Конечно, есть на свете счастье, и есть любимцы у него. Конечно, есть любовь, но чаще не для двоих — для одного. Конечно, есть любовь, конечно, есть любовь, но чаще Не для двоих, не для двоих — для одного.
Дон едва разбирался в том, чем стали его отношения с Рафом. На самом деле, всё оказалось в чём-то сложнее, в чём-то легче, чем он думал. Рафаэль не пытался перейти на интимный уровень (никаких поцелуев после того, первого — его подобия), но начал проявлять больше внимания, иногда варя кофе, вытаскивая на вечерние киносеансы в гостиной или на прогулки. Он просто был рядом — и Донни не мог не признать, что ему это нравится. Нравится, как брат встречает его улыбкой и пожеланием доброго утра, желает на ночь хороших снов… Нравится узнавать его чуть лучше. Дону казалось, что мир вокруг снова начал обретать незыблемость, а жизнь — наполняться смыслом. Ему на самом деле не хватало этой поддержки с детства. Не хватало общения без угроз или глупых и зачастую грубых шуточек. Раф открывался с неожиданной стороны, и это было интересно. Правда, подсознательно Донателло ждал, что брату вот-вот надоест эта игра, и внимание, к которому он начал привыкать, на которое уже отвечал — покинет его вместе с зарождающимся (или просыпающимся заново?) теплом в душе. Он не хотел снова быть брошенным. Это больно. Дон едва начал заживлять раны от разрыва с Эйприл, ещё один, так скоро, он бы не выдержал. Лишь боязнь подобного исхода удерживала его от полноценного наслаждения тем, что дарил ему Раф. И ещё, он чувствовал, кое-что мешало, словно заноза. Не смертельно, но неприятно. Эйприл. Конечно, всё дело в ней, как всегда.Но всё же, согласитесь, люди, что в нашей жизни, без прикрас Мы любим тех, кто нас не любит, и гоним тех, кто любит нас. Мы любим, но не тех, мы любим тех, кто нас не любит, И гоним тех, и гоним тех, кто любит нас.
Казалось, целую жизнь назад она позвала его (только и именно его!) поехать с ней на ферму, вроде бы помочь разобрать какие-то старые вещи, может, что-то починить. Составить компанию. О, он был на седьмом небе от счастья! Они вдвоём, наедине — свидания, романтика!.. Раф тогда очень жёстко высказался по поводу Доновых умственных способностей, так, как никогда прежде, даже грозился (вполне всерьёз) либо переломать Дону ноги, либо выдрать «этой вертихвостке» все «ведьминские космы». Он кричал, мешая в речь такие ругательства, от которых даже несуществующие уши свернутся в трубочку и засохнут, что это всё очередная жестокая игра испорченной девчонки, что Донни попадается в ловушку, как наивный мотылёк… Утихомиривали буяна Лео и Майк, даже учитель в итоге подключился. Это было страшно и обидно. И больно, да. Донателло чувствовал, как эти чувства расползаются в его душе, укрепляясь щупальцами, отравляя радость от неожиданного дара судьбы. «Почему брат не может просто порадоваться за меня? Чем я ему настолько ненавистен?» Впрочем, неприятные мысли его вскоре отпустили. Как же, мечта — вот она! — сияет рыжим весенним солнышком, улыбается и… И — облом. Они разбирали вещи, Дон чинил то, что возможно, убирался в доме и на территории, пока Эйприл готовила или читала, готовясь к занятиям, потом помогал разбирать неясности в текстах или подготовительных заданиях. Все неловкие намёки она мастерски игнорировала, находя сто новых супер-важных дел, которые нужно было переделать. И он делал, пока накануне запланированного отъезда всё-таки не решился на прямой разговор. Даже написал своё признание на бумаге, расписав его на нескромной величины сочинение. Организовал ужин, украсил кухню… Лишь, чтобы после второго же абзаца (текст он заучил наизусть и даже почти не заикался) ему заявили: — Прости, Донни. Ты очень хороший друг, но и только. Я согласилась встречаться с Кейси и… Что было после «и» он не запомнил. Просто мир раскололся под ногами, реальность сделалась серой и пошла трещинами. Дон провалился во мрак. Как до дома добрался, сам потом не мог сказать. Но знал, что мысли, одинокие, необыкновенно тёмные, записали в виновники его боли Рафа. Ну, или в причастные к этому. «Он друг Кейси. Он не мог не знать, его дружок болтун и хвастун похлеще Майки. А если знал, то, значит, скрывал! Он всегда был на стороне придурка-Джонса. Никогда — на моей!» К возвращению Дон себя сильно накрутил, а уж увидев лицо брата… «Как же стыдно-то, — с раскаянием вздохнул Донателло, собираясь. — Меня тогда так понесло… А Раф всё равно меня не бросил. Наверное, он не одобрил бы то, что я собираюсь сделать. Надеюсь, если узнает, всё-таки поймёт и не подумает что-то не то. Мне это нужно». Нужно — попрощаться с прошлым, попрощаться с ней, лично или нет. Неважно. Распрощаться, чтобы жить дальше, чтобы открыто смотреть в глаза Рафаэля, не боясь, что тот увидит там больную любовь к девушке-весне. Просто не оглядываться, зная, что она счастлива, что всё к лучшему. И выяснить, наконец, а есть ли в нём ещё она, эта любовь.***
