Il est agreable de faire connaissance, Academie.

Пятнистые пальцы нервно подергивали кончик косы вниз, рука девушки смущённо пряталась за спиной. Энн Ширли-Катберт стояла у доски, в очередной раз наказанная мистером Филипсом. В такие моменты ей не хотелось думать о том, как на неё смотрит класс или как она выглядит. Гораздо приятнее было в эту же секунду представлять, что за спиной у неё появляются невесомые крылышки и она, в этот момент, овладевая своими чувствами и новыми силами, взмывает вверх, к потолку этой ненавистной школы. В глазах уже начинает загораться огонёк фантазии, но тут мистер Филипс всё же заставляет её спуститься на землю, прочь от мечтаний. - Энн! – его усы нервно дёргаются. – Я понимаю, последний год, грёзы уносят Вас далеко и надолго, но позвольте напомнить, что пока еще учебный год не завершился. И Ваше наказание тоже не завершено. Противный Билли крякнул со своего места. Не сдержав и смешка. Энн обвела взглядом класс и задержала внимание на этом чудаковатом и несдержанном парне. Билли Эндрюс... Помяни моё слово, Билли, тебя ждёт такая же участь. Энн опустила взгляд чуть ниже, на его руки. Они лежали на доске, на ней было написано что-то совсем уж неразборчивое, и даже с такого небольшого расстояния прочесть что-либо было нельзя. Рыжеволосая задумчиво смотрела на эти руки. На эту наглую улыбку, самодовольную и такую противную, что хотелось бы отвести взгляд, да вот только она знала, что эта самая улыбка её не скоро оставит в покое. Билли совсем не смотрел на провинившуюся в очередной раз девушку, он старательно (как ему казалось) выводил на доске буквы. Раньше эта доска, этот мел, даже эта парта принадлежали другому человеку. Билл просто сел на его место, пытаясь казаться умным, стать лучшим учеником класса. «Как жаль, что, заняв место самого умного парня, ты им не стал» - думала про себя Энн Ширли. Её губы тронула незаметная для учителя улыбка, она вспомнила предыдущего хозяина доски, мела и места за партой. Гилберт Блайт. Имя звучало так странно в голове, какие-то воспоминания, да, это были они, нахлынули на девушку вновь, и она уже смотрела на руки Билли Эндрюса, будто смотрела в пустоту. Гилберт был милым и умным. Возможно, он был её другом. А, быть может, и нет. Энн испытывала к нему всю палитру, весь спектр эмоций. Ей хотелось убить его, а через день уже идти вместе домой с занятий. Хотелось стукнуть так сильно, как только могла, а после, она помнила этот момент прекрасно, таскала ему книги домой. - Ширли. – голос мистера Филипса прозвучал совсем близко, не в воспоминаниях. – Урок окончен. И наказание, думаю, тоже. Девушка очнулась, отходя от образа темноволосого мальчишки напротив себя. Ей на секунду показалось, что на своём месте сидит Гилберт Блайт и привычно смотрит на неё, улыбаясь хитро и с каким-то выжиданием. Но нет, парта была пуста. Пуста! Широко распахнув глаза, веснушчатое чудо вскрикнуло и заторопилось к своей парте. В классе уже никого не было. Она наскоро сложила вещи в сумку, не забыв засунуть в самый маленький карман старое, запачканное чернилами перо. Нужно было быстро-быстро бежать, пока мистер Филипс не наказал её еще за что-нибудь. - Не так быстро, Ширли-Катберт. – у самых дверей он всё ж остановил её. Несносные усы вновь возникли в поле зрения ученицы и она, вздыхая еле слышно, подняла голову на учителя. – Слышал, Вы собираетесь сдавать экзамен в Академию Гилдфорда? Литература в списке Ваших экзаменов. Энн не ожидала таких вопросов. Таких обвинений, что выдвинул учитель в последнем предложении. И откуда он узнал о её желании поступить в Академию? Неужели Марилла рассказала ему или - еще хуже! – она написала об этом в ведомостях за экзамен? Девушка лишь кивнула и нахмурилась, явно не зная что же ожидать от мистера Филипса. Тот поджал губы, поднёс к усам палец и накрутил ус на него. Такой жест всегда сулил что-то страшное, в случае Энн так и подавно. Подавленно она ждала ответа, готовая убежать в любую секунду. В такие моменты не хочется вообще никуда не