Terminus

Он, потный и хрупкий, лежал в темноте, неловко раскинувшись на мятых простынях. Влага на его теле блестела в слабом свете Варп-потока, отчего кожа казалась прозрачной и тонкой. Отдельные капельки пота стекали по его вискам, по часто поднимающейся обнаженной груди. – Это было... Мощно. Спок с трудом раскрыл подернутые сонной дымкой глаза и искоса взглянул на своего капитана, прислушиваясь к тому, что происходило между их разумами. Он испытывал странный диссонанс, который находил, если не приятным, то интересным: его собственные мысли были совершенно беспредметны, полны поверхностных образов и усталости; а Джим рядом, выглядевший до крайности физически истощенным, напротив, был погружен в тревожные и последовательно текущие размышления. – Не могу понять, – наконец произнёс Спок, медленно моргая, – какую оценку несёт употребленное тобой слово "мощно". Джим длинно выдохнул и кончиками пальцев стопы дотянулся до скомканного в изножье кровати одеяла. Они оба с ленивым вниманием пронаблюдали, как Джим поддел ногой его край, потянул одеяло на себя и укрыл себя и Спока. Перекидывая ткань через плечо своего старпома, Джим задел рукой открытую кожу, и вулканец почувствовал за мутными слоями неуверенности и страха тёплый, мерно дышащий шарик счастливого принятия. – Если бы я знал ответ, – широко зевнув, протянул Джим, когда закончил с одеялом и устроился на подушке, напротив лица Спока, – ты был бы первым, кто об этом узнал. Вулканец нелепым движением потерся носом о наволочку и прикрыл глаза. Они были так близко, что ощущалось тепло тел, но не соприкасались ничем, кроме мыслей. Блуждая по неглубоким путям чужого сознания, Спок начал засыпать. Наверняка, медитация была бы не лишней, – подумал он равнодушно, как-то лениво и с для самого себя удивительной безалаберностью. – Дай мне руку. Спок распахнул глаза и встретил совершенно бодрый взгляд Кирка. – Джим, – сказал Спок настолько искренне, насколько мог, так и не разорвав зрительного контакта, – тебе больше не потребуется физический контакт со мной. Боли исчезнут. Джим тихо усмехнулся, забавно хмуря нос и прикрывая глаза. Из-за кромки разгоряченных ярко-красных губ мелькнула полоска белых зубов. – Чтобы эта пытка кончилась, нам нужно было просто переспать? – разумно и с намеком на усмешку спросил он. – Да. Пытка. Слово больно резануло по слуху. Пытка кончилась. – Ну что ж, – чуть весело, но очень серьёзно сказал Джим и блаженно закрыл ядовито-яркие на фоне бледной кожи глаза, – теперь мы с тобой законные супруги в вулканской традиции. Пока Спок медленно оценивал произнесенные слова, Джим придвинулся ближе, хозяйски перекинул через него руку и ткнулся носом во впадинку между ключицами. Спок прислушался к нему. Джим был напуган самим собой так, что сердце судорожно выбивало марш, но упрямо отогнал страх и заставил себя расслабиться. Спок неуверенно приподнял руку и перенес на спину Джима, повёл ей ниже и остановился в районе поясницы, чуть надавливая на напряженные мышцы, расслабляя их. – Спи, – ворчливо пробормотал Джим. – Хватит изобретать изощренные способы соития – мешаешь. Джим снова зевнул, обжигая кожу влажным дыханием. Спок расслабился и вдохнул одинаковый для всех на борту запах шампуня и совершенно уникальный аромат светлых, чуть отросших волос. *** Джим неподвижно лежал на жёсткой койке, окруженный угрожающе выглядящими приборами медицинской диагностики. В нескольких шагах от него невозмутимо стоял МакКой и копался в панели управления. – Боунс, – почти не дрожащим голосом проговорил Джим, – ты уверен, что все это необходимо? Доктор сверкнул на него сердитыми темными глазами и снова занялся приборами. – Если ты ещё не подаешь в отставку – да, – спустя несколько секунд ответил он, с повседневной сосредоточенностью бегая пальцами по сенсорным экранам. Джим тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Внутренние часы, ставшие на удивление точными благодаря вулканскому вмешательству Спока, показывали четверть десятого утра, а Кирк уже чувствовал себя уставшим. Подписание договора о продолжении сотрудничества с ферионцами было запланировано на три часа после полудня, поскольку в дипломатической столице планеты утро наступало гораздо позже, чем на космических станциях и кораблях. Дипломаты и так посчитали время визита чересчур ранним, но влиятельности Кирка хватило на угрожающий взгляд из-под бровей, заставивший ферионцев поджать метафорические хвосты и согласиться. У Энтерпрайз был довольно плотный график, а из-за затянувшейся болезни капитана они уже начинали опаздывать. Этот факт вызывал у отвратительно педантичного Спока периодические приступы никому не заметной истерии; и только Джим был вынужден выслушивать мысленные стенания своего старпома об их непозволительной непунктуальности. В этот момент Спок на другом конце провода уловил эмоциональную окраску размышлений Кирка и обиженно вздернул ментальную бровь. Не вижу ничего достойного твоей иронии в моём желании соответствовать установленному руководством графику. Джим закатил глаза. – Кирк, кончай с гоблином шушукаться, – возмущенно пробурчал МакКой, привлекая к себе внимание. – У тебя мозговая активность повышается, снимки портишь. Спок мысленно покачал головой и очень настойчиво посоветовал Джиму прислушаться к требованиям доктора. И ты туда же. Ответа не последовало, и Кирк оказался в полном одиночестве со своим Старшим медицинским офицером и его железными друзьями. – Все, – наконец сказал МакКой, щелкая сотней рычажков для выключения приборов. – Завтра выходишь на смену, сегодня можешь спуститься на планету. К сожалению. – Отлично, – очаровательно улыбнулся Джим, сползая с койки и огибая оборудование, как папуас в джунглях терранской Южной Америки. – У тебя тут полная бурда с показаниями, – политкорректно сказал доктор, рассматривая снимки и анализы. – Кровь пока не зеленеет, но у тебя изменилась, ну, физиология. Кирк приподнял брови в немом вопросе, а МакКой замялся и покачал головой. – Ну, знаешь, – проговорил он, – например, Спок не усваивает животный белок... – Я знаю, Боунс, – качнул головой Джим. – Ты не можешь есть мясо? В его голосе прозвучало удивленное беспокойство и... сочувствие? Так странно было наблюдать за Боунсом в моменты неподдельной искренности, Джим заметил это за собой. – Да, не могу, – со слезой в голосе прошептал он. На доктора, к сожалению, его драматизм нужным образом не подействовал. – Короче, – буднично заговорил МакКой, – среди тех радостей, которые ты наследуешь от Спока, есть сокращение необходимого времени сна, повышенная чуткость слуха, улучшение памяти и... нечувствительность к этиловому спирту. МакКой замолчал. Джим замолчал тоже. Если ему не изменяла память – а память ему изменяла довольно редко, – этиловый спирт имел совершенно прямое отношение к... – Боунс, это... алкоголь? Момент был исключительно трагический. Внутренне Джим ещё надеялся на благоприятный для него исход, но кусочки мозаики складывались слишком правильно. – Да, Джим, алкоголь, – похоронным тоном прохрипел МакКой, скорбно опуская голову. Привычный и родной алкогольный мир на глазах рассыпался, подобно карточному домику. В памяти мелькали воспоминания: стакан виски с двумя кубиками льда, высокий бокал красного вина, рюмка водки, которую Чехов выпивает, резко запрокидывая голову... Все это теперь стало для Джима бесконечно далеким и недоступным. Возможно, стало. – Так, Боунс, – встрепенувшись заговорил Кирк, – неси-ка сюда что-нибудь выпить. – Кирк, ты что, сдурел?! – взвился доктор. – У тебя сегодня высадка. – Ничего, таблетку дашь. МакКой шумно выдохнул и закатил глаза, но послушно ушёл к себе в кабинет за спиртным. Джим