Духи

      Когда Даня заходит в квартиру, он, кажется, становится похож на гончую. Запах. Такой знакомый, не родной, но… Она. Поперечный удивленно вскинулся и пошёл по квартире, почти обнюхивая все вокруг.       Нюхом он своим гордился, но сейчас хотелось, чтобы его нос ошибся. Аромат духов слабо витал на кухне, в гостиной. Спальня провоняла ими. Даня скатился по стенке.       Эти духи сложно было не узнать. Клэп вечно таскалась с ними везде и, по правде говоря, Даниле они нравились. Такие загадочные, но запах был… Сейчас он и не вспомнит, запах чего. И не почувствует.       Против Кати он ничего не имел, они были не друзьями — знакомыми, коллегами, встречались на разных мероприятиях.       Но сейчас… Да и сейчас он к ней чувствовал лишь зависть. Никакой ненависти, что вы, лишь грязная черная зависть, разливающаяся нефтью по венам. А еще была обида.       Обида, что уютный уголок, который они себе с Женей построили, был откинут последним, словно костыль, который не помогает, а наоборот ломает ноги, мешая идти вперед. Обидно, что кровать, где они проводили вечера за болтовней, а ночи за занятиями любовью, именно ею (возможно, лишь Даня), была запачкана этим запахом, бьющим в нос тяжелее ацетона, тяжелее мьёльнира, в конце концов.       Прижимается затылком к стене, пару раз бьется им об ярко голубые обои, которые они выбрали почти сразу после покупки квартиры, проверяет на прочность будто, только, кажется, не решил, что именно он проверяет: стену или свою голову.       Проходит… Сколько? Час? Два? Задница почти примерзла к полу, но вставать парень не спешит. Возможно, ждет, вернется ли Баженов домой: если, конечно, Евген все еще считает этот испорченный уголок домом. Возможно, Даня хочет задохнуться, хочет, чтобы этот запах наполнил его легкие, проел их, а потом и его, изнутри, доставляя сильнейшую, но нужную сейчас, необходимую боль.       Потому что внутри — пусто. Будто что-то важное — сердце, печень, душу — вырвали из него, с корнями, с кровью, иссушая, но не показываясь, будто стоя за стенкой и наблюдая, как жертва страдает.       Вопросы — «Почему? За что? Зачем?» — даже не появляются в его голове. Он сам знает причины, спрашивать у себя — смысла нет.       Он просто… Не такой. Не такой милый, не такой смешной, не такой добрый, не такой заботливый, не такой хозяйственный — перечислять можно до бесконечности. А еще не такой сообразительный и догадливый.       Потому что лишь сейчас, обрывками, вспоминается, как Женя спрашивал о Клэп, как у нее дела в жизни, на личном фронте.       Теперь, видимо, здорово. Теперь, видимо, все счастливы.