Он выскользнул из логова, не столкнувшись ни с кем из родных, чему искренне был рад. Не хотелось объясняться, а после выслушивать беспокойных братьев, наверняка посчитавших бы, что у него рецидив. Доказать обратное он бы вряд ли смог… Власть снаружи захватила осень. Небо хмурилось, угрожая скорым дождём. Дон поёжился от холодного ветра, с мимолётной улыбкой вспомнив, как накануне, во время просмотра фильма, он озяб, а Раф принёс пушистый плед и завернул в него, как в кокон. И ворчал ещё как-то по-особенному уютно… «Ладно, я быстро с этим покончу, а потом вернусь в тёплый, родной дом». Донни занял знакомую, почти родную наблюдательную позицию — крышу, с которой хорошо просматривались подходы к дому Эйприл. Чтобы быть уверенным, что застанет её, он воспользовался датчиком для отслеживания, поставленным на её любимую подвеску. Да, непорядочно было ставить его без ведома девушки, но лучше ведь так, чем сбиваться с ног, если кто-то её похитит?.. Дон считал, что этот поступок с его стороны вполне оправдан. Итак, он смотрел на экран че-фона, где неспешно двигалась жёлтая точка, не вызывающая сейчас того, былого трепета. Просто приглушённую боль где-то внутри. Скорее как воспоминание о боли. Дон ведь понимал, не бывает так: захотеть — и забыть мгновенно. И он даже обрадовался, горько улыбнувшись, поняв, что не испытывает прежней сжигающей ревности, зная, что она идёт с соперником. Уже бывшим соперником. Тоже облегчение, кстати. Друзьями им уже точно не стать, но и враждовать больше ни к чему. По сути, Кейси ведь… ну, он неплохой парень. Специфический, конечно, со своими тараканами в голове, но его вполне можно терпеть, когда он не изображает из себя полного придурка. Не интеллектуал, конечно… — Эй, Ди, я вот видел, как парень кукурузу ел прямо со сверла электродрели. Слабо повторить? — Слышь, Палка-с-выщербленной, я там это… немного в хоккей поиграл у тебя в закутке. Там же ничего важнецки-важного не было, да? А то вроде что-то бахнуло… Само, чес-слово! — Да что тебе стоит? Ну, у меня ж послезавтра матч! Тренировки! Нет времени на эти тупые бессмысленные задачки, а у тебя так хорошо получается… «Совсем не интеллектуал, — вздохнул Дон. — И ухитряется влезать даже воспоминанием всегда не вовремя». Зато мысли о Кейси чуть скрасили ожидание. Донни напрягся, вглядываясь в две идущие по улице фигуры. Он отметил, что на плечах Эйприл накинута куртка парня, значит, хоть об этом догадался. Джонс довёл её до подъезда, они прощались минут пятнадцать, и, надо сказать, девушка не выглядела раздражённой, разве что чуточку усталой, однако вполне довольной. Даже, поколебавшись, поцеловала (у Дона сердце дёрнулось, но не оборвалось, как бывало прежде) в щёку на прощанье. Донателло хмыкнул про себя: «Хороший признак. Выздоравливаю, значит, от этого наваждения». Загоревшееся тёплым светом окно вызвало некоторую ностальгию — сколько раз он караулил, вглядываясь в него, не осмеливаясь постучаться?.. Но его там не ждали и уже ждать не будут. «А даже если бы она меня ждала… Повёлся бы я, даже зная, что Эйприл снова может передумать? Что это была бы за мука, постоянно, ежедневно сомневаться, не использует ли она меня! Я бы не смог забыть. Вернее, уже не смог бы, а раньше, до того, как мы с Рафом заключили… эм… соглашение?». От неожиданной мысли него по коже пробежал холодок и затерялся под панцирем. А ведь и правда, Эйприл не единожды обманывала его чаяния, обламывала с милой улыбочкой хрупкие крылья его надежды… Но он раз за разом прощал. Наивный маленький Донни. Как он верил, что сможет добиться её несмотря ни на что! Теперь же он чувствовал, что с глаз упала пелена. Всё было ясно и болезненно чётко. «А была ли любовь?» — ещё, если вдуматься, не так давно ему и в голову бы не пришло сомневаться. Конечно, любовь! Великая, самая настоящая Любовь с Первого Взгляда и на всю жизнь! Сейчас же он лишь с горьким разочарованием — самим собой! — приподнял руку и легко махнул чужому окну: — Прощай, Эйприл О’Нил. Ты не моя принцесса и, кажется, никогда ею не была. Надеюсь, ты будешь счастлива. Он развернулся и побежал, ускоряясь, домой, где его ждали… Вот в этом Дон не сомневался. И не видел, что приоткрыв створку, наружу выглянула Эйприл, привлечённая знакомым ощущением наблюдения. Но никого не заметив, она снова затворила окно. Сегодня девушка была полностью довольна — свидание получилось очень даже приличным, Кейси был не таким приличным, но ей это нравилось.***
