***
Отдельная палата при госпитале в Каонском дворце была простым светлым помещением — платформа, малый терминал, малый передвижной стол, стандартный оконный проем и закуток освежителя. Собственно, в большем, пациенты мэтра Хука, если не были крайне тяжёлыми — не нуждались. Это крыло редко заполнялось полностью, даже во время ведения боевых действий — в Каоне был и полноценный госпиталь, да и раненные обычно предпочитали восстанавливаться в своих квартах. Палаты, в основном, использовались тогда, когда пациентам требовалось более пристальное внимание медиков. Как сейчас, например. Шоквейв выделялся на фоне светлых стен тёмным пятном и выглядел совсем не так, каким Тандеркракер привык его видеть. Настолько не так, что сикер даже заподозрил ученого в наличии двойника — это было бы проще, чем поверить в рассказ Хука о чудесном восстановлении. Он сидел с закрытыми глазами в углу платформы, прислонившись к стене, с мучительно сжатыми в тонкую линию губами, осунувшийся, будто ворн голодавший. Тёмные волосы, обычно всегда идеально зачёсанные назад, разметались в беспорядке… они, оказывается, у него слегка вьются. Напряженная поза, здоровая рука сжата в кулак так сильно, что наверняка травмирует себя, протез… судя по миганию синего индикатора, кто-то, скорее всего Хук, вывел его на минимум мощности и чувствительности. Сикер прошел в палату, но учёный не отреагировал на его приближение. Бледное лицо, перечеркнутое повязкой, казалось неподвижным — как прежде, и только если присмотреться, делалось понятно, что эта неподвижность — не невозмутимая расслабленность, а напряжение почти окаменевших мышц. Сикер осторожно присел на край платформы. Что можно сказать? Прошло уже много времени с тех пор, как они познакомились, и Тандеркракер прекрасно понимал, что для Шоквейва он проходит где-то на уровне лабораторного дрона, который иногда полезен, но чаще просто путается под ногами. Он не сказал бы, что влюблен, это было бы просто глупо. Но когда-то десептиконский стратег успел стать для него важным. — Здравствуй, Шоквейв, — наконец решился сикер. Молчание. — Я слышал, с тобой случилась какая-то неприятность. Вот… проведать хотел. Стратег поднял на него взгляд — тусклый и какой-то больной. И… улыбнулся. Точнее, попытался улыбнуться. Во всяком случае, Тандеркракер не смог иначе истолковать это нервное подергивание губ… стоп. Шоквейв… только что… попытался улыбнуться? Тот, чье лицо застыло мертвой маской более двух орнов назад? — Шоквейв, что с тобой случилось? Снова это нервное подергивание губ. И тихий ответ почти незнакомым голосом: — Ничего. Все… все уже в порядке, Тандеркракер. — Правда? Сикер нахмурился, подозрительно осматривая стратега. Выглядел тот… странно. Почти незнакомо. Его поля дрожали и текли, словно горячий воздух, и прежде идеально ровный фон полнился каким-то невнятным шумом. Шоквейв казался больным, хотя, на первый взгляд, никаких повреждений не было… да и медпанель на платформе говорила только о легком голоде и напряжении нейросети… Напряжение нейросети — у Шоквейва? Да быть того не может! В свое время заинтересовавшись одноглазым стратегом — бывшим сенатором, в общении и в бою показавшим отнюдь не сенаторские манеры — Тандеркракер изучил все, что только мог о нем найти, в том числе и механизм казни, которой он подвергся. Подробности повергли отважного джета в ужас, и еще больше усилили ненависть к автоботскому режиму, а заодно — вызвали жгучую жалость к искалеченному сенатору. Тандеркракер, сперва побуждаемый болезненным интересом, постарался поближе приблизиться к Шоквейву, узнать, какой он, правда ли, что он ничего не чувствует? Ведь не испытывающий эмоций, это, фактически ИскИн, у него нет никаких побудительных мотивов, и осознанно выступать на какой-либо стороне он не способен… а Шоквейв после казни присоединился к Мегатрону. Значит, у него есть, по крайней мере, свое мнение и личная воля. Видеть бывшего сенатора сикеру было до странного приятно. Его лицо уродовала черная метка на месте отсутствующего глаза, его протез, в который он встроил пушку, поневоле притягивал взгляд, заставляя содрогаться, примеряя увечье на себя. Но он оставался красивым — сенатская линия, совершенное тело и лицо, слепленное не случайным сочетанием ТНК, а созданное лучшими ген-стилистами Кибертрона… И еще — достойный восхищения разум! — Всё в порядке, — повторил он и вновь закрыл глаза. — В порядке… просто… — Просто, что? — обычная десептиконская подозрительность и без того не любила сюрпризы, но сейчас просто выла, что ничего не «в порядке» и совсем не «просто». — Нужно время. Контуры снова задрожали и учёный вздрогнул, будто боролся с чем-то внутри себя или сдерживал. Он резко и глубоко вздохнул, отчего показалось, будто это всхлип, и прижал колени к груди. Тело забила мелкая дрожь. — Шоквейв! — Тандеркрекер, не на шутку испуганный, схватил его за плечо и попытался развернуть клубок, в который пытался свернуться стратег. — Да что же с тобой… Шоквейв дернулся, попытался вывернуться из-под рук, ещё один