To Love Yourself

Рэд почувствовал приятное тепло, распространяющееся по его костям, когда Папирус крепко обнял обоих скелетов. Он не понимал, почему поведение Санса так резко изменилось и почему братья плакали. Однако он просто был рад тому, что все распри наконец-то закончились. Когда Папирус, наконец, опустил их на пол, Санс вытер свои слёзы и тихо усмехнулся: — кажется, здесь у кого-то день рождения. Папирус засмеялся, захлёбываясь слезами, а Рэд улыбнулся впервые за долгое-долгое время. Они стояли так ещё минуту, то и дело всхлипывая, пока Санс не пробормотал: — слушайте, мне правда жаль, простите за всё, вы оба. последние пару недель я был… настоящим уродом, по отношению ко всем. Рэд обхватил плечо своего двойника: — точно, ты был той ещё сволочью, но знаешь что? это одна из причин, почему я люблю тебя, — он ухмыльнулся. Санс удивлённо уставился на него, на его щеках появился голубой румянец. Лишь сейчас осознав свои собственные слова, Рэд почувствовал, как его лицо тоже обдало жаром. Он прокашлялся и спешно проговорил: — ну, эм, не хочу показаться бесчувственной сволочью, но я не ел уже несколько дней. у вас не найдётся чего-нибудь перекусить? Папирус окинул взглядом обоих скелетов, и его улыбка растянулась ещё шире. Он громко объявил: — Я РАЗОГРЕЮ ЧТО-НИБУДЬ! ЖДИТЕ ЗДЕСЬ! При упоминании еды душу Рэда скрутило от голода. Он указал Сансу в сторону дивана, и они уселись на него, рука Рэда не отпускала талию двойника. Вскоре с кухни стало доноситься весёлое пение Папируса. Санс всё ещё всхлипывал и вытирал свежие слёзы, но теперь на его лице была мягкая улыбка. — санс, прости, тогда, в тот день я поступил ужасно. — нет, это была моя вина. я должен был сначала спросить тебя. и… я просто хочу сказать, что… — на мгновение Санс замолчал, его улыбка дрогнула, — если твой брат хотя бы немного похож на моего, он сделает всё ради тебя. мои слова были просто… неуместны. Рэд не знал, что ответить. Он был рад, что Санс изменил мнение о его брате, но не знал, как сказать ему об этом, не выглядя при этом язвительным мудаком. И в то же время, как бы он ни любил брата, он не был уверен, что Папирус… сделает всё ради него. От воспоминания об их последнем дне вместе его грудь кольнул стыд. Рэд опустил плечо двойника и взял его руки в свои, кладя их себе на колени: — санс, мой брат… он… Санс мягко похлопал его по коленям: — послушай, мы вернём его тебе, идёт? завтра мы пойдём в лабораторию и начнём работать над этим. или будем разбирать машину в подвале. начнём делать хоть что-нибудь, а это уже больше, чем всё, что мы сделали до этого. Рэд виновато поёрзал на месте: — да. — но сейчас, — тихо сказал Санс, — давай сосредоточимся на дне рождения папируса. Рэд кивнул. — мне нужно закончить приготовления к вечеринке-сюрпризу, — он почесал затылок. — ну знаешь, украсить комнату, принести торт… — едва слышным шёпотом он добавил, — купить ему подарки. — и тебе нужно, чтобы я отвлёк его? — да, нужно, чтобы он побыл пока вне дома, — Санс повысил голос, чтобы докричаться до соседней комнаты, — эй, папс! Папирус показался из дверного проёма, его лицо выглядело взволнованно: — ДА? — рэд тут спрашивает, не хочешь ли ты взять какую-нибудь еду на улицу, чтобы пообедать там. — НА УЛИЦУ? — его глаза сузились в замешательстве. — РАЗВЕ ТАМ НЕ ИДЁТ ДОЖДЬ? ПОЧЕМУ ТЫ ВДРУГ ЗАХОТЕЛ НА УЛИЦУ? Рэд прокашлялся: — ну, ээ, просто захотелось выйти из дома. и, эм, дождь уже кончился. Ещё несколько секунд Папирус продолжал смотреть на двойников с прежним замешательством, после чего его взгляд внезапно прояснился, и он воодушевлённо закричал: — НУ КОНЕЧНО! ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я, ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС, ПОКАЗАЛ ТЕБЕ ОКРЕСТНОСТИ, КАК ЭТО МОЖЕТ СДЕЛАТЬ ТОЛЬКО КОРОЛЕВСКИЙ СТРАЖ! — да, именно так, — с энтузиазмом отозвался Рэд. — НЕ БЕСПОКОЙСЯ! Я СДЕЛАЮ ВСЁ ПО ВЫСШЕМУ РАЗРЯДУ!