А Раф действительно ждал. О, ещё как! Немногим ранее он зашёл к Дону, пребывая в прекрасном настроении, собирался предложить ему покататься в туннелях на скейтбордах, давненько ведь не веселились таким вот незатейливым образом. А вместо умника нашёл записку, мол, проветриться вышел. — Проветриться, как же! — разъярённым зверем метался он по залу, под бдительным взором Лео. Лидер явно вознамерился не дать бунтарю помчаться за Доном. — К этой рыжей лохудре побежал! Снова! — Кхм-кхм, — выразительно покашлял Леонардо, напоминая, что неприлично так говорить о девушке, тем более подруге. Даже если она заслужила. — Да знаю! — прекрасно понял брата Раф. — Зануда. Но ты понимаешь, что я не могу… Ты сам-то сможешь снова видеть Дона в зомбиобразном состоянии? А если он после очередного выбрыка Эйприл не дойдёт домой? Бил он прицельно — Лео после этих слов сжал кулаки и… всё. Выдержка у него железная всё-таки. — Посмотри на это с другой стороны, — умиротворяюще начал старший. — Ты же боишься… Да-да, и не надо на меня так зыркать, у меня иммунитет! Так вот тебе и отличный, точный способ узнать наверняка, одумался ли Дон, зацепило ли его твоё обаяние. Донателло умный, сам ведь знаешь, он способен увидеть контраст и разобраться, что ему нужно. — Да? Но ведь может стать хуже! — Вот что, не паникуй раньше времени. Пойди вон на кухню, молока попей. Чем спокойней ты будешь, когда он вернётся, тем лучше. Что бы он не надумал, ты должен оставаться в здравом уме, понимаешь? Иначе испортишь всё, напугаешь. Хочешь поломать доверие, что между вами возникло? Раф не хотел. Их связь с Доном только наладилась, всё шло хорошо, как казалось Рафаэлю, но… «Неужели он всё это время притворялся, чтобы пойти к ней при малейшей возможности? Нет, не верю! Из Дона притворщик как из меня балерина! Чёрт, а ведь это ещё хуже. Значит, его серьёзно снова потянуло… на приключения. Мазохист несчастный!» Самое поганое — Рафаэль очень ясно понимал, что не отступится, всё равно, что бы ни выкидывал Дон, он будет рядом, нужен или не нужен. Будет — надёжным плечом, жилеткой, хоть клоуном! Потому что, кажется, он тоже мазохист… Между тем Лео уговорил его посидеть на диване, а не метаться из угла в угол — по словам старшего, такое поведение вряд ли понравится Донни. Незаметно для владельца сай заработал телевизор. Леонардо сидел неподалёку, и Раф не заметил, как старший ухитрился так быстро испариться — когда раздался негромкий шорох от входа, означающий, что кто-то вернулся и вытирается. «Значит, адекватен хотя бы, — отстранённо подумал Раф. — Вот ведь! Шмыгает уже, промок… Ну, если заболеет, я смогу с чистой совестью привязать его к кровати». Он не выдержал, когда Дон чихнул во второй раз — поднялся и, прихватив плед («Откуда, не было же? Ах да, Лео и его чутьё…», широко шагая, направился к этому путешественничку. Все мысли о выволочке, которую он очень хотел устроить, испарились, стоило лишь Донни поднять на него благодарные, такие приветливо-тёплые глаза. — Я тут собирался посмотреть телек, ты со мной? — спросил, чтобы сгладить неловкую паузу, Раф. — С удовольствием, спасибо, — кивнул, улыбнувшись, Дон. На самом деле, ему хотелось сказать больше: «Спасибо, что ждал, спасибо, что ты есть…», но показалось, это не к месту. «Ещё скажу и покажу. У меня для этого теперь вся жизнь». С Рафаэлем так хорошо сиделось, особенно когда он вроде бы случайно приобнял его за плечи, благодаря этому можно было устроиться ближе и удобнее. Тепло, приятно… Не удивительно, что Донни начал задрёмывать. А Раф вообще кайфовал: и без объяснений было понятно, никуда больше от него это чудо в панцире не денется. «Обломись, О’Нил! Ты недостойна такого сокровища, как Дон, ну, а кого достойна… Хех, Кейси. Это должно что-то говорить и о ней самой». — Люблю я тебя, нервотрёп ты мой, — почти про себя вздохнул Рафаэль, пользуясь случаем, так как в открытую он ещё не мог этого сказать. Да и, если честно, дал своим чувствам определённое название совсем недавно. Непривычно ещё даже самому. Донни, пока не спящий, не удержал по-дурацки-счастливую улыбку, радуясь, что его лицо наклонено и Раф этого не видит. «Я тебе скоро отвечу. Вот скоро-скоро, правда! И всё у нас будет хорошо…»Но всё же, согласитесь, люди, мы сердцу отдаём приказ, Не любим тех, кто нас не любит, а любим тех, кто любит нас. Но жизнь берёт своё — не любим тех, кто нас не любит, А любим тех, а любим тех, кто любит нас.