ID работы: 6472461

Вожделенный

Слэш
R
Заморожен
161
автор
Размер:
32 страницы, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
161 Нравится 49 Отзывы 26 В сборник Скачать

Часть I. Глава 5.

Настройки текста
Примечания:
Зной. Пыль, стоящая в воздухе. Запах соли, и специфический – водорослей. Под ногами – раскалённая дорога, песок, камни, сухая земля; они оба босые, и это горячо, это обжигает, они пританцовывают, смеются и толкаются – и Он срывается с места, бежит к хилой пальме, чтобы спрятаться в тени, и он бежит за ним следом. В воздух поднимается ещё больше пыли, ноги колют мелкие камушки и сухая трава местами, и они смеются, смеются, хохочут! В горле пересохло настолько, что больно глотать, но они продолжают о чём-то спорить и смеяться, грязные, пыльные, хватаясь за горячие потные ладони и отпуская тут же. В Его волосах запутались какие-то колючки, и Он пытается их выдрать, шипя и сопя, и, услышав смех друга, пинает его в ногу, чтобы не ржал тут, придурок! А не смеяться не получается, потому что Он морщит нос и щурит глаза, и дует искусанные губы, и сам с трудом сдерживает смех – а потом взвизгивает, когда одна из колючек бежит вниз по руке, шустро перебирая восемью лапками. Удивительно, что в этих грязных и спутанных волосах ещё не завелась что-то такое самостоятельно. Что-то бьёт сзади – в ушах звенит, в глазах темно, в колени врезаются мелкие острые камни, он едва успевает выставить перед собой руки, трясёт головой, пытаясь понять непонятно что. Крик – задушенный, сухой и отчаянный, и слышно, что Он пытается что-то сделать, дёргая руками и ногами. Приходится несколько раз тряхнуть головой, чтобы перед глазами прояснилось, удаётся обернуться... Его заталкивают в какой-то фургон, а Он упирается, шипит, пытается укусить сжимающую его шею руку, цепляется за раскалённые края грязной двери, Он сухо рычит и оборачивается к другу, и в глазах столько страха и беспомощной злости! Тот вскакивает – его мутит и шатает, по затылку что-то стекает, слова застревают в горле, ноги дрожат после падения – дверь захлопывается, слышатся сдавленные крики. Фургон срывается с места и исчезает так же быстро, как появился. В глазах – пыль и слёзы, беспомощность, потерянность; он трёт глаза, надеясь, что это всё – плохой сон. Открывает. Тут прохладно и свежо. Вокруг много людей: кто-то плачет, кто-то обнимает близких, кто-то просто сидит, не веря в произошедшее. Их вытащили. Их спасли. Перед ним сидит какой-то старик, очень важный старик, имени которого не помнит уже он сам – зато может с закрытыми глазами собрать бомбу из подручных материалов. Потому что именно этого требовали от него террористы. Старик смотрит на него устало и с толикой жалости, кажется. — Нет его. Убили, – задумчиво жуёт язык, глядя, как юноша, юный совсем офицер полиции, бледнеет, тускнеет и опускается в бессилии на пол. – Много знал. Ценный был. А с ними удирать не захотел. — А мог?.. В глазах, снова – пыль. Слёз уже не осталось. — А мог. На хорошем счету был. Его Босс собирался себе прибрать. Золотые руки у парня были, и смекалка. Собирал втихаря передатчик, чтобы связаться с вашими. Офицер кивнул. Сглотнул. Вздохнул. — Собрал. Связался. Старик вздохнул. — Жаль его. — Жаль. Джон хлопнул себя по лицу: сильно, больно. Заставил себя открыть глаза, заставил себя сесть – и дышать. В груди болело так, словно он чуть не утонул и наглотался воды, словно бежал без остановки до Канады и обратно, словно грудину вскрыли тупым ножом, одним рывком, и всё там перемешали грубыми грязными движениями. Но надо дышать. Его била лёгкая дрожь – не такая, при которой выписывают таблетки и еженедельно приглашают поговорить, устроившись на диване в профессионально-уютном кабинете, но достаточная, чтобы дыхание дрожало тоже, а руки не смогли с первой попытки нажать нужную кнопку на телефоне. 