брошенный на медпанель взгляд ничего не дал — бывшего сенатора колотило и Тандеркракер совсем не мог понять почему. — Т-тандер… — Учёный обхватил себя руками, пытаясь удержаться. — Тебе сейчас… лучше уйти… Больше всего его состояние напоминало истерику. Цикличную, долгую, то отступающую, то вновь накатывающую. Но как? Сикер хорошо знал характер ученого — такое поведение для него просто невозможно! Наверное, следовало позвать врача, но Тандеркракер просто застыл, охваченный каким-то ступором, растерянный и испуганный, как спарк. И не нашел ничего лучше, чем обнять дрожащие от напряжения плечи, притягивая к себе, и забормотать что-то успокаивающее. — Я не хотел, — выдохнул Шоквейв ему в плечо. — Я надеялся… Мегатрон… — Что? Мегатрон? Позвать его? — Нет… нет, не надо. — Шоквейв, может, тебе… ну… энергону принести? Или еще чего? Можно? — Давай, — выдохнул стратег, чуть отстраняясь. Да, это лучше — послать джета за энергоном… и за чем-нибудь еще в его кабинете, чтоб подольше поискал… взять себя в руки… привести в порядок… — Энергон. И… у меня на рабочем столе коробочка с надписью viridi stellas, в ней — зеленый порошок. Это… восстановитель. — Точно можно? — уточнил сикер. И пояснил: — Вдруг у тебя режим? — Можно. Не волнуйся, я не стал бы нарушать режим себе во вред. — Тогда я быстро, — джет улыбнулся и ушел. Оставшись один, ученый вновь беспрепятственно съежился. Как тяжело… как страшно. Ведь давал же себе обещание не ввязываться в войну. В акт разрушения, каким бы оправданным он его не считал. Да, претензии восставших были справедливы, да, не по своей воле он в это ввязался, и вообще — не в своем уме… но… куда еще он мог пойти после казни и изгнания? В криминал? О, да, он сумел бы… О нет, это было ниже его. Холодной логикой рассудить: претензии Мегатрона оправданы. Сам гладиатор — достойная и сильная личность. А отвращение к насилию — отсутствует вследствие эмпураты. И вот — красуется на броне фиолетовая инсигния…Часть 16
23 сентября 2023 г. в 14:41
— Ладно. Я всё понял, — Мегатрон вздохнул.
И поймал себя на мысли, как хорошо, что всё это случилось сейчас, когда боёв почти нет, когда с Сенатом заключено «перемирие» минимум ворн все они постараются сидеть тихо. Было бы намного хуже, если бы Шоквейв свалился после того, как они вернут Оптимуса его людям. А так, возможно, к моменту заключения союза с Праймом учёный придёт в себя.
— Ты можешь сказать, когда он стабилизируется? — спросил он Хука.
За эти ворны Мегатрон достаточно узнал бывшего сенатора и практически уверен, что он не покинет десептиконов, но вот сможет ли по-прежнему занимать место тактика — большой вопрос. И ответ на него требуется узнать как можно быстрее.
Медик пожал плечами.
— За пару декад успокоится, я думаю. Насколько я слышал, в бытность сенатором Шоквейв был достаточно дисциплинированным меха.
«Особенно, если смог сдержать себя перед искрящей омегой,» — пришла неожиданная мысль. А следом за ней и другая, ставшая неприятной: что они будут делать, если Шоквейв, вернувший свои эмоции, захочет уйти вслед за Оптимусом. Как уже стало понятно, Прайм тот ещё ящик с секретами и отношения с сенатом у него очень специфические, однако…
Необходимость разъяснения позиции Оптимуса вдруг встала в полный рост.
— Хорошо, — помрачнев, кивнул лидер. — Сообщи мне, когда что-то изменится.
— Принято, — согласился врач. — И… Тандеркракер? Что-то случилось?
Мегатрон удивлённо обернулся на внезапно открывшуюся дверь. Один из ведомых Старскрима вошёл в медблок, осторожно оглядываясь.
— Док… лидер? — Громовержец бросил удивлённый взгляд на Мегатрона. — Мне пришло уведомление, что Шоквейв попал в госпиталь.
— Уведомление?
— Я его резервный контакт, — пояснил сикер и Мегатрон с Хуком переглянулись.
Для логичного, насквозь продуманного учёного «резервный контакт» был верхом доверия. Кроме самого Мегатрона подобное имел только Саундвейв, связанный с Шоквейвом какими-то внутренними проектами.
— Вы общаетесь? — уточнил врач.
— Время от времени, — пожал плечами сикер, не совсем понимая, что происходит.
— То есть, можно сказать, что дружите?
— Ну… — сикер недоверчиво уставился на врача.
Понятие «дружба» к учёному применить было практически невозможно, потому что после эмпураты такого понятия у меха не остаётся в принципе. А чем там их общение считал Тандеркракер значения не имело. Он всегда старался помнить, что бывший сенатор не испытывает каких-либо привязанностей и даже понятие «долг» у него проходит по каким-то своим маршрутам логики.
— Короче, ты за него переживаешь, так? — уточнил Мегатрон, решив поторопить подчинённого.
— Да. Так. — резко кивнул сикер, замечая приоткрытую дверь в одну из малых палат, откуда четко слышалось затрудненное дыхание, изредка перемежаемое всхлипами. — Что с ним случилось?
— Как бы тебе сказать… — Хук бросил взгляд на Мегатрона, на приоткрытую дверь, задумчиво нахмурился и вдруг улыбнулся. — Знаешь, если ты и впрямь о нем переживаешь, тебе стоит это знать. Пойдем-ка со мной…
И посторонился, сделав рукой приглашающий жест.