Превратности судьбы.

Превратности судьбы

      Упрёки, разбитая посуда и неизменно сидящая в кресле Кристина, отходящая от нахлынувшей истерики, и, конечно же, ее мать, стоящая в проходе, и в очередной раз причитающая о том, какой я «непутёвый» и что я - «главная ошибка в жизни дочери». И, пожалуй, была в этом доля правды: если сначала я хоть как-то пытался настроить быт и отдалить нашу семью от вездесущей тёщи, то, в конечном счёте, мне стало всё равно. Нет, не так… как сказать, наверное, «всё равно» - слишком громкое словосочетание, просто я потерял особый интерес к семейной жизни, да и к жизни в целом.       Работа, дом, снова работа, иногда выезды на природу с друзьями и подругами, и, конечно же, каждый вечер ставшие уже традицией причитания, возмущения и упрёки её матери, ну и, разумеется, каждую неделю скандалы. Я не то сделал, не то сказал, не так посмотрел, «лайкнул ту тёлку в друзьях твоего троюродного брата в 16:20» и всё в таком духе.       Зачем мне такая жизнь? Я не знаю, другие терпят, потому что любят, кто-то терпит из-за финансовой или материальной выгоды – а я просто так привык. И не сказать, что я сильно люблю свою жену. Нет, любви у нас никогда особо и не было. Мы встретились в колледже и, как это принято, старались поскорее завести отношения, чтобы не быть белыми воронами. Кристина была хорошим вариантом: красивая, умная, умеющая поддержать разговор. Меня она, наверное, выбрала по тем же причинам. Это обычное дело: в пору юношеских метаний мы влюбляемся и мучаемся от своей любви или заводим отношения только ради отношений. Второй вариант – мой случай.       Моя супруга – ребёнок из неблагополучной семьи, я сирота из детдома. Мы отлично, я так думал, понимали чувства и терзания друг друга, и, конечно же, хорошо ощущали лишения партнера. Спустя полгода она переехала ко мне, а ещё через год забеременела. К тому моменту мы уже отдалились друг от друга, и она, и я понимали, что сделали неправильный выбор и живём не с тем человеком. И даже тогда мы жили вполне спокойно, и быт был налажен – ровно до того момента, пока её отец не привёл в дом любовницу и не выгнал мать, которая, по моему скромному мнению, «выжрала» мужу все мозги.       С этого момента начался ад. Я тогда был штатным младшим сержантом Вн. Сил и в целом на жизнь свою не жаловался. Кристина, беременная нашим ребёнком, ходила по тренингам, фитнесам и ТРЦ со своими подругами, и меня всё устраивало.       А потом всё рухнуло, посыпались постоянные претензии от тёщи: я мало зарабатываю, я не уделяю внимание семье, я не аккуратный и не ценю труд жены, у меня часто пачкается одежда, я не могу обеспечить её дочь будущим, я буду отвратительным отцом, и вообще, если бы не она и её Кристиночка, я бы уже давно валялся «обдолбанный» в канаве. Я терпел, привыкший ещё с детского дома, что молчание – лучший способ не провоцировать идиотов.       Я терпел, что было для меня не свойственно, учитывая, что человек я вспыльчивый и за словом в карман не лезу. Терпел, наверное, из-за ребёнка, которого носила жена. А потом мой мир рухнул. Ребёнок умер при родах.       Я пил. Пил, как последняя свинья, пытаясь погасить эту всепоглощающую боль в моём сердце. Мой ребёнок, как много счастья я хотел ему подарить, такого счастья, какого был лишён сам. Я мечтал о том, как буду брать его или её на рыбалку (пол мы решили оставить тайной), как буду отводить моего ребёнка в сад и забирать вечером, ведя за ручку домой по долгому пути через парк, покупая сладкую вату или мороженое. Мечтал о том, как поведу своего ребёнка в первый класс. Всему этому больше не суждено было сбыться. Моего ребёнка больше нет.       