7:13. А он-то планировал отоспаться в это воскресенье... На кухне что-то тяжело стукнулось об пол; за этим последовало чьё-то топанье и шипение. Лоуренс напрягся. Он совершенно точно засыпал один. Офицер выскользнул из постели, затягивая чуть туже завязки разношенных пижамных штанов, чтобы не свалились в самый нужный момент, и бесшумно вышел из комнаты. В коридоре пахло подгоревшим беконом и чем-то ещё. В несколько шагов преодолев свой путь, он заглянул за приоткрытую дверь кухни. Наглые кудри суетились у плиты, пытаясь перемешать содержимое сковородки и при этом защищаясь от летящих брызг масла. Лоуренс стукнулся лбом об косяк. — Филип, ты не обалдел часом? Юноша махнул рукой и лучезарно улыбнулся. — Доброе утро, офицер! Завтрак почти готов... — Что ты вообще здесь забыл? Это моя кухня, и сейчас семь утра. Воскресенье. Скайлер-младший пожал плечами и продолжил возиться с готовкой. Судя по запаху, получалось не очень. Вздохнув, Джон просто смирился с происходящим и уселся за стол, наблюдая за суетящимся школьником. Того, казалось, не смущало совершенно ничего – ни время, ни место, ни статья за незаконное проникновение в жилище другого человека. Даже под нос что-то напевал. — А если бы у меня рефлексы сработали? – не рассчитывая на ответ, поинтересовался молодой человек. Он подпёр подбородок и зевнул. – Я мог схватиться за пистолет, например... — Ты опять говорил во сне, – ответил Филип будничным тоном. Джону показалось, что на него опрокинули несколько литров ледяной воды. А Скайлер совершенно обыденно, по-своему элегантно переложил бекон и яичницу на тарелку и поставил на стол перед ним. И закрутился у чайника, хлопая дверцами шкафчиков, будто неожиданно забыл, где в этой квартире хранится заварка. Получилось вкусно. И совсем не пригорело ничего – просто запах. В горле стоял ком, но вкусно было всё равно. Хотя ком был горьким. Филип щедро насыпал сахара ему в чай, прекрасно зная, что Джон обычно пьёт без него. Прекрасно видя состояние друга. — ...спасибо, – сквозь ком выдавил Лоуренс. Сахар почему-то помогал. – Только не пробирайся так больше. — Но я буду, – усмехнулся тот, отвлекшись от телефона. Сверкнул глазами. Будет. Не в первый и не в последний раз он уже так поступает. Просто никогда раньше это не происходило ранним утром воскресенья. Наверное, в этом что-то есть. Что-то не очень нормальное. — Ты опять его звал. Джон взял в руки горячую кружку и отпил немного. Сладко. — Мне ведь правда интересно, – подпер щёку кулаком Скайлер. – Сегодня не отвертишься, я точно слышал. Ты звал какого-то Алекса. Лоуренс кивнул. Наверное, действительно надо уже объяснить. Филип не впервые застаёт его кошмары и не впервые слышит, как он тщетно кого-то зовёт там – и здесь. Будто есть, кого звать. Будто кто-то может отозваться. — Это мой друг. Его убили. Наверное, к сахару не помешало бы добавить лимон. Юноша вскинул брови, а после нахмурился растерянно. — Он тоже был полицейским? Джон покачал головой и вздохнул. — Он был моим лучшим другом. И ему было тринадцать, когда его похитили.