поступать, но Энн казалось, что она была выше этого, выше отказа от мечты, поэтому она просто терпеливо ждала вердикта от человека, в чьём мнении она не нуждалась никогда. Уважение, естественно, было, но сейчас, когда она готовится вступить в море своих грёз и желаний… - Думаю, тебе стоит много заниматься, Энн Ширли-Катберт. – брови мужчины чуть нахмурились. – Не волнуйтесь, с этим проблем не будет. Учитель развернулся и Энн собралась тут же уйти, тут же сорваться и убежать, как делала каждый раз, когда ситуация вынуждала это делать. Но кроткое «Стоять!» и вновь подошедший от своего письменного стола учитель не дал этого сделать. Он протянул ей тонкую книгу, повесть. Энн замерла, в голову стрельнула мысль, что не стоит брать это. Брать вещи из рук врага, из рук того, кто не первый год наказывает её и заставляет испытывать чувство вины и обиды. Но курносый любопытный нос не выдержал. - Жду анализа завтра, – вновь кротко объявил мистер Филипс. Энн нахмурилась, и она недоуменно посмотрела на учителя. Тот стоял, вновь недовольно осматривая ученицу. – Не слышала, Ширли-Катберт? Завтра. Жду анализа. Ты хочешь сдать экзамен или нет? Молча, совсем рассеянная девушка поплелась к двери. Рыжие волосы чуть потускнели от неопределенности в этот момент. Энн хотела бы что-то сказать, возможно, по привычке возразить, но на это не хватало ни смелости, ни сил, ни даже желания. Она закрыла дверь в школу непривычно спокойно, обычно она не жалея захлопывала её. В руках она всё ещё держала книгу, немного потрепанную. И вот ужас! Энн забыла сумку на своей парте. Вернувшись за ней, она тихонько прокралась в класс и застала учителя, сидящего за своим письменным столом. Она не видела его лица, просто схватила сумку и убежала. Мистер Филипс поддался вперед, провожая ученицу взглядом. Он улыбался.

***

Башмачки стучали по деревянным ступенькам, а после веснушчатый кулак начал дребезжать в дверь. Марилла открыла дверь и обеспокоенно посмотрела на девушку. Пятнадцатилетняя Энн Катберт сегодня была сама не своя, юбка вся в еловых иголках… Стойте, а ведь всё в порядке вещей, привычная грязь на юбке, спутанные волосы у висков, растрепанная коса. Что же не так? - Выглядишь обеспокоенной, Энн. – Женщина закрыла дверь за девчушкой и посмотрела на дверцу кухонного шкафчика, что была не закрыта. – Что-то в школе? Билли опять распускает слухи? Боже, Энн, я думала, что его слова уже давно пора не принимать близко к сердцу. Рыжеволосая мотнула головой и схватила с кухонного столика кусок сахару, небрежно закрывая ногой открытую дверцу. Она предпочла не говорить об этом, хоть всю дорогу и думала об учительской книжке. Девушка привычно забралась на тумбу, но Марилла тут же шлепнула её по коленке, несильно, но достаточно ощутимо, чтобы понять, что так садиться не следует. - Как ты думаешь, я правильно иду по своему пути? – чуть деловито и как обычно по-философски спросила Энн. – Литература может быть вообще не моим предметом. И моя беззаботность сейчас может привести к плохим последствиям. Мой путь - ложный? Марилла по-привычному не стала размышлять над необычной трактовкой её слов, а просто поставила чайник, пожимая плечами. Но, кажется, она поняла, к чему клонит её преемница. Но как же её переубедить? Литература - её талант. Марилла не находила слов, она не умела выражаться так же открыто, как девочка. Энн шмыгнула носом и посмотрела на женщину, на её сухие теплые руки. Марилла вот никогда не хотела поступать в Академию. И никогда не училась, так, как хочет учиться Энн. Марилла всё молчала, не зная, что сказать, она лишь буркнула что-то невразумительное и девушка сдалась; не задавая лишних вопросов, она покинула кухню. Быстро она поднялась с книгой, с новой учительской книгой в свою комнату и открыла окно, впуская весенний аромат ранних цветущих деревьев. Она быстро скинула с себя плотную кофту, которую теперь носила постоянно, затем расправила складки на кровати и прикрыла глаза. Нужно было успокоиться, Ширли-Катберт потянулась и подошла к