в квартире стало невозможно, а потом уехал и Питер со своим трейлером, отобрав у возлюбленных последнее пристанище. В отличие от большинства парней его возраста, у Роберта не было машины, на заднем сиденье которой можно было бы совокупиться… Зато у него был дом. Правда, он никак не походил на любовное гнездышко. Бобу стоило немалых трудов уговорить Беверли сюда отправиться. Девушка не хотела подцепить какую-нибудь заразу, занимаясь сексом на заплесневелом матрасе с торчащими пружинами, не хотела, чтобы крысы кусали ее за пятки. Грею пришлось не только пообещать, что ничего этого не будет, но и предварительно провести в доме небольшую уборку. Расчистив от хлама одну из спален на втором этаже, он привел девушку туда. Медленно поднимаясь наверх по скрипучей лестнице, каждая вторая ступень которой провалилась или была готова провалиться, глядя на покрытые плесенью обои и густое кружево паутины, Беверли вдруг почувствовала, что опять вторгается на запретную территорию, совершает святотатство. Подобное чувство было у нее и три года назад, когда она вбежала в дом с арматурой в руках — но тогда не было времени размышлять, оттого ей казалось, что сейчас ощущение сильнее, несмотря на то, что она была желанной гостьей: Боб вел ее за руку, время от времени оборачиваясь, чтобы убедиться, что с девушкой все в порядке, одаряя ее улыбкой. В спальне не было ничего, кроме матраса — большого, совершенно целого и даже относительно чистого. Боб достал из рюкзака плед и накинул на него, за секунду соорудив ложе любви. Они тут же повалились на него, обнимаясь и хихикая. Еще полностью одетые, принялись целоваться. Беверли запустила руки Роберту под футболку, остановилась на поясе… а потом ее ладони опустились ниже, исследуя каменную толщину его члена. Боб позволил ей опрокинуть себя на матрас, и лежал на спине, лишь чуть приподнимая то плечи, то бедра, когда она стаскивала с него одежду. Потом он сел и точно так же помог Беверли избавиться от платья. Трусики она сняла сама. В это раз они обошлись без долгих прелюдий. Роберт снова улегся на спину, а девушка опустилась на его член и принялась двигаться. Они начали не спеша. Роберт подстраивался, Бев направляла. Она почувствовала приближение оргазма. Устремилась к нему, потянулась, ни на миг не сомневаясь, что он придет. Ее тело внезапно завибрировало и, казалось, подскочило вверх. Она осознавала, что дело идет не к простому оргазму; грядет взрыв атомной бомбы. Она немного испугалась… но тело вновь подхватило заданный ритм. Она почувствовала, как Боб застыл, как все его тело стало таким же твердым, как та часть, что находилась в ней, и в тот самый момент она кончила — начала кончать; ни с чем не сравнимое наслаждение агонией выплеснулось из всех вдруг открывшихся шлюзов, и Беверли укусила Боба в плечо, чтобы приглушить свои крики. Грей выдохнул что-то нечленораздельное, подался назад и вышел из нее (это действо принесло с собой мимолетное, необъяснимое ощущение потери и пустоты), затем подхватил Бев на руки. Опустив девушку на матрас, он подмял ее под себя и снова с силой вошел в нее. Вскрикнув, Беверли тут же испытала второй оргазм — как тогда, на Пустоши, только сейчас все случилось гораздо быстрее. Роберт последовал за ней: через минуту он уже вовсю несся вниз с этого пика наслаждения, на который они оба так упорно взбирались. Бев едва успела предотвратить обычно следовавшую за этой бешеной ездой лавину — в самый последний момент девушка напомнила партнеру о развалинах завода Китчнера, и Боб послал энергию туда, в очередной раз устроив там пожар. После они лежали вдвоем, Беверли сверху, положив голову Роберту на грудь. Она слышала биение его сердца, а еще как бурчит у него в животе. Внутри ее разума чужие мысли свободно перетекали в ее собственные — как неумолкающий нежный шепот «я люблю тебя, люблю тебя, я так тебя люблю». Она думала то же самое, а потом, когда