~~~

Дети шумели. Они смеялись, болтали и перекрикивались, мельтешили цветастыми курточками и толкались у горки. Кто-то на кого-то дулся, кто-то незамысловатым «а как тебя зовут?» заводил друзей. Всё просто и понятно, никаких формальностей, разделяющих людей и мешающих общению. Александр почему-то не смог пройти мимо – он сидел на скамейке неподалёку от площадки, грелся под наконец-то тёплым весенним солнцем и смотрел, как развивается цивилизация младшего поколения. И ему было... странно. Что-то внутри словно натянулось; какая-то нить внутри, в мозгу, была растянута до звона и всячески скручивалась, издавая неслышимый звук, который, однако, отчётливо ощущался и заставлял чувствовать себя неуютно. Голова начинала побаливать, а он всё никак не мог понять, что же это такое. Что за странное, горькое, почти болезненное чувство. Что-то важное... Но что? И почему важное? Противная нить извивалась всяческими способами, проходясь беззвучными нотами по всему скелету, но нужная мелодия всё никак не собиралась, а царящая какофония нервировала и вызывала почти ощутимую дрожь. Что-то внутри дёрнулось уже гораздо привычней – Гамильтон резко обернулся и вскочил, уходя от чужих рук. Поднял глаза. Томас растерянно, но довольно ухмыльнулся. — Я не издал ни звука. — ...шестое чувство. Вы разве не должны сейчас отсиживаться в Вирджинии? – Александр скрестил руки на груди, нахмурившись. Джефферсон облокотился о спинку скамьи и заулыбался ещё довольней. — Беспокоишься? — Разве что за собственное время, потраченное на вашу защиту. Уголок рта дона дёрнулся. На мгновение какое-то совершенно кошачье мартовское настроение в его глазах сменилось усталым раздражением – а после он вздохнул и выпрямился. — Ты торопишься? — Смотря что вам нужно. Его окинули оценивающе-безучастным взглядом. — Не сегодня, Алекс. Но определённо в обозримом будущем. А сегодня у меня важная новость, которую хотелось бы обсудить... В ногу Гамильтона врезался маленький резиновый мячик, красный с зелёной полоской; мужчина слабо вздрогнул и опустил глаза. Странное чувство никуда не делось. Вслед за мячиком в него чуть не врезался ребёнок лет семи-восьми – мальчик едва успел притормозить. Он ухватил почему-то мокрый (в пруд они его уронили, что ли) мячик и убежал обратно к друзьям, которые выглядели ещё младше, чем он. Видимо, что-то отразилось на лице Александра – а быть может, отголосок звона ощущений в его голове услышал даже Джефферсон. Как бы там ни было, Томас на удивление осторожно коснулся его плеча, встав рядом, и аккуратно сжал. Адвокат неожиданно понял, что у него замёрзли руки; краем глаза он заметил бордовые перчатки оппонента. — Алекс, это действительно важно. Идём. Он перевёл взгляд на лицо мужчины. Тот выглядел... огорчённым. В голове тут же пронеслось: девять лет назад, взрыв в торговом центре, "несчастный случай", погибли жена и трое дочерей. — Идём, – кивнул он. В карманах плаща руки удалось немного согреть. Почему же он забыл сегодня перчатки... Они шли вдоль пруда, и за ними гребла лапами парочка уток. До неприятного странное чувство постепенно его отпускало. Томас тихо прокашлялся, обращая на себя внимание. — Мы начали расследование. — Вы что. Он посмотрел Александру прямо в глаза. — Мы начали расследование, чтобы понять, кто пытался меня подставить. Нет, Вашингтон не в курсе, – ответил он на немое возмущение. – Только ты теперь. Я не хочу, чтобы об этом знали "у вас". — Интересное решение – не доверять участку, который себе же во вред обеспечивает вам защиту. Джефферсон улыбнулся, привычно-игриво. — Меня защищаешь ты, а не они. И будет лучше, если пока что знать будешь только ты. Договорились? — Поздновато вы начали проверять, достоин ли я доверия, – фыркнул Гамильтон. Не первый месяц знакомы. Он прибавил шаг – дальше по дорожке располагалось небольшое кафе с неоправданно высокими ценами, но терпимым кофе. Надо было согреть руки и избавиться от внутреннего холодка. Угроза. Опасность. Интуиция уже не подсказывала, она требовала увеличить дистанцию, и как можно скорее. Хищнические повадки Джефферсона проявлялись почти непредсказуемо – и теперь он широким шагом вновь оказался рядом и поймал его за локоть, стиснув и чуть склонившись. — Я не считаю, что кто-то в вашем участке, кроме тебя, заслуживает моего доверия. Алекс. Горячее дыхание обожгло висок. Гамильтона передёрнуло, и хватка на руке ослабла. Кончики пальцев почти виновато огладили место, где наверняка останутся бледные синяки. — Почему ты такой?.. – кажется, он различил в этом тихую грусть. Александр попытался выдернуть руку – и его отпустили. – Этот плащ слишком лёгкий для такой погоды. Я могу купить тебе более подходящий. По голосу было ясно, что Томас почти не рассчитывает на согласие. Скорее уж просто обозначает возможности и желание. Он пошёл дальше – кутаясь в действительно слишком холодный для марта плащ, ругая себя за то, что забыл перчатки, и... У входа в кафе он резко развернулся, и Джефферсон чуть в него не врезался. — В квартиру не пущу. Но можем созваниваться, чтобы я был в курсе. У вас же есть мой номер? Томас растерянно моргнул – и придержал рукой дверь, которая, неожиданно распахнувшись, чуть не пришибла незадачливого юриста. — Давно уже. Ты со всех меня заблокировал. — ...точно, – он неосознанно улыбнулся.