зеркалу. Да, теперь в её комнате появилось и зеркало, и письменный стол, за два года многое изменилось. Что же, наверное, стоит рассказать, как маленькая неуклюжая веснушчатая девчушка превратилась в не менее веснушчатую девушку. Прошло два года (или три?) с того момента, как она попрощалась с Гилбертом Блайтом и, к своему ужасу, а, может быть, и к восторгу, начала заниматься уроками. Не было понятным, что нашло на эту вечно неугомонную мечтательницу, но она начала читать, читать много книг, а после услышала у соседки, что Академия Гилфорда набирает студентов в следующем году и, по мнению самой недовольной соседки в округе, Энн могла бы попробовать себя в роли студентки, а не чьей-нибудь жены. Традиции и обычаи были непреклонны и Марилла не хотела соглашаться на эту идею, но после, когда она посмотрела на Энн снова, в голову и мысль не могла прийти другая, что ей стоит заняться наукой. Кто же полюбит или возьмет замуж такую, как она? Сирота, почти без приданого, совсем не умеет слушаться, непокорна и своенравна. Вздор! Марилла сама приложила усилия к тому, чтобы Энн начала учиться. Хотела продать брошь, чтобы купить девочке письменный стол, но вовремя Мэттью Катберт отговорил её. Были и другие попытки что-то продать, но здесь помогла старая знакомая Мэттью, она отдала свой старый ненужный стол. Шаг за шагом, так Энн и начала ходить на занятия всё с большей охотой. Словесные поединки с Гилбертом теперь только снились девушке. Сравниться в чтении и в стихосложении с Ширли не мог никто. Потому что добровольцев-то и не было. Энн даже потеряла охоту блистать, теперь, когда Гилберта не было, она не могла никого победить в честном поединке. Даже Диана никак не могла сравниться с «морковкой». Но ей это было и ни к чему – Диана Барри блистала в языках. Мать, которая ценила способность дочери к языкам, наняла ей учителя из другого города и теперь Диана занималась почти каждый день французским, но гораздо более обширно и глубоко. Времени на прогулки, конечно, хватало, но девочки понимали, что времена меняются и шалостям на смену пришли уроки и забота о будущем. Мать и отец Дианы сулили ей богатого мужа, дом и прекрасных наследников, но Диана, вдохновленная мечтаниями Энн об Академии, решилась тоже попробовать себя в науке. Втайне от родителей, конечно. - Диана Барри, ты совершаешь огромную ошибку, задумываясь об учебе! – передразнила Энн мать Дианы, когда они проводили время у дубов. Девчушка с большим бантом, неизменным голубым бантом на затылке, рассмеялась. - Французский? Ты хочешь стать… учителем французского? Нелепица! Вот именно – нелепица. Кто бы мог подумать, что Диана, прилежная дочь и самое милое создание на свете способно изменить сценарий, по которому ей суждено было пройти? Тот, что написали родители своей рукой? Долгое время это было мечтой, а после тайно Диана писала работы на французском языке, писала стихи, переводила рассказы Энн. Они подолгу оставались у Катбертов дома, наверху, в комнате Энн, обсуждали их будущее. - Я так рада, что ты есть в моей жизни, Диана Барри, – честно признавалась «Морковка». – Я уверена, что наш путь будет полон открытий и незабываемых моментов. Мне жаль, что мы с тобой не будем рядом всё время, но я обещаю, что сердце моё к тебе не остынет, и я буду навещать… навещать тебя, каждый раз, как только смогу. - Энн Ширли-Катберт… - темноволосая подруга брала её за руки и сжимала несильно пальцы. – Я обещаю, что и я буду навещать тебя. И… я всегда хотела сказать тебе, что ты – самое настоящее сокровище. Écoute ton coeur*, Энн, моя Энн! И еще… L'amitié est une preuve de l'amour**, я безумно счастлива, что ты хранишь мои секреты. И я рада, что ты позволяешь мне хранить твои. Теперь они были заодно. Готовились, старались, не обращая внимания на вечные выходки Билли и его прихвостней и редкие истерики со стороны девочек из класса. Многие менялись, дружба, да и все отношения в классе перестали быть привычными. Но у обеих девушек были друзья – они сами. И если это не настоящая дружба, то что же?