Боб поднялся и сладко потянулся, обнаженным выпрямившись в полный рост, Бев пришло в голову, что он похож на высокое дерево, и она готова забраться на него, как кошка, и повиснуть на нем, и не слезать до конца дней. — Мне нужно отлить, — сказал Боб. — Схожу во двор и сразу вернусь. Я еще с тобой не закончил! — Я тоже, — улыбнулась Беверли. Он шагнул к двери так, как был, в чем мать родила. Окликнув его, Бев швырнула ему джинсы. — Штаны надень, бесстыдник! Он послушался. Натянув джинсы и послав ей воздушный поцелуй, парень скрылся в дверном проеме. Беверли осталась одна. Поднявшись, она надела трусики и свое белое платье, потому что лежать голой в заброшенном доме было неуютно. Затем девушка достала из рюкзака яблоко и съела его. Боб все не возвращался. Бев подошла к окну, полюбовалась на заросшую огромными подсолнухами лужайку. Роберта нигде не было видно. Ей захотелось окликнуть его, но в последний момент она передумала и решила спуститься вниз. Сделав шаг к двери, Беверли услышала скрип ступенек. Девушка осталась на месте, думая, что Боб наконец-то вернулся. Но вместо него в дверях показался шеф полиции Дерри.***
В это время Роберт курил, подпирая спиной противоположную стену дома. Он бы не задержался, если бы не обнаружил в карманах джинсов пачку сигарет и зажигалку. По иронии судьбы, он думал о том, какой же он счастливчик, а еще размышлял об их совместном с Беверли будущем, не ведая о том, что это будущее вот-вот накроется медным тазом. По сути, он опоздал совсем чуть-чуть. Смочив слюной подушечки пальцев, Боб потушил ими окурок и зашвырнул его в траву — именно в этот момент раздался крик Беверли. Грей бросился обратно в дом и рванул наверх, уже понимая, что опоздал. Сделай он это хотя бы на полминуты раньше, он бы перехватил Бортона на лестнице. И все могло закончится по-другому. Вбежав в спальню, он увидел Беверли и шефа полиции. Бортон стоял за спиной Бев, прижав ее к себе и сдавив ей шею предплечьем левой руки. В правой руке Ричард держал пистолет, дуло которого упиралось в висок девушки. Бортон улыбнулся, завидев Грея, и тот сразу почувствовал запах насосной станции, вспомнил прикосновение оков и прутьев самодельной клетки. Боль. Выглядел шеф ужасно: бледный, осунувшийся, с запавшими глазами, в которых плескалось безумие. Вместо кисти левой руки была культя, перевязанная бинтами, из-под которых одиноко торчал большой палец. После поражения на Пустоши Бортон сильно похудел и превратился в тень прежнего себя, но, судя по всему, не собирался отказываться от задуманного. Беверли, как всегда, была прекрасна — даже сейчас, бледная и дрожащая от страха. Ее белое платье с красными пуговками на груди показалось Бобу похожим на наряд невесты. Тетя Роуз привезла его в подарок из Портленда. Оно было слишком нарядным для дома на Нейболт-стрит; неизвестно, почему Бев его надела. Когда они ехали на велосипеде, она сжимала длинную юбку между коленей, чтобы ее край не попал между спиц. Поднималась по лестнице, девушка была вынуждена приподнимать подол… Внезапно он вспомнил: Анна Нелл тоже была в белом платье в день своей смерти. — В этом доме все началось, — торжественно произнес шеф. — И здесь же закончится. — Пожалуйста, — Роберт не сразу узнал свой собственный голос, доносившийся словно издалека. — Не причиняй ей вреда! Бортон снова заулыбался и крепче сжал шею Беверли. — Когда-то я так же умолял тебя оставить в покое Анну. Но ты не послушал!.. Нет. Это Анна умоляла оставить ее и уйти… и вас не пришлось долго уговаривать. Я должен был убить тебя тогда, на Пустоши. Я должен… — Теперь у тебя есть твоя собственная Анна, — продолжал Ричард. — И я заберу ее. Его палец дернулся, собираясь нажать на курок. — Нет!.. Забери меня! — крикнул Боб, и шеф, к счастью, остановился. — Забери меня, посади в клетку, пытай, делай, что захочешь! Я… я согласен. Это мой выбор. — Не надо! — прошептала