направился следом, поскольку оставаться в компании зловещих маккоевских приборов не хотелось совершенно. Леонард достал из своего вечно полного разнообразных алкогольных радостей бара бутылку хорошего виски, которое напоминало о родных и отвратительных барах Айовы. – Все ради тебя, – прокомментировал доктор свой выбор, открывая бутылку и опуская её на стол, чтобы достать стаканы. Воспользовавшись моментом, Джим стремительно схватил со стола виски и прямо из горла вылил себе в рот добрую четверть раритетного напитка. – Эй-эй-эй! – увидев столь неуважительное отношение к чрезвычайно редкому в условиях глубокого космоса богатству, МакКой выхватил из рук Кирка початую бутылку и едва не задохнулся от переполнявшего его возмущения. – Кирк, чёрт тебя дери, ты просто псих! Джим широким движением от запястья к локтю вытер губы и улыбчиво взглянул на доктора. – Для чистоты эксперимента, – протянул он, элегантно поднимаяся со стула и направляясь в сторону выхода из медотсека. – Если я позвоню тебе по комму, значит, я человек. Если нет, – Джим почесал нос, – считай меня космонавтом. Ну... Вулканцем. С этими словами Кирк медленно, но уверенно вышел из медотсека, оставив МакКоя совершенно выбитым из колеи. Леонард посмотрел в измученную бутылку с искренней и глубокой печалью в глазах, тяжело вздохнул и сам сделал большой глоток для успокоения шатких старческих нервов. *** Когда Спок вернулся в свою каюту, Джим звездой лежал на кровати и тихо постанывал. Остановив мыслительный поток, ведший его в сторону эстетической приглядности наблюдаемой картины, Спок мягкими шагами подошёл к постели и опустился на край, зарываясь открытой ладонью в светлые волосы. Джим рвано выдохнул и неразборчиво пробормотал: – Пр'вет, Сп'к. И тут он почуял неладное. "Почуял" в прямом смысле. "Неладное" – тоже. – Джим, ты пьян. – Не-а. – Кирк сглотнул текущие изо рта слюни и открыл ярко-синий глаз. Спок был готов услышать ставшую традиционной в таких ситуациях фразу "я в хлам", но нет. – Я отравился, – мученическим голосом простонал Джим, поворачиваясь на бок и утыкаясь лбом Споку в бедро. – Мне очень-очень плохо. Пробежав пальцами по лицу Джима, Спок быстро диагностировал у него требующее внимания отравление этиловым спиртом. Но Джим и правда был трезв. Спок быстро поднялся с кровати, вызвав у Кирка потерянный вздох, и в два шага подошёл к репликатору, в меню которого, к счастью, входил активированный уголь. Вернувшись к постели, он отставил стакан и таблетки на тумбу и заставил Джима принять более или менее вертикальное положение. – Джим, – твёрдо сказал он, хватаясь за предплечья Кирка. – Тебе нужно встать и дойти до уборной. Слышишь? – Встать и дойти до толчка, да, – не открывая глаз и покачиваясь, эхом повторил тот. – И откуда в тебе столько властности?.. Спок предпочел пропустить мимо ушей последнюю фразу, крепче взял Джима за руки и помог ему подняться. – Понятия не имею, где ты поднабрался опыта по реанимации тяжело отравившихся... – удивленно полуспросил Кирк, всем весом опираясь на своего старпома. – Я лишь повторил те действия, которые предпринял мой отец, когда в шестнадцать лет я получил подобное увечье. Джим сипло засмеялся. – Прекрасно представляю это, – пробормотал он, прижимая руку к многострадальному желудку, – юный Спок-бунтарь напивается в подпольном вулканском баре. – Это произошло на дипломатическом обеде, на Земле, – перехватывая Джима за пояс, терпеливо пояснил Спок и добавил уже гораздо тише: – ты тоже там был. К этому моменту они как раз успели дойти до уборной, и Спок выпустил Джима из объятий, помогая опереться на холодную пластиковую стену. – И что же я там делал? – слабо усмехнулся Джим, прикрывая глаза. Спок промолчал и отошёл в комнату за водой и таблетками. Когда он вернулся, Джим легко улыбнулся, принимая стакан. – Ты был официантом