Это была та боль, которая ломает людей. Я был сломан, я не хотел жить. Единственный смысл в моей жизни, единственный лучик света в этом погрязшем в дерьме мире, погас, и я захлёбывался, я тонул в рутине этого «говна». Я не видел больше смысла, только апатия. Наверное, я тогда зациклился на своей боли. Наверное, тогда мне стоило быть рядом со своей женой, которая перенесла такую же потерю, но какой в этом смысл? Это было бы правильно, пожалуй, да, но в этом не было смысла. Дни перерастали в недели, недели в месяца, месяца в год. Моя жена отнеслась к потере ребёнка более спокойно, или, может быть, уже вернула душевное спокойствие к тому моменту, когда я наконец-то вышел из депрессии. И это меня подкосило.       И начались ссоры, скандалы, зачинщиком которых подчас была «обожаемая» мною Валентина Ивановна, с легкой подачи которой у моей жены появлялись мысли о любовницах, о том, что я хочу её вместе с матерью выгнать и ещё тысяча и одна «бредовая» причина.       Выдыхаю тугую струю горького дыма в пустоту подъезда, и мой тяжелый вздох эхом разразился в тишине, относительной, конечно же. Даже через дверь слышались звуки истерик Кристины, громкие выкрики – речёвки ее матери, что заставило меня вздохнуть ещё раз. Как же не хочется возвращаться в этот ад.       Не знаю, сколько уже тут стою, и сбился уже, сколько сигарет выкурил. Из соседней двери вышел сосед, и, встав неподалеку, тоже закурил. Снова достаю сигарету, но зажигалка никак не хотела работать, выдавая очередные искры вместо огня, что порядком начало бесить. После ещё одного «блять» в сторону адского изобретения, Андрей, так зовут соседа, протянул мне свой коробок спичек.       Затянулся, горькая горечь вновь наполняет меня, и я успокаиваюсь, возвращая коробок спичек обратно. Минута молчания, и в подъезде вновь слышны истерики Кристины. - Вот такая вот херня, Андрюха, – вздыхая, произношу я, понимая, сколько неудобств приносим соседям своими еженедельными скандалами. Тот лишь отмахнулся, попросив не париться.       Он задумчиво оглядел пепельницу, оценив сколько я тут уже «надумал» и тоже вздохнул, проведя рукой по коротким волосам почти белого цвета.       К слову, этот Андрей, живущий по соседству уже более трёх лет, всегда был личностью странной и тихой, почти ни с кем не говорил, никогда не жаловался и не возмущался, только иногда включал музыку «чуть выше», чем «нормально». Раньше он снимал квартиру то ли с другом, то ли с одногруппником, Антоном, вроде, кой была личностью на редкость мерзкой, просто кретином похлеще моей любимой тёщи. Да и дрались они с завидной регулярностью, но всегда тихо и без лишнего театра. - Мы тебе, наверное, уже надоели? – Устало улыбнулся я, вновь выпуская струю горького дыма. - На самом деле нет, – улыбнулся Андрей, - меня полдня нет, вторые полдня я в наушниках, так что мне всё равно.       Он затушил сигарету, отправляя её в долгий полёт в пепельницу. - Я думаю, тебе сложнее всё это переносить, – робко улыбнулся сосед, словно проверяя, не сказал ли чего лишнего и не обидел ли меня таким заявлением. - Ага… хрень, прям в глотке стоит, – рассмеялся я.       Он кивнул в сторону моей двери. - Не собираешься домой? Или решил выкурить все запасы сигарет? - Пока не то время, когда бы я горел желанием заходить в этот ад, – устало потерев переносицу, говорю я. - Если хочешь, можешь пока посидеть у меня, чем курить тут и гробить себя сверх меры, – пожал плечами Андрей, направляясь к своей двери. А я, потушив сигарету, пошёл вслед за ним.