девушка. — Заткнись, сука! — прошипел ей Бортон. — Из-за тебя я потерял пальцы… Нет, ты мне не нужен. Мне нужна она! Думай, Роберт, думай! Как его отвлечь?.. — Ты убьешь меня, вырезав мне сердце! Так я умру — в любом облике. Навсегда. Это правда!.. Отпусти Беверли, и я дам себя убить. — Правда?.. Проверим. Шеф вдруг разжал захват и отпустил девушку. Бев тут же бросилась к Бобу, не ведая, что… Подвох. Бортон выстрелил ей в спину. Роберт был быстрее пули. Он сам не понял, как ему это удалось — нарушить законы формы, в которой он находился. Через какую-то долю секунды он оказался между шефом и Беверли. Боб успел обнять девушку, закрыть ее собой. Последовавший за этим удар в спину сбил его с ног, повалил их обоих на пол. Дальнейшее он помнил уже смутно. Грей хотел встать, но внезапно тело перестало его слушаться. Рот наполнился вкусом еды — человеческой крови, но он не мог сглотнуть. Бев зашевелилась, выползла из-под него и села, а затем осторожно перевернула его на бок. Он удивился собственной беспомощности и одновременно с этим обомлел от ужаса, увидав кровь на ее белом платье. Девушка закричала, как ему показалось, от боли, и принялась рвать подол платья на лоскуты. Она зачем-то прижала этот ворох тряпья к спине Боба — только тогда его пронзила боль, и он обо всем догадался. Он посмотрел вверх, на Беверли, и увидел, что она плачет. — Ты цела? — прохрипел он. — Лежи, — пробормотала она сквозь слезы. — Я позову помощь. Тут Бобу показалось, что в комнате стало темнее: над ним навис Бортон, заслоняя ему свет. — Ты все-таки сделал это, — пробормотал шеф. Он выглядел удивленным. Внезапно его лицо вновь перекосилось яростью, он топнул ногой и заорал: — С какого хуя ты готов умереть ради нее?.. Чего ты так к ней привязался?!.. Ты же монстр, жрущий людей! Я не умру от пули, я же Оно, — успел подумать Роберт, прежде чем провалиться во тьму.***
Боб набрал воздуха, выдохнул и снова хрипло вдохнул. По его губам потекла кровавая пена. После этого он уже не дышал — сердце остановилось. — Нет! — пробормотала девушка. — НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ!.. В отчаянии она всплеснула руками, лихорадочно размышляя о том, что может сделать — но сделать ничего не могла. Скорее всего, Роберту не смогли бы помочь ни врачи скорой помощи, ни хирурги. Тогда Бев просто легла рядом с возлюбленным, обняла его как можно крепче и жадно припала губами к его неподвижным окровавленным губам, еще теплым. Я должна верить! — твердила она себе. — В прошлый раз получилось, и в этот получится. Она так надеялась, что Боб ответит. Она была бы рада, даже если бы он укусил ее — но Роберт по-прежнему лежал неподвижно. Она продолжала целовать его, и делала бы это еще и еще, бог знает сколько времени — наверно, пока он не начал бы остывать, но Бортон схватил Бев за волосы и оторвал от тела Грея. — Сумасшедшая сучка! Так это все из-за тебя!.. Ничего, сейчас ты с ним воссоединишься. Швырнув Беверли на пол, он снова наставил на нее пистолет. — Когда я покончу с тобой, вырежу ему сердце, — осклабившись, произнес Ричард. — Хочу, чтобы ты знала. Бев совершенно равнодушно смотрела на него. В тот момент она думала, что умереть сейчас — не такая уж плохая идея. Никто другой не существовал для нее, даже она сама. Она существовала только в связи с Бобом, а теперь эта связь оборвалась. Девушка в последний раз взглянула на Роберта, все так же лежащего бездыханным за спиной шефа… И увидела плывущие в воздухе капли. Кровь Боба, отрицая закон гравитации, медленно поднималась верх. Даже та, что успела почти высохнуть на губах Беверли и на ее платье, воспаряла вверх крошечными рубиновыми шариками. Волшебная кровь. Бев вздрогнула, когда на ее глазах тело исчезло. Не растаяло в воздухе, как призрак в кино; просто исчезло из этого мира. Девушка услышала звук: будто пробка вылетела из бутылки шампанского. Звук воздуха, рванувшегося заполнять