там, – как будто смущаясь, проговорил Спок, пока Джим пил. – Тебе было четырнадцать лет. Кирк нахмурил брови – секундное, едва заметное движение – и тут же пренебрежительно пожал плечами. – Ты всех официантов помнишь в лицо? – нарочито весело заметил Джим. – Да, – просто ответил Спок, – учитывая то, что ты был единственным официантом-человеком, когда-либо обслуживавшим меня. Шанса выдать очередное саркастическое высказывание Джиму не представилось, потому что через секунду его сложило пополам и вывернуло на изнанку. Совершенно без преувеличений. Как заметил Спок и, соответственно, Джим, выворачивало его следующие двадцать три минуты, показавшиеся вековой путевкой в обиталище нечистого. Когда Джима наконец отпустило и от прежних мук остались только ноющий желудок и совершенно непреодолимая физическая усталость, они нашли себя сидящими лицом к лицу, прижавшись к противоположным стенам и соприкасаясь ногами. – Я совсем тебя не помню, – мягко проговорил Джим, откинув голову и смотря на Спока из-под прикрытых ресниц. – Это неудивительно, поскольку твоё эмоциональное состояние можно было охарактеризовать исключительно как пассивно-агрессивное. – Правда? – Джим тихо хохотнул. – Я тебе понравился тогда? Спок не ответил, но его лицо выглядело в тот момент совершенно по-человечески: шоколадный взгляд потеплел, губы сложились в неприкрытую ментальными щитами улыбку. Джим опустил ладонь на тонкую щиколотку Спока, покоившуюся рядом с его, Джима, бедром и мягко спросил: – Ты в норме? Тебе, наверняка, неплохо достается от моих необузданных эмоций в твоей голове. Спок покачал головой. – Напротив. Так же, как ты забрал от меня некоторые физиологические особенности, я учусь у тебя чувствам. И я бы солгал, сказав, что меня это не устраивает. Джим молчал. – Ты спросил про властность и про знание правил оказания первой помощи, – продолжил Спок медленно и с терпеливой улыбкой в глазах, – это тоже от тебя. – Ты сказал, что тебя откачивал отец, – Джим подозрительно нахмурился, ловя Спока на нелогичности. Не без гордости, как он готов был признать. – Мой отец не говорил мне, что лучше сначала подойти к толчку, а уже потом пить таблетки. Господи, слово "толчок" – да и вся фраза в целом – в исполнении Спока прозвучало настолько забавно и мило, что Джим невольно затрясся в приступе болезненного смеха, сильнее сжимая щиколотку Спока. – Знаешь, – вытерев выступившие слёзы и восстановив дыхание, сказал Джим, – будь у меня чуть больше сил, я зацеловал бы тебя до смерти. Нелогично. Совершенно, невероятно нелогично, – внутренне хохоча, подумал Спок, прежде чем подняться с прохладного пола и с упоением впиться в расслабленные губы Джима. *** Светлое продолговатое помещение ферионского генерального зала для совещаний было оформлено в том же готическом стиле, что и коридор у основной точки транспортации. Эта зала находилась в самом пике центральной башни и представляла собой со всех сторон застекленную веранду, открывавшую впечатляющий вид на столицу Фериона. Как оказалось, весь город был построен из дешевого и хрупкого серовато-желтого камня, а архитектура совсем не отличалась изысками: жилища "среднего класса" были обыкновенными одноэтажными мазанками, какие можно без особенного напряжения построить за пару дней. Кирка, как капитана, и Спока, как его первого помощника и вечного мысленного собеседника, это не могло не беспокоить. Поэтому, в общем, не было ничего удивительного в том, что подписание договора тянулось и тянулось, и, казалось, не было ему конца, потому что "с какой стати Федерация должна снабжать валютой и полезными ископаемыми гнилую правящую верхушку этих рыжеволосых лягушат"? (Прим.: цитата взята из приватной беседы вышеназванного капитана и чуть-ниже-названного коммандера) Федерация, всегда приходившая с миром, отправила дипломатам Энтерпрайз очень