~~~

Бёрр с хрустом потянулся, разминая затёкшую и закостеневшую спину, и позволил себе обмякнуть в кресле, свесив руки почти до пола. Скользнул взглядом по настенным часам. 17:36. Будь он не настолько ответственным, начал бы уже собираться – работы всё равно не было: новых дел в их отдел не поступало, а значит, и защитника в суде себе никто не требовал. Днями напролёт он сидел и разбирался с документацией, проверяя правильность заполнения и внося исправления, если они требовались – работа не пыльная, вялотекущая, усыпляющая отчасти. Его вполне устраивала – его педантичность и знания реализовывались на практике, коллектив в целом очень даже приятный (несмотря на норов отдельных личностей), начальство... понимающее. Аарон вздохнул, сел ровно и продолжил вычитывать отчёты. С начальством у него что-то не ладилось. Его попросту не замечали. Хороший работник – работник, не приносящий проблем, а работник, не приносящий проблем – всё равно что призрак в случае настолько колоритного коллектива. Есть – хорошо, нет – механизм выходит из строя, но постепенно, незаметно для верхушки... — Мистер Бёрр. Он вздрогнул всем телом и обернулся. Шериф в дверях кивнул, указывая взглядом на бумаги у него на столе. — Сильно отвлекаю? — Нет, нет, я уже закончил, – щёлкнула ручка в руках, документы вернулись в папку. – Чем могу быть полезен? Вашингтон опустил глаза, раздумывая. Аарону почудилось в этом что-то... нерешительное. — Сегодня выходной, но... спасибо, что согласились выйти и разобраться со всем этим. Вы можете идти домой. Он приподнял брови. — И?.. Шериф тихо вздохнул. — Я бы хотел побеседовать по поводу... происходящего. Бёрр на мгновение растерялся. А потом его осенило. — Александр? — И о нём в том числе. Стаканчик с кофе был горячим настолько, что его было трудно держать – но ради одного этого запаха Аарон был готов терпеть неприятные ощущения столько, сколько потребуется. На улице было свежо, пахло водой после мелкого дождика. Хорошо. — Мне кажется, я что-то упускаю, – тихо сказал Вашингтон. Они стояли у выхода. – Что-то крайне важное. — В связи с?.. — Со всем происходящим. Ты же знаешь про фальсификацию? Бёрр пожал плечами и поднял лицо к небу. С ним никто ничего подобного не обсуждал, дело Джефферсона не уходило из рук Александра – но он не был идиотом и держал руку на пульсе, следя за делами коллеги. — Догадывался. Нашли доказательства? — Куда там... происшествие не в духе их Клана, но это едва ли не единственное, чем мы можем оперировать. Улики подброшены, время подгадано... – он вздохнул. – И кто-то из людей Джефферсона дал против него показания по этому делу. Бёрр снова отпил из стакана. Он не горел желанием выгораживать преступника, но Вашингтон выстроил целую систему (вероятно, не в одиночку), которая позволяла заниматься защитой мафиози, не отступаясь от закона – и потому он был по-своему заинтересован. — Значит, предатель? — Не совсем. Скорее, недоброжелатель. Всё, что он сделал – сообщил о местонахождении тела и о том, что в этот день неподалёку от этого места видели Джефферсона, что после подтвердилось. — Анонимно? — Разумеется. Они постояли в тишине какое-то время. Аарон сделал последний глоток и задумчиво крутил стаканчик в руках. Изредка косился на шефа. — Если вина Джефферсона будет доказана однажды, это ударит по Александру. Его воспримут как соучастника. — Как и ту часть нашего отдела, которая знала о происходящем, – глядя куда-то в себя, тихо согласился Вашингтон. Бёрр вздохнул и спросил в лоб: — Кого вы защищаете? Вашингтон посмотрел на него – устало, печально. В его глазах промелькнуло что-то, похожее на тоскливое узнавание. Как же сильно Аарон иногда походил на Гамильтона. — Мирную жизнь, мистер Бёрр.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.