***

Рэд с Папирусом вышли из дома, и Санс радостно помахал им рукой на прощание. Дождь уже кончился, из-за большой серой тучи выглядывало солнце. Двое скелетов шли по влажной долине, и Папирус радостно рассказывал о месте недалеко отсюда, где они могут поесть. Его энтузиазм, казалось, лился через край: даже с контейнерами с разогретым супом в руках он кружился и пританцовывал всю дорогу. Рэд же, напротив, чувствовал слабость и ужасный голод. Он отстал, еле передвигая ноги по мокрой траве, и когда Папирус заметил, как далеко впереди он оказался, тот настоял, чтобы Рэд забрался к нему на спину. Он аккуратно обвил свои руки вокруг шеи и плеч Папируса и обхватил ногами его талию. Когда высокий скелет убедился в безопасности Рэда, он продолжил путь с такой же неизменной энергией, невзирая на дополнительный груз. Рэд положил подбородок на его плечо и мысленно удивился тому, насколько удобной была его поза, даже при том, что его тело подпрыгивало вверх и вниз от бега Папируса. Его мысли вернулись к далёким временам, когда он сам носил брата на спине на улицах Нового дома. Они были детьми и пытались избегать столкновений со злобными торговцами и бандами других сирот, не желавших видеть их на своей территории. Папирус постоянно просил брата понести его, жалуясь на усталость, и Рэд был только рад. На секунду он задумался, были ли эти поездки для Босса так же приятны, как и для него сейчас. Он закрыл глаза и полностью отдался чувству комфорта. Он не заметил, как заснул, но спустя какое-то время Папирус разбудил его, положив на большой камень. Рэд огляделся по сторонам — они сидели на поляне возле озера. Он протёр сонные глаза и посмотрел на большой водоём. Вокруг не было ни души. Единственным признаком жизни была стая птиц, скользящих вдалеке над поверхностью озера. Повсюду виднелись следы прошедшего шторма: поваленные деревья, разбросанные поломанные ветки и разлетевшиеся куски почвы. Но внимание Рэда привлекло не это. Над озером открывался невероятный вид на ясное чистое небо, солнце весело озаряло лучами безжизненный берег. Рэд глубоко вздохнул, упиваясь запахами дождя и сосны. В такие моменты он вдруг понимал, насколько прекрасна была Поверхность и как ему повезло выбраться из Подземелья. Из размышлений его вывел Папирус — он протянул ему большой контейнер супа и ложку. Немедленно открыв крышку, Рэд спешно зачерпнул полную ложку овощей и тёплого бульона и проглотил содержимое, не пробуя вкус. Его душа загудела от удовольствия, когда еда стала превращаться в магическую энергию. Папирус сидел на сыром бревне напротив и медленно ел свою порцию. Он посмотрел на озеро и улыбнулся: — ТЕБЕ ЗДЕСЬ НРАВИТСЯ? — да, милое местечко, — ответил Рэд с набитым ртом. — МЫ С САНСОМ ИНОГДА ПРИХОДИМ СЮДА, ЧТОБЫ ПОСМОТРЕТЬ НА ЗВЁЗДЫ, — на его щеках засиял оранжевый румянец. — ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ ТИХО, И НИКТО НЕ БЕСПОКОИТ НАС. Я ДУМАЮ, ЭТО МОЁ САМОЕ ЛЮБИМОЕ МЕСТО НА ВСЕЙ ПОВЕРХНОСТИ. Рэд ещё раз оглядел пейзаж: — ага, здесь красиво, — он сделал паузу. — тебе нравится космос? — Я ДУМАЮ, САНСУ ОН НРАВИТСЯ БОЛЬШЕ. НО, КАК И ВСЕ, Я ЛЮБЛЮ СМОТРЕТЬ НА ЗВЁЗДЫ. Хах. Как ни странно, Рэд был с ним солидарен. В его вселенной звёзды всегда были объектом обожания его брата. Папирус запирался в своей комнате в лаборатории Гастера и поглощал книгу за книгой о космосе и астрономии. А когда он узнал о библиотеке доктора, Рэд с удовольствием стал регулярно слушать его болтовню об всём этом. Он был счастлив, что им удалось найти