Девочка и Существо

1997 Москва конца девяностых была кричащей, полной нахрапистых торговок, аляпистой рекламы, спешащих серых приезжих, наглых туристов и грязи. Она же была весенней: с робкой нежной порослью листочков на тополях и кленах, упорной молодой травой, растущей на неухоженных газонах и пробивающейся сквозь асфальт, с улыбками девушек, со смехом никогда не унывающей детворы и с солнцем, благодушно взирающем с небосвода на людской муравейник. Существо интересовала только лишь весенняя Москва и со своим избирательным вниманием он едва ли замечал Москву неопрятную. Ведь будь то Россия или какой-нибудь Бангладеш — Квази относился к ежегодному поэтапному обновлению планеты с неким почтением. Это единственное, что отличалось завидным постоянством и, хотя Девочка назвала его старым, по меркам живой (да и неживой, собственно) природы он был очень молодым, чтобы продолжать восхищаться. А девочка… Для Существа минувшие десять лет стали только лишь мгновением, а для нее — целым большим отрезком жизни. Он знал, что нынче она больше не ребенок, как знал и то, что ей часто было не с кем поговорить, много раз она ощущала страх и не меньшее количество времени чувствовала себя одинокой. Однако по каким-то своим причинам никогда Девочка не пользовалась пентаграммой. Во всяком случае до конца, ведь тонкую вибрацию зова незаконченного начертательного заклинания призыва квазибожество чувствовал очень отчетливо. Тогда он приходил сам — любопытствующий, незримый, неощутимый — и направлял, желая ей только хорошего. Пришел он и сегодня. И, точно зная время и место, где появится Девочка, бесшумный и бесплотный зашагал рядом с ней. Так оставалось до тех пор, пока под рукой не оказалась тонкая жилка лей-линии и, впитав в себя магию, он обрел и плоть и голос. Собственно, за этот отрезок времени действительно многое поменялось и теперь он видел это собственными глазами. Что было для него мгновением, для нее стало определенно новой жизненной страницей за прошедшее десятилетие — теперь она, длинноволосая девушка в мини-юбке, выпускница школы и, кажется, сейчас чувствует себя слишком взрослой для пролитых слез тогда на качелях. Слишком — это, скорее, для него, ведь он-то помнил ее расстроенной малышкой, в глазах которой плескалось одиночество и горе. Впрочем, грусти в ней за это время совсем не убавилось. — Это ты?! — обернувшись, удивилась Валерия, почувствовав рядом с собой движение, — Я ведь тебя узнала… Она в самом деле выглядела пораженной, но он, как и раньше, не ощущал в ней никакого испуга. Она остановилась — остановился и Существо, который со спокойным любопытством теперь смотрел на нее через призму человеческого зрения. Конечно же, девочка выглядела иначе. Она была уже не малюткой, не нескладным цыпленком и своей юной свежестью напоминала ему самые весенние из цветов — квазибог не помнил, как люди назвали их. — Теперь ты свободна. В пору улыбаться, — совсем негромко заметил он, расправив и снова сложив за спиной поверх гимназической куртки свои некрасивые костяные крылья с остатками обожженных черных перьев на них. — Не так ли? Существо так и остался не старше соседского гимназиста Саши десятилетней давности и выглядел довольно странно даже для разномастной Москвы. — Может быть, — пожала плечами блондинка в ответ, взглянув на него своими голубыми глазами, которые он бы узнал в любом случае. Они были по-прежнему прекрасны, но разве что наполнились большей красотой и глубиной. Она зашагала дальше по набережной, лишь натянув на плечи свой темный плащ, который до того просто свисал с плеч. — Почему ты пришел ко мне? Тогда, сейчас… Мне интересно, я часто думала об этом. — То была случайность, — лаконично отозвался квазибожество. — Сейчас — мое желание. Вокруг не было столь уж людно, однако Существо не мог не привлекать к себе внимание своим внешним видом, к которому относилась не только форма ученика частной гимназии тогда еще советского союза, но и белеющие костяные остатки крыльев. Последние, конечно, никого не принял бы за настоящие полые кости и все же многие люди оглядывались, крутили у виска, называли чудилой. Едва ли подобное могло тронуть квази, который бо́льшую часть своего времени проводил в бесплотном состоянии. И все же он чуть сбавил шаг, оглядел себя, оглядел людей и, подгадав момент, скопировал одежду и возраст прошедшего мимо молодого мужчины. Правда, крылья его никуда не делись. — Ты снова сделал это. Я думала… Думала, тогда мне привиделось, — запнувшись, проговорила блондинка, на короткое время сжав ладонями ткань своего плаща. — Это странно, разве нет? Как