объем, ранее заполненный телом парня. Шеф тоже это слышал и резко обернулся, выставив перед собой пистолет — напрасно, противник все равно напал на него сзади. Точнее, сверху. Потолок с треском проломился, и сквозь образовавшуюся дыру в комнату ворвалась длинная паучья лапа. Сверху она была серебристо-белого цвета и покрыта редкими жесткими волосками, напоминающими щетину кабана. Нижняя часть лапы была голой и красноватого оттенка. Затем потолок пробила еще одна такая же конечность и еще, пока все восемь ног гигантского паука не оказались в комнате. Беверли поняла, что они с шефом находятся под его брюхом, и тут кошмарный Паук пробил своим телом потолок, окончательно его разрушив. Бев закрыла голову руками и едва успела отбежать к стене, забиться в угол, когда сверху посыпались обломки досок и куски штукатурки. Когда обвал прекратился, девушка осмелилась открыть глаза и снова взглянуть на происходящее. Ричард Бортон, с ног до головы обсыпанный щепками и пылью, застыл посреди комнаты, все еще сжимая в руках пистолет и запрокинув голову. Паук медленно приближался к нему. Беверли прикусила собственный кулак, чтобы не закричать от ужаса. Она узнала это существо. В своих снах она даже успела побывать в его шкуре. Но одно дело — сны и видения, а другое — наблюдать это чудовище наяву, чувствовать, как колышется ветер от его смрадного дыхания, слышать его запах. Воистину это было нечто, прибывшее на Землю из-за пределов времени и пространства, Паук, не укладывающийся в лихорадочные представления об обитателях самых мрачных глубин ада. Рост Оно составлял футов пятнадцать, цветом Оно не отличалось от костюма Пеннивайза. Каждая из лап толщиной не уступала бедру культуриста. Желто-оранжевые глаза сверкали злобой, вылезая из глазниц, заполненных сочащейся из них серебристой жидкостью. Зазубренные жвала открывались и закрывались, роняя клочья пены. Застывшая от ужаса, балансируя на грани безумия, Бев с олимпийским спокойствием отметила, что пена эта живая; она ударялась о доски пола и начинала уползать в щели между ними, как простейшие организмы. Существо визжало и мяукало, и Беверли нисколько не сомневалась в том, что каждый звук, издаваемый Пауком, слышится дважды, сначала в голове, а через доли секунды — ушами. Девушка и раньше читала мысли Оно, но сейчас они раздавались как будто из громкоговорителя. Тень Оно, напоминающая яйцо, скользила по обшарпанной стене комнаты. Тело Паука покрывали жесткие волосы, такие же, как на лапах, и Бев видела жало, достаточно длинное, чтобы насадить на него человека. С жала капала прозрачная жидкость, и она была тоже живая; как и слюна, яд уползал в щели между досками. Под жалом гротескно выпирало брюхо, почти что волочилось по полу, когда Оно двинулось на Бортона. Паук навис над ним, похоронив его в своей тени, лапы Оно принялись молотить воздух. Шеф нажал на курок, но выстрела не последовало: пистолет дал осечку. Возможно, это было дело рук Оно… Потому что в следующий момент Паук наклонился и, разинув пасть и разведя широко в стороны жвала, отхватил Бортону голову и тут же проглотил ее. Из обрубка шеи хлынула кровь. Пару секунд тело шефа стояло неподвижно, затем мешком осело на пол, продолжая извергать потоки крови. Паук издал торжествующий рев, подхватил передними лапами тело, пронзив его ими насквозь, и вышвырнул в окно вместе с осколками стекла. Затем Оно повернулось к Беверли. Девушка попыталась отползти, но уперлась спиной в стену. Оно склонилось к ней, Бев услышала нетерпеливое мяуканье, взглянула в вечные, злые глаза… и на мгновение увидела форму, скрытую за образом паука; увидела уже знакомые ей огни, увидела тварь, состоящую из света и только из него, оранжевого света, мертвого света, который насмехался над жизнью. Свет звал ее за собой, затягивал в слюнявый зубастый тоннель… опять, снова. Закрой глаза, а то исчезнешь, — приказал Паук. Беверли