лояльный и вполне выгодный для ферионцев договор об абстрактном продолжении сотрудничества на прежних условиях (то бишь и ференги, и орионцы, и их общие невезучие отроки официально считались беженцами, а значит, как это часто бывает, любая прихоть несчастных выполнялась быстро и почти без обсуждений). Такое положение дел, конечно, не могло устроить вечно борящегося за справедливость Джима Кирка; поэтому те пару часов, которые у него остались между возвращением к жизни после отравления и высадкой на Ферион, капитан провёл за весьма увлекательной дискуссией с Адмиралтейством. Наверняка, даже не требуется сообщать, что Джеймс Т. Кирк вышел из этой битвы победителем. Но тут в уравнение вписалась ещё одна переменная: идеальная НЕзаконопослушность ферионцев, которые заранее взломали корабельную почту и написали со своей стороны такой же договор, дабы совпасть с начальством во мнениях и получить от дилитиевой коровы самый лакомый кусочек. Об этом Кирк тоже знал (и вот ещё одна причина его бешенству), потому что Чехов – чертов маленький гений. Говоря короче, долгие часы Джим Кирк пилил упрямым ярко-синим взглядом отвратительную рожу Нага, своего ферионского оппонента, и, как заведенный, повторял, что представленный им договор от первого и до последнего слова согласован с командованием. Наг налегал, что такие-то и сякие-то пункты его, как защищающую сторону, не устраивают. Джим отвечал, что... В конце концов, через два часа и семнадцать минут напряженного хождения по кругу Спок деликатно предложил связаться с Землёй и выяснить наконец, верен договор Кирка, или нет. Конечно, договор был верен. Поэтому Наг, для приличия покусав свои толстые пальцы, громким шепотом выругался и подписал ненавистное соглашение. Вычленяя главное, договор гласил, что: 1. Все жители мегаполисов Фериона теряют статус беженцев по причине обретения достойного жилища и места работы. 2. Снабжение Фериона дилитием урезается, поскольку корабли с планеты вышли в Варп всего тридцать восемь раз за год. 3. Губернатор столицы обязуется добровольно подать в отставку или вложить в так и не законченное строительство n-ную круглую сумму. Ну и ещё много всяких разных мелочей по поводу налогообложения, видеонаблюдения и судопроизводства, каждая из которых заставляла вены на лбу Нага вздуваться, а улыбку Джима Кирка подтягиваться к ушам. Как только невероятно важная копия бесконечно ценного документа оказалась в двух экземплярах у Кирка и у Спока, они оба с демонстративно громким скрипом отодвинули от стола кресла, пожелали новым приятелям всего хорошего и удалились, совершенно довольные собой. К моменту возвращения командующего броманса (или уже не совсем) Энтерпрайз во главе со Скотти уже призывно выпускала из сопел газовые языки, демонстрируя полную готовность; поэтому, как только Джим Кирк нацепил давно не ношенную золотистую форменку и трусцой вбежал на капитанский мостик, Стальная Красотка на прощание сверкнула Фериону сигнальными огнями и стремительно нырнула в Варп-поток, наверняка, втайне надеясь забыть то сумасшествие, которое имело место на её борту в последнюю неделю. *** Открыв глаза, Нийота увидела Леонарда, сидящего на другом краю кровати, к ней спиной. Когда при дыхании его плечи расширялись, по ним пробегал слабый свет, оставлявший на загорелой коже густые, чётко очерченные тени. Леонард поднялся с постели, беззвучными шагами профессионального врача прошел по комнате и начал неспешно одеваться. Нийота бросила едва заметный взгляд на настенные часы: она могла бы спать ещё больше часа, но смена МакКоя начиналась гораздо раньше. Ухура снова перевела на него глаза: Леонард уже был полностью одет, только этот ужасно неудобный ворот рубашки... Так странно. Она вспоминала Спока, одевавшегося у нее на глазах, и даже в его скупых движениях момент застегивания ворота