Стужа

Запоздавшая в этом году зимняя стужа яро выламывает суставы, пробирается под не по погоде легкую куртку, заставляет кутаться в длинный шарф пронзительного купоросного цвета по самый нос, пока Норман, щуря глаза, читает на автобусной остановке. Ветер бушует. Раздувает полы одежды, поднимает в воздух выпавший за ночь белоснежно блестящими на солнце сугробами снег, закручивает столбом. Автобус опаздывает на полчаса; в десять – лекция. Торопливо Норман переворачивает страницу. Внутри всего выворачивает, вздымает знакомое, болезненно тягучее, горькое чувство, и вырывает, и скребет где-то в районе ребер, и изо рта невольно вырывается белым паром тяжелый выдох. Нормана это чувство мучает, периодически накатывая горькими волнами, уже давно. Тело мурашками покрывается, когда ладонь – бледную, в голубоватых узлах вен и выступающих костяшках – накрывает холодом – другим, практически материальным, четким, осязаемым. Точно чужие – хотя, почему чужие? свои, близкие, родные – пальцы сжали твои, и это прикосновение ледяным, как весь мир вокруг, комком встает поперек горла. Только бледный юноша на автобусной остановке в шарфе пронзительного купоросного цвета знает, что это не стужа, не ветер, - что это его Агата.