послушалась, не раздумывая — к этому моменту она почти потеряла способность размышлять. — Теперь можешь смотреть, — сказал голос Боба. Девушка чуть не расплакалась от счастья. Впрочем, когда она открыла глаза, то увидела перед собой не Роберта, а сидящего на корточках Пеннивайза. Клоун выглядел точно так же, как в тот день, когда она впервые встретила его… но теперь Беверли видела все в ином свете. Теперь она замечала, насколько красивы черты лица под толстым слоем красно-белого грима; как грациозна его фигура и изящны пальцы в белых атласных перчатках. Перед ней был хищник, но красивый и юный, молодое существо, способное испытывать все доступные человеку чувства. Под этим костюмом и гримом, где-то глубоко внутри все еще существовал парень по имени Бобби Грей, с которым они собираются уехать в Портленд… собирались. Пеннивайз смотрел на нее, как ей показалось, с опаской. — Беверли, — неуверенно произнес он, но она не дала договорить — бросилась ему на шею и стиснула в объятиях, зарылась лицом в пышный атласный воротник. Сначала он попытался отпрянуть, но потом неловко обнял ее в ответ. — Я так рада, что ты жив! — Беверли, — повторил клоун. — У нас мало времени. Я должен уйти в спячку. — Что? — Бев отодвинулась и с тревогой посмотрела на него, все еще не в силах поверить, цепляясь за соломинку. — Но так нельзя!.. Ты обещал, что мы уедем отсюда вместе… мы… Ее голос предательски задрожал. Руки в перчатках нежно взяли ее лицо в ладони — жест, который был не свойственен Роберту Грею. — Я очень устал. Слишком долго был в одной форме… — Хочешь, я тебя поцелую? — не сдавалась Беверли. — Это поможет? Пеннивайз покачал головой. — Не думаю — такое удается обычно один раз в жизни. Девушка все же подалась вперед и легонько коснулась губами его губ. Клоун быстро отстранился. — Лучше не надо. Ты хорошо пахнешь, и я могу… попытаться тебя съесть. — Но я не боюсь!.. — Я знаю. Ты никогда больше не будешь бояться настолько, чтобы показаться мне съедобной. Но я очень голоден. — Что же теперь делать? — помолчав, спросила Беверли. Она вдруг почувствовала себя смертельно усталой, наверно, почти так же, как Пеннивайз. Во рту появился привкус пепла. Все кончено. Мы живы, но это конец. — Пойдем, я отвезу тебя домой. Он поднялся и протянул ей руку. Бев без лишних вопросов приняла ее. Держась за руки, они спустились по лестнице на первый этаж, а затем вышли из дома. Когда они оказались во дворе, окруженные стрекотом цикад и огромными подсолнухами, под лучами еще по-летнему жаркого послеполуденного солнца, Беверли осознала, как, должно быть, странно они выглядят. Парень с огромной головой в серебристо-белом клоунском костюме с красными помпонами и девушка в рваном платье тех же цветов. Оба рыжие, оба перепачканные в крови. Бонни и Клайд?.. Сид и Нэнси?.. Пеннивайз рассмеялся, прочитав ее мысли, затем подхватил велосипед, который они накануне оставили у забора, и взвалил себе на плечи. — Я снова приму свой истинный облик. — Но… — Все будет в порядке, если не будешь смотреть мне в глаза. Отвернись! Бев поспешно последовала его совету. Она вовсе не была уверена, что хочет снова это увидеть — что выдержит еще раз. Раздался знакомый хлопок, и насыщенный густым звериным запахом ветер ударил ей в лицо. Приоткрыв один глаз, Беверли увидела Паука: тот возвышался над ней почти на десяток футов, ничуть не менее устрашающий при ярком свете дня. Когда Оно вдруг плюхнулось на живот, согнув лапы в суставах, Бев увидела, что на его спине лежит велосипед, и Паук придерживает его, используя одну пару конечностей. — Ты хочешь, чтобы я тебя оседлала? — не поверила Беверли, услыхав мысли Оно. Ты уже делала это, и не раз, — в голове раздался смешок, отдавшийся эхом, словно звон большого колокола на церковной башне. Эти слова не только смутили, но и рассмешили Бев. Она неловко вскарабкалась на головогрудь Паука (на ощупь словно ковер с толстым