форменки выглядел безумно забавно. МакКой даже не пытался справиться с молнией, просто оставил рубашку висеть на широких плечах. Ухура решила, что у неё какой-то странный фетиш на синие научные форменки. – Леонард. Он посмотрел на неё чуть испуганно и смущенно, отвлекаясь от чтения сообщений в коммуникаторе. – Иди сюда. – Нийота похлопала по простыне, рядом с собой, и МакКой осторожно опустился на край кровати, проминая под собой матрас. Ухура приподнялась, одним плавным движением застегнула молнию и с глубоко удовлетворенным выражением лица снова упала на подушку. – Извини, что разбудил. – Между густыми бровями снова легла привычная складка, без которой МакКоя было даже трудно представить. Ухура ткнула кончиком длинного пальца в эту морщинку, заставляя доктора перестать хмуриться. – Что было вчера? Нийота отвела руку от его лица и запрокинула голову, рассматривая потолок чужой каюты. Он не помнил, что произошло вчера. Или помнил, но... – Мы выпили, – смирившимся тоном сказала она, – выпили очень много. И переспали. – Тебе понравилось? – уверенно спросил Леонард. – Да. – А мне? Нийота посмотрела в темно-зеленые глаза МакКоя, который рассматривал её со спокойным вниманием, свойственным сильным натурам. – Да, тебе понравилось, – улыбнулась она, прикрывая глаза. – Хорошо, – мягко сказал МакКой, не двигаясь. В его голосе прозвучала спокойная уверенность принявшего решение и согласующего его с мнением другого. – Я надеюсь встретиться с тобой сегодня вечером. – Только если ты пообещаешь не хмуриться, – очень серьёзно ответила Нийота. МакКой было привычно свел брови к переносице, но, наткнувшись на суровое выражение лица Ухуры, остановился и поднялся с кровати. – У меня смена, – деловым тоном заметил он, отворачиваясь. – Душ, репликатор, бортовой компьютер – все к твоим услугам. – Спасибо, – улыбнулась она. – Леонард, – заставляя нагнуться, Ухура схватила его за край рукава и одними губами коснулась его губ. – Мне понравилось, – просто сказал МакКой, выпутявая запястье из хватки Нийоты, и, едва заметно, застенчиво улыбнувшись, спросил: – До вечера? И, не дождавшись ответа, ушёл. Нийота широко улыбнулась и спрятала в ладонях горящее румянцем лицо. – До вечера. *** Нийота знала, что Леонард будет ждать её у себя в каюте по их общему молчаливому соглашению, но клокочущее в груди волнение вместо офицерской палубы привело её к столовой. Ужинать она не собиралась: прийти к МакКою сытой, наверняка, было бы странно и не особо воспитанно, а их отношения ещё находились в том трепетном конфетно-букетном периоде, когда каждая мелочь вгоняла в краску. На самом деле, столовая заинтересовала её совсем не пищевыми репликаторами, а одинокой белокурой макушкой, сверкавшей в элитарном пустынном углу. Джим сидел спиной к дверям, и лица его было не разглядеть. – Почему один? – вместо приветствия спросила она, привычно падая на соседний стул и вглядываясь в крайне задумчивое лицо Джима. Последний с неведомым ранее энтузиазмом поглощал какой-то деликатесный вулканский салат, включенный в меню не далее, как пару дней назад. С трудом заглотив громадный лист салата, Джим немного сумасшедше улыбнулся и ответил: – Ага, Спок работает у себя. Сказал попозже зайти. – А твоя каюта? – Неинтересно, – промямлил Джим, снова принимаясь за салат, видимо, вполне пресытившись обществом подруги по несчастью. – У вас, ребята, все хорошо? – Ухура снова предприняла отчаянную попытку поговорить. – Лучше не бывает. Нийота поставила локоть на стол и оперлась щекой о кулак. Джим что-то скрывал: что конкретно, пока оставалось загадкой. Было тому причиной собственное волнение Ухуры, или же в дело вновь включилась женская интуиция, но уже через пару минут она выставила вверх палец и осуждающе произнесла: – Ты бегаешь от Спока. В её голосе прозвучало ничем не прикрытое