и появляться ниоткуда, исчезая в никуда, верно? Ей так и не было страшно, но и понимание кто этот человек, тоже не пришло. И все же, было в нем, в этом чужом и явно необычном, что-то дружественное ей, а может даже и сочувствующее. Ведь разве не один только он утешил ее тем теплым днем начала сентября? Существо чуть наклонил голову, не то соглашаясь с ее словами, не то просто поддерживая сей странноватый разговор, и неторопливо свернул с главной дорожки подальше от людей. — Ты могла спросить об этом много раз. Стоило только довести до конца заклинание призыва, — сказал он, остановившись у неухоженного дерева, буйно осыпанного набухшими зелеными почками с едва проклюнувшимися листиками. Девушка зябко передернула плечами под глубоким взглядом темных глаз, которые будто знали все на свете, и робко, совсем как тогда на качелях, улыбнулась. — Я думала, что это все детские фантазии, — чуть иначе повторила она. — Так мне сказала няня, а отец… Лера замолкла, вспомнив, как разъярился отец, когда она попыталась поделиться с ним встречей с таким чудесным новым другом, что угостил ее цветным мороженым и так упоительно сладко рассказал о маме, которая станет звездой, что ее детское сердечко защемило от тихого счастья. Квази не перебивал этого тревожного молчания одинокой девочки, которая вроде бы и выросла, но от одиночества не избавилась. — Вот я и… Несколько раз я хотела нарисовать. Чтобы ты пришел и убедил меня, что настоящий. Даже начинала, но… — Я знаю, — просто сказал Существо и, когда блондинка сморгнула непрошенные слезы, ровно добавил: — И я приходил. Каждый раз, когда тебе было грустно и одиноко я был рядом. Она не стала ничего переспрашивать или восклицать. Или то и другое вместе, нет. Девушка внезапно совсем успокоилась, чувствуя, как на душе становится очень тепло от признательности к этому странному человеку. А успокоившись, она улыбнулась ему. — Значит, сегодня особенный день? — спросила она, зачем-то погладив ствол дерева, у которого они стояли, и восхищенно засмеялась, когда после этого прикосновения все новорожденные листочки вдруг налились силой, вырвались из почек и ярко зазеленели. — Значит, особенный, — согласился Существо с тенью улыбки на губах. — Фисташковый пломбир? Фисташковое мороженое тоже получилось особенным. Наверное, волшебным: очень сливочным, не приторным и, как тогда, покрытым острыми ломкими льдинками. Лера с удовольствием уплетала его, сидя на лавочке рядом со своим странным другом. И в том, что он друг, она совсем не сомневалась. — Тебе не место здесь, — буднично сказал ей Существо, когда от пломбира осталась лишь часть вафельного рожка. Девушка замерла с этим самым рожком и растерянно пожала плечами, не понимая, как следует реагировать на его слова. Однако он облегчил ей задачу, продолжив говорить, немного приподнимая и опуская то, что раньше было крыльями. — Этот город. Эта страна. Они уже почти не твои. Что ты задумала делать дальше, дитя? — Глупо спрашивать, откуда ты это знаешь, — сказала она и немного застенчиво поделилась: — Но ты прав. Я… кое-что задумала. Хочу выучиться и уехать подальше. Подальше — это от разочарований, горести и совершенно равнодушного отца. Лера решительно расправилась с вафельным рожком и стушевалась под внимательным взглядом необычайно тёмных глаз. — Меня мани́т Америка, — тихо добавила она, сцепив пальцы в замок. — Не знаю только, получится ли? — Непременно, — после уже привычной паузы, но зато уверенно, на безупречном вплоть до скопированного нью-йоркского акцента английском, ответил квази. — Именно там твое место. Там мы снова встретимся и никак не раньше. Существо слушал Девочку, которой больше вовсе некому было рассказать о своих планах и не от кого услышать слова поддержки. Для него, бессмертного и невообразимо старого с людской точки зрения, это такая мелочь, а для нее, маленького человечка — важнее важного. И почему она? Существо не задавался таким вопросом, но только эта малютка однажды тронула что-то в его душе. И сегодня сделала это снова, вдруг спросив нечто необычное. — А… Как тебя зовут? Не попыталась узнать что Существо представляет из себя, не льстила, прощупывая магический предел ради своей выгоды. Он задумался на короткое время и чуть тряхнул головой, убирая с глаз неудобную челку. — Нет имени. Но я называю себя Квази. Это значит подобный. — Подобный чему? — с легким удивлением уточнила блондинка, покрутив колечко на пальце. — Скорее, кому, — лаконично отозвался Существо, но кому именно — не уточнил. Солнце успело постоять в зените и неторопливо покатилось к закату, прежде чем он ушел.