ворсом) и устроилась рядом с велосипедом. Когда Паук выпрямил лапы и двинулся прочь, девушка крепко вцепилась в раму велосипеда, чтобы не упасть — Оно определенно не было ездовым животным, на его спине качало, словно на небольшой лодке во время шторма. Но когда они миновали Нейболт-стрит, Беверли уже попривыкла, устроилась поудобнее и смогла думать не только о том, как не свалиться вниз. Ты везешь меня домой? Да. Нас же увидят!.. Я могу дойти сама. И что? Пусть смотрят. Они ничего мне не сделают. А если… Не беспокойся. Они знают, кто хозяин этого городка. К тому же, все, что они увидят, быстро забудется. Или они сделают вид, что забыли. Пусть смотрят. Сегодня я пройду по Дерри, не таясь, вместе со своей Партнершей. Не могу поверить — тебе хочется покрасоваться? «Понты дороже жизни», так говорят? В голове девушки снова раздался смех. Беверли положила ладонь на загривок Оно, ласково потрепала его жесткую шерсть, и Паук довольно замурлыкал. Внезапно Бев поняла, что все еще любит это существо, несмотря на то, как оно выглядит. И будет любить всегда.***
Вопреки ее опасениям, появление Оно не вызвало панику на городских улицах. Завидев Паука, жители Дерри впадали в ступор. Лишь немногие пытались убежать, и в основном это были дети. Машины и прохожие останавливались, люди по несколько секунд глядели на ужасное существо, неторопливо бредущее, перебирая ногами, затем отворачивались и продолжали свой путь, либо продолжали заниматься своими делами. Вскоре Беверли поняла, что Оно вводило их в нечто вроде транса. Ты права, детка, — весело отозвался Паук у нее в голове. Когда он приблизился к пластмассовой статуе Пола Баньяна, стоявшего на краю лужайки перед Городским центром и с улыбкой взиравшего сверху вниз на автомобили и пешеходов Внешней Канальной улицы, голова статуи проплыла мимо примерно на одном уровне с головой Паука и девушкой, сидящей на его спине. За спиной статуи находилась мэрия — именно к ней и направилось Оно. Беверли забеспокоилась. Не волнуйся, мне всего лишь нужно перекинуться парой слов с Чаком Донахью. Ты собираешься его убить? Я же сказал: «перекинуться парой слов», а не «откусить голову»! Когда они подошли к зданию, мэр уже их ждал — как потом выяснилось, в этот день Городской совет заседал на втором этаже, и все члены высыпали наружу, увидев из окон, как самый страшный из секретов Дерри белым днем разгуливает по центру города. Судя по выражению лица Донахью, он подумал, что настал конец света. Твой друг мертв, — сказал ему Паук, и это слышали все остальные. — Тело лежит у Колодезного дома, но голову не ищите. Это последняя жертва за этот цикл. Я ухожу в спячку. Девушка на моей спине — Беверли Марш. Если кто-нибудь из вас, хуесосов, или же ваших тупых детей, не то что тронет ее — скажет ей хотя бы одно обидное слово, я увижу это во сне. И приду… На этих словах Паук продемонстрировал Городскому совету свою зубастую пасть, жвала и жало. Дэйв Гарденер и Норберт Кин попятились и уперлись спинами в стену мэрии, старый Альберт Карсон схватился за сердце. Донахью остался стоять на месте. Оно накрыло его своей тенью, наклонившись к нему. Последовавшие за этим слова привели Беверли в изумление: Роуз Марш продает квартиру на Нижней Главной улице. В ваших интересах, чтобы к сентябрю нашелся покупатель. После этого Паук резко развернулся и двинулся прочь.***