убежище от всех тех зверств, что творились на улице, а Папирус смог найти свою страсть. Но время шло, и эксперименты Гастера становились всё хуже и хуже. Рэд стал уделять рассказам брата меньше времени. У него просто не было энергии или силы воли, чтобы изображать любопытство по поводу чего-то, что они никогда не смогут увидеть. В конце концов Папирус забросил свой интерес. Полуночные чтения прекратились вовсе. Он не упоминал книги в разговорах. Наверное, оно ему просто наскучило. Рэд задумался, продолжал ли Босс следить за научной фантастикой спустя столько лет. Он отставил пустой контейнер в сторону и только тогда понял, как сильно замёрз. Он стянул с себя промокшую куртку и повернулся к солнечным лучам. Тепло начало просачиваться сквозь его кости, и вскоре, почувствовав себя лучше, он стал подбирать с земли камни и бросать их в озеро, с наслаждением наблюдая за кругами на воде. — Рэд, — мягко обратился к нему Папирус, — ты любишь себя? Рэд повернулся к нему и столкнулся с серьёзным взглядом друга. Его лицо сейчас же вспыхнуло. — в смысле… санса? — Нет! — Папирус указал на него рукой. — Я имею в виду тебя! Тебя самого! Рэд даже не знал, что на это ответить. Это был странный вопрос. — наверное, — неуверенно произнёс он. На лице Папируса отразилось беспокойство: — Ты когда-нибудь… испытывал ненависть к себе? — выговорил он, осматривая друга сверху вниз. Рэд сложил руки на груди: — да, иногда. — Например… когда? Рэд пожал плечами. Как они вообще пришли к этой теме? — я не знаю, — он не знал точно, когда именно и почему он ненавидел себя, он лишь знал, что такое случалось. — Например, сегодня? Рэд подобрал очередной камень и бросил его в воду: — я не знаю. сегодня утром я по-настоящему ненавидел себя, но прямо сейчас… — он пожал плечами, не отводя глаз от водной глади. Внезапно ещё один камень с брызгами упал в воду. Рэд повернулся к Папирусу, его рука ещё была вытянута в броске. Сейчас Рэд заметил, насколько уставшим выглядел Папирус. Под его глазами не было синяков, как у Санса, но его поза и взгляд говорили о полном истощении. — Иногда я тоже ненавижу себя. Рэд уставился на него в полном шоке: — почему? в смысле… что ты можешь ненавидеть в себе? Папирус слегка улыбнулся, но улыбка вскоре растаяла: — Иногда… я вижу лишь свои промахи. Как сегодня утром. — что? ты не сделал ничего неправильного сегодня утром. Папирус наклонился и бросил в воду ещё один камень: — Возможно. Но это не то, почему… — он прервался, явно пытаясь подобрать нужные слова. — Сегодня утром, когда я понял, что Санс забыл о моём дне рождения… — он остановил свою мысль. — Иногда мне кажется, что я слишком зависим от других. — я не понимаю, — теперь Рэд был по-настоящему встревожен. Одно дело — справляться с депрессией Санса, но совершенно другое дело — слышать такие слова от Папируса. Папирус обнял себя руками: — Это правда. Я думаю, это одна из моих главных ошибок. Я хочу, чтобы люди замечали меня, хвалили, становились моими друзьями, — он сжал руки крепче. — А когда этого не происходит, я правда начинаю ненавидеть себя. Я начинаю думать, что я не заслуживаю ничего. Рэд молчал. У него не было слов: сейчас ему хотелось лишь подойти и обнять скелета. Когда он уже собрался встать, Папирус тепло улыбнулся: — Но в другие моменты я горжусь теми же своими качествами, которые прежде ненавидел, — он повернулся к Рэду, слёзы в его глазницах сверкали на солнце. — Когда я делаю своего брата счастливым, когда человек решает головоломки, когда мои друзья