Каменный ангел

Холодный ветер треплет тёмные короткие волосы, перебирает мелкие тонкие пряди, заставляя их хаотично взлетать и мягко, а порой и достаточно резко, оседать на голову, затем также волнами заставляя вздыматься вновь и повторять это незатейливое движение ещё много-много раз. Этот ветер уносит все мысли прочь из головы, оставляя место лишь чувствам. Или всё же, только пустоте? Неважно сколько времени пройдет, рана затянется, однако глубокий шрам, смотря на который ты будешь вечно вспоминать этот самый момент, останется. Низкий хриплый голос говорит так тихо, будто боясь спугнуть, что за завыванием ветра его почти не слышно; говорит долго и монотонно, порой делая невольные паузы и сглатывая вязкую слюну, облизывая пересохшие губы; некоторые, никогда не произносимые ранее вслух слова будто попробует на вкус. А его собеседник лишь молчит, слушает и не перебивает. А слушает ли вообще? А слышит ли? Сквозь завывания холодного колючего ветра слышатся просьбы, которые не будут исполнены, сыпятся осуждения и обиды на поступки, за которые не попросят прощения. Слышится тихое признание, на которое солёная капля коснётся блёклой травы и, качнувшись на самом краю, упадёт, не попрощавшись исчезнет. Мужчина вновь касается его, оглаживает, старается ухватить частичку для себя, чтобы помнить, чтобы вспоминать; он прижимается иссохшими губами к ледяному плечу, в надежде услышать хоть что-то в ответ, хоть звук, хоть тихий шелест, хоть едва различимый шёпот, но его мольбы тщетны, ответа не последует. Трава покрывается жемчужными каплями, будто росой, что возможно блеснёт позднее под лучами восходящего солнца, а затем так же исчезнет, как и едва уловимая надежда. Эти крохотные бриллианты, что чисты, как никогда ранее, благодаря профессиональному ювелиру-огранщику, исчезнут так же, бесполезно сверкая, как и их собратья, о которых никто никогда не узнает. Сейчас никто не видит, лишь их вдвоём обволакивает туман, лишь их охладевшие как изнутри, так и снаружи, тела, несмотря на то, что в душе одного царит настоящая буря, которая лишь немым криком вырывается наружу, позволяя выплеснуть боль, дабы оставить её здесь прямо сейчас и больше никогда не испытывать, никогда не чувствовать, никогда не ощущать. Каменная прохлада обжигает не только тело, руки, она обжигает душу, врезается в самую глубь и охватывает всё естество, давит сильнее, заставляет чувствовать неописуемую тяжесть, что давит стенки до ощутимого хрипа, будто крик драл горло целую вечность. Камень на душе слишком тяжёл и скользок, его не удаётся схватить, выбросить, закрыться от него, стараясь смягчить удар. Не удается скрыться за маской безразличия или беспамятства, эти щиты бесполезны. Не удается стереть себе память и начать уровень заново, скользкий холодный камень не позволяет рукам обхватить его и оставить лишь для себя. Это не игра — это жизнь, в которой слишком часты чёрные полосы. Последние сверкающие капли падают наземь и разбиваются на тысячи осколков. На траве высыхают слёзы, пропадают следы уходящего гостя, появляются новые, новых гостей, старых знакомых. Мужчина с темными, почти черными волосами и некогда глубоко-синими, но сейчас мутными от душевной боли глазами смотрит на знакомые силуэты. Он знал их, он знает их и сейчас, но пересекаться в такой ситуации... нет, не стоит. Он доверяет им, но видеть его слезы мог только один человек. Человек с яркой, буквально ослепительной улыбкой, жгучими, будто огонь, волосами и такими же искрящимися глазами цвета спелой вишни, что всегда горели неподдельным азартом и упорством. Только этому человеку, заразительный смех которого помогал даже тучному настроению брюнета ускользнуть в небытие, дозволено видеть его слёзы. Только он имеет право слышать то, что никогда и никому Дайки больше не скажет. Закрыв своё сердце на замок, он закопал ключ глубоко в землю вместе с первой настоящей любовью, у могилы которой собрались давно знакомые люди. Они собрались у могилы ангела, который казалось мог своими прыжками взлететь к самому солнцу. Они собрались у могилы его ангела, орошённой глубинным океанским жемчугом его слёз.