легкомысленно-снисходительное самодовольство. Будто это не она совершила обзорную экскурсию по кораблю, чтобы оттянуть неизбежную встречу с Леонардом. – Нет, – с набитым ртом ответил Кирк, не поднимая глаз от тарелки. – Ты смущаешься? – расплывшись в улыбке, уже даже не совсем спросила она. – Ты тоже бегаешь от Боунса! – возмущенно прервал её Джим. Они замолчали, пепеля друг друга темными от тяжести надвигающихся проблем взглядами. Обычно в такие моменты рождались гениальные планы по завоеванию чьих-нибудь сердец или по избежанию завоевания их собственных. Нынешняя же проблема заключалась в том, что и завоевывать-то, собственно, было нечего, а то, что было, уже завоевали. Короче, плюнув на рыцарские романы, Ухура встала из-за стола и протянула Джиму руку. – Подъём, капитан. Кирк нахмурился, запихал в рот остатки салата, встал рядом с Ухурой, элегантно подтянув брюки, и неуверенно пожал её руку. Видимо, хотели от него другого. – Я веду тебя к Споку, – безапелляционно заявила она и потянула Кирка к выходу. Джим сглотнул и вяло попытался сопротивляться. – А ты ведешь меня к Леонарду, – красноречиво блеснув темными глазами, подытожила она. Опыт, как всегда, не подвел: Джим перестал сопротивляться и даже немного вырвался вперёд, заставляя и Нийоту двигаться быстрее. В турболифте они замерли в симметричных позах, поглощенные каждый своим "горем". – Ты знала, что эти двое договорились сплетничать о нас? – внезапно спросил Джим. Под "этими двумя", видимо, подразумевались Спок и МакКой. Ухура усмехнулась. – Ну и как? Получилось? – с очень хорошо скрытой тревогой спросила она, судорожно вспоминая все её промахи, которые тщательно коллекционировал Спок. Джим просто пожал плечами. – Совершенно без понятия. Двери турболифта открылись, и они нарочито прогулочным шагом прошли последние метры до смущающих кают. По иронии судьбы ещё и двери были соседние. Остановившись в нескольких шагах от датчиков движения, они задумчиво рассматривали минималистичные дверные панели – каждый свою. – Нийота? – Джим обернулся к ней, тепло улыбаясь, и раскрыл объятья. Ухура крепко обняла его поперёк груди и, переступая через женскую гордость, позволила Кирку положить подбородок ей на макушку. – Никогда не шути про его бывшую, – посоветовал Джим. – Не дергай его за уши, – усмехнувшись, парировала Нийота. – Не пытайся его перепить. – Не говори с ним по-вулкански. – Не пользуйся его зубной щеткой хотя бы первые пару недель. – Могу посоветовать только то же самое. Они одновременно засмеялись, громко и открыто, расцепили объятья и в ногу подошли к волнующей неизвестности электрических дверей. – Удачи, – улыбнулась Ухура. – И тебе. Они обменялись взглядами и вместе сделали шаг вперёд. Романтика умерла. Двери не открылись. – Я не поняла. – Я тоже. Прозвучали два идентичных сигнала коммуникаторов. "Прошу прощения, Джим, я вынужден задержаться" "Извини, я немного опоздаю. Не скучай" – Чай? – обреченно вздохнул Джим. – У меня осталось печенье, – улыбнулась Нийота и пошла к своей каюте, зная, что Джим пойдёт следом. *** По расписанию медотсека было самое начало бета-смены. Медсестры занимались обыденной текучкой, больные... болели и, само собой, шли на поправку, а кабинет Старшего медицинского офицера был закрыт изнутри, о чем явственно сообщал красный датчик над дверью. Леонард МакКой был очень уважаем, и офицеры всегда старались блюсти его личное пространство. Но если подойти к двери в его кабинет и даже прижаться к ней ухом, можно узнать то, о чем не пишет ни один исторический, научный или художественный труд. – Никогда не пытайтесь спорить с ней на клингонском. – Никогда не подпускай его к компьютерным симуляциям. – Не дарите ей бижутерию. – Не пускай его в ночные клубы. – Не применяйте к ней ласковые прозвища хотя бы первые несколько недель. – Могу посоветовать только то же самое.