Ее личное безумие

Это было безумием. Почему она — сестра Томаса, влюбилась в этого психопата? А может она просто сошла с ума? Да, точно. Это все из-за выживания и боязни каждого шороха. У них не будет будущего и счастливого конца, так зачем же она полюбила его? Нужно было убить Дженсона еще тогда, в пылу сражения. Стереть с лица земли. Но она почему-то не смогла пустить ему пулю в висок. Эмма не смогла этого сделать, потому что она жалкая дура которая всех жалеет. Ее же жалость погубила ее. Тогда ещё был шанс уберечь себя от этого безумия. Сейчас его уже нет. Всё, что сейчас может Эмма — это наблюдать, как она медленно, но неуклонно сходит с ума. Любить этого психопата — это хуже, чем быть зараженной. От чувств к нему внутри девушки все плавилось, это было хуже, чем Жаровня, хуже, чем палящее солнце, ведь все это — неправильно. Она любит врага своего брата, любит того, из-за кого погибло сотни подростков, таких же как и она. Любит того, из-за кого пережила ад, из-за кого не различает сон и явь… раз за разом Эмма спрашивает себя — как ту ненависть я терплю? Гнев к тебе, с болью… но я все же, тебя люблю…, а любовью ли это было? Может она действительно сошла с ума, ее психика поломалась, и она внушила себе чувства? Гнев объят любовью… Сейчас Эмма была в своей спальне, стояла и смотрела в окно на прекрасный, ночной город. Сколько она уже здесь, с ним? Она не помнила. Каждый день девушка жила как последний, ведь она знала, что рано или поздно ее брат отомстит П.О.Р.О.К.у и Дженсон погибнет. Если не Эмма пустит пулю, то Томас или кто-то другой из глейдеров. Она любила его, хоть и знала конец их любви. То что Эмма полюбила Дженсона — самая большая ошибка в ее жизни. Каждый день брюнетка жила с отвращением к себе из-за того, что не способна убить Дженсона и убить чувства к нему. Эта ненависть к нему и к себе убивала изнутри, это было ядом, настоящим безумием, ее личным безумием. Дверь спальни тихонько скрипнула. Эмма сразу узнала его шаги. — Дженсон, — словно пробуя его имя на вкус, произнесла девчонка, горько вздыхая и облизывая пересохшие губы. Он приходил к ней в спальню каждую ночь и занимался с ней любовью. Он даже трахал ее, словно в последний раз. После этого все тело Эммы болело и ломило, ей даже было больно ходить. Не успевала она оправиться, как Дженсон снова навещал ее. Но девушке нравилась эта боль, так она чувствовала себя живой во всем этом аду. Дженсон был хищником, настоящим хищником, а она — его жертвой, загнанным в угол зверьком. Его прикосновения стали наркотиком. Она была готова вечно смотреть в его абсолютно безумный, поехавший взгляд. В нем не было ни капли человечности. — Ты мне не рада, девочка, — мужчина усмехнулся. — Почему? Боишься моих прикосновений? — Да. Но меня тревожит кое-что еще. — Что же? — Томас. Дженсон, он ведь рано или поздно убьет тебя… Мужчину сразу же исказила злость, от корой у него словно потемнело в глазах. — Ты ведь знаешь, что я не позволю ему этого сделать. Я пойду на все ради нас. Слышишь? На все! — на мгновение Эмме показалось, что взгляд Дженсона стал еще более поехавшим. По ее спине волнами побежала дрожь. Мужчина быстрыми движениями вплотную приблизился к девушке и резко, грубо впечатал ее в стену. От страха Эмма затаила дыхание. — Не смей даже думать о том, что у нас не будет счастливого конца. Дженсон грубо, жадно и алчно впился в ее уста собственными. После он принялся покрывать влажными поцелуями ее тонкую шейку. Подушечками пальцев отодвинул мешающийся воротник и прильнул алчными губами к пульсирующей жилке, где совсем скоро будет синеть безжалостная метка его нерадивой персоны. — Ты принадлежишь мне, помни это, Эмма.