Он донес ее до дома и остановился у металлической лестницы. Оказавшись на уровне третьего — своего — этажа, Беверли осторожно перебралась на площадку возле двери. Паук снял со своей спины велосипед и поставил его возле стены дома — туда, куда обычно Бев его и ставила. Затем Оно с тем же характерным хлопающим звуком снова превратилось в Пеннивайза. Клоун стоял внизу на лужайке возле дома, Беверли глядела на него вниз с лестницы. Когда он повернулся к ней спиной, она поняла, что это конец: он уходит. Стой! — Стой!.. Не надо! Пеннивайз обернулся. Согнув ноги в коленях, он подпрыгнул, взмыл в воздух и приземлился на перила лестницы в районе второго этажа. Оттолкнувшись от них, он прыгнул еще раз и оказался рядом с Беверли. — Не уходи! — взмолилась девушка. — Я хочу быть с тобой… Я… — Мы не сможем быть вместе, — ответил он. — Ты же понимаешь. — Мне все равно, как ты выглядишь!.. И это было правдой. Ее до чертиков напугал Паук, но, пообщавшись с ним, она поняла, что его разум — это разум Роберта Грея. — Дело не в этом. Я буду спать почти четверть века. Даже если ты останешься, тебе будет уже сорок, когда я проснусь. — Сорок?.. Я стану старой, и ты меня разлюбишь! Клоун снова взял ее лицо в ладони. — В сорок лет ты будешь так же прекрасна, как сейчас, поверь мне. И мы обязательно увидимся. Я отдохну, а ты вернешься в город. Вы же давали клятву… Бев вспомнила о клятве, и внутри нее все похолодело. — Но мы поклялись, что убьем тебя!.. Нет-нет, я никогда этого не сделаю!.. Я люблю тебя! — Я знаю. Поэтому тебе лучше уехать. Для меня эти двадцать четыре года пролетят, словно миг. Для тебя тоже — если уедешь из Дерри. Ты забудешь обо мне и начнешь новую жизнь… — Но я не хочу тебя забывать! — по лицу девушки потекли слезы. — Ты вспомнишь, когда придет время. Мы снова будем вместе, обещаю. Он улыбнулся, обнажив частокол острых, похожих на акульи, зубов. Беверли в замешательстве наблюдала, как Пеннивайз засунул себе в рот большой и указательный пальцы, ухватил ими один из зубов и принялся шатать, затем дернул и вытащил зуб прежде, чем Бев успела остановить это безумие. Вытерев окровавленный зуб тканью перчатки, клоун протянул его девушке, вложил в ее ладонь и сжал ее кулак своими руками. — Часть меня всегда будет с тобой. Точно так же, как у меня есть часть тебя. — Как это? — Волосы, которые ты срезала три года назад и выбросила в водосток. Я их храню. — Фу!.. Пеннивайз хрипло рассмеялся, и Бев улыбнулась сквозь слезы.***
Последняя неделя августа была для Беверли короткой и одновременно мучительно длинной. Она потеряла Роберта, и ее сердце оказалось разбитым второй раз за это лето. Ей казалось сомнительным, что после такого выживают. На следующий день после того, как Оно ушло в спячку, девушка слегла с температурой. Тетя Роуз вызвала доктора, а затем сходила в аптеку Кина, где едва смогла уговорить напуганного хозяина взять деньги за лекарства. У Беверли диагностировали грипп, с которым она провалялась в постели почти две недели, пропустив первые дни учебы в школе Портленда. Пока она болела, квартира была продана, хотя Бев не помнила, чтобы кто-либо приходил ее смотреть, и было еще более странно, что новый владелец не назвал никаких сроков, когда они должны съехать. Позже, когда они покинули Дерри, Роуз проговорилась о том, что покупателем фактически являлся сам город — точнее, Городской совет. Неизвестно, скинулись его члены на покупку из своих собственных средств, или же взяли деньги из бюджета. Роуз это было неинтересно, да и Беверли тоже. Ясно было одно — это случилось благодаря Пеннивайзу. Оно позаботилось о том, чтобы у Бев были деньги на колледж. Тетя тоже сделала Беверли подарок: с разрешения девушки она отнесла зуб глэмора к ювелиру, где его вставили в золотую оправу, вроде того, как вставляют медвежьи и волчьи клыки. Этот зуб на долгие годы стал любимым украшением Беверли: сначала она носила его на кожаном шнурке, а позже — на золотой цепочке. Она перестала надевать его только когда вышла замуж за Тома Рогана — странный амулет до ужаса раздражал ее супруга и стал причиной не одной семейной ссоры. В конце концов, опасаясь гнева Тома и того, что он выбросит дорогую ее сердцу вещицу (хотя к тому времени Беверли окончательно забыла, откуда она у нее), Бев сдалась и убрала зуб в шкатулку. Но в ту ночь, в ночь, когда ей позвонил Майк Хэнлон и в ночь, когда она ушла от мужа, Беверли достала кулон и снова надела его на шею.