наслаждаются моей кухней! Все те, от кого я так зависим… они заставляют меня по-настоящему гордиться собой! — это… чудесно! — проговорил Рэд, радуясь, что этот разговор перешёл в хорошее русло. Впрочем он всё ещё был озадачен. — Я говорю это не для того, чтобы привлечь к себе внимание! Я говорю это, потому что иногда это нормально не любить себя, Рэд. Нелюбовь к себе настоящему естественна. Но нельзя позволять этому чувству поглощать тебя! Ты должен помнить и те моменты, когда ты любишь себя! — пожалуй, — Рэд смотрел себе под ноги. — Так что скажи мне, когда ты любишь себя? — я… не знаю, — он никогда по-настоящему не задумывался о подобных вещах. В своей вселенной он просто пытался выжить. У него не было времени на рефлексию, о которой говорил Папирус. Он просто проживал день за днём. Но Папирус нетерпеливо смотрел на него в ожидании ответа, и Рэд не хотел его расстраивать. Только не после того, как он открыл ему свою душу и рассказал о себе настоящем. Когда он любил себя? — я думаю… я нравлюсь себе, когда шучу идиотские шутки. — Да! Я думаю, вы с моим братом разделяете эту… черту! — его улыбка чуть исказилась. — и… мне нравится, когда я делаю тебя или санса… или моего брата счастливыми. — Ты часто делаешь меня счастливым! — просиял Папирус. Рэд покраснел, но тут же задался вопросом, насколько были преувеличены эти слова. Он определённо не делал Папируса счастливым последнее время. К тому же… он совсем не делал счастливым Санса. Гриллби ясно дал понять ему это, и при всей его сволочной натуре, он был прав. За последние два месяца Рэд сильно нарушил жизнь своего двойника. Папирус продолжал смотреть на него выжидающе. Что ещё он мог сказать? Что ему нравилось в себе? Теперь его разум был так наводнён сомнениями, что ничего просто не приходило в голову. — папс, я не знаю, — произнёс он, вновь поворачиваясь к озеру. — я не могу придумать что-то ещё. — Что ж, — мягко сказал Папирус, — с этого момента задумывайся об этом. Когда ты будешь гордиться собой или просто чувствовать себя счастливым, запомни это, и тогда ты сможешь сделать это снова! Я хочу, чтобы ты любил себя так часто, как это возможно! — ладно, — мягко сказал Рэд, бросая очередной камень. — я надеюсь… — он посмотрел на Папируса. — ты ведь счастлив, да? Высокий скелет широко улыбнулся: — Я ОЧЕНЬ СЧАСТЛИВ! Не было никаких признаков того, что Папирус говорил неправду, но душа Рэда всё равно неприятно ёкнула при взгляде на друга. Неожиданный звук вибрации пронзил тишину, и Папирус достал из кармана телефон. — ОУ! САНС ПИШЕТ, ЧТО ОН ПЫТАЛСЯ СВЯЗАТЬСЯ С ТОБОЙ. ТВОЙ ТЕЛЕФОН У ТЕБЯ? — ох, он разрядился, прости. — ЧТО Ж, ОН ХОЧЕТ, ЧТОБЫ МЫ ПОШЛИ ДОМОЙ, — Папирус убрал телефон. — ОН НАВЕРНЯКА УЖЕ ПРИГОТОВИЛ ВСЁ ДЛЯ ВЕЧЕРИНКИ. — да, навер… — Рэд моргнул в замешательстве. — погоди, ты знаешь про вечеринку? Папирус беспокойно заёрзал на месте: — ЭЭЭ, ДА, НО ДАВАЙ ОСТАВИМ ЭТО МЕЖДУ НАМИ, ЛАДНО? — хех, хорошо, — Рэд поднялся с камня. Он вытянул руки и натянул свою куртку обратно. Она не успела высохнуть, но он точно не собирался явиться на вечеринку полуголым. Он взял Папируса за руку, и они телепортировались ко крыльцу их дома. Рэд спрятался за спиной высокого скелета и подал ему знак входить первым. Папирус воодушевлённо открыл дверь и был встречен хором голосов: — СЮРПРИЗ! Его лицо растянулось в широкой улыбке, и он закричал: — ВАУШКИ! ВЫ СДЕЛАЛИ ВСЁ ЭТО ДЛЯ МЕНЯ?! ЭТО НЕВЕРОЯТНО! И хотя Рэд знал, что удивление было фальшивым, он заметил, насколько искренним выглядел Папирус.